Adsum (лат.) – Я здесь
Guarda e passa (ит.) —
Дантовское – «Взгляни и пройди»
Сосуд с душою треснул пополам.
И вот я здесь, отверженный, забытый,
От жалких смертных прячась по углам,
День провожаю, мрачной тенью скрытый.
Сосуд с душою треснул. Я предстал
В плаще заката в полумраке сада,
Где бледный луч на ветке трепетал
И пламенела пурпуром ограда.
Предстал и внемлю сонной тишине
Осенних красок грустного пейзажа,
Которых нет прекрасней в скучном сне,
Что называют жизнью. Из корсажа
Небес усталых льётся тусклый свет,
Со светом лампы в окон тьме сливаясь,
Где, как и я, один, шедевр поэт
Творит, искусства ядом упиваясь.
Не юноша то?! Дева… Иисус!
Ну, вот опять! Не выдержал… Признаться,
Сочувствую бедняге. Муки вкус
Достаточно познал он, чтоб остаться
Воспоминаньем в памяти моей.
Иль скажете, у чёрта быть не может
Воспоминаний об ушедших дней
Течении, что горестью тревожит
Порой вечерней в сумерек тиши?!
Увы, увы мне! Да, изгой, лукавый,
Бродяга вечный в поисках души,
Чей образ скрыт от взгляда величавый,
И что с того? Я жив, дышу! Ответь,
Читатель мой, ужели хватит силы
Тебе прогнать страдальца? Умереть
Я не страшусь, ступив на край могилы.
Ложатся на бумагу мрачной тенью
Слова как будто музыки мотив.
Не спит опять, несчастная, теченью
Рифм скорбный дух всецело посвятив!..
Ночное бденье вредно! До рассвета
Муз общество оставь и спать ложись…
В испуге вздрогнув, в ореоле света
Вскочила с криком: «Кто здесь? Покажись!»
Я вздрогнул тоже. Быть того не может!
Слова мои услышала она!
Ответить, что ли? Ни к чему. Встревожит
Её ответ, и, вскрикнув: «Сатана!», —
Прочь убежит. Тут надобно терпенье.
Заговорю с ней позже, а пока
В тени останусь, скроет отраженье
Копыт с рогами сумерек река.
У камина, где стоят подсвечники,
Грустный вечер тянется быстрей.
Ветки-стрелы целят наконечники
Жёлтых листьев в полумрак аллей.
В приоткрытых окнах ветра слышится
Плач унылый в омуте небес.
С каждым вздохом всё свободней дышится
И всё легче пишется. Да, бес
Я, и что с того? С гримасой горестно
Отвернёшься, рукопись тотчас
Бросишь в урну, не прочтя? Не совестно
Осуждать неведомое? Час
Твой пробьёт – предстанет пред судилищем
Скорбный дух, исполненный греха…
Но не буду я пугать чистилищем…
До того прозрачна и тиха
Сада мгла, что быть распятым хочется,
Чтоб восстать из мёртвых, как Иисус,
И предстать пред девою-пророчицей,
В алых бликов кутаясь бурнус,
Магдалины взглядом награждённым быть
В полутьме, где сполохом закат
Под эгидой яблонь узкой тропки нить
Красит, роз вдыхая аромат.
Фонарь луны над ветками навис,
Холодным светом сумрак озаряя
Просторной залы, сполохом карниз
Чертя уныло, скорбный дух вверяя
Творца заботам в сонной тишине
В сени кустов шиповника багряных,
Что в молчаливой сада глубине
Алеют средь теней, тоскою пьяных.
Промозглый вечер за столом один
Встречаю вновь, и, как циклоп, лампада
Зелёным глазом летопись седин
Моих ведёт средь шума листопада.
Пусть не поэт, сил хватит передать
Теченье мыслей на клочке бумаги.
Своим пером могу я созидать
И прорицать, как прорицали маги,
И девы юной дивные черты
Навек запечатлеть в строке бегущей,
Словно художник оживлять цветы
Палитрой красок осени цветущей.
Моё сердце немного щемило,
Луч лобзал тусклый контур песка,
Одиночество грустью томило,
Сонный блик трепетал у виска.
Гладь зеркальная вод отражала
Пламеневшую красками даль,
В ряби сполохов речка дрожала,
Хмурых туч созерцая вуаль.
Я приблизился к иве уныло,
Чуть касаясь копытом земли.
Сердце скорбное горестно ныло,
За холмом различая вдали
Силуэты крестов, что художник
Мрак мазками угрюмо писал.
Водрузив мольберт тьмы на треножник
Облаков, солнца диск угасал.
Очертания церкви в заката
Арабесках мой взор различал.
С плачем колокол духа как брата
У границы небесной встречал.
Пошлый, поверхностный век —
Слышится всюду. Недаром
В мир я пришёл… Человек,
Пользуйся правильно даром
Жизни, что дан тебе был
Высшею силой у грани
Неба, вдохнувшего пыл
Творчества в сумерек длани.
Смертный, ты вправе решить,
Как тебе жить в мире этом.
Я не зову согрешить,
Плод надкусив, пред ответом
Чтобы предстать у черты
Сада Эдемского, «Грешник!»
Глас чтоб воскликнул, кусты
Где тянет в небо орешник.
Я не зову согрешить,
Я призываю покорно
Сделать свой выбор, решить,
Что для тебя иллюзорно,
Верит ли в Бога душа.
Коль веришь в Бога, то в чёрта
Тоже. Что, мысль хороша?
Радуют глаз натюрморта
Линии. Выпит до дна
Кубок у яблок корзины.
Света вплетает луна
Тусклую нить в паутины
Тонкий узор у стены,
На подоконник бросая
Отблеск лучей, что полны
Грустью, как осень босая.
Sannio! Histrio! (лат.) – Шут! Актер!
Раздался сатанинский смех.
Я отшатнулся. Отсвет бледный
Упал на плащ. «Несущий грех
Явился», – оглушил победный
Крик в полумраке облепих.
Седой старик взирал с балкона.
Я поклонился. Он затих
У тусклой грани небосклона,
Полуслепых глаз устремив
Горящий взор в глубины сада,
Где я стоял под сенью слив.
Заката пурпуром ограда
Пылала за моей спиной,
И ветки сонные клонили
Деревья к лужам. С Сатаной
Покуда встреч не отменили.
Я шляпу приподнял чуть-чуть.
Он губ бескровных очертанья
Кусал от злости. В сумрак путь
Я свой продолжил. До свиданья!
Дорога шла берегом моря,
И волны взирали в тоске,
Как вечер, исполненный горя,
Чертил силуэт на песке
Нечёткий фигуры угрюмой,
Что куталась в плащ у границ
Чертога небесного, думой
Печальной охвачена. Ниц
Клонились унылые тени,
И глазом циклопа взирал
Диск солнца, как неба ступени
Целуя, закат умирал,
Усталый задумчивый странник.
Обидно, но я не поэт,
Не муз Аполлона избранник!
Увы, мне божественный свет
Неведом творца вдохновенья,
Ведь чёртом в аду был рожден
Я, духа не зная томленья
Средь пекла. Тонул небосклон
В сиреневой дымке. Скучая
У волн колыбели, брёл вдаль
Я, в сумрачной мгле различая,
Как таяла света вуаль.
Настроение часто меняется,
Но последнее время в тоске
Я встречаю закат, когда кается
Магдалина в слезах на песке.
Блики в тусклой палитре сливаются
Скорбной осени. Голых ветвей
Лучи бледные сонно касаются.
Возле розы куста соловей
Плачет горестно в страсти смятении,
В песне чувств оживляя огонь,
В перламутровых веток сплетении,
Что шипами пронзают ладонь
Святотатца, который пытается
С куста срезать пурпурный бутон.
Кровь увидев, несчастный старается
Её вытереть. Жалобный стон
Рвётся с губ. Прочь шагает в пленительный
Сумрак сада. Оставшись один,
Я смотрю на эскиз удивительный
Спальни, где в полумраке гардин
Тёмных окон раскрыт пред лампадою
«Фауст» Гёте и бюст на столе.
Шорох платья расслышав, с оградою
Вновь спешу тенью слиться во мгле.
Кто не слышал ветра плача в сонных
Кипарисов кронах, когда плат
Облаков, как небеса бездонных,
Чертит алым сполохом закат
В час, когда пленительные тени
В хороводе листьев ворожат,
В полумрак ведущие ступени
Обнимая; вороны кружат
Над скамьей у веток акварели,
Пятнами чернея средь крестов
На могилах, сумрака свирели
Слушая мелодию; цветов
Пламенеют бликами букеты
У портретов в полутьме оград,
В лепестков желтеющих лорнеты
Созерцая с грустью листопад,
В кляксах луж бредущий по дорожке
Под тоскливый стон колоколов
Где-то там, в сиреневой сторожке,
Где колдует вечер-змеелов?
Смеясь, я плачу, плача, я смеюсь,
Пером бумаги вдумчиво коснувшись,
Теченью дум всецело предаюсь,
В заката плащ пурпурный завернувшись.
Взор скорбный чистый изучает лист.
На нём я б мог нарисовать картину,
Как Иоанн, вам всем Евангелист
Знакомый, совершает в Палестину
Паломничество или как Иисус
В пустыне, искушаем Сатаною,
Страдает, но не гений я. Бурнус
Склонился веток грустно надо мною.
Увы, читатель, я всего лишь чёрт,
Исполненный безудержной надежды
Увековечить жизни натюрморт,
Не перепачкав красками одежды,
Который любит созерцать души
Мистерию, природы вернисажа
Шедевры в упоительной тиши
Пленительного осени пейзажа,
Пустого сада сумрачных дорог
Шагами мерить даль слепую тихо,
Переступая вечности порог
У окон, где желтеет облепиха.
По сыпучему гравию склона
Я спустился к полоске реки,
Над которою неба икона
Нависая, чертила пески
Одинокого берега. Рвался
Ветер в кронах коснуться руки.
Горизонт с очертаньем сливался
Веток ивы в порыве тоски.
Контур белого платья читая,
В сумрак листьев я тихо шагнул.
Дева, книги страницы листая,
Над водою склонилась. Прильнул
Вечер к косам пшеничного цвета
Поцелуем несмелым. Закат
Ореолом неяркого света
Красил туч пламенеющий плат.
Камень креслом служил дщери Евы,
Отражение зревшей у вод
Молчаливых зеркал под напевы
Заунывные. Стыл небосвод
В её синих зрачках. В тьмы объятье
Что-то, плача, шептала она,
Прижимая ладонью распятье
Скорбно к сердцу, страданья полна.
Y yo muero, porque no muero (исп.) —
И я умираю, потому что я не умираю.
У пруда было сыро. Беседки
В полумраке читалось пятно.
Облепихи дрожащие ветки
Целовали небес полотно.
Мокрых трав ледяное дыханье,
Ветра плач в молчаливых ив
Кронах горестных – вот описанье
Пережитого. Всё ещё жив…
Шут, фигляр, беззаботный насмешник
Был я прежде, как Дважды Шестой,
Сын заблудший мой, ныне. Орешник
Облака попирали пятой,
Когда Фауста я на закате
Искушал в кабинета тиши
И в окна полустёртом квадрате
Сад виднелся. Бессмертной души
Обсуждали мы цену у ряда
Полок с книгами возле реторт
На столе. Чёрной магией взгляда
Доктор был очарован. «Ну, чёрт,
Весь я твой!» – он воскликнул, лишь кровью
Подпись вывел на мятом листе.
Ангел, с плачем склонясь к изголовью,
Прошептал: «Прощай, брат во Христе!»
И растаял как тень. Я остался.
Мрачный Фауст, нахмурясь, взирал,
Как забрал я бумагу. Мрак стлался
За спиной, где закат умирал…
Божественной мелодии рыданье
Наполнило тоскою мою грудь.
С подругой ночью отложив свиданье,
Во тьму аллеи я продолжил путь.
Таинственная музыка манила,
И я покорно следовал на зов,
Туда, где круг небесного кадила
Желтел средь туч загадочных оков.
И ничего мне не было дороже,
Чем этот сердце трогавший мотив.
И я дрожал. И не было той дрожи
Прекрасней чувства. Ветки опустив,
Игре внимали яблони. В тревоге
В пурпурных кронах ветер колдовал,
Следя, как тенью в полумрак дороги
Я следовал. Скучающий овал
Небес угрюмых в листьев акварели
Едва заметно взгляду проступал,
И кляксы луж потерянно серели,
Когда я в них копытом наступал.
Всё ближе, ближе. Наконец, у окон,
Раскрытых в сад, я замер, чуть дыша.
У пианино дева в белом. Локон
Щеки касался. Плакала душа
От предвкушенья с Богом скорой встречи
У лестницы, ведущей в райский край.
Ей ангел, руки положив на плечи,
Шептал на ухо горестно: «Играй
Же, грешных души пробуждая, к Богу
Чтобы свои направили шаги,
К небесной грани различив дорогу,
Хоть и не видно было бы ни зги!»
С кем не случается внезапного испуга,
Когда закат задумчивый ветвей
Касается и на скамье подруга
Сердечная сидит, и соловей
Поёт над роз раскрывшихся бутонов
Феерией пурпурною в тиши
Аллеи сонной среди ветра стонов,
Когда в порыве страсти две души
Стремятся слиться, стать единым целым
И губы тянутся застенчиво к губам
В глубинах сада, где мрак чёрно-белым
Крадётся змеем по стволам-столбам,
Что купол неба серый подпирают
Над головой, и хочется сбежать,
Но нету сил, и искры догорают
В глаз тёмных бездне, света отражать
Переставая тусклые оттенки
И отблески алеющих лучей,
И пальцы рук дрожащие коленки
Ласкают, тая в омуте очей?
Что, вздрогнули? Картина вам знакома?
Я сотни пар возлюбленных встречал
Под сенью клёнов поодаль от дома.
Я по глазам их, право, отличал
От тех, других, кому не ведом чувства
Огонь в груди, кто глух к призывам Муз
И отрицает магию искусства,
Как недостойный изученья груз.
Сия напасть меня не миновала.
И я к ногам Тринадцатой припал,
Слова любви твердя у покрывала
Опавших листьев, что чертил опал
Унылый солнца у размытой грани
Земли и неба, красотой пленя
Изящных черт, когда с тоскою длани
Теней угрюмых обняли меня.
Иероглифы лунного света
Мрак чертил среди пены морской
Арабесок волны, что поэта
Красотою пленяли, покой
Забирая и к морю любовью
Наполняя чувствительный ум,
Когда пурпурный луч к изголовью
Припадал на закате. Вновь дум
Был я полон. Исполнен страданья,
В вихре брызг завывал за окном
Горько ветер-бродяга. Свиданья
С ароматным стаканом с вином
Отменять я не стал, упиваясь
Терпким вкусом при свете свечей.
Полоса моря, с неба сливаясь
Чертой, таяла в бездне очей.
У камина средь бюстов и ряда
Гобеленов я в кресле писал,
И пленяя красой, как наяда,
Тусклый луч на странице плясал.
Как Синдбад бороздить океаны
Я б хотел, а не грешников в ад
Эскортировать. Дивные страны
Посетить, что секреты таят
Недоступные смертного взору
И ценней оттого в сотни раз
Для того, кто замыслил на гору
Каф взобраться и углями глаз,
Изумрудной скрижали касаясь
Хмурых туч, лик земли изучать
И, красою ее наслаждаясь,
Каждый день в дневнике отмечать
Парой фраз, пускай едких, читатель,
Но правдивых, не так уж давно
Пережитых, которых издатель
Не отвергнет, промолвив: «Смешно!»
Улыбаться Богу, право, не приучен,
Оттого и беды все мои. Гоним
Отовсюду, прячусь у небес излучин,
Полумраком сада бережно храним.
Как певец заката, в даль аллеи сонной
Я привык украдкой пробираться. Жаль,
Что один я вечно у черты бездонной
Облаков, что веток обнимают шаль.
Годы, что провёл я с Фаустом, бесспорно,
В памяти оставят навсегда свой след,
Но в безумном мире этом иллюзорно
Всё, включая память. Одинокий свет
Взор прочёл во мраке сумрачного сада
И, кусты раздвинув, я увидел дом,
Лужи у скамеек. Шёпот листопада
Слух расслышал. Ветер гнался за листом
По дорожке. В окон омуте тускнея,
Комната виднелась кляксой в темноте
Ночи. И охвачен робостью, бледнея,
Я припал щекою к стекол пустоте.
Лампа Аладдина спальни освещала
Узкое пространство. Стол, кровать и ряд
Полок – вот и всё, что комната вмещала.
Но не в книгах дело. Различил мой взгляд
Чудные картины в деревянных рамах:
В кимоно фигуры, парки и мосты,
Изваянья Будды в обветшавших храмах
И в прудах кувшинок белые цветы,
И значков в квадрате чёрных паутину,
Выведенных кистью трепетной рукой;
В кресле на балконе старого мужчину,
Кто смотрел на небо с верой и тоской,
Созерцая лунный диск в лучей мерцанье;
Сад камней и лодки в заводи средь мглы.
И невольно сердце Бога отрицанье
Мне пронзило словно остриё иглы.
Вдоль горы вилась тропинка.
Вечный странник Агасфер,
Брёл я в сумрак, и картинка
Перед взором высших сфер
Проступала. Очарован
Томной осени красой,
В кандалы тоски закован,
Весь заплаканный, босой,
Вечер брёл по лужи кромке.
Различив мой силуэт,
Поклонился. На котомке
Луч пурпурный менуэт
Танцевал. Дрожали тени,
Корча рожи в облепих
Жёлтых платьях. Раб мигрени,
Шёл всё медленней я. Стих
Ветер в кронах. Трепетали
Листья над грядой камней,
И потерянно блуждали
У стволов во тьме огней
Отраженья. Странник вечный,
Князя преданный вассал,
Погружённый в бесконечный
Поиск грешных душ, писал
Кто пером о пережитом
На страницах дневника,
В свете сумрачном, разлитом
Над дорогой у песка
Узкой грани, друг читатель,
В чёрной рясе я попа
Лик узрел. Один создатель
Был у нас. Одна тропа
Нас вела судьбы навстречу
Приговору. Час Суда
Я у Люцифера встречу
Трона, зная, что пуста
Жизнь, как амфора с дырою,
Сквозь которую вино
Пролилось, страстей игрою
Плоть пресытив. Коль смешно,
Смейтесь! Пролегал фигуры
К церкви путь среди крестов,
И чертил пятно тонзуры
Луч у мрачных клякс кустов…