Николай Григорьевич Хлебалов был в бешенстве.
– Ты же говорил: все схвачено! – прорычал он в трубку. – Только деньги – и все!
– Говорил, – согласился Медведев. – Кто ж знал, что эти суки из Центробанка нас так кинут? Москва, она и есть Москва. Кто же знал?
– Ты, Руслан! Ты должен был знать! Из-за тебя я в полной жопе, понял?
– Ладно, Николай, не кипятись. Я тоже потерял. Причем больше тебя. Не ссы, Коля! Мы еще поборемся! У меня в Москве тоже не последние люди на подсосе сидят. Разморозим!
– Когда, твою мать?
– Ну… не сразу.
– Вот! А мне через две недели кредит Филину возвращать!
– Ну и хрен с ним! Стрелять он тебя не будет. Ты ж в своем Никитске, как в крепости.
– Стрелять не будет, а кислород перекроет. Мне товар через его территорию возить, понял?
– Ты меня на «понял» не бери! – неожиданно взъярился Медведев. – Хочешь отвалить – отваливай! Денег без меня ты все равно не получишь!
Хлебалов промолчал. Только зубами скрипнул.
– Ладно, – буркнул его собеседник. – Погорячились и хорош. Ты, Николай Григорьич, решай сам, но мой тебе совет: держись за меня. Сурьин тебя не любит. А деньги нужны, так я тебе займу. Под стандартный процент, конечно. Думай!
И отключился.
Хлебалов выругался. «Стандарт» Медведева составлял двадцать пять процентов в месяц. Это даже не грабеж – разбой. Что же делать? Ну да, у себя в Никитске он – «князь». Но дальше – хрен! Москва, Москва… Черт! Как ему нужны прямые связи! Но между ним и Москвой – все эти кабаны ширгородские: Медведев, Сурьин… «Герцоги» хреновы! Твари хитрожопые! Друг другу глотку вырвать готовы, но, стоит кому со стороны сунуться, – сразу по башке. Всё – на посулах, обещаниях. Хлебалов нужен. Хлебалов – фигура. На ширгородском уровне. Пока – на ширгородском. Рано или поздно, но он прорвется. Но хочется не «поздно». Хочется – сейчас! Такие перспективы… Черт! Надо срочно решать с наличкой. Филин, бля, конкретно обидеться может. Может, и пацанов позавчера покрошили с его подачи? Нет, вряд ли. Филин – крутой, но не отморозок. Свою выгоду понимать должен. Но бабки надо отдать…
Николай Григорьевич откинулся на спинку кресла, потер ладонями гладкий череп и стал думать. Результатом его раздумий были два письма, которые, не доверяя никому, он составил собственноручно, упаковал и положил в секретное отделение стола. Такие документы следует отправлять не почтой, а курьером. Специальным курьером.
Веня Застенов стоял, можно сказать, навытяжку перед шефом и докладывал:
– Напавших было до десяти стволов. Били из СВД, «калашей» и «мухи». Использовали гранаты. Стену сломали, предположительно, кумулятивными фугасами сразу в трех местах. Но атаковали только через одну брешь. Охрану положили всю, причем на двоих – следы пыток…
– Что они могли сказать? – перебил Хлебалов.
– Ничего, – успокоил Веня. – Обычные стрелки. Зуб даю, пытали их насчет девки!
– Допустим, – хмуро произнес Хлебалов. – Продолжай.
– Дом обшмонали, унесли всю жрачку, оружие. Закидали в два джипа, наших, кстати, и увезли. По грунтовке мы их отследили, а на шоссе, понятное дело, уже нет. Гаишники их не отметили. Потери противника неизвестны. Чужих трупов нет.
– Выходит, восемь наших против их «неизвестно»! – желчно констатировал Хлебалов. – Облажались по полной!
– Было бы хуже, если бы им досталась девка! – резонно возразил Застенов. – Не расстраивайтесь, Николай Григорьевич, там были не лучшие наши стрелки. Мы ж думали: надо просто девку постеречь – и все дела.
– Думали! – мрачно буркнул Хлебалов. – Думали, бля! Что, я все должен предусмотреть? Сами – ни хрена! По Яблоку что выяснили?
– Ничего, – огорченно ответил Застенов. – Опера нашли лежку снайпера, просчитали, что он весит килограммов восемьдесят-девяносто, обувь сорок четвертого размера. Больше ничего. Винтовку он забрал с собой. Будут искать, только… Хрен найдут, так я думаю.
– Ментам я уже дал взъебку, – сказал Хлебалов. – Пообещал: не найдут убийцу – сниму с дотации.
– Они ж разбегутся! – удивился Стена. – Опера говорили: им государство по две с половиной деревянными платит. Курам на смех!
– Вот пусть на государство и бездельничают. А на меня пахать надо! – разъярился Хлебалов. – Жирновник, собака! Я его полковником сделал, дом подарил, ублюдков его безмозглых в университет устроил! Не найдет мне снайпера – выкину к херам на пенсию! Все, вопрос закрыт!
– А что по поводу нападения? – спросил Застенов. – Тоже пускай менты роют или сами?
– Сами! – отрезал Хлебалов. – Перестрелка, восемь трупов – это на организованную преступность тянет. Поэтому из сводок все вычеркнуть, а всех, кого ты привлекал, строго предупредить, чтоб пасти на замке держали. У меня в городе – никаких банд и мафий. А все остальное – по среднероссийским показателям. Теперь вот что: найди мне курьера. Надежного, как швейцарский банк. Надо доставить два письма. Одно – в Ширгород, Сурьину. Второе – в Железноводск, Филину.
– Какая охрана?
– Сколько сочтешь нужным. А Фоме скажи, сколько билетов из Ширгорода в Железноводск заказывать. Вопросы есть?
– Да. Николай Григорьевич, – Застенов замялся. При его могучей комплекции это выглядело даже забавно. – Николай Григорьич, хочу вот спросить… Что вы насчет Алеши решили?
Хлебалов усмехнулся:
– Пока ничего, не бойся.
– Я не боюсь, Николай Григорьевич, но не хотелось бы… В общем… Ну чем вам может быть опасен мальчишка?
– Пока он у меня в доме – ничем, – согласился Хлебалов. – Ты, Веня, не нервничай. Я найду, как его использовать.
– С дочкой Булкина? – оживился Застенов.
– Нет, – отрезал Хлебалов. – Ситуация изменилась. На нее у меня теперь другие планы. А с Алешей твоим определимся, не беспокойся. Мне он тоже по душе. Да и прав ты: пацан он еще.
– Вот и мне думается, Николай Григорьевич, в наши дела его посвящать не стоит. Он мальчик правильный, но может не понять, – рассудительно произнес Стена.
– Ты, Веня, думай о том, что тебе говорю я! – внезапно рассердился Хлебалов. – Иди, подбери мне курьера.
Папка, принесенная Алексею, оказалась на удивление толстой и содержала множество справок, протоколов, копий запросов, предписаний… и относительно мало конкретной информации. Было установлено, что «БМВ», в которой ехали родители Алеши, столкнулась с выскочившим на встречную полосу тяжелым грузовиком-фурой. Грузовик принадлежал украинской транспортной фирме, специализировавшейся на перевозке свежих фруктов, коими фура и была загружена. Водитель и пассажиры «БМВ» погибли. Водитель фуры, ранее судимый Цупиков Станислав Петрович, скрылся. Подан в розыск. Установлено: пассажиры «БМВ» Шелехов Игорь Алексеевич и его жена, Шелехова Светлана Даниловна, ехали в Никитск, на встречу с Юматовым Ефимом Аслановичем. Последний, как стало известно из показаний секретарши Шелехова, особенно настаивал на приезде Светланы Шелеховой и срочности ее приезда, что секретаршу несколько удивило. Сам Юматов показал, что, действительно, пригласил Шелеховых, и объяснил это тем, что нашел серьезных спонсоров для Фонда «Образование», который возглавляла Шелехова, директор Курганской средней школы номер один. До этого времени Фонд финансировался главным образом из прибылей Курганского металлического. Юматов собирался сделать Шелеховой сюрприз. Проверка показала: спонсоры, действительно, существовали и были готовы помочь Фонду. Правда, суммами не такими уж значительными. В общем, круг подозреваемых свелся к одному человеку, сбежавшему Цупикову. Постановлением следователя прокуратуры города Никитска дело было приостановлено до тех пор, пока подозреваемый не будет найден. До настоящего времени Цупикова так и не нашли.
В общем, все было просто и ясно, кроме одного. Алексей очень хорошо помнил участок дороги, где произошло столкновение. Не далее как вчера по нему проезжал. Трасса там лежала прямо, как стрела, и была достаточно широка. Оставалось загадкой, почему фура внезапно выскочила на встречную полосу. Внезапно, потому что водитель Шелехова, в прошлом неплохой раллист, даже не сделал попытки уклониться от столкновения.
– Посмотрел? – равнодушно спросил секретарь Хлебалова, взяв у Алеши дело. – Хорошо.
– Фома, – сказал Алексей. – Скажи, где я могу найти Алену. Я заходил к ней в комнату, но ее там нет.
– Нет, – согласился секретарь. – Она уехала.
– Как уехала? Куда?
– Думаю, Алеша, вам это знать не обязательно.
– Николай Григорьевич поручил мне приглядывать за ней, – возразил Шелехов.
– В этом больше нет необходимости.
– Куда ее увезли, Фома? – Алексей начал сердиться. – Я хочу знать!
– Это ни к чему.
– Хорошо. Николай Григорьевич у себя?
– Николай Григорьевич уехал.
– И когда он вернется?
– Не скоро.
– Фома! – Алексей наклонился через стол, отодвинул в сторону бумаги, в которые уткнулся секретарь. – Фома, где девушка?
Фома поднял на Шелехова тусклые, ничего не выражающие глаза. Алеша с удивлением обнаружил, что ресницы у хлебаловского секретаря накрашены.
– Вы никогда больше ее не увидите, Алеша, – сказал Фома. – Так что забудьте о ней и не мешайте мне работать, не то я вызову охрану.
– Зови! – покраснев от ярости, крикнул Алексей. – Посмотрим…
Он не успел договорить, как чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо. Шелехов стремительно обернулся…
– Спокойно, – сказал Застенов. – Спокойно, парень. Оставь в покое бедного Фому и пойдем. Нам надо поговорить.
Замаскированная свежими ветками охотничья избушка пряталась в тени трех лохматых сосен. Ее дощатая дверь, обтянутая изнутри зеленой капроновой сеткой, была распахнута. Прямо на пороге, подложив под голову мускулистые руки, лицом вниз спал человек. С десяток комаров трапезничали, расположившись на его короткой шее, плавно переходившей в бритый затылок. Спящего не беспокоили ни птицы, ни гудение примуса, на котором стоял котелок с водой, ни ритмичные звуки входящего в дерево клинка: приятель спящего развлекался метанием ножей. Чуть поодаль от избушки, аккурат между соснами, стоял темно-синий «митцубиси-паджеро», прикрытый армейской маскировочной сеткой и хвойными лапами.
– Ты меня не любишь, не жалеешь, – напевал метатель ножей.
Вернее, это звучало так:
– Ты… Хряп!.. Меня не любишь… Хряп!.. Не жалеешь… Хряп! Может… Хряп! …Я немного некрасив… – Десятисекундная пауза на извлечение ножей.
Не следует думать, что метатель портил деревья. Мишенью ему служила привязанная к стволу доска с намалеванным силуэтом человека.
Вода закипела, и метатель прервался, чтобы засыпать в котелок быстрорастворимый суп.
Спящий, которого не могли разбудить шумы, тут же проснулся, сел и потянул носом.
– Жрать, Ленечка? – спросил он с надеждой.
– Ну, – последовал лаконичный ответ.
Проснувшийся потер ладонями лицо.
– Эх-эх, – сказал он. – Приятная новость в скверные времена. Где мои детские мечты?
– Не тренди, – буркнул метатель и негромко свистнул.
Сверху упала веревка. Через секунду по ней соскользнул вниз третий, в камуфляже, с винтовкой на спине. Винтовку он тут же снял, бережно прислонил к стволу.
Тот, кто проснулся, тем временем «накрывал на стол».
– Кем я только не был, – приговаривал он. – Десантурой, бандитом, моряком, даже, ты не поверишь, Ленечка, правой рукой одного гуру. Но никогда, никогда я не жрал так скудно, как нынче. Ты согласен, Сивый?
– Дурак ты, Монах, – сказал Сивый. – Ленечка, у нас хлеба больше нет.
– К макаронам хлеб не нужен, – отрезал «кулинар», раскладывая по мискам варево.
Трое, присев на корточки, молча принялись за еду. Внешне, если не считать недельной щетины, они имели мало общего. Монах – здоровый, широкомордый, жирноватый, похожий на типичного «нового русского», только слегка помятого бурной жизнью. Сивый – подтянутый, невысокий, короткие волосы «перец с солью». Ленечка – тощий, некрасивый, с выдвинутой вперед узкой костлявой челюстью. Но в их позах, движениях, манере есть прослеживалось нечто сходное.
На поясе у Ленечки запищала рация. Не переставая есть (миска с макаронами непонятно как удерживалась на его остром колене), Ленечка включил прибор.
– Дичь, орлы! – бодро сказала рация. – Черная вольва из барской конюшни. Так что ноги в руки – и наперехват.
– Где она сейчас? – невнятно, жуя, спросил Ленечка.
– Двенадцатый километр. Держит за сто.
– Понял тебя, Бессон! – Ленечка отключил рацию. – Харе жрать, мужики! Поступила команда: «К бою!»
Сивый аккуратно поставил миску, встал и подошел к винтовке. Монах поспешно запихнул в пасть остатки макарон и вслед за Ленечкой, старшим, бросился в хижину. Выскочили оба уже в брониках, зеленых армейских касках, с автоматами наперевес.
– Марш! – скомандовал Ленечка, и тройка устремилась к шоссе. Тучный Монах не отставал от своих поджарых приятелей.
На холме, прямо над знаком «сужение дороги» рос старый вяз. Сивый метнул крюк. Железка ушла вверх, унося за собой веревочный «хвост». Через несколько секунд Сивый уже вскарабкался, вернее «взбежал» по стволу и скрылся в густой кроне. Снизу, если встать вплотную к стволу, его еще можно было разглядеть, но с дороги – никогда.
По знаку старшего Монах перебежал через дорогу и прилег за сизым от мха валуном, а сам Ленечка устроился в сухой, густо заросшей бурьяном придорожной канаве. Все три позиции были выбраны заранее и проверены с необычайной тщательностью людьми опытными и понимающими, во что обойдется ошибка.
Прошло минут десять. Время от времени раздавался рев мотора, очередная машина взлетала по дороге вверх, переваливала через высшую точку, скатывалась вниз и уносилась дальше, к Ширгороду.
Над головой Ленечки раздался негромкий свист. Еще через минуту на пригорок вылетела облизанная вольва с тонированными стеклами.
Два выстрела с треском разорвали воздух. Вольву «повело», закрутило. Задние, простреленные, колеса угодили в канаву, машина тут же завалилась (слышно было, как внутри «выстрелили» «подушки»), перевернулась разок, зафиксировалась в положении «на боку» и заглохла. Наступила тишина. Ленечка и Монах остались на своих позициях: удар был не настолько силен, чтобы содержимое вольвы превратилось в бесформенную массу. Тем более оба знали: «вольво» этого класса относятся к числу самых безопасных автомобилей.
Со стороны Ширгорода проехал грузовик. Если его водитель и заметил свалившуюся в кювет иномарку, то никак не отреагировал.
Наконец дверца лежащей на боку вольвы открылась, и оттуда, оттолкнувшись руками, как из танкового люка, проворно выскочил мужчина с пистолетом в руке. Выскочил, спрыгнул и залег. За первым – второй, третий… Четвертого Ленечка срезал короткой очередью, и бедолага свалился обратно в машину. Остальные тут же открыли беспорядочный огонь. Ленечку они не засекли.
Бойцам дали возможность пострелять, затем, когда они немного успокоились, пальнул Монах. Он ни в кого не попал, просто обнаружил свое местоположение. Пассажиры вольвы тут же принялись лупить из пистолетов. Монах, поддерживая их энтузиазм, еще разок выстрелил, подняв над головой автомат. Сам он высовываться из-за камня не собирался: его задача – отвлечь.
Пока внимание противника сосредоточилось на противоположной стороне дороги, Ленечка быстренько пробежал по лесу метров тридцать, выхватил гранату и отправил ее в гости к неприятелю.
Взрыв. Визг осколков, звук рвущегося металла…
Сивый сверху видел и канаву, и дорогу в оба конца. Видел он, как ехавшие из Никитска «Жигули» ударили по тормозам, резко развернулись и рванули обратно. Разумное решение. Еще он видел, как за полминутки до взрыва один из пассажиров вольвы отделился от остальных, пригибаясь, пробежал по канаве метров тридцать и залег. Хорошая идея. Если незаметно пересечь дорогу, то можно взять укрытого стрелка в клещи. Идея хорошая, но не реализовавшаяся. Сивый выстрелил, когда взорвалась граната. Попал. С такого пустякового расстояния он попал бы даже из пистолета, не то что из СВД.
К опрокинутой машине трое налетчиков подходили очень осторожно, поскольку внутри мог скрываться пятый пассажир.
Ленечка предостерегающе поднял руку.
Кап-кап-кап…
Звук явственно слышали все трое. Монах потянул носом, сделал отрицающий знак: не бензин. Тосол, скорее всего.
Сивый встал в десяти шагах с поднятой винтовкой. Монах спрыгнул на машину. Вольва качнулась. Присев, как штангист, поднатужившись, Монах выволок наружу убитого и скинул в канаву, заглянул внутрь и крикнул:
– Пусто!
Передав Ленечке винтовку, Сивый полез в машину, повозился там некоторое время и вынырнул с кейсом в руке. Пока он обыскивал «вольво», Монах сноровисто обшарил убитых, рассовал по карманам документы, деньги и оружие.
Сивый, пристроив тяжелый кейс, маленький переносной сейф, на колено, внимательно изучал кодовый замок. Его товарищи молча наблюдали.
От интересного занятия Сивого отвлек жужжащий звук, хорошо знакомый всем троим. Не сговариваясь, они нырнули в лес и притаились. Первым, на приличной скорости, через бугор перевалил грузовик-дальнобой. Перевалил и умчался. Вертолет появился минутой позже. Появился и завис над дорогой.
Монах сделал пренебрежительный жест: машина была гражданской. Конечно, и на гражданской машине мог быть тепловой детектор и ловкие парни с оружием. Но трое приятелей тоже были ловкими парнями и тоже не с голыми руками.
Вертолет снизился до уровня древесных верхушек. Потоки воздуха сотрясали сосны, от рева закладывало уши. Сивый опустился на колено, тщательно прицелился…
Три выстрела почти слились в один. Вертолет дернулся, «подпрыгнул» вверх и тут же камнем ухнул вниз. Упади он на кроны деревьев, у тех, кто внутри, оставался приличный шанс выжить, но стальная стрекоза рухнула прямо на дорогу. Грохот, скрежет – и оглушительный взрыв.
– Все! Уходим! – перекрывая рев пламени, крикнул Ленечка, и трое пустились в обратный путь.
Последним, с кейсом в руке, опять бежал Монах.