Проснулись диверсанты с рассветом, вместе с многочисленным зверьем и птицами, которые засели в густых ветвях и никак не желали показываться на глаза. Только яркие попугаи смело порхали в вышине, да корчили рожи бесшабашные макаки, закидывая солдатский бивак фруктовыми шкурками.
Вадим с неудовольствием ощупал подбородок и щеки. Проклятая щетина, стоило расслабиться, полезла из каждой поры. Но не бриться же ножом, хотя у Ирвина, кажется, даже мыло имеется. Воды, впрочем, жалко, и так не хватает. Или росы насобирать? Нет уж, сойдет и так.
Через пару километров к югу появились первые приметы того, что поблизости находится человеческое жилье. Явно обобранные плодовые деревья, истоптанные прогалины в зарослях, а в довершение – лай собаки.
– Что это? – с тревогой прошептал Ирвин, втягивая носом воздух. – Еще и собак притащили! Я вообще-то их жутко боюсь. Какая-то там фобия. Реакция на перенесенный в детстве шок. Мне психолог толковал.
– Слушай больше этих шарлатанов.
– Да серьезно говорю, фобия. Меня ребенком доберман покусал.
– Расслабься, – пожал плечами Вадим. – Может, это енотовидная собака, а не сторожевая.
Он вынул карту и напряженно всматривался в координатную сетку, пытаясь определить местонахождение группы. Никаких нормальных ориентиров типа горных пиков, пропастей, одиноких баобабов и речных излучин в этой части джунглей не имелось. Ближайший водный поток должен был находиться в нескольких километрах на юг.
– Неужели нас вынесло к Хендаваши? – пробормотал он.
– Сильно сбились с пути? – нахмурился Ирвин.
Сжав губы, он по-волчьи озирался вокруг: все его первобытные качества негра в родной стихии стали подавлять наносное, цивилизованное. Еще немного – и солдат KFOR сбросит защитный комбинезон и наденет повязку из листьев. Хорош же он будет в таком виде с винтовкой.
– Километров на пять, не меньше. Придется забирать западнее, чтобы не напороться на Хендаваши.
Но пройти им удалось не больше километра. Недаром время от времени по сторонам раздавалась подозрительная возня, а макаки на верхушках орали с особой пронзительностью. Так или иначе, когда одновременно с разных сторон из травы возникло с десяток черных, полуголых громил с копьями наперевес, готовых в любую секунду метнуть свое примитивное, но чертовски острое оружие, оба диверсанта остановились как вкопанные.
– I guess we're fucked now, – сообщил Ирвин. – Постреляем или убежим?
– Попробуем договориться, – решил Вадим и поднял руки. Но воины вокруг ничуть не убавили в суровости. – Мы из контингента ООН, – заговорил сержант. Французская речь с примесью явно английских слов должна была убедить поселян, что пришельцы – не киафу. Иначе рассчитывать на снисхождение не приходилось.
Сержант осторожно расстегнул ворот гимнастерки и вынул на свет армейский медальон. Один из копьеносцев, самый представительный и покрытый множественными рисунками по всему телу, осторожно приблизился к нему, щурясь на металлическую пластинку. На ней были выбиты четыре буквы «KFOR» и стоял многозначный код.
– Где украл, белый подлец, сын больной обезьяны, вонючий помет безрогой антилопы? – спросил негр на очень плохом французском.
– Мое! – твердо заявил Вадим.
На град оскорблений он решил не реагировать – кто знает, может, в джунглях Новой Либерии это принятая форма приветствия.
Хозяин местности укоризненно покачал головой и ткнул пальцем в Ирвина:
– Киафу?
– ООН, – отозвался американец на таком же отвратительном афро-французском наречии и продемонстрировал такой же медальон, как у Вадима. – Идем мимо, никого не трогаем. Оберегаем мир в стране. Мир Дагону!
– Киафу, – словно соглашаясь сам с собой, кивнул человек с копьем.
В ответ собравшиеся вокруг таха взметнули руки с копьями и издали настолько воинственный, согласованный клич, что от его мощи и глубины мороз подрал по коже Вадима. Хотя жара сегодня стояла не менее сильная, чем обычно. Один из копьеносцев отдал оружие товарищу, вынул из-за спины приплюснутый барабан и принялся колотить в него палкой, смахивавшей на бедренную кость. Да и сам инструмент, очень может быть, покрывала человеческая кожа.
– Let's get the fuck out of here, – вполголоса сказал Ирвин. – Сожрут и не поморщатся.
– Откуда здесь людоеды? Ты что, сбрендил? Разберутся и отпустят.
– Ох, сомневаюсь... Тебе виднее, командир. Только я бы дал очередь в воздух и свалил.
Однако винтовки у них тут же отобрали, впрочем, обшарить целиком не додумались – святая новолиберийская простота! Настоящий диверсант такую беспечность без наказания не оставит. Выдернет из подошвы нож и мгновенно нашинкует врагов на тонкие мясные полоски. Если успеет до того, как его насадят на копье.
– Ты зачем говорил с таким диким прононсом? – прошипел Вадим, когда их вели через заросли, порой подгоняя тупыми концами копий. – Думаешь, стал меньше походить на киафу?
– Черт, откуда я знал? – огрызнулся Ирвин. – Думал, так ему понятнее будет. А надо было с бостонским акцентом выражаться?
– Сейчас уже поздно с ними разговаривать...
Встречать славных воинов таха, пленивших врага, высыпало все население поселка. Штук двадцать неказистых хижин, крытых пальмовым листом, разом опустело – порядочная толпа почти голых поселян уже суетилась на главной площади деревни. Посреди нее торчал подозрительно обгорелый ствол пальмы.
– Говорил я тебе, – пробурчал Ирвин. – Сейчас поджаривать будут.
– Хорошего же ты мнения о своих чернокожих братьях, – отозвался Вадим без былой уверенности. Предположение соратника было очень неприятным и чересчур походило на правду.
Среди всего населения деревни сержанта в первую очередь заинтересовали женщины, одетые более ярко, чем их соплеменники мужского пола. Некоторые позволили себе вплести в курчавые и короткие, словно ежик, волосы яркие тропические цветы, а также вставить в ноздри раскрашенные острые палочки. Даже их повязки, менее густые и длинные, смотрелись элегантно. Однако грудь у многих подкачала, свисая едва ли не до пупка, особенно у зрелых матрон. Впрочем, мелькали и вполне симпатичные особы. Дети же лет до семи вообще предпочитали носиться нагишом и кричать что-то торжествующее. Они буквально кишели в толпе, словно муравьи – на мешке сахара.
Обоих пленников провели сквозь толпу, и Вадим разобрал многократно исторгнутое людьми слово «киафу». Особо рьяные даже плюнули в диверсантов. Воины с копьями грозно отгоняли детей, чтобы тех ненароком не затоптали.
Центральная хижина в поселке отличалась великолепием: ее покрывал толстый слой свежих пальмовых листьев, да и опоры выглядели прочно. Перед ней восседал на плоском камне мужчина лет пятидесяти, рядом с которым надрывался «Панасоник». Услышать в джунглях современные дагонские шлягеры было как-то дико. Однако Ирвин и Вадим приободрились – значит, у них есть шанс избегнуть смерти в котле или у столба, раз цивилизация уже дотянула сюда свои липкие щупальца.
– Кто такие? – грозно вопросил вождь по-французски, перекрикивая радио. К нему скользнула довольно свежая девица и подала огромную миску с чем-то желто-зеленым. Негр погрузил в массу металлическую ложку и благосклонно отведал пищи.
Похоже, он не собирался откладывать трапезу ради каких-то пришельцев, особенно киафу.
– Ограниченный контингент ООН, – охотно пояснил Вадим.
Обернувшись, он увидел, что сзади выстроилось несколько слоев поселян – первый состоял из воинов с копьями, второй из парней и стариков, дальше толпились женщины и сновали дети. Никто, правда, не решался шуметь. Наверно, опасались заглушить радиолу.
– Какими судьбами в Хендаваши? – продолжал орать вождь, одновременно жуя.
– Может быть, стоит убавить звук? – спросил Вадим, показывая на «Панасоник».
– Ручка громкости сломана, – отозвался пожилой таха. – Проклятые дети! Ничего оставить нельзя.
Наконец он раздраженно ткнул пальцем в кнопку, и стало слышно, как задние ряды любопытствующих возбужденно переговариваются. Вождь свирепо взглянул на племя. Тотчас повисла напряженная тишина.
– Ну? Отвечай, белая обезьяна!
– Проводим сверку реальных геодезических данных с имеющимися, – сказал Вадим. Звучало это глупо, при наличии-то спутников, но ничего вразумительного сержант придумать не успел. – Сейчас направляемся в место расположения основной группировки KFOR.
– Зачем оружие? – резонно поинтересовался вождь, отставив ополовиненную миску. – Где теодолиты? Где карты?
«Черт, он что, местную Сорбонну заканчивал?» – Вадим лихорадочно размышлял, что бы еще соврать, да так, чтобы не пасть окончательно в глазах таха. Мало того, что их принимают за врагов, пособников западного клана, так еще и уличат во лжи. Но не говорить же правду! Тогда о задании уж точно можно забыть.
– На дорогах страны опасно. Оборудование утонуло при переправе через Луфу, а карта имеется. Мы не причиним вашим людям никакого вреда. Прошу разрешить нам двигаться дальше на запад.
И без того широкое, раздувшееся на отменных харчах лицо таха расплылось в улыбке.
– Они не причинят нам вреда! – крикнул он, взмахнув руками и словно подавая знак соплеменникам. Те грохнули от смеха, причем хохотали даже дети – их тонкое повизгивание особенно задевало самолюбие диверсантов.
– Может, все-таки перестреляешь их? – вполголоса предложил Ирвин. – У тебя же остался пистолет. Покажи им, кто тут главный! Начни с вождя.
– Пошел к черту, убийца. Ты разве не смеешься над удачными шутками?
И Вадим скрепя сердце поддержал начинание вождя, улыбнувшись и даже хлопнув в ладоши. Его жест подхватили, и в следующую секунду от грома аплодисментов затряслась крыша дома.
Вождь тотчас поднял руку и восстановил тишину. Он был неглупым человеком и понимал, кажется, не только в геодезии, но и в архитектуре.
– Мы отпустим вас, – сказал он и одним взглядом остановил разочарованный ропот соплеменников. Вадиму показалось, что позади кто-то крикнул: «А как же свежее мясо?» – У нас нет врагов, кроме грязных киафу. Остальные жители Дагона и гости Новой Либерии могут не опасаться гнева таха. Конечно, молчаливый человек рядом с тобой, белая обезьяна, должен будет доказать, что он не киафу. Это будет трудно. Но ведь для настоящих геодезистов не существует трудностей, верно? Эта большая черная обезьяна должен пройти испытание. Заодно и повеселимся на славу. Пока же познакомимся.
Дождавшись коротких ответов от пленников, он сказал:
– Меня зовут Мвере-Бижи, что на вашем варварском языке значит Потрясающий Пальмы. Если успешно пройдете испытания, вы узнаете имена и остальных моих подданных, – обнадежил он.
Первым делом пленников все-таки обыскали и отняли у них вещмешки. В углу хижины образовалась порядочная куча инвентаря и боеприпасов, в которой вождь никому не позволил копаться. Воины таха, но особенно Ирвин и Вадим, с болью следили за тем, как в сундуке Мвере-Бижи исчезают водостойкие спички, батарейки к спутниковому телефону – а теперь к магнитоле, – ножи, капротеновый шнур, брикет сухого спирта, самые лучшие консервы и прочие припасы. У Ирвина нашли и кусок кожи андроида. Однако вождь, которому сыскарь передал находку, со смехом заявил, что это плохой резиновый чехол, потому что с дыркою да к тому же детского размера, и швырнул обратно.
Тучная жена вождя суетилась тут же, стараясь урвать что-нибудь и себе, но Потрясающий Пальмы не дал спутнице жизни даже одной жалкой спички. Сунул ей только патрон от ТТ и прогнал с гневным криком. Дочь вождя вела себя скромнее и потребовала только блестящую упаковку с таблетками обеззараживателя.
– Наркотик? – заинтересованно спросил Мвере-Бижи.
– Нет, конечно, – удивился Вадим, и вождь тут же отдал пачку дочери. – Только если мы будем пить воду без этих таблеток, нам грозит отравление.
Но Потрясающий Пальмы лишь отмахнулся.
– Я пока не отравился, мой народ не отравился, значит и с вами ничего не случится, – заверил он. – Касангеши – чистая река. Геодезисты тут редко бывают, некому загадить.
К счастью, оружие и боеприпасы он трогать не стал. Лишь повертел в руках тяжелый ТТ, понюхал и выдал:
– Грязное железо!
– Я только позавчера его чистил, – возмутился Вадим.
Но вождь не прислушался к его мнению, и это было к лучшему. Разворошив припасы диверсантов, он приказал сильному воину из охраны свалить все «лишнее» в соломенный сундук и прикрутил крышку проволокой. В сундуке же остались гимнастерки солдат ООН – Потрясающий Пальмы рассудил, что «геодезистам» следует загорать. Правда, кепки он им доброжелательно оставил, хотя многие воины таха завистливо косились на красивые головные уборы.
– Все готово для первого тура? – спросил вождь у важного подданного.
Тот подобострастно кивнул, и обоих диверсантов вывели на воздух, где продолжала шумно веселиться толпа поселян. Похоже, девушкам понравились сильные и высокие пришельцы, и они старались привлечь внимание диверсантов самыми откровенными жестами и позами. Видимо, многие мужчины племени ушли на войну с киафу, и этим красавицам не хватало ласки.
– Пиф-паф – нет! – сообщила Вадиму одна из них, коснувшись его бедром и грудью. – Секс – да!
Но тут ее оттеснила другая с аналогичными лозунгами, и у сержанта поплыло перед глазами. В военной части с девушками напряг, и каждая из них, пускай даже черная с ног до головы, способна разжечь в сердце солдата нешуточный пожар. А когда их сразу десять? Тут у самого стойкого миротворца может случиться тепловой удар. Даже верность Эльзе стала казаться сержанту чем-то необязательным.
– Ты только посмотри на эту пышку! – Ирвин толкнул Вадима локтем и показал кивком головы на пухлую девушку с мощной грудью, которая подавила подруг массой и завладела вниманием воина. – Как раз в моем вкусе.
– Соберись! – приказал сержант. – Не смей расклеиваться! Тебе предстоит серьезное испытание. Эй, Потрясающий Пальмы!
Вождь, совещавшийся с кем-то поблизости, повернул к нему торжественное лицо.
– Ну? Что ты хочешь сказать мне, белая обезьяна Вадим?
– Я хочу спросить. Если я точно не киафу, может, прикажешь своим храбрым воинам отпустить меня? Обещаю никого не калечить и смиренно принять результаты испытания. Потому что я уверен, что мой чернокожий соратник – военный геодезист родом из земной Америки. А никакой не киафу.
– Америка – это плохо, – подумав, сообщил Мвере-Бижи. – Почти так же плохо, как киафу. Я знаю. В старину они угнетали нашего брата на своих делянках. Значит, тебя тоже угнетали, черная обезьяна Ирвин?
– Еще как, – охотно согласился тот. – Но я бежал из плена и прилетел на Новую Либерию, чтобы нести твоим людям мир и согласие. Мир Дагону! Долой киафу!
– Что ты несешь? – прошептал Вадим по-английски. – Ты что, батрачил на плантациях белых обезьян?
– Ты становишься похож на Потрясающего Пальмы. Что, уже пошутить нельзя? По-моему, он именно это и хотел услышать.
Действительно, физиономия вождя разгладилась, но снимать обвинение с Ирвина он не спешил. Видимо, развлечение ценилось им гораздо выше, чем слова чужака, тем более не подкрепленные делом.
– Подумав, я решил, что ты останешься здесь, друг черных Вадим, – отвечая на вопрос сержанта, сказал вождь. – Какой же ты товарищ, если готов оставить Ирвина в опасности?
Тут деревенская площадь как-то вдруг расчистилась, и Вадим с Ирвином оказались в одиночестве, в десяти метрах от пресловутого столба, на котором их якобы собирались зажарить. Потрясающий Пальмы опять включил «Панасоник», и поляну огласили бодрые звуки франкоязычного хита с откровенно этническими мотивами.
Некоторые селяне даже подхватили песню, как будто слышали ее не впервые.
Из полукруга зрителей выдвинулся рослый воин в устрашающей раскраске, подбежал к пленникам и вручил Ирвину огромное, даже на вид тяжеленное копье.
– Это оружие настоящего таха, – гордо сообщил он на ужасающем французском. – Копье Либубу! Порази им ствол мертвой пальмы, и тогда мы посмотрим, таха ли ты.
Хэмпстед принял копье и едва не выронил – настолько велик оказался его вес.
– Тяжелее снаряженной винтовки, – пожаловался он. – Чертовы дикари залили его свинцом, не иначе. Это горелое дерево станет моим позорным столбом. I don't understand this fucking shit!
– Ничего, ты справишься, – ободрил его сержант. – Посмотри, сколько девушек вокруг. Они ждут от тебя меткого броска. Попади, и все они будут твои, ручаюсь.
И точно, группа поддержки разразилась криками – по-видимому, уже тот факт, что Ирвин сумел удержать копье Либубу, говорил в его пользу. Девушки, да и более зрелые женщины, поддавшись энтузиазму молодости, принялись совершать весьма откровенные телодвижения, вдохновляя пленника на подвиг.
Магнитола замолкла, символизируя торжественность момента.
Раскатисто крякнув, диверсант воздел оружие над плечом, размахнулся и метнул его что было сил. Наконечник с хрустом вошел в самый край пальмы, древко покачнулось, увлекаемое собственной тяжестью, и все ахнули. Однако копье скрипнуло, остановило падение и замерло, торча под небольшим углом. Через мгновение зрители разразились таким ликующим воплем, что «позорный» столб, устоявший под ударом копья Либубу, едва не рухнул от акустического натиска.
Снова зазвучала бодрая музыка.
– Ну что же, – сказал Мвере-Бижи, утихомирив подданных. Несчастную магнитолу опять выключили – начались двенадцатичасовые новости из Малелы, которые тут, видимо, принципиально не слушали. И впрямь, зачем таха слушать ложь грязных киафу? – Наш черный собрат Ирвин может оказаться настоящим таха... – Вождя поняли не все, поскольку многие не владели французским. Те, кто что-то уразумел, принялись пересказывать речь Потрясающего Пальмы всем остальным, и на площади установился ровный гул. – Но может быть и ловким обманщиком, укравшим у таха их мастерство и умения. А потому назначаю второй тур испытания!
Девушки заметно помрачнели, зато мужчины племени заулыбались весьма одобрительно.
– Прошу самых уважаемых представителей семейств пройти в мою скромную хижину, – объявил Потрясающий Пальмы. – Там для вас будут приготовлены изысканные яства, и среди них – лучшее и вкуснейшее блюдо хухум-ржа!
Женское население поселка опять заметно повеселело – кажется, девушки, девочки и старушки поняли, что ничего страшного Ирвину не грозит.
– Ох, – нервно сказал Хэмпстед. – Что-то не нравится мне название их лучшего блюда.
– Не дрейфь, брат. От доброй еды еще никто не умирал. Вспомнишь меню своих африканских предков.
– Да я помню немного. Потому и опасаюсь.
Их вновь повели к главному строению в деревне. Действительно, приближалось время обеда, и оба диверсанта после упоминания пищи почувствовали острое желание подкрепиться.
– Не волнуйся, любимый, – смешно коверкая слова, прощебетала та самая толстушка, ошпарив Ирвина прикосновением могучих грудей. Несмотря на габариты, ей легко удалось проскользнуть мимо охраны. – Ты просто съешь немного хухум-ржи, и мы сможем наконец встретиться наедине.
– Жду не дождусь, – страстно ответил солдат.
– Только не переедай! – напутствовала его девушка.
– Хорошо тебе, – позавидовал Вадим. – Вся деревня за тебя болеет.
– Ничего, и на тебя подружек хватит, – ухмыльнулся Ирвин. – Вон, посмотри на ту кучерявую брюнетку слева. Глаз с тебя не сводит, бесовка.
– Которая из них? – заинтересованно стал озираться сержант. Брюнетками, на его взгляд, были все девушки поголовно. Так же, как кучерявыми.
– Она с красным кольцом в носу...
Но рассмотреть поклонницу Вадиму не дали, втолкнув под своды жилища. Все посторонние, то есть женщины и молодежь, остались снаружи и вскоре разбрелись по своим хижинам, раззадоренные волнующими запахами еды.
Но хухум-ржа в их меню наверняка отсутствовала, потому что это было поистине царское блюдо.
На большом пальмовом листе лежала свернутая в спираль полосатая змея, к счастью, уже обезглавленная. Кулинар заботливо украсил мертвое пресмыкающееся разрезами, в которые поместил разнообразных насекомых и червей. Вадим ожидал, что все это будет гадко шевелиться, но ничего подобного не случилось.
– Не волнуйтесь, мои непроверенные друзья, – сказал вождь. – Все хорошо зажарено, никаких микробов и прочих глистов. Белая обезьяна Вадим, конечно, может не пробовать хухум-ржу. Вряд ли он достоин такого блюда, хоть и геодезист. А вот чернокожему брату придется отведать. Если он не киафу, конечно.
– Интересно, почему только киафу не могут питаться хухум-ржой? – недовольно спросил Ирвин. – В Америке, например, тоже не встретишь такого деликатеса. И в России. Верно, сержант?
– Это точно, – согласился Вадим.
– Я отвечу, – величаво проговорил вождь.
Он сделал знак внимательно слушающим их поселянам, воинам и старикам, и те дружно расселись прямо на земляном полу хижины. Обе хозяйки – жена и дочь – принялись наделять каждого пальмовым листом с обильной трапезой, однако досталось им совсем не такое роскошное блюдо, как у Ирвина.
– Эта питательная змея, называемая хухум, живет в реках Дагона, – продолжал нараспев Потрясающий Пальмы. – Она жила тут всегда, еще до появления на Новой Либерии наших африканских предков. И вот вскоре после того, как эти земли стали обитаемыми, между племенами таха и киафу возникло недоверие и даже вражда. А все потому, что идиоты киафу сделали из этой жалкой полосатой змейки божество. Дескать, она жила тут миллионы лет, а потому первородна и ее глупой башке таится древнее знание. Кто еще слыхал подобную чушь? Якобы эту тварь нельзя поедать, а то какие-то Номмо нас покарают. Или хухум – это Номмо и есть, тут они сами путаются. Начитались дурной фантастики, не иначе, грамотеи проклятые! А ведь мясо хухум очень полезно, в нем много витаминов и минеральных веществ. Разве в боге могут быть витамины? Нет, это бог наделяет витаминами тех тварей, которых должны кушать люди! Так и повелось – они ей поклоняются, а мы готовим из нее пищу. Долгие века шла между нашими родами война, но никто не хотел отступить от обычаев предков. – Глаза вождя подернулись дымкой, словно он сам прожил все эти века и принимал участие во всех стычках. Вадиму вспомнилось, что новолиберийский век едва тянет на сорок земных лет. Он внимательно посмотрел на вождя: тот вряд ли был намного старше его собственного отца. Мвере-Бижи очнулся от лже-воспоминаний и продолжил: – Мы совершали вылазки на запад, чтобы похитить женщин киафу и наловить хухум в их водах, они нападали на нас и тоже крали наших девушек... Славная история! Но вот сто лет назад воды Касангеши, Ломами, Касуку и Луфу оскудели, хухум ушла из них. Она стала появляться очень редко, лишь в периоды дождей. Тогда-то и договорились вожди племен о перемирии.
– И на каких условиях? – полюбопытствовал Вадим.
История племенной вражды занимала его не меньше, чем похождения Наполеона в старой Европе. В этой дикой инопланетной войне хотя бы был явный смысл, до которого не надо докапываться, выискивая тайные пружины помыслов и интриг.
– Хухум-ржа перестало быть повседневным лакомством таха, – с грустью ответил Мвере-Бижи. – С тех пор его можно поедать только раз в месяц, одному из заслуженных деятелей племени, в торжественной обстановке... Сегодняшняя порция предназначалась мне, белокожий странник. Поскольку я, как легко понять, самый заслуженный человек нашего рода.
Он взмахнул рукой, призывая соплеменников к началу обеда, и все дружно зачавкали печеными фруктами, лепешками и прочими яствами. Вадим тоже налег на пищу. И только Ирвин с тоской склонился над хухум-ржой, никак не решаясь ухватить змею и откусить от нее.
«Киафу, киафу...» – понеслось со всех сторон, пока еще не очень громко, но уже весьма угрожающе.
– Ешь эту дурацкую тварь, – прошипел Вадим по-английски.
– Да я бы съел... Только эти тараканы с червями... Fucking shit!
– Знаешь, я думаю, что просьба очистить хухум от насекомых будет таким оскорблением для кулинара, что тебя прикончат на месте. Ведь это блюдо наверняка готовила дочь вождя или жена. Лучше ешь поскорее. Ну, давай, закрой глаза и откуси. Не умрешь. – Вадим со строгим соболезнованием уставился на товарища и добавил: – Вспомни про острое копье Либубу, на которое тебя насадят, если ты не съешь хухум-ржу. У него такой широкий наконечник...
– Ладно, черт с вами, садисты! Shit! Shit!
Ирвин зажмурился, взял змею за хвост и медленно подтянул ко рту. Видимо, запах подействовал на него ободряюще, потому что он почти без судорог запихнул кусок кушанья в рот и откусил. По его подбородку растекся подвернувшийся червь. Под крепкими зубами американца громко захрустели прожаренные хитиновые оболочки насекомых.
– Ну? – нетерпеливо спросил Вадим. – Что скажешь?
Все собравшиеся с напряженным вниманием следили за физиономией диверсанта. Похоже, он еще должен был продемонстрировать правильную реакцию – не скривиться и не сплюнуть, а наоборот, восхититься и сказать что-нибудь похвальное в адрес хозяйки. К счастью, Ирвин догадался об этом.
– Великолепно! – просипел негр исказив в пароксизме неопределимой реакции рот. Трудно было понять, то ли он едва сдерживается, чтобы не сплюнуть, то ли и в самом деле смакует пищу. Гости истолковали его поведение правильно – они захлопали в ладоши и закричали: «Таха, таха!», затем поспешили вернуться к своим «тарелкам», пока их не отняли.
Вождь также ковырялся в своей, но делал это как-то без энтузиазма, порой неопределенно поглядывая на остатки змеи. Ирвин опять не подкачал.
– Потрясающий Пальмы! – заявил он, едва протолкнув почетную еду в глотку и зажевав ее бананом. – Это великая честь для меня – отведать царской пищи с твоего стола. Но было бы слишком нагло со стороны такого ничтожного геодезиста, как я, пожрать твое блюдо целиком. Поэтому я с благодарностью готов вернуть тебе хухум-ржу. Надеюсь, когда-нибудь мне еще раз доведется испробовать столь божественной пищи.
Уважаемые люди племени – те, которые услышали и поняли его слова, вновь разразились овациями.
– Ох, хитрец, – покачал головой вождь. – Ладно, не могу устоять против твоего предложения. Можешь считать, ты почти доказал, что не киафу.
Он ловко ухватился за практически целую хухум и стал жадно заталкивать ее в пасть, со смаком чавкая жареными насекомыми. Удивительно, как быстро змея исчезала в его желудке. Буквально через минуту последний кусочек пропал между толстых, сочащихся червивым соком губ, и Мвере-Бижи сыто рыгнул. Это привело к новому взрыву восторга среди его соплеменников.
– Почти доказал? – переспросил немного ошарашенный Ирвин. – Разве это было не последним испытанием?
– Э, нет, дорогой черный брат, – выковыривая ногтем из зубов остатки чьих-то надкрыльев и лапок, проговорил Потрясающий Пальмы. – Испытаний должно быть никак не меньше трех. Где ты слышал о двух или одном? Три, и никак иначе! И последнее станет самым сложным, доступным лишь настоящему таха.
– Разве я говорил, что принадлежу к твоему племени?
– Не говорил, верно. Но я великодушный вождь и согласен зачислить тебя в свои подданные. Если, конечно, ты пройдешь последнее испытание.
– Погоди-ка, Потрясающий Пальмы, – встрял Вадим, пока Ирвин ловил ртом воздух. – Но ведь мы связаны контрактом. Мы не можем так просто бросить наши геодезические изыскания. У нас свои семьи и племена. Твое предложение очень почетно, но мы вынуждены отклонить его.
– К тебе, белая обезьяна Вадим, у меня нет вопросов, – брезгливо, хотя и без враждебности ответил вождь. – Можешь забирать свой мешок и продолжать изыскания. А вот черный друг Ирвин имеет все шансы навсегда избавиться от американских угнетателей и стать свободным. Ты ведь хочешь стать свободным, а, Ирвин?
Диверсант тяжко задумался. Похоже, употребление хухум-ржи сильно снизило его умственные способности. С другой стороны, оголтелый отказ может вызвать самую негативную реакцию у местного населения.
– Возьмешь себе две или три жены, – продолжал увещевать негра вождь. – Они будут собирать плоды, ловить рыбу, готовить много еды, починять хижину. Во многих домах нет хозяина, Черный Шаман половину самых сильных мужчин забрал на войну...
Вадим насторожился. Если им удастся найти в лице Мвере-Бижи союзника, задача по ликвидации главаря бунтовщиков серьезно облегчится. Но рассчитывать на такое необыкновенное везение умелый диверсант не станет. Главное сейчас – вырваться из Хендаваши и продолжить путь на юго-запад. И так уже потеряно полдня.
– Что ж, перспектива заманчивая... Я должен как следует подумать, – сказал наконец Ирвин, несколько совладав с растерянностью. – Это очень неожиданное предложение. К тому же весьма почетное. А вдруг я не справлюсь с третьим испытанием? Какой тогда из меня таха?
– Мы уверены в твоих силах, – торжественно заявил Потрясающий Пальмы, и лучшие люди поселка подтвердили его слова доброжелательным гулом.
– Ну а если все-таки не справлюсь? – продолжал сомневаться Ирвин.
– Что ж, тогда для вас обоих только один путь – к Черному Шаману, под охраной моих доблестных воинов. Он-то знает, как разговаривать с киафу, чтобы выведать их военную тайну. Это я уже старый, новые порядки не ведаю...
Скоро выяснилось, что перемещаться с высокой скоростью он не способен. После нескольких секунд форсированного движения перегревался и выходил из строя блок, отвечающий за координацию движений. LSn-01.2 начинал бестолково кружить на одном месте, пока в блоке не восстанавливалась рабочая температура. Обычно для этого требовалось от семи до двадцати минут. Таким образом, преодоленное на форсаже расстояние оказывалось значительно меньше того, что он мог пройти за то же время в обычном режиме. Вдобавок через пробоину в груди постоянно проникала влага и насекомые. Будь Люсьен полностью исправен, это ничем бы не грозило. Сейчас, когда часть контуров лишилась изоляции, время от времени происходили мини-замыкания, влекущие за собой сбои систем. Влага при этом испарялась, насекомые сгорали... однако того и другого в джунглях имелось в избытке.
Оценив ситуацию, Люсьен принял решение залатать пробоину. Для заплат он воспользовался кожей с ягодиц. Чтобы разогреть края заплат до пластичного состояния, пришлось развести огонь и дождаться появления углей. На это LSn-01.2 потратил около часа. Приладить заплату на спину без посторонней помощи оказалось очень трудно, но он справился. Насколько хорошо, покажет время. Зато входное отверстие Люсьен заклеил чрезвычайно надежно. Покончив с ремонтом, он ощутил что-то вроде гордости. Конструкторы предусмотрели в его программе эмуляцию зачатков чувств – это должно было помочь андроиду лучше контактировать с напарниками-людьми.
Затем он долго и неутомимо шел по следу Косинцева и Хэмпстеда. Когда Люсьен преодолевал крошечный ручеек, возле которого люди делали привал, на него набросилась водяная змея. Он позволил пресмыкающемуся вонзить зубы в свою икру, затем поймал его за голову и поднес к уцелевшему органу зрения. С изогнутых зубов змеи стекали капли желтоватой вязкой жидкости. Люсьен поймал каплю на язык. Анализатор выдал состав. Сильный нервнопаралитический токсин. Андроид сжал пальцы, растирая голову опасной твари в пюре, затем отшвырнул свивающееся кольцами тело в ручей. Нужно было спешить. Джунгли представляли опасность для его напарников. Конечно, LSn-01.2 мог выполнить задание и в одиночку, однако такой ход вещей был нерационален, поскольку грозил дополнительными трудностями. К тому же он нуждался в оружии, чтобы уничтожить Шамана. В таком состоянии Люсьену вряд ли удастся подойти к врагу на расстояние вытянутой руки.
Когда он приблизился к деревне аборигенов и понял, что напарники находятся там, форсированный режим передвижения включился сам собой. Перегрев отрубил блок координации через пять целых сорок восемь сотых секунды. LSn-01.2 завертелся юлой, ломая тоненькие стволики молодых пальм, споткнулся о пенек и рухнул ничком.
Даже на земле он продолжал дергаться и судорожно скрести конечностями, будто зарывающийся в землю жук. Вскоре рыхлая почва, листья и мелкие ветки засыпали андроида подобием могильного холмика.