Еще добавлю, что в рамках завоевания «Хрустальной совы» я завоевал еще кусочек этой птицы – ну, скажем, второе ухо. Путем дедуктивных размышлений и расспросов я определил, где служил Андрей в морской пехоте. Бригада товарища Кравченко. Жаль, что расчеты окончились вечером, а вино уже выдали в обед.
На следующий день меня направили на рентген. У себя дома я бы уже минимум дважды там побывал – для диагностики и для контроля процесса. А здесь уже можно сказать – на финише. Рентгенкабинет располагался где-то в другом месте, может, даже и не в нашем госпитале, ибо не догадался спросить. Меня на сей раз поместили в кузов, но вместо халата выдали огромную черную бурку. Как она оказалась в госпитальном имуществе на флоте – не спрашивайте, ибо не отвечу. Бурка малость пострадала от моли, но закутался в нее – и не страшны ни дождь, ни ветер.
Хотя сидел я в ней в коридоре, ожидая, когда врач опишет результат (мне делали не снимок, а рентгеноскопию), и ловил на себе удивленные взгляды: что это за тип в бурке здесь делает? Задержаться пришлось довольно надолго, потому что следующих приносили и привозили, поэтому я пока терзал глаза проходивших мимо и вспоминал разное. В том числе и студенческую молодость – ведь учащихся в техникуме тоже студентами называют. Я тогда устроился на работу ночью в котельную, где числился оператором. Поскольку кидать уголь лопатой мне не предстояло, то я рассчитывал, что в газовой котельной можно будет и дрыхнуть на работе. Увы, это я слишком размечтался. Поэтому спать было нельзя, разве что на секунду отключиться и тут же с ужасом вскочить – не взорвались ли мы, пока я спал? А раз не спишь, ночь тянется бесконечно. Я и читал на работе. Раз, помню, забыл в общаге взятую книгу, поэтому пошел искать, чего бы тут найти почитать, ибо видел раньше в одной кладовке завал старых книг.
Да, я не перепутал, там лежали какие-то описания патентов. Точнее сказать не могу, ибо обложки кто-то отодрал, а искать другие следы названия я поленился. Нельзя сказать, что чтение было увлекательное, но при желании нашлось и смешное, и интересное. Так я узнал, что в рецепт зубной пасты входят десятки компонентов. А вот и смешное – о пользе некоторых изобретений. Правда, чтоб понять, что это смешно, мне потребовалась консультация.
Итак, описание изобретения, рожденного пытливыми умами из Полтавского медицинского института (он вообще-то стоматологический, но и обыкновенные врачи там тоже учатся)… Смысл деяния – определение, какая пневмония у ребенка, правосторонняя или левосторонняя. Некий реактив наносится на две симметричных точки на языке ребенка, и с той стороны, с какой окрасилось – с той и пневмония. Это не способ выявления пневмонии, это способ выявления ее стороны. И все. Вообще-то если сделаешь рентгеноснимок грудной клетки, то это и видно будет, да и лево- и правосторонняя пневмонии лечатся одинаково. Даже если ты перепутаешь стороны снимка, то тебе грозит только втык от начальства за путаницу, а ребенок выздоровеет. Не только все йогурты одинаково полезны, но и не все изобретения нужны вообще.
А в «истопниках» я проходил только зиму. После окончания отопительного сезона нашлась мне другая подработка, где спать ночью можно было. Практика показала, что не спать всю ночь я могу, но лучше всё-таки спать.
В госпитале лечащий врач сказал, что в общем я выздоровел, так что скоро на выписку. А когда? Может, и завтра.
Завтра не получилось, потому что было большое поступление раненых и весь персонал сбивался с ног. Авианалет на корабли в бухте, артудар по батарее Зубкова, раненые у зенитчиков… В общем, все успокоилось только к вечеру. К нам никого не подселяли, потому как некуда.
Бомбежка порта нам не очень мешала, хотя содрогания почвы от взрывов ощущались. Но взрывы эти были далеко и не приближались, судя по ощущениям. Видимо, наш домик стоял где-то на окраине города. Ну ничего, скоро пойму, где это мы размещались.
Поскольку предстояла близкая выписка, я перед сном поразмыслил над своим ближайшим будущим. И оно представлялось мне в морской пехоте. Шанс попасть в береговую артиллерию или зенитчики существовал, но был существенно меньше. Поскольку я помнил про грядущие попытки немцев наступать на Туапсе и иные места, то морская пехота была все более вероятной. Про службу на кораблях я не думал. Раз Андрей отчего-то попал не в плавсостав, а в береговую оборону, значит, у него есть какой-то небольшой дефект здоровья. Я в свои времена слышал, что наилучшее здоровье требовалось от тех, кто служит на кораблях. Может, здесь было по-другому, но вероятность того, что я прав, высока. Даже в случае ошибки – что я помню? Потери в кораблях росли, а поступление их от промышленности было не очень велико. Потому это автоматически означает меньшую потребность в моряках, ведь не так часто корабль гибнет со всем экипажем. Чаще корабля нет, а часть экипажа есть. Поэтому, коль я не какой-то там штурманский электрик или гидроакустик, то «без тебя большевики обойдутся», в смысле на кораблях.
Хотелось ли мне попасть на склад или куда-то еще, где не самое пекло? Да, признаюсь, хотелось… Я свои способности в военном деле оценивал не высоко, поэтому годился и для склада, и для пекла. Попаду на склад – значит, так тому и быть, но специально туда рваться не буду. В моем представлении армия и война – дело артельное, и все вместе тянут свою ношу. Не у всех ноша валит с ног, но не все специально выискивают теплое место и для того кого-то топят. А если кому-то повезло просто потому, что повезло, то почему бы и нет? Коль не повезет – значит, так и будет.
Итого траектория моя определилась, теперь надо продумать некоторые моменты. Конечно, получится ли у меня прибарахлиться нужным имуществом – еще вопрос, но правильно поставленная проблема тем самым уже частично решается. Когда ты точно знаешь, что тебе надо и готов это сделать не раздумывая, то обычно случай предоставляется.
Меня могут переодеть в чисто флотскую форму, а она имеет недостатки при действиях на берегу. На флоте приняты ботинки, а ходить в ботинках по вздувшимся от дождей горным ручьям – это небольшое удовольствие. Сапоги здесь куда лучше, особенно учитывая то, что зимой в здешних местах чаще бывают дожди, чем снег. Другой вопрос, но с теми же дождями – как идти или стоять лагерем целый день под падающей с неба водой? Бушлат морской я как-то пробовал надевать, он довольно теплый и даже чуть удобнее шинели в носке. Но как он выдержит целый день дождя? Я не знал. Шинель выдерживала, хотя еще лучше надеть сверху плащ-палатку. А как с плащ-палатками на флоте? Вроде как дождевики на вахтах есть, а вот выдают ли их морской пехоте – кто ведает? Да и бескозырка зимой, с моей точки зрения, не очень.
Так что мне первое задание – как-то раздобыть сапоги и плащ-палатку. На крайний случай вместо сапог есть бахилы из химкомплекта, чтобы речку перебрести, если она не глубже, чем по колено. Если глубже, то уже сухим не будешь, хоть в сапогах, хоть в лаптях. А есть здесь такие защитные костюмы, как у нас? Не знаю, противогазы точно были, а вот бахилы – не ведаю. Дополнение к этому же пункту – запас портянок. Если вода уже как-то затекла, то хоть сменить портянки и то лучше.
Проблема номер два – каменистые грунты. Тогда нужно раздобыть себе хоть небольшой топор, чтоб помогать выдалбливать окопчик. В отдельных местах фиг что сделаешь, надо выкладывать стенку из камней насухо и ждать, когда она от взрывной волны завалится. Еще бы лучше кирку, но носить ее на маршах – легче застрелиться.
Еще одна водная проблема. В период дождей ручьи мутные, пить такую воду и чревато, и не хочется. Значит, нужен запас воды, который можно и процедить, и оставить отстаиваться. Ну, и примкнувшая к этой проблеме другая – в Красной армии кроме алюминиевых были и стеклянные фляги. Упал неудачно на каменистый склон – и всё, разбилась. Хорошо, если еще сам не порезался. Итого одна алюминиевая или две стеклянные фляги. А можно и то, и другое.
Следующая сложность – как носить с собой патроны и гранаты. Сколь видел фотографий того времени – гранаты вечно подвешены на поясе или просто заткнуты за него, противотанковые – тоже на ремне. А как их там крепить? Или это только фотографии, а в поле носили как-то не так? Ну, и беда второй половины войны – недостаток подсумков. До войны на ППД полагалось три подсумка для дисков, на фото же хорошо, если виден один. Винтовочных вместо трех штук – тоже чаще всего один. В качестве промежуточного решения мне можно воспользоваться противогазной сумкой, удалив из нее всякое химическое имущество, что широко практиковалось. Резина маски – на разные мелкие нужды, сумка – как дополнение или вместо вещмешка, угольный фильтр – для разных надобностей (скажем, для самогоноварения). Впрочем, некоторые сначала выкинули, а потом поняли, что ценное было рядом, как мне рассказывали.
Насчет применения ОВ – это уже вряд ли, так что беспокоиться особо не стоит (ну разве что какой-то пожар или дым в подвале).
Я еще подумал насчет камуфляжной формы, но отказался от включения ее в планы, как по малой доступности, так и из-за некоторых особенностей театра. Ну вот как маскироваться, скажем, в октябре, пока листья еще не все опали – где желтые, где зеленые, где красные, – а земля где зеленая, где в этих листьях, где черная. Стволы деревьев – где коричневые, где черные. Камни тоже не одного цвета… Так что хоть серая шинель, хоть черный бушлат, хоть зеленая гимнастерка… Вот синяя форменка однозначно нехороша.
Ах да, коли надо кучу гранат и всего таскать на поясе, то не мешали бы поддерживающие ремни через плечи. Так, загрузив себя заданиями, я уснул, и даже во сне что-то искал. Наверное, то, что забыл включить в этот список. Конечно, с реализацией этого плана будут проблемы, но ведь бывает же, что повезет и что-то выдадут, а что-то подберешь.
Вообще должен сказать, что размышлял я как-то чересчур эйфорично или даже, не побоюсь этого слова, амбитендентно. Амбитендентность была в том, что я здраво рассуждал о том, что надо топор или лишнюю флягу, и почему я это придумал, но самое-то главное – я не учитываю, что ведь в бой пойду, к которому совсем не готов! Хорошо, если будет время хоть азы повторить, а если нет? А этой осенью морская пехота работала как пожарная команда по затыканию прорывов. Здесь ее только на высокогорные перевалы не бросали – туда, к Эльбрусу. И служба моя больше дала мне для понимания, как в армии все устроено, чем для боя. Что я знаю – слегка подученные здешние уставы, да их еще надо не перепутать с теми, что выучены далеко отсюда. Да и насчет умения тоже совсем неярко. И как вот такому в бой идти, который может случиться завтра, а то и сегодня? Такие мысли меня терзали весь день выписки, благо она затянулась, потому что меня, как выздоровевшего, привлекли к погрузке – выгрузке разного имущества. Поэтому мы с шофером и еще одним почти выздоровевшим и поездили, и своей очереди дожидались под складом, а потом туда, на газик, а потом с газика. В общем, впечатление было такое, что пока я по коридору ходил, то еще можно было считать себя здоровым. Когда приложишь руки к ящикам, то понимаешь, как заблуждались. Кстати, мышцы, доставшиеся в наследство, малость одрябли. В общем, день был в стиле «ой, мамочка, роди меня обратно!». Но такие фокусы не удаются. Поэтому я приготовился к тому, что меня ждет, ибо мой жизненный опыт говорил мне о том, что некоторые вещи от тебя никуда не уйдут, ты их должен получить, и хочешь или не хочешь, а получишь. Поэтому, когда пришло их время, подставляй то, куда их получаешь. Карман или другое место. Но это был не последний приступ переживаний, они еще возвращались.
Пока же меня обмундировывали. Поскольку из моря вышел я не полностью одетым, так что теперь подбирали из того, что есть. Противогазная сумка никуда не делась, только ложка из нее улетучилась, вот уж не знаю, что с ней произошло – выпала по дороге через бухту или кто-то ею заинтересовался так, что не смог расстаться. В общем, пока на меня нашлась почти что вся форма номер пять, только вместо ботинок – сапоги. То есть как бы гибрид береговой походной формы и пятой. Оружия, конечно, не было. Винтовка осталась, видно, в том армейском госпитале.
Последующее было уже не так интересно. Полуэкипаж, потом ожидание, потом дорога в горы. И попал я в 142-й батальон морской пехоты, в 255-ю морскую стрелковую бригаду. Обычно в черноморских бригадах батальоны были отдельными, в отличие от бригад Красной армии, воевавших рядом. Бригада совсем недавно одержала победу под станицей Шапсугской. В сентябре там прошла удачная операция по отражению румынского удара. Не пробившись по «голодному»[3] шоссе на Геленджик и дальше, немцы решили отрезать войска вдоль побережья, ударив союзными им румынскими войсками от Шапсугской к морю. Там до моря, собственно, недалеко было. Если бы не горы и бездорожье, то раз-раз – и уже берег. Румынская горнострелковая дивизия вклинилась в нашу оборону и застряла, а потом подошедшие две бригады морской пехоты (мы и наш почти постоянный сосед, 83-я бригада) контрударом отбросили румынов назад. Но это, насколько я помню, была не последняя попытка.
География и линия фронта к этому подталкивали. Велик был соблазн прорваться к морю и добиться этим ударом сразу многого: уничтожить Черноморский флот, сильно сократить линию фронта, тем самым высвободив войска для Сталинградского сражения, может, даже перетянув на свою сторону Турцию. Желающие воевать в Турции были. Пока они выжидали, но кто их знает, как они бы себя повели в случае успеха немцев на Западном Кавказе.
Немного напомню географию (уж простите технику-электрику его профессорскую позу и вещание как с кафедры). Горы начинаются приблизительно от Анапы и идут на восток, постепенно расширяясь. А вот дороги через них проходят к морю только в некоторых местах, там, где местность позволяет. Это район Новороссийска, дорога от Горячего Ключа на юг, к морю, и дорога на Туапсе. Можно пройти еще кое-где по долинам рек, горным тропам и с серьезными усилиями. Эти направления и дороги по ним – лучшие. В сентябре и чуть раньше немцы уже ударяли там и были остановлены. Теперь румынские горные стрелки попробовали проломиться через станицу Шапсугскую на Геленджик. Я уже говорил, что по карте там недалеко. А практически уже сложнее. Но для того и тренируют горных стрелков, чтоб они по горам ходили и на вьючном транспорте для себя протаскивали снабжение и артиллерию. Шапсугская совсем недалеко от хорошей транспортной артерии от Краснодара на Новороссийск через Ахтырский, и Абинскую и Крымскую. Дальше через перевал Бабича на Геленджик – это дорога больше для горных стрелков. Горы там и возле Геленджика около семисот метров высотой, густо заросшие лесом, ближе к Туапсе они поднимаются и до километра.
А румыны, уже раз получив под Шапсугской, не успокоились. Горным стрелкам отпустили причитающееся им, теперь в очередь встала румынская 19-я пехотная дивизия. Не забыты были и иные места. Для боев на перевалах время подходило к концу, скоро их должна была закрыть зима.
Под Туапсе зима не столь сковывает боевые действия, как в Приэльбрусье, но она тоже сильно мешает. Поэтому осень там ожидалась горячей, как, собственно, и на Тереке. Где войска не выдержат, там рухнет оборона Кавказа. Поэтому надо было продержаться до той самой зимы. А дальше… дальше будет Сталинград и обвал немецкого фронта от Кавказа до Севска. И уходить из Приэльбрусья немцам придется не в сильно приятных условиях. И то, что Шапсугская не так далеко от дороги на Краснодар – это сработает и против немцев. Но до этого нужно дожить и везде удержаться – на Тереке, под Шапсугской, на высокогорных перевалах, под Туапсе, под Геленджиком.
…Шапсугские будни закончились, и мы медленно маршируем в тыл. Почему медленно – в гору идем. Начинает уже темнеть, а идти – кто знает, сколько? Могут остановить вот тут, за горкой, на ночлег, могут в каком-то хуторке, а возможно, придется идти и куда-то далече. Вроде как идем на юго-запад, как мне подсказывает внутренний компас. А более точно он мне подсказать не может. Не бывал я в этих горах в свое время, да и если бы и был – узнай попробуй эти горы и дорогу за много лет до тебя. Вон, кто из многочисленных курортников, посещавших Геленджик, догадается, что когда-то там был цементный завод? А ведь был, «Солнце» назывался. Или что некогда городские власти видели перспективу города Новороссийска в курортном деле? Было и такое. Когда-то в Новороссийске купальни стояли рядом с пристанью, а о курортных перспективах размышляли власти города, в котором куча цементных заводов, нефтеперегонный завод и малярийные болота на нынешней Малой земле…
Так что коль бывал бы я тут в свое время, так и мучился бы сейчас от попыток вспомнить: это здесь мы шашлыки жарили или подальше?
Ладно, надо шагать дальше и думать о том, как не заснуть на ходу. В минувшую ночь румыны хотели в атаку пойти, поэтому спать нам не дали, сначала атакой, потом ракетами и минометным огнем. А днем доспать не получилось. Вот, может, дойдем до деревушки, и будет возможность поспать часа четыре. Или больше, если позволят. А пока тащишься дальше, и тянет в сон. Постоянно хочется упасть и полежать. И ничего больше – ни поесть, ни попить, ни девушку. Девушки – это было вчера во сне, до румынского концерта без заявок.
Шаг, шаг. Шаг, шаг – ноги прямо как залиты какой-то вязкой жидкостью, хоть грязи на дороге нет: просохла. И ноша тянет, и мое положенное, и данная мне временно, до следующего привала, коробка с дисками к Дегтяреву. Дойдем до привала, а дальше Пашка Рыжий ее потянет. А после него еще кто-то. И своей амуниции хватает. Не зря я планы строил по сбору полезностей, теперь их частично выполнил, и добытое спину гнет. Но душа на том не успокоилась и замыслила биноклем обзавестись. Еще не мешал бы какой-то окопный перископ, но где б его добыть-то? Не помню, есть ли они сейчас, кроме как в танках и подводных лодках. Но мне бы поменьше, чтоб из окопа или из-за гребня выглядывать, потому что подлодочный я не утяну – надорвусь. Память подсказывает мне, что я видел такой в Ленинграде, в Военно-морском музее. Перископ принадлежал подводной лодке «Окунь» и был согнут от тарана немецкого корабля. Серьезная штука, я его, наверное, один и не сдвину, благо он из бронзы. Вот подумал о разном, встряхнулся, и чуть легче стало. Но повспоминал, как выглядит этот перископ, и снова усталость начала давить. А небольшого, чтоб в руках носить, я и не видел – ни у наших командиров, ни у сменивших нас армейцев, ни у румын. Бинокль – штука полезная, ибо в горах воюем. А в них – чем выше ты забрался, тем это лучше. Залезешь на гору, и такой вид перед тобою откроется – дух захватывает. А до тебя добраться на крутую гору – захекаются. Так вот и пригодился бы. Ничего, буду иметь в виду и попробую раздобыть. Хотя килограмм металла на ремне, режущем шею… Нет, все равно нужно.
…Мы тащились еще часа два. Нет, пожалуй, больше. К концу марша вымотались и шли дальше на секретном стимуляторе – строевой песне. Я, когда свою службу начинал, петь хором не любил, потому лишь рот открывал первое время. Потом понял, что песня действительно прибавляет силы. Встречалась мне когда-то фраза старого моряка, что песня стоит лишних десяти человек, и это знают все, кто поднимал якорь вручную. Этого мне не приходилось делать, но силы от песни реально прибавляются. Только песня нужна особенная, вроде «Варяга» или «Прощания славянки», от которой усталое сердце про километры забывает, а не что-то простенькое. И еще нужно душу в пение вкладывать. Не просто так, как мы в свое время у подъезда пели, а чувствовать, что это про тебя, а не вообще. Но в гору с пением не пойдешь, оттого мы пели на спусках.
Позже было сущее блаженство – навес (то есть дождь не страшен, если соберется, как позавчера), а под спиной даже немного соломы. Мы с Пашей хорошо устроились: под нами затрофеенное мной румынское одеяло, а сверху Пашина шинель. И вот так пока не придет черед на пост… Красота!
Ужина не было, но особенно есть не хотелось – устал. Меньше думать об этом, и не будет хотеться. Да, ходить по горам – это сложное дело, хоть вверх по склону, хоть вниз по нему же, хоть по дороге. А утром поесть что будет? Мы с Пашей проверили запасы и убедились, что даже если кухня отстанет (увы, это случается нередко), то поесть найдется: сухари, трофейный кофе и сахар. Если кок окажется особенным раздолбаем и в обед не прибудет – тогда уже мало что останется. Ну, ладно, доедим сухари, будем ждать ужина и понадеемся на то, что тогда выдадут всё сразу, чего не додали.
Теперь нужно поработать со снаряжением, портянками и можно ложиться спать. Вот только бы не дождь… Под стук капель хорошо засыпать, но потом стоять под дождем на посту – лучше такого не надо.
Утречко наступило, и мне что-то ноздри щекочет. Это соломинка, что Пашка достал – разбудить меня пытается.
– Андрей! Держи хрен бодрей!
И смеется, зараза рыжая.
– Держу, держу, если бы ты свою скорлупку в Тамани не утопил с перепугу, так вместо бушприта бы использовать мог…
Пашка встал и потянулся. Пора принимать водные процедуры. Бриться – это у нас обязательно, небритым матрос может быть только в пустыне или без рук. А есть ли поблизости от Черного моря пустыня? Вроде как возле устья Днепра есть Алешковские пески, но насколько там с водой плохо – не ведаю. Сегодня завтрак будет, судя по запахам, поэтому моя очередь утром чай-кофе делать переходит на завтра или позже …
…Да, закончилась наша вторая страда под Шапсугской. И на сей раз румынская пехота получила заслуженную трепку и устала атаковать. Если сначала бывало и до шести атак в день, то последние дни они одной-двумя ограничивались. Да и число атакующих резко уменьшилось.
Нам тоже все это нелегко далось – и потери, и усталость. А откуда же не быть усталости, если врыться в горки можно только кое-где, да и мало нас в строю. Потому и бегать много приходилось: группа сидит на удобной позиции и портит румынам жизнь огнем, а другая группа бежит и заходит во фланг, срывая атаку. Когда огнем и гранатами, когда и врукопашную. Отбросили атакующих, и опять бегом в укрытие – пока румынские минометчики и артиллеристы не почесались и нас не достали. Туда и там, оттуда и снова туда… Спасибо, что Андреева физическая форма все это позволяла. Я бы в своем теле, наверное, не выдержал. Нельзя сказать, что я свою жизнь за столом или на диване провел, но от таких нагрузок давно отвык.
Хорошо работалось гранатами, особенно если гранаты рвались в воздухе. В кино гранатный взрыв выглядит куда мощнее, чем в реальности – видимо, на киностудиях как-то усиливают его действие. Таких полетов врагов, как от взрывов американских гранат в американском кино, я ни разу не видел. В дело шли и трофейные гранаты, которые у румын имелись нескольких образцов. Немецкими «колотушками» и «яйцами», которые у румын тоже были, мы пользовались охотно, потому что знали, как с ними обращаться.