В этот самый момент грузовое судно «Летиция» пересекало 21‐й меридиан, направляясь в Нью-Йорк с заходом на Азорские острова. В запертом отсеке глубокого носового трюма находилось 545 килограммов пластиковой взрывчатки, упакованной в серого цвета ящики.
Близ этих ящиков, в непроницаемой мгле трюма, лежал в полусознании Али Хассан. Огромная крыса взобралась ему на живот и теперь подбиралась к лицу. Хассан лежал так уже три дня: капитан Кемаль Лармозо прострелил ему живот.
Крыса была голодна, но не настолько, чтобы утратить осторожность. Поначалу ее отпугивали стоны Хассана, но сейчас она слышала лишь прерывистое хриплое дыхание. Она приостановилась на запекшейся корке, покрывавшей вздувшийся живот, и обнюхала рану. Потом двинулась дальше – на грудь.
Хассан еще мог чувствовать ее коготки сквозь ткань рубашки. Нужно ждать. В левой руке он сжимал ломик, который выронил капитан Лармозо, когда Хассан застал его у серых ящиков. А в правой руке у Хассана был пистолет «вальтер-ППК», который он не успел выхватить вовремя. Он не собирался стрелять в крысу. Выстрел могут услышать. Надо, чтобы предатель Лармозо подумал, что он мертв, когда снова спустится в трюм.
Теперь крыса чуть не упиралась носом ему в подбородок. От его затрудненного дыхания у нее шевелились усы.
Собрав все свои силы, Хассан взмахнул ломиком наискось над грудью и почувствовал, что попал крысе в бок. Коготки на мгновение впились в кожу, когда крыса рывком соскочила с его груди, и он услышал, как они заскребли по железному настилу палубы: тварь убегала.
Прошло несколько минут. Потом Хассан расслышал слабый шорох. Ему показалось, шорох слышится из штанины. Но Хассан уже не ощущал своего тела ниже пояса и был за это благодарен судьбе.
Соблазн покончить с собой был велик, и мысль об этом теперь не покидала его ни на минуту. У него еще хватит сил поднести к виску «вальтер». И он обязательно так и сделает, говорил он себе, как только придет Мухаммад Фазиль. До тех пор он будет охранять ящики.
Хассан не знал, сколько времени он пролежал вот так в темноте. Но понимал, что теперь сознание будет все чаще покидать его, и пытался использовать то время, что у него оставалось. Когда Хассан застал Лармозо у ящиков с ломиком в руках, до Азорских островов оставалось чуть больше трех дней. Если Мухаммад Фазиль второго ноября не получит оттуда телеграмму от Хассана, как было договорено, у него будет два дня до отплытия «Летиции», Азоры – последний порт захода перед Нью-Йорком.
Фазиль все сделает, – думал Хассан, – я его не подведу.
Каждый толчок изношенного двигателя «Летиции», сотрясая палубный настил, отдавался в голове Хассана. В глазах плавали красные круги. Он напрягал слух, чтобы расслышать биение дизеля, и думал, что слышит пульс Бога.
В восемнадцати метрах над днищем трюма, где лежал Хассан, капитан Кемаль Лармозо отдыхал в своей каюте, потягивая пиво «Саппоро» прямо из бутылки и слушая новости. Ливанская армия снова ведет бои с партизанами. Прекрасно, – думал он, – чума их всех порази, тех и других.
Ливанские чиновники вечно грозили отнять у него лицензию, а партизаны могли запросто отнять у него жизнь. Когда бы он ни заходил в Бейрут, Тир или Тобрук, всегда приходилось платить и тем, и другим. И партизанам меньше, чем этим любителям трахать верблюдов, этим скотоложцам из ливанской таможни.
Теперь ему достанется от партизан. Он сразу понял, что ему от них не уйти, когда Хассан застал его у ящиков. Уж Фазиль со своими подручными спуску ему не даст, когда он вернется в Бейрут. А может, ливанцы хоть чему-то научатся у короля Хуссейна и выдворят партизан из страны. Тогда платить придется только одной стороне. До чего же ему все это осточертело! «Отвези этого туда». «Доставь оружие». «Держи язык за зубами». «Я все знаю про то, как надо держать язык за зубами, – думал Лармозо. – Зря, что ли, у меня ухо такое? Такое не от спешки во время бритья бывает». Он однажды обнаружил магнитную мину на облепленном ракушками корпусе «Летиции» ниже ватерлинии, и взрыватель уже был наготове. Они и не задумались бы взорвать судно, если бы он отказался выполнить их требования.
Лармозо был огромен и волосат, и несло от него так, что даже у бывалых матросов щипало в носу от этой вони. А когда он ложился, койка провисала чуть не до пола под его тяжестью. Сейчас он зубами откупорил еще одну бутылку «Саппоро» и задумался, уставившись поросячьими глазками на прилепленный к переборке разворот итальянского порножурнала, изображающего содомитов[19] противоположных полов в процессе соития.
Потом он поднял с пола маленькую фигурку Мадонны, стоявшую у самой койки, и поставил себе на грудь. Она была сильно поцарапана – это он ковырял ее ножом, пока не понял, что это такое. Лармозо были известны три места, где за взрывчатку давали наличные. В Майами был один кубинец, сбежавший с острова, ума у него было гораздо меньше, чем денег. Еще в Доминиканской Республике жил человек, который всегда готов был выложить кучу бразильских крузейро за все, что стреляет или взрывает. Третьим возможным покупателем было правительство Соединенных Штатов.
Конечно, он в этом случае получит вознаграждение. Но Лармозо знал, что, кроме того, есть масса других преимуществ, если иметь дело с американцами. Американские таможенники смогут тогда забыть о некоторых своих предубеждениях по отношению к нему.
Вообще-то Лармозо вскрыл ящики, потому что хотел иметь компромат на импортера – Бенджамина Музи – и сорвать хороший куш. Чтобы заставить Музи раскошелиться, надо было знать, сколько на самом деле стоит контрабандный груз. Раньше Лармозо никогда не трогал грузы, предназначенные для Музи, не стал бы делать это и сейчас, если бы не упорные слухи о том, что Музи сворачивает свои дела на Ближнем Востоке. А если так, то левые доходы капитана существенно снизятся. Как знать, может, это последний фрахт Музи, так почему не сорвать куш поувесистей?
Лармозо думал, что везет хорошую партию наркотиков, – Музи часто закупал гашиш у «Аль-Фатаха». А вместо этого наткнулся на пластиковую взрывчатку. Тут-то его и застал Хассан и, как дурак, схватился за свою пушку. Взрывчатка – это ведь совсем другое дело, не то что наркотики. Тут друзья уже не могут пошантажировать друг друга, оставаясь друзьями.
Лармозо очень надеялся, что Музи сможет уладить дело с боевиками и получить хорошую прибыль от продажи взрывчатки. Но, конечно, уже после того, как задаст ему хорошую трепку за то, что сунул нос в ящики. Ну а если Музи откажется сотрудничать, не захочет взять Лармозо в долю и утихомирить боевиков, тогда капитан оставит взрывчатку себе и загонит ее кому-то еще. Если уж скрываться, то лучше быть богатым и здоровым…
Только сперва надо точно подсчитать, сколько всего есть на продажу, да еще избавиться от кое-какого дерьма там, в трюме.
Лармозо знал, что Хассан тяжело ранен. И теперь считал, что у него было достаточно времени, чтобы подохнуть. Он решил, что зашьет Хассана в мешок, а балласт прикрепит уже в гавани Понта-Дельгада, когда на борту останется только якорная вахта. Тело он сбросит в глубоких водах, подальше от Азор.
В Бейруте Мухаммад Фазиль заходил на телеграф каждый час, справиться, нет ли ему телеграммы. Поначалу он думал, что телеграмма Хассана с Азор просто задержалась. Раньше телеграммы всегда приходили к полудню. За то время, что дряхлый сухогруз двигался все дальше на запад, Фазиль получил уже три известия: из Бенгази, Туниса и Лиссабона. Текст всегда был разный, но означали телеграммы одно: взрывчатка в порядке. В той, которую он ждал теперь, должно было сообщаться: «Матери сегодня гораздо лучше», подпись – «Хосе». В шесть вечера, так и не получив телеграммы, Фазиль отправился в аэропорт. У него с собой были документы на имя фотографа-алжирца и фотокамера для скоростной съемки. Камера была выпотрошена, в ней теперь помещался револьвер «магнум 357». На всякий случай Фазиль заказал билет на самолет еще две недели назад. В Понта-Дельгада он должен быть завтра, в четыре часа дня.
Капитан Лармозо сменил своего первого помощника у штурвала, когда ранним утром 2 ноября «Летиция» огибала скалистые берега Санта-Марии. Капитан обошел остров с юго-запада и повернул на север, к Сан-Мигелю, чтобы зайти в порт Понта-Дельгада.
В свете зимнего солнца этот португальский город радовал глаз своими белыми, крытыми красной черепицей домами. Вечнозеленые деревья вокруг домов тянулись вверх – они были почти той же высоты, что и колокольня. За городом плавно вздымались горные склоны, на них лоскутным одеялом раскинулись поля.
В порту у причала, когда команда освободила судно от партии малой сельскохозяйственной техники и грузовая марка «Летиции» поднялась над водой, на корабль было страшно смотреть – так оброс ракушками его корпус. Но вот на борт доставили ящики с минералкой, и «Летиция» снова опустилась по ватерлинию в портовые воды.
Лармозо нисколько не беспокоился: разгрузка и погрузка будут проводиться только в кормовом трюме. Небольшой, запертый на замок отсек носового трюма никто не потревожит.
Бо́льшая часть работы была закончена на следующий день еще до наступления вечера, и Лармозо отпустил команду на берег. Казначей выдал матросам деньги, но немного – только чтобы каждому хватило провести время в баре и у девочек.
Команда заторопилась прочь по набережной в предвкушении веселого вечера; матрос, опередивший всех, не успел даже толком стереть с шеи мыльную пену после бритья. В спешке никто не заметил худощавого человека у колонны портика «Банко Насиональ Ультрамарино». Он явно пытался сосчитать, сколько матросов сошло на берег, пока они гурьбой валили мимо него.
На корабле воцарилась тишина, слышны были лишь шаги капитана: он спускался в мастерскую – небольшой отсек при машинном отделении, тускло освещенный забранной в проволочную сетку лампочкой. Порывшись в куче железного хлама, Лармозо отыскал среди старых деталей шатун с цапфой, валявшийся здесь с весны, когда у «Летиции» заклинило двигатель на Тобрукском рейде. Шатун походил на огромную железную кость, когда Лармозо поднял его в руках, прикидывая вес. Уверившись, что его веса хватит, чтобы увлечь тело Хассана в глубины вод, на самое дно Атлантического океана, капитан оттащил шатун на корму и запер там в рундуке вместе с мотком веревки.
Затем он отправился в камбуз, взял из запасов кока большой парусиновый мешок для мусора и направился через пустую кают-компанию к трапу. Перебросив мешок через плечо, словно мексиканскую шаль, Лармозо шел, насвистывая сквозь зубы, и звук его тяжелых шагов громким эхом отдавался в тиши коридора. Вдруг позади себя он расслышал какой-то шум. Капитан замер, прислушиваясь. Может, это просто старик-вахтенный ходит там, на верхней палубе? Из кают-компании, через люк, Лармозо выбрался к трапу и стал спускаться вниз по железным ступеням на уровень носового трюма. Однако входить в трюм он не стал. Вместо этого грохнул крышкой люка и отошел назад. Прислонившись к переборке у подножия трапа, Лармозо смотрел вверх, пытаясь разглядеть, что делается там, у верхнего люка, в самом устье железной лестничной шахты, на дне которой он сейчас стоял. Пятизарядный «эруэйт» системы «смит и вессон» в его огромной руке выглядел словно детский леденцовый пистолет.
Лармозо стоял и смотрел. И вот вверху откинулась крышка люка, и в проеме показалась маленькая аккуратная голова Мухаммада Фазиля. Он двигался медленно и осторожно, словно змея на охоте.
Лармозо выстрелил, оглушительный грохот заполнил лестничную шахту, отдаваясь от железных стен. Пуля с визгом отскочила от стального поручня. Лармозо нырнул в люк трюма и захлопнул за собой крышку. Он ждал в темноте, обливаясь потом, и отвратительный запах его тела смешивался с запахом ржавчины и застывшей смазки.
Звук шагов на ступенях трапа был размеренным и спокойным. Лармозо понимал, что Фазиль спускается, держась за поручень одной рукой, сжимая в другой оружие. И конечно, держит под прицелом крышку люка. Лармозо протиснулся за контейнер, метрах в четырех от единственного входа в трюм. Время работало на него. Кто-нибудь из матросов так или иначе скоро приволочется на судно. Надо придумать, что бы такое предложить Фазилю, как выкрутиться. Нет, ничего не выйдет. Осталось еще четыре патрона. Он просто пристрелит Фазиля, когда тот сунется в люк. Решено.
Шаги по трапу на мгновение затихли. Затем грохнул «магнум» Фазиля, и пуля пробила крышку люка, разметав осколки по трюму. Лармозо выстрелил в ответ, но его пуля – 38 спешл – лишь оставила вмятину на металле. Увидев, что крышка откинулась и в проеме появился темный силуэт, Лармозо продолжал стрелять.
При вспышке последнего выстрела капитан разглядел, что стрелял в подушку, взятую с дивана в кают-компании. Тогда Лармозо бросился бежать, спотыкаясь в темноте и проклиная все на свете. Он бежал к носовому отсеку. Он возьмет «вальтер» Хассана и прикончит Фазиля на месте.
Огромный и толстый, Лармозо тем не менее двигался довольно легко. К тому же он прекрасно знал планировку трюма. За полминуты он добежал до переборки и, нащупав дверцу, полез за ключом. От вони, ударившей ему в нос, когда он шагнул в отсек, у него перехватило дыхание. Чтобы не выдать себя, Лармозо не стал зажигать свет и пополз вперед по палубному настилу в черной как деготь мгле, пытаясь нащупать ноги Хассана и чертыхаясь себе под нос. То и дело он натыкался на контейнеры и ящики, приходилось менять направление, ползти вкруговую. Наконец он нащупал ботинок. Лармозо повел рукой вдоль штанины и вверх по животу, к поясу. «Вальтера» за поясом не было. Он ощупал тело с обеих сторон. Ощупал руку повыше локтя, почувствовал, как она шевельнулась, но так и не обнаружил оружия – до тех пор, пока выстрел из «вальтера» не ударил ему прямо в лицо…
Звон в ушах был таким оглушающим, что Фазиль только через несколько минут смог расслышать хриплый шепот из носового отсека:
– Фазиль! Фазиль!
Луч крохотного фонарика прорезал черноту отсека, по железному настилу зацарапали коготки: кто-то поспешил удрать из лужицы света. Фазиль провел лучом по кровавому месиву, что недавно было лицом Лармозо. Капитан лежал на спине, убитый наповал. Фазиль шагнул в отсек.
Опустившись на колени, он взял в ладони изувеченное крысами лицо Али Хассана. Губы раскрылись.
– Фазиль?
– Ты все правильно сделал, Хассан. Я приведу врача.
Фазиль видел – положение безнадежно. Хассану, живот которого вздуло от перитонита, уже ничто не поможет. Но Фазиль вполне мог похитить какого-нибудь врача за полчаса до отплытия «Летиции» и привести его на борт. А потом убить где-нибудь в открытом море, до прихода в Нью-Йорк. Хассан заслуживает и большего. Это было бы только гуманно.
– Хассан, я вернусь через пять минут, принесу аптечку. Я оставлю тебе свет.
В ответ раздался чуть слышный шепот:
– Я выполнил задание?
– Ты все сделал как надо. Отдохни, друг. Сейчас я принесу морфий, а после приведу врача.
Фазиль ощупью пробирался к выходу в черноте трюма, когда позади раздался выстрел «вальтера». Он остановился и на мгновение прижался лбом к холодному металлу корабля.
– Вы все за это заплатите, – прошептал он.
Фазиль обращался к целому народу, к людям, которых в жизни своей никогда не видел.
Старик-матрос на якорной вахте все еще не пришел в себя; он так и лежал там, где Фазиль его «обезвредил», с огромной шишкой на затылке. Тот оттащил его в кабину первого помощника и уложил на койку, потом сел и задумался.
Поначалу они планировали, что ящики будут доставлены в Бруклинский порт и получены импортером Бенджамином Музи. Выяснить, связался ли Лармозо с Музи заранее, чтобы с его помощью осуществить этот предательский план, не представлялось возможным. Музи все равно придется обезвредить: он слишком много знает. Таможенникам захочется узнать, куда подевался Лармозо. Посыплются вопросы. Не похоже, чтобы кто-то другой на корабле знал, что находится в ящиках. Ключ от носового отсека вместе со всей свисавшей с кольца связкой так и остался торчать в замке, когда Лармозо подох. Теперь эта связка лежала в кармане у Фазиля. Взрывчатка не должна прибыть в нью-йоркский порт вовсе, это ясно.
Первый помощник, Мустафа Фаузи, оказался человеком вполне разумным и не очень храбрым. Около полуночи, когда Фаузи вернулся на корабль, Фазиль поговорил с ним. Беседа была совсем не долгой. В одной руке Фазиль держал большой черный револьвер, в другой – две тысячи американских долларов. Фазиль осведомился о состоянии здоровья сестры и матушки Фаузи, проживающих в Бейруте, а затем высказал предположение, что их здоровье и благополучие в значительной степени будут зависеть от того, согласится ли Фаузи ему помогать. Тот сразу же согласился.
В семь часов вечера по восточному времени[20] в доме Майкла Ландера зазвонил телефон. Майкл работал в гараже и сам взял отводную трубку. Далия размешивала краску в большой жестянке.
По шуму и треску в трубке Ландер понял, что звонят издалека. Мужской голос, довольно приятный, английская речь с акцентом, слегка напоминающим оксфордский выговор Далии. Мужчина попросил к телефону «хозяйку дома».
Далия бросилась к телефону. Последовала долгая и утомительная беседа по-английски о родственниках и о какой-то недвижимости. Беседу завершила пулеметная очередь арабского сленга, продолжавшаяся секунд двадцать.
Далия повернулась к Майклу, прикрыв трубку ладонью.
– Майкл, нам придется забрать взрывчатку в открытом море. Ты можешь достать катер?
Мозг Ландера работал молниеносно.
– Да. Передай место встречи: сорок миль к востоку от маяка Барнегат, за полчаса до заката. Установим визуальный контакт, пока еще светло, встанем борт о борт, как только стемнеет. Если сила ветра превысит пять баллов, операция откладывается ровно на двадцать четыре часа. Скажи, пусть перепакует груз так, чтобы каждый тюк был под силу одному человеку.
Далия быстро закончила разговор по телефону.
– Вторник, двенадцатого, – сообщила она и с удивлением посмотрела на Майкла. – Послушай, ты что, вот так, моментально смог разработать весь этот план?
– Нет, – ответил Ландер.
Далия давно поняла, что Ландеру нельзя лгать. Это было бы столь же глупо, как закладывать в компьютер лишь наполовину верные данные и ожидать правильного ответа. К тому же он всегда замечал даже малейшее ее намерение уклониться от истины. Теперь она была до глубины души рада, что с самого начала посвятила его во все детали плана доставки взрывчатки в США.
Майкл терпеливо выслушал ее рассказ о том, что произошло на «Летиции».
– Ты думаешь, Музи навел Лармозо на это дело? – спросил он.
– Фазиль не знает. У него не было возможности допросить Лармозо. Ничего не поделаешь – приходится считать, что он навел. Мы не можем рисковать, правда ведь, Майкл? Если только Музи решился сам заняться этим грузом, забрать себе аванс и продать взрывчатку кому-то еще, то, значит, он заложил нас американским властям. Он и не мог бы поступить иначе, ему ведь собственную шкуру надо спасать. Даже если Музи и не предал нас, его все равно придется обезвредить. Он слишком много знает. И он тебя видел. Он может тебя опознать.
– Вы с самого начала решили, что его надо будет убрать?
– Да. Он ведь никогда не был с нами и, кроме того, занят опасным делом. Если полиция решит потрясти его по другому поводу, кто знает, что он им там наплетет? – Далия вдруг поняла, что переборщила, и умерила пыл. – Мне нестерпима мысль, что Музи – постоянная угроза тебе, Майкл, – добавила она мягко. – Да ведь ты и сам ему не доверяешь, правда? Ты даже разработал план получения взрывчатки в открытом море, просто так, на всякий случай, да? Это просто потрясающе!
– Ага. Просто потрясающе, – откликнулся Ландер. – Только вот что. С Музи ничего не должно случиться, пока мы не получим взрывчатку. Если он заложил нас полиции, чтобы обеспечить себе безопасность – не важно, по какой причине, – ловушка будет расставлена в порту. До тех пор, пока они полагают, что мы туда сами явимся, они вряд ли станут перебрасывать людей по воздуху, чтобы устроить засаду на корабле. Если с Музи разделаются до прихода судна, полиция будет знать, что мы и не собираемся появляться в порту. Нас уже будут ждать, когда мы отправимся на корабль. – Ландера вдруг охватил гнев, губы у него побелели. – Что, этот ваш генератор идей, этот мешок с верблюжьим дерьмом, никого лучше Музи найти не мог?
Далия и бровью не повела. Она не стала напоминать ему, что это он сам первым отправился к Музи. Она была уверена – этот новый приступ гнева будет подавлен и пополнит запас злости, хранящийся в душе Ландера. И это будет только на пользу, когда дойдет до дела.
На мгновение Майкл прикрыл глаза.
– Тебе придется сделать кое-какие покупки, – сказал он. – Дай-ка мне карандаш.