Прогресс – это способность человека усложнять простоту.
Когда одним теплым летним утром в 2003 году Линн Кимси пришла на работу, она понятия не имела, что события предстоящего дня превратят следующие четыре года ее жизни в зловещий, запутанный и мрачный психологический триллер. В тот вечер, получив новую задачу, она ехала домой по автостраде как реальное воплощение доктора Пилчера, косоглазого любителя жуков из фильма «Молчание ягнят».
Ранее в том же году, воскресным утром 6 июля, женщина по имени Джоани Харпер, трое ее детей и ее мать, Эрнестин Харпер, посетили небольшую церковную службу в Бейкерсфилде в штате Калифорния. Это был значимый день для всей семьи. Для младшего ребенка Джоани, шестинедельного Маршалла, это был его первый визит в церковь. После службы семья пошла обедать в местную закусочную. Затем они отправились домой на послеобеденную сиесту, а потом планировали вернуться в церковь на вечернюю службу. Джоани и ее дети должны были лечь спать в дальней спальне, а ее мать – в другом конце дома.
По крайней мере, все должно было быть так. Но в тот вечер никто не видел семейство Харперов на службе.
Во вторник утром друг семьи, Келси Спанн, решила навестить Джоани, ее мать и детей. Мало того, что они не явились в церковь в воскресенье вечером, но с тех пор их никто не видел и ничего о них не слышал. И Харперы не отвечали на звонки. С ними могло что-то произойти.
Келси подошла к боковой двери, чтобы войти в дом с ключом, который ей отдала Джоани на хранение. Но дверь не открывалась. Ключ повернулся в замке, но, похоже, что-то с другой стороны мешало ей открыться. Она подошла к задней части дома и попыталась войти в дом через стеклянную раздвижную дверь. К удивлению Келси, она смогла ее открыть. Это было очень странно: Джоани всегда проверяла эту дверь, чтобы убедиться, что она заперта. Келси вошла в дом и направилась в спальню подруги.
В 7 часов утра в тот вторник в полицию Бейкерсфилда поступил звонок на 911. Он поступил из дома 901 на 3-й улице – это был адрес Джоани. Сцена, ожидавшая правоохранителей по прибытии, шокировала даже самых опытных сотрудников полиции.
Джоани нашли лежащей на кровати лицом вниз. Она получила три выстрела в голову из пистолета под патрон 22-го калибра и два в руку, а еще – семь ножевых ранений.
Четырехлетнего Маркеса Харпера также нашли на кровати с широко открытыми глазами. Ему прострелили голову справа, а кончики пальцев правой руки ребенка были прокушены до кости. Следователи пришли к выводу, что Маркес прикусил их от страха: должно быть, мальчик увидел убийцу и инстинктивно засунул пальцы в рот.
Линдси Харпер, которой было всего два года, нашли у изножья кровати в маленьком синем платье, в котором она была в церкви. Девочку убили одним огнестрельным ранением в спину.
Эрнестин, мать Джоани, нашли в коридоре с двумя пулевыми отверстиями на лице – в нее стреляли с близкого расстояния. Рядом с ней лежал пистолет. Кем бы ни был злоумышленник, женщину явно убили, пока она оборонялась.
Наконец, Маршалла, шестинедельного сына Джоани, которого сначала считали пропавшим без вести, нашли рядом с матерью – его спрятали под подушкой. Мальчика убили выстрелом в спину, как и его сестру Линдси.
Вскоре в деле появился главный подозреваемый. Сорокалетний Винсент Бразерс, бывший муж Джоани Харпер, был значимым членом сообщества в Бейкерсфилде. Бразрес был семьянином, получил степень бакалавра в Государственном университете Норфолка и степень магистра педагогики в Государственном университете Калифорнии. Устроившись в местную начальную школу в 1987 году, за восемь лет он поднялся по служебной лестнице до заместителя директора.
Но у Бразерса была темная сторона. Хотя Джоани, безусловно, любила его и изо всех сил старалась сохранить отношения между ними в норме, они то прекращались, то снова продолжались. Первый разрыв случился в 2000 году, всего через месяц после того как они поженились. Однако позже в том же году Джоани родила Линдси, их второго ребенка. Бразерс не присутствовал на родах, как и при рождении их первого ребенка, Маркеса. В 2001 году брак расторгли: Бразерс говорил о неразрешимых разногласиях, а Джоани – о лжи супруга. Вероятно, на момент свадьбы она не знала о судьбе двух предыдущих жен Бразерса.
В 1988 году Винсента приговорили к шести дням тюремного заключения и условному сроку за жестокое обращение со своей первой женой. В 1992 году он снова женился, но в следующем году его вторая жена подала на развод, заявив, что мужчина прибегал к насилию и угрожал убить ее. Затем, в 1996 году, в своем доме Бразерс сексуально домогался до сотрудницы школы, где только в прошлом году он занял пост заместителя директора. Согласно районным записям, женщина утверждала, что Бразерс затащил ее в свою спальню, избил и сфотографировал. Несмотря на то что она сообщила об инциденте местным властям, полиция отговорила ее предъявлять обвинения, поскольку Бразерс был «образцом для подражания всей общины».
В январе 2003 года в Лас-Вегасе Джоани и Бразерс поженились во второй раз. Но в апреле Бразерс уехал из дома из-за разногласий между ним и матерью Джоани, Эрнестин. В мае родился малыш Маршалл, и вот, шесть недель спустя, он умер.
Обвинение утверждало, что отношения между Джоани и Винсентом были нестабильными, а сам Бразерс не только был жестоким, но и не хранил верность супруге. Предполагаемые измены мужчины стали основой выдвинутых против него обвинений. Ранее высказывали предположение, что основным мотивом убийств была жадность: Бразерс не хотел поддерживать деньгами разрастающуюся семью.
Мужчину арестовали в апреле 2004 года, его обвинили в пяти тяжких убийствах первой степени[7]. На суде Бразерс признал себя виновным.
Но у Винсента было алиби: его защита утверждала, что во время совершения убийств Бразерс был в другом штате, где навещал своего брата Мелвина, которого не видел десять лет. В качестве доказательств адвокаты предоставили договор об аренде автомобиля Dodge Neon, который позже конфисковали детективы, и несколько квитанций по кредитным картам о покупке вещей в магазине Северной Каролины в день убийства. Полиция и правда нашла Бразерса в доме его матери в Северной Каролине, чтобы сообщить о гибели его жены и детей.
Более подробное изучение операций по кредитным картам и анализ видеозаписей с камер в магазине доказали, что на самом деле покупки совершал Мелвин, брат Винсента, который присвоил карты себе и подделал чужую подпись. Несмотря на то, что обвиняемый действительно арендовал Dodge в Огайо, мужчина проехал на нем около 9000 километров, а этого более чем достаточно, чтобы добраться до Бейкерсфилда и уехать обратно к брату.
Однако все доказательства, которые приводило обвинение, были косвенными. Бразерс мог быть изменником, но это не делало его убийцей. А тот факт, что картами Винсента пользовался Мелвин, не доказывает, что его брат находился в тот момент на другом конце страны и убивал свою семью. Может быть, он просто ждал Мелвина на стоянке у магазина. А почти 9000 километров, которые Бразерс проехал на Dodge, он, в теории, мог преодолеть, даже не пересекая границ штата Огайо.
Для обвинения нужны были весомые факты. Один из жителей Бейкерсфилда сообщил, что видел Бразерса недалеко от дома Харперов примерно в то время, когда произошли убийства, но этот человек мог ошибаться. Случай был неприятным: все улики указывали на одного и того же человека, но не было весомых доказательств его вины, которые позволили бы закрыть дело. Помочь обвинению могли те километры, что Бразерс проехал на арендованной машине, и для этого нужно было связать воедино Винсента, убийства и асфальт.
Но как это сделать?
25 июля 2003 года два агента ФБР и офицер полиции Бейкерсфилда вошли в Музей энтомологии[8] Бохарта в Калифорнийском университете в Дэвисе с автомобильным радиатором в руках. На его решетке остались следы жуков, и агенты хотели узнать, каких именно. Конечно, жуки не были редкостью для Калифорнии, но, возможно, на радиаторе остались следы насекомых, типичных, к примеру, для Огайо или Северной Каролины.
Троицу приветствовала Линн Кимси, хрупкая серьезная женщина за сорок, профессор энтомологии Калифорнийского университета в Дэвисе и куратор музея. Кимси интересовалась биогеографией насекомых, в частности калифорнийских, а потому была единственным специалистом, который мог ответить на вопросы правоохранителей. Женщина осмотрела решетку и отнесла ее на анализ.
В прошлом году я зашел к Кимси, чтобы поговорить об этом деле. Почти два десятилетия спустя оно было еще свежо в ее памяти.
– В то время я понятия не имела, что на самом деле принимала участие в расследовании убийства, – сказала она мне, когда мы бродили по лабиринту тщательно промаркированных витрин с насекомыми глубоко в недрах музея. – Они не рассказали мне об этом, и, вероятно, не зря. Многие научные исследования лучше проводить вслепую, не понимая, какую конкретную головоломку пытаешься решить, – тогда процессу не мешают эмоции и ожидания. Это очень хитро: ты разгадываешь загадку и в то же время выступаешь в роли свидетеля-эксперта по делу об убийстве, даже не осознавая этого.
Мы остановились у витрины с надписью Xanthippus corallipes pantherinus. Кимси открыла ее.
– Мы обнаружили 30 отдельных насекомых на различных участках радиатора, – сказала Линн. – Вернее, мы нашли их части: крылья, лапы, участки брюшка… И мы нашли следы шести насекомых, которые могли прояснить ситуацию.
Во-первых, на радиаторе были фрагменты двух жуков, которые, как мы знаем, живут только в восточной части Соединенных Штатов. На воздушном фильтре мы нашли жуков Neacoryphus rubicollis[9] и Piesma brachiale[10], или ceramicum, которые встречаются только в Аризоне, Юте и Южной Калифорнии. Еще там была большая золотая бумажная оса, Polistes aurifer, без нескольких крыльев и ног – она встречается в основном в Калифорнии, но ее видели даже на востоке, в Канзасе. А еще был этот маленький парень, Xanthippus corallipes pantherinus, кузнечик с красными ногами. Вернее, то, что от него осталось. Мы опознали его по одной из задних лапок: внутренняя часть голени была ярко-красной.
Кимси достала из витрины поднос и протянула мне. Я взглянул на насекомое через стеклянную крышку. Ноги кузнечика действительно были ярко-красными, словно тлеющие угольки.
– А откуда этот… красный кузнечик родом? – спросил я.
Кимси улыбнулась.
– Он обитает не восточнее Канзаса и центрального Техаса. Автомобиль, которому принадлежал этот радиатор, когда-то находился на востоке Соединенных Штатов. Но в какой-то момент он проехал через регионы к западу от Колорадо. И это соответствовало теории о том, что Бразерс ехал на запад из Огайо по федеральной автомагистрали под номером 70 или 40. Он мог доехать до Бейкерсфилда.
Правоохранители были рады таким новостям. Жуки, оставшиеся на радиаторе Dodge, сработали как самое настоящее устройство для отслеживания местоположения. Результаты исследования Кимси стали последним гвоздем в крышке гроба этого дела. Линн дала показания в верховном суде Бейкерсфилда, и 15 мая 2007 года присяжные признали Бразерса виновным в убийстве жены, троих детей и тещи.
Мы остановились у другой витрины. Там находилась Acherontia styx, бабочка с изображением черепа на голове из «Молчания ягнят». Кимси открыла витрину, достала из нее поднос и протянула мне.
– Судья отклонил вариант пожизненного заключения без права досрочного освобождения и приговорил Бразерса к смертной казни, – сухо сообщила она. – Сегодня он находится в Сан-Квентине в ожидании казни.
– И как вы к этому относитесь? Ведь ваши показания привели его туда.
Женщина пожала плечами.
– Я ничего не чувствую, – сказала она. – Он оказался в тюрьме, потому что сам совершил преступление. А я всего лишь сделала свою работу – разложила факты по полочкам.
В 2005 году, через год после ареста Бразерса, американский психолог по вопросам развития Лиза Оукс провела исследование в Университете Айовы. Она выяснила, как именно мы все, говоря словами Кимси, раскладываем по полочкам информацию. Оукс интересовало, когда мы начинаем разделять все на категории: является ли эта способность врожденным инстинктом или мы ее приобретаем в процессе взросления и обучения.
Женщина взяла группу четырехмесячных младенцев и показывала им в своей лаборатории фотографии кошек на двух экранах компьютеров, расположенных бок о бок. Кошек показывали одновременно по парам: одна была на экране слева, а другая – справа. В течение 15 секунд, пока каждая пара находилась на экранах, наблюдатель записывал, сколько времени младенцы проводили, глядя на каждую кошку.
Но после того как младенцы начинали узнавать эти шесть пар животных, на что указывало сокращение времени уделенного им внимания, Оукс добавляла в тест фото кошки, которую дети еще не видели, или же фото собаки. Лиза предположила, что если бы младенцы дольше смотрели на собаку, чем на новую кошку, то это бы значило, что они увидели сильные отличия собаки от уже знакомых им кошек. То есть внимательное разглядывание собаки говорило бы о том, что мозг младенцев обрабатывает изображение нового существа иначе, относя его к новой категории. А если бы время изучения фото собаки не отличалось от времени, которое дети тратили на кошек, это бы говорило о том, что мозг младенцев рассматривает собак и кошек как единую категорию.
Результаты поразили Оукс. Несмотря на то что младенцы до этого имели минимальный контакт с собаками и кошками, им самим было всего четыре месяца и они еще не усвоили слова, обозначающие категории «собака» и «кошка», и даже несмотря на схожесть животных, у которых было четыре лапы, два глаза и хвост, дети дольше смотрели на изображения собак, чем на новые фотографии кошек. Мозг, которому всего четыре месяца, уже сортирует внешний мир по коробкам.
После обеда с профессором Кимси в Музее энтомологии Бохарта я отправился через кампус в Центр разума и мозга Калифорнийского университета в Дэвисе, где Оукс теперь возглавляет лабораторию по изучению когнитивной деятельности младенцев на факультете психологии. Мы встретились в приемной, и она устроила мне экскурсию. В лаборатории нашлось место и для мягких игрушек, пластмассовых животных, мячей и колокольчиков, и для осциллографов, шапочек электроэнцефалографа и установок для отслеживания взгляда.
Я рассказал Оукс о встрече с Кимси и о том, как ее исследование помогло поймать убийцу. Лизу эта история впечатлила. Но не думаю, что такие мелочи могут сравниться с мощью ее мониторов в лаборатории, где показывали кошек и собак.
По словам Оукс, мир – сложное место. Когда мы появляемся в нем, все, что нас окружает, кажется «цветущей гудящей неразберихой», как однажды выразился отец западной психологии Уильям Джеймс. Поэтому человеческий мозг и начинает сортировать данные, поступающие в него, на отдельные потоки, различные категории. Глаза, носы и рты становятся лицами. Существа, которые лают, ржут или мычат, у которых есть четыре ноги и хвост, становятся животными.
– Только представьте, каким был бы мир, если бы наш мозг не мог формировать категории, – предложила Оукс. – Даже самые простые и обыденные вещи могли бы принести нам массу проблем. Допустим, вы приходите к другу, а он установил в саду новую систему полива растений. А у вас в мозге нет категории «поливочное устройство». Вам бы пришлось задуматься: «Что это за предмет посреди лужайки? Он опасен? Он может меня убить?»
Оукс предположила, что если бы у нас не было возможности разделять вещи и явления на категории, то, просыпаясь каждое утро, мы бы оказывались на новой планете. «Что такое фен? Он попытается напасть на меня? А как работает телевидение? Кто все эти люди внутри устройства и с кем они пытаются поговорить? Зачем нужна стиральная машина? Чтобы засовывать в нее свою голову?»
Категории позволяют нам ориентироваться в мире, передвигаться от объекта к объекту, от человека к человеку предсказуемым и упорядоченным образом. Поэтому наша жизнь не похожа на бесконечную череду случайных, новых, но бессмысленных взаимодействий, а является контролируемым и целенаправленным процессом.
– Когда мы маленькие, мы воспринимаем мир в широких, общих категориях: понимаем, к примеру, что растения отличаются от животных. Затем постепенно, по мере того как оттачиваем навыки, мы учимся замечать и подкатегории. Мы видим цветы и деревья, собак и кошкек, птиц и рыб. Больших и маленьких существ, приятных и не очень. А потом мы учимся замечать более мелкие различия. Мы способны отличать чихуахуа от лабрадора, персидских кошек от сиамских, лиственные деревья от хвойных и так далее.
Как утверждает Оукс, со временем люди становятся все более разборчивыми. И если сосредоточить все внимание, к примеру, на насекомых, можно превратиться в Линн Кимси, которая вынуждена перейти на латынь, когда на пороге ее дома появляется полиция.
Человеческий мозг стремится разделять предметы и явления на категории, чтобы избавиться от неопределенности и ориентироваться в реальности. Но какой уровень категоризации можно считать оптимальным для максимальной эффективности в повседневной жизни? Если люди развили инстинкт делить все на категории, чтобы упростить себе жизнь, то разве сортировка информации со страстью судебного энтомолога не может навредить?
Этот вопрос я поднял уже на другом континенте, беседуя с профессором Майком Андерсоном, деканом факультета психологии и физических упражнений в Университете Мердока в Перте, на западе Австралии[11]. Андерсон является одним из ведущих мировых экспертов по категориальному восприятию, в частности у детей.
Он объяснил мне, что мы разделяем мир на три разных уровня: верхний, базовый и нижний. И это позволяет нам подходить к вопросам присвоения категорий настолько тщательно, насколько мы сами этого хотим.
– Можно представить эту систему в виде генеалогического древа: более общие категории будут располагаться в нем наверху, а более конкретные – внизу, – предложил Андерсон. – Представьте, что я указываю вам направление и говорю повернуть направо в конце дороги у квадратной бетонной конструкции с дверью, четырьмя окнами и подъездной дорожкой, рядом с которой в саду находится лающее млекопитающее с четырьмя лапами, мехом и хвостом. Вы бы подумали, что я немного странный. Ведь проще сказать, чтобы я повернул направо у дома с собакой. Когда я говорю слова «дом» или «собака», ваш мозг автоматически может дорисовать картину. Ему не нужны прочие детали.
С другой стороны, я мог бы сказать: «Поверните направо у жилища ремесленника с мансардой и узорчатой плиткой, рядом с которым бегает бергамская овчарка». Вы бы снова подумали, что я сумасшедший. В этом случае я дал слишком конкретное описание. Меня бы смог понять только архитектор, который разбирается в редких породах собак, да и тот бы подумал, что я веду себя странно.
В обычном разговоре мы выбираем базовые и общеизвестные категории, потому что они позволяют нам экономить время и эффективно общаться. Именно ради этого мы и развили свою способность все классифицировать. По словам Андерсона, категории базового уровня являются наиболее оптимальными в повседневной жизни.
– Спросите, например, четырехлетнего ребенка, будет ли теленок мычать, если его вырастили среди свиней, и он ответит да. Даже в четыре года дети понимают, что детеныш животного вырастет и приобретет черты остальных животных своей категории вне зависимости от внешних условий. Спросите детей, будет ли дикобраз, внешне похожий на кактус, оставаться дикобразом, и они ответят утвердительно. Ведь черты, согласно которым животное когда-то отнесли к дикобразам, не изменятся.
Разделение явлений, живых существ и предметов окружающего мира по базовым категориям – своего рода путеводная звезда для человека. С самого раннего возраста дети способны видеть различия между такими понятиями, как «корова», «свинья», «дикобраз», не опираясь исключительно на внешние признаки и делая выводы о том, какие характеристики могут объединять разных животных. И, кажется, дети понимают, что базовые категории – нечто постоянное. Например, они знают, что коровы будут мычать, даже если вырастут среди свиней.
– Конечно, в повседневной жизни лучше всего использовать базовые категории. Но в то же время представления о повседневной жизни у всех разные. Согласно исследованиям, чем больше мы знаем в той или иной области, тем чаще будем использовать специальные, более конкретные категории. Поэтому эксперты, которые могут разобрать какое-то явление до мельчайших деталей, будут считать используемые в повседневном разговоре категории оптимальными, в то время как сторонний наблюдатель ничего из их беседы не поймет[12].
Возьмем, к примеру, биологию. Любому живому существу можно присвоить категорию принадлежности к царству, типу, классу, подклассу, семейству, роду и виду. Для биологов оптимальным уровнем является род, несмотря на то что многим людям показались бы удобнее категории вида.
– Слово «собака» на самом деле описывает определенный вид – Canis familiaris, относящийся к роду Canis, – рассказал Андерсон. – К этому роду также относятся волки, Canis lupus, и койот, Canis latrans. Поэтому, когда мы говорим об оптимальном уровне категоризации, мы должны проявлять осторожность. Использование тех или ниых понятий зависит от контекста.
Именно поэтому теплым летним утром 2003 года представители ФБР ворвались в Музей энтомологии Бохарта с поврежденным автомобильным радиатором. Исключительные обстоятельства требовали исключительной категоризации.