1 декабря 20.. г.
Алекс
«Он только начал вставлять ключи в замок, а меня уже всю трясет… И так – каждый день. Он приходит с работы, отпирает двери своими ключами, пыхтит в прихожей, разуваясь и надевая домашние тапочки. Сейчас он войдет в комнату и скажет: «Добрый вечер, Саша, как дела?»
В дверях гостиной появляется невысокий плотный человечек, Юрий Львович Гарашин. Под пиджаком толстый малиновый пуловер. На лысине блестят капли пота. Воротник белой рубашки расстегнут. Крупный нос с горбинкой, тонкие губы растянуты в улыбке, взгляд маленьких карих глаз не выражает ровным счетом ничего.
– Добрый вечер, Саша, как дела?
Вот если бы тебя не было, старый ты сыч, тогда и были бы какие-то дела! Тогда бы началась совсем другая жизнь. Если бы ты только знал, как же я ненавижу тебя, как мне противно смотреть на твою лысину, на твои тонкие губы, на этот твой малиновый пуловер….
– Вообще-то все знакомые называют меня Алекс, – напоминаю я ему.
Я моложе его на десять лет. Я – натуральная блондинка с зелеными глазами, но иногда ношу бирюзовые линзы. Меня это забавляет, к тому же они прекрасно сочетаются с моей бирюзовой кожаной курткой. Мне кажется, что так я выгляжу даже моложе и интереснее. Мой муж невысок, его макушка находится на уровне моего подбородка. Когда я принимала решение выйти за него замуж, его рост интересовал меня меньше всего. Меня привлекали в нем его квартиры, деньги и мебельные цеха. За время нашего брака он построил еще две мебельные фабрики, открыл пять магазинов, выкупил землю в живописном месте на берегу Волги и начал строительство гостиницы. Я часто смотрю на него и задаю себе вопрос: как мог такой вот тихий и неприметный человечек с ворохом отрицательных привычек, душевных качеств и дрянного характера так разбогатеть, так развиться? Ведь ему постоянно приходится работать с людьми. Неужели они не замечают всего того, что давно уже отравляет жизнь мне? Хотя откуда им знать, что в раздетом виде он похож на волосатую сутулую обезьяну, что он по нескольку раз в день меняет носки из-за дурно пахнущего грибка, что тумбочка в его изголовье набита разного рода кремами, мазями, таблетками… Что он храпит так, что рядом с ним невозможно заснуть, и что мне приходится постоянно трясти его и говорить ему в самое ухо: перестань храпеть! Удивительное дело, но он сразу же перестает. Вероятно, мой звуковой сигнал тотчас же поступает в головной мозг, который, в свою очередь, дает приказ носоглотке прекратить храп.
Меня зовут Александра, но мне нравится, когда меня зовут Алекс. Красиво. Но странное дело, когда меня называют Алекс, я и ощущать себя начинаю, как Алекс, и мне кажется, что моя жизнь наполняется иным смыслом. Когда я Саша – я делаю вид, что меня все устраивает. Я безропотно ухаживаю за своим мужем, кормлю его, глажу его рубашки и стараюсь не думать о том, что я несчастна. Когда же я Алекс – мне начинает казаться, будто моя жизнь проходит мимо меня, что я достойна лучшей доли. Лучшего мужа и лучших декораций моей единственной и такой драгоценной для меня жизни. Мне хочется жизни типа люкс, понимаете? Понимаю, сама все понимаю, что это – наиглупейшая игра, но жить-то как-то нужно, невозможно стоять на месте и не развиваться. Алекс хочется новых ощущений, впечатлений, она хочет много и всего, в отличие от спокойной и уравновешенной, всегда и всем довольной Саши, Шуры…
Шура иногда даже благодарна Юрию за то, что из-за его уровня жизни она нигде не работает, что весь смысл ее жизни заключается в том, чтобы в семье был порядок, все на своих местах. Саша с самого утра ходит по квартире и все складывает аккуратными стопочками, поливает цветы, варит борщ, крутит котлеты, чистит унитаз, доводит до блеска зеркала. Алекс же обедает в ресторанах и мечтает о домработнице. А еще она лютой ненавистью ненавидит Гарашина и мечтает его убить.
Конечно, этих моих строк не увидит никто, поэтому я могу написать здесь все, что думаю. А думаю я в основном о том, каким образом мне убить мужа.
Я прочитала великое множество романов об убийствах мужей. В основном при этом, конечно, используются различные яды. Но где мне взять яд? Где? Словно можно вот так запросто прийти в аптеку и попросить яду для мужа! Пожаловаться аптекарше на него, вызвать в ней, разбирающейся в химии и, соответственно, в ядах, жалость, рассказать о том, до какой степени можно ненавидеть мужчину, и получить из ее рук пузырек со смертью. Поблагодарить ее за этот подарок, расцеловать, как сообщницу, прийти домой, плеснуть яду в чай или кофе мужа, и – дело в шляпе!
– Что у нас сегодня на ужин? – Гарашин идет в ванную комнату, моет руки, затем осушает их полотенцем, тщательно протирая каждый палец. Покидает ванную, идет в кухню, подходит к окну и смотрит в него, даже не замечая моего присутствия – ждет ужина.
– Куриный суп и жареная картошка с селедкой, – говорю я, чувствуя, как во мне поднимается во весь свой рост Алекс, как протестует она против своего унизительного положения служанки, рабыни. Про себя я продолжаю: «Чтобы ты подавился, сучий потрох, чтобы ты исчез с лица земли, чтобы тебя не было, не было!!!»
– Отлично.
Он садится за стол, я наливаю ему суп, представляя себе, что он отравлен. Гарашин в предвкушении наслаждения едой потирает ладони, устраивается поудобнее на стуле, берет ложку и принимается есть отравленный суп. Представляю, как он вдруг хватается за горло, стискивает его побелевшими пальцами, как закатываются его глаза, как изо рта показывается кровавая пена, как он падает на пол и бьется в конвульсиях…
– Это суп из домашней курицы?
– Да, – покорно отвечает Саша-Шура.
– На базаре купила?
– Да, – огрызается Алекс.
– Какой прозрачный, желтый бульон. Вот что значит настоящая курица. Очень вкусно!
Я смотрю, как он ест, и не чувствую ничего, кроме прилива тошноты. Хочется взять его за уши и ударить головой о стол, чтобы мордой – в тарелку! Хочется увидеть его мокрое от бульона и красное от удара и удивления лицо. Он бы не понял, кто мог так с ним поступить, поскольку и мысль о том, что это я, не могла бы у него возникнуть. Может, в квартиру ворвались посторонние, бандиты? Но, подняв голову, он увидел бы только меня. Интересно, что бы он сделал? Тоже макнул бы меня физиономией в суп? Или ударил бы наотмашь по лицу? На что он способен в такой момент? И способен ли он вообще на что-то решительное, отчаянное?
Интересно, у него есть любовница? И как он с ней обращается? Много ли дает ей денег? Извиняется ли перед ней, когда у него ничего, как у мужчины, не получается? Меняет ли он в ее присутствии носки? Целует ли ее в губы или ограничивается бледным поцелуем в щеку или лоб? Сколько ей лет? Хочет ли она, чтобы Гарашин развелся со мной и женился на ней? Хочет ли сам Гарашин что-либо изменить в своей жизни? Кажется, он хотел детей. Вернее, захотел, когда мы оба поняли, что у нас их не будет. Опомнился! Сколько книг я прочитала и фильмов просмотрела, где женщина мстит мужчине за аборт? Но нет, я благодарна Гарашину за то, что он настоял на моем первом (и, как выяснилось позже, последнем) аборте. Дети нужны лишь там, где есть любовь. Там же, где ее нет, детей быть не должно, это преступление, и я точно это знаю. Я сама из такой семьи, где не было любви. Мои родители не любили друг друга, моя мать тоже вышла замуж за моего отца по расчету. Я вся пошла в нее. У моей матери всегда были любовники. Думаю, они есть у нее и сейчас. Хотя у нее же молодой муж… А вот у меня есть любовник! Вернее, у Алекс. У красивой, роскошной и распущенной Алекс. Алекс не может без любовников. Она требует любви, поклонения, подарков, внимания. А еще она хочет, чтобы ее любовник, пылкий и восторженный Ванечка, пошел ради их любви на убийство.
Пылкий… Восторженный… Все бы так, если бы не одно обстоятельство. Он слишком слабый и бесхарактерный для такого. Он никогда не сможет никого убить. К тому же, что немаловажно, у него нет особой причины для этого. Он не так глуп и отлично понимает, что я и без того всегда буду с ним, что я появлюсь по первому зову, звонку, эсэмэске, что в его жизни после совершенного им убийства ничего-то не изменится, если не считать риска быть вычисленным, пойманным, арестованным, осужденным, заключенным.
Придется мне действовать самостоятельно. Добывать яд. Растворять его в чашке с чаем. И смотреть, как ненавистный Гарашин будет корчиться в предсмертных судорогах.
Хотя если разобраться хорошенько, то Гарашин не заслуживает смерти. В сущности, он неплохой человек, а потому следственным органам, которые займутся его убийством, будет непросто найти мотив и убийцу. Тем более что наша семья внешне выглядит вполне дружной, почти идеальной. Когда мы появляемся на людях, нас воспринимают как влюбленную пару. Это так. Поэтому причину его смерти, точнее убийства, станут, скорее всего, искать в его профессиональных занятиях. Начнут копаться в его отношениях с подчиненными. Но раз так, то мне следует в этом органам помочь; и убийство мужа совершить, уж конечно, не в нашей квартире, а где-нибудь в нейтральном месте. Да еще обставить все таким образом, чтобы направить следствие – сразу же! – по ложному пути. Вот, собственно, и все.
– Ты сегодня какая-то грустная, – говорит он, промокая губы салфеткой. – На тебе просто лица нет. Может, тебе нездоровится?
Его взгляд становится более теплым, человечным. Словно он на самом деле жалеет меня. Он же понятия не имеет о том, что я только что мысленно убила его. Отравила.
Вот, кстати, важная тема. Я возвращаюсь к ней снова и снова. Яд! Где бы раздобыть яду? Понятное дело, что не в аптеке. Но где же тогда? Или, быть может, все-таки нанять кого-нибудь, чтобы сделали за меня эту грязную и опасную работу? Но кого можно нанять? Все это слишком опасно. И я не знаю ни одного человека, которому я могла бы довериться. Разве что Алла…
Алла – это моя самая близкая подруга. Близкая, но не настолько, однако, чтобы она могла знать о моих планах относительно Гарашина. Она осведомлена о Ванечке, причем я рассказала ей о его появлении в моей жизни довольно-таки извращенным способом: как если бы рассказывала о некой другой моей подруге, посвящая Аллу в хронологию ее поступков, радостей и ошибок. Так мне было легче, чем рассказывать о самой себе. Но, думаю, Алла все поняла… и понимает.
Любовник – это святое. Подруги, как правило, знают о твоих любовниках. Подруга необходима, чтобы постоянно держать ее в курсе своих отношений с любовником, чтобы выслушивать ее советы, чтобы твоя новая, наполненная переживаниями жизнь не казалась тебе такой уж страшной. Слишком много всего нового, необъяснимого. Ты ищешь ответы на свои многочисленные вопросы у подруги, которая, как тебе хочется верить, уже прошла через все это, и она всегда подскажет тебе, как себя вести. И хотя ты в большинстве случаев все равно разбиваешь себе лоб о свой же опыт, подруга тебе бывает нужна уже хотя бы для того, чтобы позволить тебе поделиться с ней собственным опытом и помочь зализать твою рану.
Когда тебе плохо, когда твой любовник подолгу не звонит тебе, ты становишься страшной эгоисткой и начинаешь, сама того не замечая, заполнять время, да и жизнь своей подруги, собой – своими проблемами, слезами, соплями и истериками. Тебе кажется, что это единственно верный способ как-то облегчить собственные страдания. Тебе кажется, что у твоей-то подруги, в отличие от тебя, все в порядке, а потому ничего страшного не случится, если ты взвалишь на нее свои проблемы, если будешь звонить ей каждые четверть часа, оповещая ее о своих переживаниях, если и вовсе не поселишься у подруги – пережить это трудное время.
И все-таки любовник – это не признание в готовящемся убийстве. К тому же, скрывая от близкой подруги свое намерение разделаться (или избавиться, как вам будет угодно) с мужем, ты ее тем самым как бы спасаешь, избавляешь от возможности (или риска) быть привлеченной по делу об убийстве. Она в этом случае не сможет проходить по этому делу в качестве твоей сообщницы. В качестве свидетельницы, пожалуй, да. И ничего особенного в этом нет. Она всегда сможет подтвердить алиби на момент убийства и расскажет следователю о том, какие замечательные отношения были между мной и Гарашиным (уж на это у подруги хватит ума, тем более что она-то может предположить, что это ты укокошила собственного мужа, а потому ей, подруге, просто по штату положено покрывать тебя – кто знает, может, и она когда-нибудь отравит своего мужа, и в этом случае я смогу пригодиться ей так же, как и она мне сейчас).
Гарашин хочет любви. Он подходит ко мне, сытый, спокойный, смотрит на меня так, что я понимаю, чего он хочет, и покорная Саша, как овца, идущая на заклание, плетется за ним в спальню.
Алекс же, усевшись на подоконнике, смотрит ей вслед с презрением. Потом берет телефон и звонит Ванечке.
Осталось совсем недолго, недолго, недолго…»