Через неделю напряженной работы Аллану удалось собрать практически всю информацию о погибшем, какую только можно было получить в ходе опроса его школьных и студенческих друзей и приятелей, родных и близких. Собственно, ничего интересного, кроме одного момента, который так и остался пока невыясненным, не набралось.
Томас Кирс слыл человеком контактным и абсолютно неконфликтным. В любом случае сам никогда не шел на открытую конфронтацию, пытаясь до последнего исчерпать все возможные мирные пути решения проблемы, если таковая возникала. Это, впрочем, не означало, что любой компромисс для него был приемлем. Он не считал возможным идти навстречу обидчику в том случае, если его самолюбие было задето несправедливыми словами, наносящими глубокую обиду. И уж, не дай бог, как рассказали его школьные и студенческие приятели, если обидчик, несмотря на предупреждения не прибегать к рукоприкладству, воспринимаемые людьми, плохо знающими Томаса Кирса, за элементарную трусость, переходил от угроз к мордобитию. Тогда – пиши пропало: от Томаса пощады не жди. У него словно планка падала. Друзьям не раз приходилось оттаскивать разъяренного Томаса от обидчика, чтобы последний остался жив.
Вместе со своим близким другом Эдвардом Метсом они занимались каратэ, потом Томас увлекся кикбоксингом, но занимался им недолго, поскольку после окончания гимназии уехал учиться в Тарту. Говорят, что именно там на третьем курсе он и влип в неприятную историю, отделав, словно котлету, сыночка одного из профессоров университета. Томасу каким-то образом удалось уладить проблему и избежать суда, но сохранить место в университете он не сумел. Через несколько месяцев после этой истории Томас Кирс уехал в Ирландию, потом оказался в Англии и оттуда рванул в Америку, где через некоторое время встретил Джейн.
Аллан побывал в Тартуском университете, но ничего полезного, что каким-то образом могло пролить свет на убийство, не почерпнул. Он, правда, встретился с девушкой, у которой с Томасом незадолго до отъезда за границу были близкие отношения. Она поступила в магистратуру и поэтому осталась жить в Тарту. Катрин – так звали его бывшую пассию – честно призналась, что была очень сильно увлечена Томасом Кирсом.
– Я ему нужна была скорее для постельных утех, хотя он и говорил, что любит меня. Это правда, что я у него была более-менее постоянная… – Девушка горько усмехнулась и отвела глаза в сторону. – Но помимо меня были и другие. Сначала я очень ревновала, переживала, но потом поняла, что готова терпеть все его загулы, лишь бы не потерять Томаса, лишь бы он всегда был рядом. Глупо, конечно, но это так. Может быть, если бы у него был другой характер, тогда и остальное было бы по-другому. Если бы он хоть раз нахамил мне или ударил, думаю, я смогла бы уйти от него. Но Томас всегда был очень нежный, внимательный. Таких мужчин, как он, очень мало. Не надейтесь – вы не найдете таких, кто бы его ненавидел. В любом случае, – Катрин пожала плечами и улыбнулась, – среди наших с ним бывших однокурсников. Томас удивительным образом умел ладить со всеми. Может, я и ошибаюсь, но думаю, вы не там ищете – ведь он давно уехал за границу, говорят, женился.
Наряду с версией о причастности к убийству кого-то из бывших знакомых надо было проверять и другую версию – причастности к преступлению Джейн. А вот с этим дела обстояли совсем туго, потому что на сбор информации о Джейн нужно было время, а его-то как раз было в обрез. Родилась она в Германии, где служил ее отец, потом жила в Литве, откуда ее семья переехала в Ленинград, а потом Джейн, уже будучи взрослой девушкой, отправилась вместе с первым мужем в Америку. Это то немногое, что она сообщила о себе во время допроса. Через эстонское отделение Интерпола отправили три запроса – в Литву, в Россию и в Америку.
Пока не прибыли ответы из Интерпола, Аллан занялся тщательной проверкой сведений, полученных от матери убитого: с кем сын встречался в те несколько дней, пока жил в Таллине, кому звонил. Распечатка телефонных разговоров ничего существенного не дала. Судя по ней, он три раза вызывал такси, чтобы выехать в город. По словам матери, бывал в магазинах, пытясь найти подарки к Рождеству для Джейн и для своих родных. Один раз Томас Кирс был в гостях у дяди по материнской линии, который дал ему свой старенький «форд» для поездки к бабушке. Дал с условием: доставить машину назад в Таллин целой и невредимой. С дядей племянник посидел за бутылкой водки, рассказывая о жизни в Америке.
– Он у нас не нытик, – вспоминал дядя, – жаловаться не привык. Может, и не все было хорошо там, за границей, я не знаю, но Томас шутил и смеялся, даже когда рассказывал о том, какие сложности он испытывал в первые несколько месяцев пребывания за кордоном. Когда он оказался в Англии, то не сразу нашел работу, да и с английским у него на первых порах было не очень хорошо. Про Джейн почти ничего не рассказывал. Стоило мне только спросить про жену, он сразу мягко останавливал меня: «Потом расскажу, успею…» Мне почему-то показалось, что чувств у него к жене особых не было. Впрочем, это мое мнение, я могу и ошибаться. Моя сестра – его мать – и бабушка думают иначе. Да вы, наверное, уже знаете… Они почему-то уверены, что сын женился по большой любви.
Виктор Белых попросил Аллана еще раз встретиться с бабушкой Томаса Кирса, живущей в Нарве на улице Кангеласте.
– Ты вот что, дружище… на меня тут разом столько дел навалилось, что только успевай разгребать. Пока я тут заканчиваю с обвинительным по двойному убийству в баре, смотайся-ка в Нарву, попробуй еще раз поговорить с Валентиной Райдма, бабулей этого Кирса. Попытайся дома, в неофициальной обстановке, разузнать, как ее внук провел те два дня, что пробыл у нее. Может, что ценное раскопаешь. Обязательно прозондируй, не звонил ему кто или он кому-нибудь. В общем, не буду тебя инструктировать, сам знаешь, что делать.
– Вик Саныч, вы же сказали мне сегодня найти подругу той дамочки из Йыхви, расчленившей мужа…
– Подождет дамочка! Давай, действуй. Машина будет через полчаса, так что сразу на крыло и отправляйся в Нарву. Вот телефон бабули…
Старая женщина за короткое время, прошедшее с похорон внука, казалось, совсем высохла, сгорбилась, превратилась в совершенно дряхлую развалину с потухшим, безжизненным взором. Она даже передвигалась как сомнабула, словно вместо ног у нее были деревяшки.
На столе в комнате стояла фотография внука, перевязанная с одного угла черной траурной лентой. Перед фотографией – горящая свеча и две белых хризантемы. В квартире сильно пахло лекарствами.
– А… это вы… – тихо произнесла женщина, хотя неизвестно, узнала ли она Аллана, которого видела на кладбище и во время допроса сразу после похорон. – Проходите… Чаю хотите? Я поставлю… – И тут же, забыв о чае, направилась к креслу, стоящему возле стола с фотографией внука. Впустив в квартиру незваного гостя, старушка словно забыла о его существовании. Она неловко, как-то бочком, словно на минутку, опустилась в кресло и, судорожно вздохнув, уставилась на улыбающееся лицо своего погибшего внука. Потом всхлипнула, но не заплакала. Аллан не знал, как напомнить о себе, с чего начать разговор. Минут пять прошло в полном молчании.
– Вы извините, – произнес Аллан и удивился своему осипшему голосу, – что я тут пришел, но, понимаете… Может быть, вы что-нибудь еще вспомните… Прошу вас, давайте попробуем по минутам разложить те два дня, которые Томас, – Аллан сделал паузу и посмотрел на снимок с траурной лентой – провел у вас… Чем он занимался, куда ходил, с кем встречался?
Старушка продолжала молчать, будто не слышала гостя. Аллан уже решил, что напрасно приехал, потерял время. Придется, подумал он с сожалением, еще раз здесь побывать, чуть позже. Он только приподнялся из кресла, чтобы распрощаться, как пожилая женщина заговорила:
– Томас – она обвела уставшим взглядом, в котором, помимо боли, плескались безнадежность и отчаяние, – здесь… Он всегда будет со мной… ведь я любила его больше всего на свете…
И бесцветным, безжизненным голосом продолжила:
– Его последние дни… последние дни… – Она задумалась ненадолго. – Я вам все уже рассказала…
Пытаясь напрячь память, старушка часто заморгала и сморщила переносицу.
– Да нет, никуда он вроде и не ходил-то… Утром, когда приехал, пообедал со мной, а потом вместе отправились на рынок. Купили продукты… он сам платил… все приговаривал: «Бабуля, у меня денег достаточно…»
Несчастная женщина взглянула на Аллана и заплакала:
– Оставил двести долларов, велел потратить себе на подарок к праздникам. На что мне эти подарки? – жалобно спросила она. – Ничего мне не надо, ни подарков, ни денег…. Мне и пенсии хватает… Мне внук нужен, мой Томас… Кто его убил? Скажите, кто? Найдите этого человека. Нет, не человека – подонка!
– Обязательно найдем, обещаю вам. Но нам нужна ваша помощь. Попробуйте вспомнить, может быть, внук встречался с кем? Или звонил куда-нибудь?
– Звонил? – женщина непонимающе посмотрела на Алана. – Да… звонил… Матери…
– А ему никто не звонил? – не рассчитывая на утвердительный ответ, поинтересовался оперативник.
– Нет… Да и кто ему мог звонить. Впрочем, – старушка встрепенулась, – подождите! Как это не звонили – звонили! Точно звонили. Утром… Жена… – И вновь потухла. – Да, жена… Они поговорили немного. Томас сказал, что скоро приедет…
– Не припомните ли детали разговора? Он не нервничал? Что еще говорил?
– Да ничего такого не было… Спокойно говорил. Сказал в конце разговора: «Целую» и повесил трубку.
– Когда был звонок?
– Рано еще было, часов в восемь… Нет, наверное, чуть раньше, потому что соседка-учительница еще не ушла на работу. – Увидев удивленный взгляд Аллана, старушка пояснила: – Я слышу, как она, уходя в школу около половины восьмого утра, хлопает дверью… – И добавила: – Но Томас уже не спал. Он первый подошел к телефону…
Аллан Рист решил про себя, что вряд ли можно будет использовать эту информацию: подумаешь, жена позвонила. Никакой зацепки…
Он еще раз извинился перед старой женщиной за беспокойство, причиненное ей своим визитом, и встал. Едва Аллан подошел к двери и взялся за ручку, как запищал мобильник. Он машинально вынул его:
– Слушаю! В Таллин? Когда? Хорошо, успею…
И тут старушка всплеснула руками и схватилась за голову:
– Ой! Стойте! Вспомнила… Вы сказали про Таллин, вот я и вспомнила! Внуку еще кто-то звонил. Днем… Минут пять говорили. Внук больше слушал… Потом сказал, что машина у него есть, таллинский дядя, мой брат, дал на время.
– Хоть одно имя Томас назвал?
Старушка сокрушенно вздохнула и виновато поглядела на Аллана:
– Нет. Кто звонил – не знаю. Он не сказал мне. Помню только, что обрадовался очень звонку, как будто бы ждал его. Я спросила, кто это, но Томас отшутился: «Бабушка, много будешь знать, быстро состаришься, а я хочу, чтобы ты всегда была такой молодой и красивой». И когда увидел, что я немного обиделась, поцеловал в щеку: «Друзья звонили…» И обнял меня. А потом добавил, что, дескать, поедет с друзьями до Таллина, но имен не назвал… Ни одного… Да я и не спрашивала больше… Зачем?
Это уже было что-то: жертве перед смертью звонили, назначили встречу, и, получается, они вместе отправились в Таллин. Вот только приехали не в Таллин, а в лес. «Или я ошибаюсь? – прикинул Аллан. – Нет, все так. Ни с кем другим Томас Кирс не собирался вроде бы встречаться. Бабушка сказала, что он очень обрадовался звонку. Но ведь звонок, на первый взгляд, был неожиданный! Интересно, кому это он так обрадовался? Теперь становится понятным тот факт, что парень дал спокойно себя застрелить – он просто не ожидал, что такое может случиться, потому что доверял тем людям, с кем собирался ехать в Таллин».