Часть третья

Направляясь в такси к Киевскому вокзалу, Валерий Платонович Скворцов-Шанявский вдруг подумал о том, что в суете и хлопотах последнего времени не заметил, как в город пришла весна. Она обрушилась в этом году внезапно, без подготовки. Еще десяток дней назад сыпала с серого неба белая крупа, прохожие кутались в зимние пальто, шубы, меховые куртки, а теперь вот разгуливают чуть ли не в пиджаках и кофтах. Бульвары и скверы в центре Москвы покрылись бледно-зеленой кисеей, а в воздухе, пропитанном бензиново-асфальтовой гарью, все явственнее ощущался тонкий аромат распускающихся листочков тополя.

Когда такси подъехало к зданию вокзала, башенка с часами которого золотилась в закатном небе, на душу Скворцова-Шанявского снизошло спокойствие: пусть все дела горят голубым огнем, главное – подлечиться и отдохнуть. Он уже предвкушал приятную поездку, конечно, если не испортит настроение попутчик – в СВ купе двухместные.

В вагоне была идеальная чистота. На полу в коридоре – ковровая дорожка, на окнах – накрахмаленные занавески. Проводница – стройная девушка – сама любезность.

В купе профессора сидело человек шесть: мужчина лет пятидесяти, остальные – молодые ребята. Все были смуглые. Черные волосы, чуть раскосые глаза. Речь восточная.

При появлении профессора старший поднялся и, улыбнувшись, произнес:

– Проходите, проходите, дорогой сосед! – Он сделал жест остальным выйти. – Располагайтесь, мешать не будем. – И тоже вышел, защелкнув дверь.

«С попутчиком, кажется, в порядке», – подумал удовлетворенно Валерий Платонович. Он переоделся в спортивный костюм, пристроил чемодан под сиденье и сел, блаженно откинувшись на спинку. С этой минуты профессор как бы начисто забыл Москву, связанные с ней хлопоты и неприятности, решив до возвращения ни о чем не думать.

Вскоре поезд тронулся, и в купе вошел сосед.

– Ну что же, будем знакомиться? – весело сказал он. – Мансур Ниязович Иркабаев.

– Рад познакомиться, – чуть наклонил голову Валерий Платонович и, назвав себя, спросил: – Из Узбекистана?

– Совершенно верно, – улыбнулся Иркабаев и уточнил: – Из самой жемчужины Узбекистана – Ферганской долины… А вы москвич?

– Москвич, – кивнул профессор.

– И куда едете, если не секрет?

– Какой секрет? – вздохнул Скворцов-Шанявский, потерев правый бок. – Лечиться.

– О, я тоже в Трускавец! – радостно сказал Мансур Ниязович, но радость в его глазах быстро сменилась грустью. – Век бы не видел этого курорта, «Нафтусю»! – Он провел рукой по пояснице.

– Почки? – сочувственно осведомился Валерий Платонович.

На лице Иркабаева промелькнуло страдальческое выражение.

– Шесть лет как наградили…

Профессора удивило слово «наградили», но расспрашивать посчитал невежливым.

Вошла проводница, чтобы взять билеты. Мансур Ниязович спросил, есть ли кипяток.

– Чай будет минут через пятнадцать, – сказала проводница.

– Прости, невестушка, но заварка у меня своя, – улыбнулся Иркабаев.

– Пожалуйста, титан – в конце коридора.

Попутчик профессора достал из сумки заварной чайничек, расписанный восточным рисунком, сыпанул в него добрую пригоршню чая и вышел. Когда он вернулся, купе наполнилось знакомым профессору ароматом.

– Чай не пьешь – откуда силы возьмешь! – весело сказал Иркабаев, извлекая из сумки кишмиш, чищеные ядра грецкого ореха, миндаль, чуть раскрытые соленые косточки урюка, курагу и восточные сладости. В довершение всего он положил на столик неправдоподобной величины лимон.

Глядя на эти приготовления, Валерий Платонович вспомнил Самарканд. Знойное марево, синие изразцы Биби-Ханым и Гури-Эмира, величественный Регистан. В тамошней чайхане профессора потчевали тем же традиционным набором угощений. Правда, он так и не понял, почему узбеки сначала пьют чай, а потом уже едят плов и другую серьезную пищу. Как бы там ни было, поездка в солнечную республику была успешной. Он был рад повторить вояж, но над его местными друзьями пронеслась буря…

Скворцов-Шанявский с благодарностью принял из рук Иркабаева пиалу с зеленым чаем, заметив:

– Сколько молодежи вас провожало…

Загрузка...