Глава 1

* * *

…Если бы его можно было описать одним словом… А для начала встретить и познакомиться так, чтобы и без рассказов о нем же его же брата!.. То я бы сказала так: парень. Ну или: рыжий. Янтарноглазый – на худой конец. Но тогда бы ты не понял сути, правда? То есть… Дорогой дневник, я не сомневаюсь в твоей понятливости. А уж эрудированности – и тем более. Если позволишь… Но это явно не тот случай и не те черты внешности, как и не те нужные характеристики, по которым ты бы смог его отличить. А главное – различить и узнать среди всех парней и… рыжих. С глазами же – еще куда ни шло. И то тоже ведь не редкость, знаешь ли! В наших-то условиях совмещения несовместимого как всего и сразуИ по которым ты так же спокойно и легко мог бы понять его, как и принять. Даже я бы не смогла, услышь я такое! Но именно по этой причине возможной узнаваемости я не буду указывать и описывать его как-то иначе. Иначе, чем остальных таких же и не таких же героев! Как и писать все инициалы да и все данные под копирку с паспорта, кроме имени. В том числе – и свои! Чтобы ты не начал объективизировать и инициализировать, перенося образ на кого-то. Ассоциируя с кем-то… Тебе-то хорошо, да! Ты здесь и всегда будешь. А я… А я за счет недюжинного ума и такого же интереса некоторых из нас и с некоторых же пор могу налететь на авторские права и авторский знак. Найдутся же сталкеры! Или те, кто так или иначе видел что-то или кого-то из всех этих и всего же этого. А там – и лично видел, знал, был знаком… И знаешь, вот за что – за что, а за это, как и за совращение малолетних, я сидеть не хочу! А я сяду – стоит только Никите это все опубликовать. Куда-то кроме черновых и бумажных или электронных ресурсов. Как сейчас! А Совету – и узнать. И добро пожаловать на паперть! Если не на доску… Не почета. А там – и на Голгофу! Ангелы, пусть и половинчатые, как в моем случае, но вместе с тем и преобладающие в крови как вид, в принципе не палят контору! Мы – слуги народа. Хоть кто-то. А не своих «я» и эго!

Да, можно было бы писать не от своего имени и публиковаться открыто. Не боясь! Взять псевдоним и расписать все детально. В красках! Как художники – с натуры и без какой-либо отсебятины. Не привнося и не добавляя ничего от себя. Уверена, что подобных да и не подобных, интересных и захватывающих историй с более-менее натуралистическим содержанием и без меня хватает. И дело не в том, что я не хочу пополнить их ряды и быть как все. Все куда ироничнее и прозаичнее – я боюсь, что могу ими и не стать. Просто даже не успеть рассказать и дописать то, что хотела, один лишь раз заикнувшись о полном имени (инициалах и их дотошно полной расшифровке) или названии страны. Города! А там – и улиц. Домов, квартир и… Дальше… куда уж дальшедальше ж – и некуда… по нисходящей. Ниспадающей и наклонной. Накатанной и построенной… И, чего уж там, заказанной! Поэтому не делаю этого. И ты вполне логично и резонно можешь сказать да даже и предъявить, что это не различие. И уж тем более не отличие. Раз такое уже было и есть! Но в том-то и дело, что порой страшнее именно не стать как все. Упорно рвясь, не иметь тех самых отличий и различий. Это куда сильнее бросается в глаза. Но да, можно сказать, что я и немного слукавила, все же взяв псевдоним. Правда, по факту просто вырезав оставшиеся отчество и фамилию. Привет, я София. Полуангел-полудемон. И это не моя история! Как и у моего верного протеже, ака соавтора. И пишу от своего имени. Максимально приглушая свет… Минимально высветляя, но и не вытенняя… Не делая ярче тьму… Стараясь, во всяком случае! Ты же и сам видишь, что я скачу временами. Но не от смены точек зрения в щелчок и прыжке, а от движения по сюжету и внесения ясности в некоторые моменты. Так что не бойся – все будет! Но только постепенно и не скопом. С минимальным количеством уточнений и сносок. Но и с полным отсутствием стрел! Я принимаю и беру ответственность на себя, размывая ее по границам и сторонам: так бы это красиво звучало. И да, уже смирись!

Возвращаясь же к наличию всего… Равно как и его отсутствию… Знаешь же про город N и про No name’ов? И, что уж там, скорее всего, слышал про Джона Доу и Джейн Доу. Но если со вторыми мы подождем и его чуть попридержим… Пусть мы и не живее всех живых как и не мертвее мертвых, но и все же куда живее, чем мертвее… И пациент скорее «да и жив», чем «нет и мертв»… То вот с первыми возьмем все и окунемся по полной. Это наша тема и наше представление вселенной и мира. Которые опять же как бы и есть, но и как бы и нет. С одним лишь уточнением – без no перед name. Без чего-чего, а без него, как и без них, я тебя оставить все равно не могу… Да и не смогу! Сама же… Ты же потеряешься. А где ты – там и я. Если возьмусь перечитывать, конечно. А ты же знаешь, что нет… Не возьмусь! По крайней мере – пока… И вот тут, пожалуйста! Гуляй и разгуливай – не хочу. Подбирай контингент, сравнивай и анализируй… Совмещай и проводи параллели. Ассоциируй! Сколько твоей душе будет угодно. Не такие уж и редкие имена! Поле для фантазии и воображения есть. Но и помни, что они и только они здесь будут. Если говорить о фактических и, в принципе, всех данных. Я напишу их! Как и имя его брата… И да, его я уже написала чуть выше… Брата, рассказавшего о нем прямо с барского плеча… Блин! А главное-то – с таким недовольством на лице и во взгляде! Будто и не о своем брате говорил. Понятно, что они не родные и не единокровные. Не биологические! Как и со старшим, третьим! Да и как с их же отцом. И пятое, десятое… Но! Все же… Без сестры, но с братьями… пусть и с большим количеством не как приставки почти ко всему, в его же случае с сестрой и мной, и да, какой-никакой… я бы говорила о ней, как и говорю о них. Если не с гордостью, то точно не с таким пренебрежением. Хотя опять же как знать! Если бы я жила с ней и с ними, как и они друг с другом под одной крышей и столько времени, может быть, было бы все и так же. Или куда хуже… А может, и нет. И я смогла бы тогда ткнуть этим в него на манер сравнения и противопоставления: «Смотри, как я отношусь, и как ты». В общем! Не могу судить, не зная всего и только представляя это. Узнаю – обязательно дам тебе об этом знать, поменяв мнение. Но уже как положено и в свое время!

Но давай вернемся к тому, с чего начали и что я где-то в середине тебе пообещала. Повторять их имена из раза в раз – тоже такое себе удовольствие, знаешь ли… Это бы значило не проявить интереса к их личностям… Как к их внутренности, так и внешности… Ни должного… Да и никакого!.. А интерес там был. И его там было… завались! Хотя бы и в том, что они были полностью разные. Вот просто целиком. И даже в схожести – разные. Ты спросишь: как? А я отвечу… Но начну издалека, как обычно, да и тебе не привыкать уже, верно? Коль обмолвилась о старшем, представлю тебе тех самых, так сказать, имеющихся до него, среднего и младшего. Как по росту, да так и по возрасту. Младший тот… И так вышло, что еще и самый меньший. Он же – и низкий. К кому были обращены мои обвинения в недооцененности среднего. Тот самый Никита! Ему, как и мне, двадцать два года. И если я совсем не выгляжу на свой возраст – в гораздо меньшую сторону… Хотя и почти что двадцать третий год на носу!.. То он… Как раз выглядит на этот возраст! При себе имея лишь полгода от этой цифры – как неполные двадцать два года. Но зато полный двадцать один год. Двадцать один год с хвостиком. По всей же документации проходя как полные двадцать два и неполные двадцать три года. Как и опять же у меня! Только с оговоркой и припиской на задворках, уже излюбленной нами с тобой: ни нашим ни вашим. Поровну. И немудрено!.. Но об этом чуть позже… Средний, собственно, Влад… Или как любит кривляться младший, кидая ударение по настроению то на и, то на второе а, Владислав… И да, он выше Никиты. Все-таки метр восемьдесят и метр шестьдесят пять. Сравни и… прости!.. Да еще и под такой низкий, даже маленький рост. И такое детское телосложение… Худощавое и даже почти тощее. С практически полным отсутствием жира, как и мышц. Что вполне себе имеется (т. е. отсутствует) и у Влада. Как и тренировки – занятия спортом для поддержки формы. Но, в отличие от того же Влада, Никита еще ведет здоровый образ жизни и следует здоровому питанию. Без вредных привычек! Чем он, конечно, кичится и засчитывает порой себе это за минус, одновременно и плюс, к тем самым вредным привычкам. Но в противовес опять же рыжему. И не являясь им!.. Будучи коротко стриженным, под «Британку», мелированным шатеном. С более длинным верхом, затылком и очень короткими висками. И с длинной вечно оправляемой челкой, зализанной на правую сторону вместе с пробором. Будто киса, что постоянно вылизывается, очищаясь от чужих всегда грязных рук… Он обходился без дыма, градуса и… прочего такого и не. В том же и не том же духе. Варьируя от тяжести к легкости и обратно. Ноги его были такие же длинные и худые, как и слегка накачанные и подтянутые, в компанию к плечам и грудной клетке. Торсу и весьма узкому тазу…

Но возвращаясь к высоте и возвышенности… Возвышению над всеми и вся… И, о, не сюрприз! И надо мной тоже… Это как: «Трудно найти и легко потерять». Вот так же и со мной! Трудно найти ниже меня, зато выше – легко… и потерять. И плевать не надо – все перед глазами и в зоне доступа. Досягаемости! Метр с кепкой! Добрый вечер… И все прекрасно знают, что это значит. Даже ты! Ой… Тем более ты! Метр шестьдесят, да. И это не шутки. В маршрутке слишком высоко расположены поручни – чаще стараюсь ездить на метро или в такси… Туда и дорога… Там и встретимся. Кхм! Как и не сказки! Ни восточные, малиновые… А уж и тем более не малиновый рай. Но что имеем… Храним и запаиваемКонсервируем так, чтобы не плакать, потеряв… Куда уж мне и меньше… Ему двадцать пять лет! И вот он не выглядит на свой возраст, но уже в гораздо большую сторону. И если со мной в сравнении Никита делал полшага назад. То с Владом… Ну ты понял – устремлялся лишь вперед. Правда, как и все, лишь не по документам. Конечно! И уж где-где, как не здесь, быть как все. Не думаю, что стоит распыляться и писать все цифры их возрастов. Как и своего! Хотя с моим будет куда попроще, ведь веков там и знатно поменьше. Ни одного! Ведь я еще не обратилась. А с ними и в дальнейшем?.. Ограничься двумя цифрами… Тем же возрастом примерно, на который выглядит еще тело, но уже не душа… Не всегда как кукушка, все продолжая отсчитывать, да и нам, года… И держи в голове насечку в пятьсот. Для последней! Одну ягодку беру, на другую смотрю… Не считаю это таким уж важным. И тебе давно стоило бы привыкнуть, что я как с цифрами, так и с именами… А тем более и с веками!.. Далека от них. И далекая сама! Недалекая. А в чем, кстати, разница? Это как… Чайник долго закипает и долго не закипает. Готов пошуметь и повзрывать? А поскандалить? Вряд ли! Да и я далеко ушла от сути. Далеко! Далекая, да? Далекая и тупая или близкая и тупая? В общем! На вы я с ними. Со всеми! Буду писать человеческими. Так проще да и тебе легче. Да и… Знаешь, что?! У женщин такое не принято спрашивать! Не женщина я? А кто я? Так, ладно, хорошо – девушка. Но и не девочка!.. Плакать или смеяться? Принакрыли тему!.. И, конечно же, старший был. Да и не один. И не два… Не брата… Как минимум же было двое! Кто мог посоперничать за это звание. Один из которых даже не только шагнул, а устоялся и устаканился в четырехзначной цифре. Не падай в обморок! Всего-то… эм… тысяча. Но о нем, как и о другом, немного позже. Выдохни пока! Пока что. И…

Да. Влад… прости же мне сие сокращение… был… опять же, прости и отпусти… хоть стоило бы тут уже сказать, и, Совет же, простираспиздяем! А мне что? Мне же да, не пристало материться вслух… Как и любому ангелу!.. Но и вслух… А про себя и в себе, в тебе и на письме… да, пристало. Так что… терпи! Куда-то же надо это все девать воспитанной и благочестивой леди снаружи, с шальной императрицей и угонщицей-воровкой в крови, танцующей на барной стойке и у шеста внутри. Но иначе ведь и не скажешь. И ты бы не сказал, между прочим. В принципе. Просто он выглядит… так! Что снаружи… Да что и внутри! И если я скажу это слово… А после добавлю, что и взгляд его был не в меру блядский… Ты сразу представишь себе пофигиста, бабника, разгильдяя… и Влада… окажешься прав. Он действительно не заморачивался. Ни над чем и ни над кем. Если ему и было на что-то действительно не плевать, так это на себя. А действительно плевать – на отношение к нему других. К себе же он проявлял недюжинную внимательность! Порой знатно переусердствуя с этим и с перебором, подбавляя же к уже имеющемуся своих еще нагрузок. Экспериментировал со всевозможными и не видами спорта, инвентарем, питанием… С внешним видом! И чего уж далеко углубляться и ходить – высветлил же, буквально выжег копну своих коротко стриженных темных волос до ржавчины и рыжины! Эй, детка, я теперь не шатенка, а… рыжинка. И он, конечно, не сознается, но я уверена, что подсознательно и где-то на задворках ему не нравились сравнения с другими. С тем же Никитой, к примеру! Ему же всегда и во всем хотелось отличаться. И даже в такой детали, как цвет волос! А уж тем более в выпираемости кубиков пресса, подкачанности рук и ног, грудной клетки и плеч. И куда уж без глаз! Хотя здесь скорее уже сама природа подсуетилась и подсобила. Решив, видимо, все же уберечь его от себя же самого, а точнее – еще большего огня изнутри и сварки извне. Высветлив их в противовес желтым… С вкраплениями холодного светло-красного и теплого темно-коричневого… Желто-красно-коричневым глазам же Никиты. А уж и тем более моим карим… Пусть и скорее светло-карим, с вкраплениями теплого светло-коричневого цвета… Но и все равно!

Если я была полностью в противовес и противоположность Владу. Как полом, да так и внешностью. А уж тем более треугольным лицом. То Никита был куда ближе к нему. Как и ко мне. Прямо ведь и золотая середина, ты посмотри… И, лишь за исключением некоторых моментов, мог вполне сойти за его копию. Пусть и уменьшенную, правда… А со мной и для меня же почти в размер. Почти. Ведь как ни крути, а как и за слегка же еще увеличеннуюкопию. Да. С овальным лицом и вполне себе гармоничными, пропорциональными чертами лица, вытянутого, как и у Влада, по вертикали… Он будто перенимал нас на себя! И тут же счищал и зачищал мои грани, разглаживая и ограничивая слегка верхнюю треть лиц. Зрительно кажущуюся гораздо массивнее нижней. Удлиняя и вытягивая линии Влада. Скулы же, как на подбор, были ярко и четко выделены. Дядька Черномор бы подивился таким лицевым бортам! И, собственно, как и у Влада, угол челюсти его был закруглен. За счет чего и сам подбородок смотрелся больше и круглее, с ямочкой посередине… Мой же был куда меньше и ровнее. Только на конце сужен… Ямочка же, как по мне, была куда и весьма занятна. И ты бы понял, увидев эту мимимишнуюмимичную милоту… Как и у еще одного, но и уже связанную с двумя ямочками и у губ… Только тут еще и почти философия. Она же буквально отзеркаливала ямочку над губой. И, если пофантазировать и вообразить, можно было представить двойное касание ангела-хранителя… И да, двойное стирание памяти. И, конечно же, да, у демона! Но и наполовину! И… И вообще! Ты моя совесть или кто? Не успела я сказать, ты уже мне за что-то предъявляешь… Потерпи! Я дам сигнал, когда нужно будет вставить свои пять копеек. И подосрать в твоей излюбленной манере – в амплуа критика… А, ну да, еще и пошляка. Между прочим… Хорошо. Давай! Тебе неймется – я подожду. У нас же много времени в запасе, да? Вечность! Вот только моя… И нет, я ни на что не намекаю. Даже не думала! Никакого нацизма, расизма и прочего такого. И не такого… В таком и не таком духе… Как я вижу это касание? Касание правого указательного пальца над верхней губой и большого – под нижней: «Много не говорю, ведь ничего не помню… Но хоть пока еще вижу и слышу… И могу воспринимать дежавю». Будто и смыкая уста. А ты? Горизонтальные губы, конечно. А какие еще? А… О-о-о! Так, все! Нет. Никакого большого сверху, а два других… Тем более без указательного. Более того, не Человеком-пауком. Нравятся безымянный и средний пальцы? Не вопрос! Выходи с первой ветки на последнюю. И следуй дальше – по направлению. Карту рисовать не буду – и так… дойдет! Буду показывать его тебе чаще, коль такая тема. Нет? Ну и тогда не надо со своей белой эссенцией в мои розовые сопли лезть!.. И вот на чем я остановилась? Надо же, а! Взял и прервал мой полет мысли. Так и мало того, что сбил, еще и выбил из повествования. О чем я говорила? О пальцах! Пум-пум-пум Да! Такие же пальцы были и у него – длинные и тонкие. Только если в случае с Владом они были больше как музыкально-инструментальные. То с Никитой дело обстояло иначе. И коль он мой верный протеже, я просто напоминаю, но уже и от клавиатуры… А не как я – от тебя и ручки… Где пальцы, словно бы и по призванию и наитию… да как и у всех, собственно… стали под вас же – короткими и слегка полноватыми, пальцами писателя. У него же – под нее родимую: пальцы компьютерного гения и клавиатурного редактора (наборщика текстов).

Что же до остального… Лоб его был высокий и широкий, как и у меня. Что можно сказать и как у умных и вдумчивых. Умников и умниц. В противовес Владиславской узкости и низости. Но и не от тупости. Конечно, д… нет! Почти что по Фрейду и «казнить нельзя помиловать». Ух! Пронесло… С широкими черными бровями. И короткими черными ресницами под ними и вокруг глаз… Здесь ничего нового! Схожесть – по ним. Со мной же – расхожесть. И то небольшая – лишь в длине последних. Глаза же его были темнее, чем у Влада. Но и не темнее моих. Хотя казалось бы… Но да! Желтый лишь не намного темнее янтарного. Не был обделен и маленьким прямым носом. Хоть и обделил тем самым нас. Не в семье ж он нашей курносой, да! Обидно, досадно, но ладно… И как вишенкой на торте был удостоен еще и полными губами. Кому-то явно повезло… с ним… и с ними… Молчишь? Вот и молчи. Как я! Будто, если я молчу, не говорю об этом, я о таком и не думаю. Напротив. О таком и не таком, мой друг! Да-да… Но молча! Не, ну а что? Где-то же и во что-то должно было вылиться противостояние двух сторон во мне. Как и в старые добрые – света и тьмы! Во что-то такое и одновременно же этакое. В какую-то же сторону, помимо войн и революций внешне? Вот, внутри! Как там было?.. Занимайтесь не войной, а любовью? Да! Так оно и есть. Демон-мама и ангел-папа сделали все, чтобы, будучи ангелом, я занималась… этим. И ничем другим! Этим… Всем и сразу! Да еще и с кем... Рано ж! И во всех планах. Об этом и… всем. В принципе! Опять, да. Нет, снова! Но в этот раз не из-за тебя. Ты умница. А я… А что я? Далекая. И этим же все сказано!.. У ребят же в этом плане, родительском и родственном, все было чуть полегче… Не углубляясь же пока! А лишь собирая сливки и плавая на поверхности, проходясь же по верхам и вершкам… В случае Влада это были демон-папа и ангел-мама. Не составит же труда понять, куда лыжи были навострены и взгляд направлен… Хотя и весьма спорно, ведь его правило не как все в такие моменты сменялось на не как отец. Отец, как я поняла и узнала все от того же Никиты, на сегодняшний момент был неизвестен. В плане – жив ли, нет? Бросил же сына, как и их семью. Но, что еще хуже, сразу после матери. Которая, между прочим, тоже считается неизвестной и чуть ли не пропавшей без вести. Но что бы как ни крути было весьма и весьма логично… Как и с отцом! Но Влад их не искал. По справедливости, считаю. Ведь они не искали его… У Никиты же – демон-папа и человек-мама. И… В его случае в противовес тому же Владу, который и мог же выбирать, выбора как такового не было. И все решалось в секунду – почти что и на коленке… Вбросила интригу? Я рада! Докину еще немного, пожалуй, слегка приподняв завесу… Его отец, как и в случае с Владом, был неизвестен – ушел из семьи… Мать же весьма трагично скончалась… Но и не одна из их семьи… Есть вещь и похуже, чем оставить человечность – убить ее! Ну… Почти И… Затравочка получена! Продолжение следует…

И я, конечно, не знаю, понял ты или нет, но давай оговорюсь и вернусь к температурному режиму. Да, тому самому, который как и все здесь: и есть, и нет. Лишь бы не отличаться, но и вполне себе различаться. Кожа по тому, чего нет, но что вполне же можно называть, у обращенных существ всегда была и оставалась бледной. И тут уже варьировалась – насколько и у кого. У представителей голубых кровей… Некой элиты и чистокровного вида… «Чистогана»!.. А так же и у обращенных на ту или иную сторону… Полных выходцев из половинчатости, но и с замещением… Она была почти прозрачной… чтобы были видны те же самые вены, смекаешь, да? Можно сказать, что и была почти меловой и алебастровой. У грязнокровных же и смешанных необращенных, как и у обращенных, но с оставлением, кожа была чуть смуглее и человечнее. И опять же, насколько и у кого. Куда смуглее и человечнее была она у тех, у кого сущность была смешана непосредственно же с человеком. Что и логично, учитывая, что люди все-таки куда живее, в принципе же, живые, и восприимчивее к среде. Тому же солнцу и загару. Те же, кто находился под влиянием двух существ, были между – и не сильно бледные, и не сильно загорелые. По большей части из-за куда большей и частой связи с теми же самыми людьми. Тем же самым серым – между белым и черным. И давай вот не будем про цвета, князей и грязь… Не надо тут! Я пытаюсь доходчиво объяснить и донести. Низшие же как и я, например, еще играют и подыгрывают хамелеону. Как «свой среди чужих» и пока что «чужой среди своих». Не оттого, что надо и из-под палки. А так сложилось и… Без отличий же. Только различия! Да-да. Средние же, как Никита и Влад, к тому же примеру, уже обратились и не парились об этом. Никита – что чуть смуглее Влада. А Влад… Влад не парился вообще: что до, что и после. Короче! Новый статус и ступень, уровень – новое понимание вопроса и новая же личина. В разрезе вида, тела и души, крыльев… Что в количестве, что в качестве… Но с теми же энергиями и способностями.

Которые я, да, только учусь распознавать, если что, как и выявлять в себе и других. И если с первой еще куда ни шло и на запах, как и вкус, она была как сиреневая сирень после дождя, скошенная трава и чистый воздух с примесью озона. То вот со второй… Ее, а она и одна, я пока еще как же необращенная не распознала и не нашла в себе. Но упорно иду к этому. Ищу… Крылья же нашла. Увидела! Не без помощи Никиты и… Обратив глаза на свет и тьму – в свето-тьму и тьму-свет… Один же, и как водится, правый – в белый цвет с черным суженным зрачком… И левый – в черный цвет с белым… …и способность так же найду. Открою!.. Они, крылья, кстати, как в противовес, были уже в цвет моей энергии! Два небольших крыла. Правое – бело-черное с мягкими и закругленными на концах перьями. И левое – черно-белое с рваными на концах перьями. Словно в полоску и пятно. Как зебра или далматинец. Белые с черными или черные с белыми? Всего понемногу. Я же, пока и главным образом, все же придерживаюсь первого порядка. И не только как ангел. Опять же. Просто… Не существует же полностью черных животных. Как и полностью белых… Конечно! Но я так вбила себе это в голову, и ты меня не разубедишь… И нет, это не цветовое предпочтение одного другому. И во тьме свете чего – не притеснение. Это мой пока что выбор. И он таков!.. И пусть да и как и во всем нельзя сказать однозначно. Даже и о самом однозначном. Не сравнивая и не приравнивая с чем-то, кем-то… Или к кому-то и чему-то… Но пока же так… Можно же сказать, что и почти что через одно перо, прожилку и бородку! Друг через друга… Где и полностью, наполовину, а где и на часть, лишь кончиками и на концах же, внедряясь друг в друга. Будто по словам и делам как ангел. И грехам и порокам как демон. С небольшим переливом хамелеона на свету. С фиолетово-зеленым отливом на концах первых рядов перьев. Наполовину – в середке. И полностью – на последних. С бело-черным облачком-пушинкой наверху белого крыла. И с черно-белым костяным рогом наверху черного. Будто бы и на их же плечах.

Никита же с Владом, в свою очередь, смогли как распознать и выявить их, так и подчинить. Не только свои и окружающих их энергии… Но и свои способности! Было бы странно, верно, если бы «легкий на подъем» Никита вдруг здесь и резко же утяжелился. Потяжелел! Нет. Все как всегда. Как и везде… Было с ним и при нем. В виде запаха и вкуса его энергии: чайной розы, молока и сахарной ваты. И ветра – бриза. Ну и куда же без крыльев? Четыре средних черно-серых пернатых, уже почти что и черных, не прикрывали его спину. Ближе к черному, да, но и все еще не совсем… Пусть люди и не летают… Как и крыльев не имеют… Но в смешении с сущностью, а заодно и оставлением, свою толику в этом, крыльях, имеют – в виде небольшой и грязноты. С рваными же концами перьев и бело-розовой недорассветной-перезакатной окантовкой на концах их первых рядов. Наполовину – к середине. И к последним рядам – по всей их поверхности. С костяными черно-серыми, ближе же и к черному, как и крылья, рожками наверху обоих крыльев… Влад же, по словам того же Ника, не особо и отличался от меня в этом плане. В крыльях же! Только если у меня еще были вроде как и две же основы… Отчетливые и выделенные… Белая – с черным на ней… И черная – с белым на ней… То у него… осталась только черная основа и соответственно с белым же на ней. С небольшой и почти уже исчезающей… исчезнувшей продресью белого. Где-то все еще наполовину перьев, а где-то и частью – самыми их кончиками. Уже даже и не полностью! Но… Все-таки! В сравнении и… со мной! Кому и два шага было до полной чистоты пернатых. А кому и один… Разница же есть! Он был ближе к черному, чем я. Ой… По Фрейду, да? К белому, конечно! Ну и… И к черному. А что? И туда, и туда… Пока что! Да и по количеству… Превышал тоже. Как и Никита, конечно!.. Его четыре средних крыла с рваными концами перьев почти сливались и образовывали большое черное перистое облако. Да и почти что тучу… Грозовую! С редкими белыми же всполохами гроз-молний. С сине-фиолетовым и розово-фиолетовым отливом, переходящим как хамелеон в зеленый на концах перьев первых рядов. К середине – наполовину. А к последним рядам – и вовсе целиком. И с теми же самыми все костяными черно-белыми, и так же ближе к черному же, рожками наверху – на их плечах… И даже по запаху и вкусу, энергетике мы почти что совпадали. Хоть и она же по своей природе была пусть и не идентична, не всегда, во всяком случае, но точно индивидуальна… Было в ней, как и в нем, что-то похожее на влажную и разрыхленную землю с лавандой. Шалфеем и… мятой. И что неудивительно, как по мне, способностью его была тоже земля. Энергия же наталкивала на это! Но, как говорится, доверяй, но проверяй. Пока сама не убежусь и не удостоверюсь – точности тебе, как и себе, не дам…

А… И да, конечно! Возвращаясь же к вопросу о человеческом… И чело-вечности! Оно… они были в каждом. И оставались, определенно. По извечной же дилемме «половинчатости стакана». Лишь на манер этой самой человечности и душевности. В ком-то она была и оставалась. Кто-то ее отринул, забыл и закрыл… Но она была так или иначе! С этим, как и со всем в принципе: если не видно – не значит, что этого нет. Это значит лишь то, что для того, в ком ее как бы нет, ее нет. Ну а на самом ли деле или нет – там уже сугубо личное и индивидуальное. Но и стоит же, конечно, подметить… Да и признать!.. Что, на фоне той же общей недюжинной худобы и спортивного телосложения, бледность и почти прозрачность кожи выглядела как почти тюль или марля. Пленка… на костях! Мышцах и крови… Мешок с… костями. Но и не у всех! Опять же, все зависело от личности, решившей остаться такой или обратной ей, и решившей изменить это, занявшись собой. Под каждый цветок был свой горшок И если в таком разрезе посмотреть на этих двух ребят, вполне можно было сказать, что они были из тех тростников, что хотели колоситься. И тут же: быть непохожими друг на друга. Хотя и в разности порой складывались вполне идентично и почти идеально. Вполне же и почти, как сигналы и синонимы: «не по всему». Не по тем же черным «тату», к примеру. Где, в свою очередь, в арсенале Никиты их было всего ничего. Но и не на лиц…е. Тьфу ты! А описка ведь была так… близко. Пулей же просвистела над головой. И тут уже точно по Фрейду! Продолжаем. Всего их было три штуки… Но и те же вразброс… Контурный алмаз – в ямке над и меж ключицами. Такой же квадратный конверт с письмом и сердцем-печаткой – на левой части груди и в области того же самого сердца. И две мои прописные от руки истины фразы. Но и в форме же отпечатка губ – на его левой кисти у большого пальца… Как он сказал сам: для мамы. И от нее же – ему… «Девочка с грустными глазами. И вытянутыми рукавами». Они ведь идеально ей подходили… И подошли бы, если бы… Хотя изначально были обо мне и адресованы мне же. Но что, мне жалко, что ли? Тем более что это и в две стороны, по сути. В память о ней и как он хотел бы помнить и защищать меня. Как не смог в какой-то степени и ее… Ту девочку! Как ее же саму и ту, что была в ней. В маме. Ведь никак и ни в какую не хотел и не видел же в ней женщину. Мать. Которая должна была почему-то и с чего-то защищать его… Своего сына. А не он вот и ее же саму… Хороший парень!

Ну, а что я? Я же что?.. Была последней в тройке игроков. Но и кем-то вроде Никиты. В юбке… Но и без юбки! Не мое это. Как и платья. Разве что длинные и… темные. Кхм! Ну ты же знаешь… Уж что-что… Но и все ли? Нет, не все. А, казалось бы, я же столько души вывернула в тебя… Столько ее выжала… Всю же практически. И продолжаю же это делать до сих пор… А так дерзко, практически внаглую, так и не дав никаких данных о себе. Ни личных – внешних. Ни… Все-то ты понимаешь. И вроде хорошо, да – я оставила тайну и какую-то изюминку за собой… И до какого-нибудь следующего раза! Но… Я ведь вижу тебя и держу в своих руках как тело. И расписываю твои внутренности как душу… Своей же душой! И ничего не даю взамен. И не отдаюсь телом, дабы уравновесить это хоть как-то. Уж полгода как даже уже и чуть больше с тобой, именно с тобой знакомы… А все, что ты знаешь обо мне, что и я даю тебе знать о себе, имя, рост и… как выглядит мое лицо. С кучей триггеров и незакрытых гештальтов души в придачу… Опять же, без тела! Уж лучше бы описала себя целиком и полностью, правда, чем так? По чуть-чуть и помаленьку… Что ж… Попробую. О себе же всегда трудней писать, чем о других. По части… да всего! Но и как-то тяжелее все же внешне. Да, внешняя описательская часть себя страдает конкретно, ведь: «Как сказать от себя и о себе же так, чтобы вдруг не принизить, но и не возвысить?». Извечный вопрос! Сразу после же: «В чем смысл жизни?». С чего бы начать?.. А точнее даже – продолжить?.. Я ниже Никиты на пять сантиметров. А Влада – и на все двадцать! И была всегда, как и есть же сейчас, такой же низкой и детской, как и младший из братьев. Можно было сказать, что и «площадкой». Но я бы дополнила к этому еще – и «доской». Ну… почти! Скрестя пальцы и скрипя зубами… Деревянной такой… «Деревом»! Мальчишеское же телосложение… Сколько себя помню и просыпалась с утра все мое тело, как и его отдельные части, было стабильно и на одном… весьма узком… уровне. Вроде того же таза, грудной клетки и плеч… И талия всегда была слабо выражена, выдавая собой как и всем же в комплексе коренастое и худое, даже худощавое телосложение. И можно было сказать, что именно поэтому одежда была длинной и темной. Ко всему еще и чаще всего же безразмерной. Широкой. Да, но и как минимум, это было одной из причин. Не самой главной. Да и важной… Хоть и… «плоская» же! За исключением… Кхм! Да, там все было почти что и более-менее. И можно же было бы сказать, что все, что нужно было для определения пола, было. С ударом же на пусть и средне, но и вполне себе же выпираемое и явное… Было! И да. Как ни странно. И что есть, то есть. Хотя бы есть. Небольшое, даприданое зато свое. Аккуратное же, ухоженное… И вполне себе, вместе с тем, упругое, подтянутое тело… Со вполне же себе и стройными ногами! Пусть и короткими… Уровень «похвали себя, не подосрав» – бог! Комплименты-оскорбления – мое все. А что? Не пошути над собой первым, чтобы со вторым и последующими шутниками было не так больно и обидно. Разве не так? Я выбрала свое добро-зло и лучше-хуже. Себя! Ну и хоть где-то. И с такими же руками. С не менее ухоженными после практически побежденной спустя не один год привычки патологически и хронически грызть ногтями средней длины и квадратной формы. И в противовес же одежде чаще всего нюдовыми. Иногда прозрачными и почти безликими. Что, в свою очередь, как нельзя лучше подходило под макияж, лишь косящий под «дневной и естественный». Невидимый! И… На самом-то деле – никакой. Только для коррекции диспропорции между верхней и нижней частью лица. С легким затемнением широких мест, что хоть визуально хотелось бы сделать у́же. И высветлением тех, которым был нужен дополнительный объем. Словно сглаживая и разглаживая углы, подтирая их, как и верхнюю треть лица, уплотняя нижнюю. Чтобы не было чересчур массивно и вызывающе, не выбивалось из общей картины мира. Вроде и того же лба! Подбивая впалость и щек. Но и не трогая и так суженый подбородок, как и скулы. С бровями же… вот бровями я по-настоящему гордилась! Конечно, сказала бы та, я же прошлая, столько лет ж их выдирать почти под ноль под только же себе известно какую «правильную форму», чтобы… Но вернулась же к истокам? Вернулась. Ну а в жизни просто надо попробовать все! Пусть даже и в таком, весьма все же и правильном как ни посмотри и куда ни плюнь разрезе. И может, выбор был не из лучших… Но и не из худших. Как и одной из частей-черт, не единственной и не последней, но и неповторимой, отца во мне. Как и длинными черными ресницами. Но тут уже скорей от мамы… И практически же не трогала ни одни, ни другие. Лишь слегка – будто бы приподнимая и вытягивая… Веки же, как и губы да и нос, если и трогались, то слегка. А так… Тоже вообще незаметно… И будто все тот же самый неизменный набор «папиной дочки»… Только-только – с пылу, с жару… и с конвейера… вновь готов! И уж не знаю как ты, а я этому из всего же передавшегося от него радовалась как… последнему. Потому что остального я не столько не понимала, сколько не принимала в себе! Вроде и того же самого правого большого пальца. И вот она ирония – да, квадратного, но и небольшого и какого-то урезанного. Будто его обкромсали и обкорнали по сравнению же с левым. Объясню почему. Он единственный был квадратной формы не только по ногтю! А еще… с ним как бонусом… и к нему же в компанию «трогательных уродств»… шло светло-коричневое пятно… Хоть и, правда, уже на левом предплечье. Ну… ну и что. Какой мне смысл разграничивать их, если они мне оба не нравятся? Тем более, что в этом они как раз и схожи. Пятно, смахивающее на грозу ручной Гарри Поттер») или облако.

И если со вторым еще можно было как-то побороться… Вспомнив, к примеру, того же самого отца и его такое же пятно. Казалось бы, да? Но и на том же самом месте! Передавшееся, как водится, от отца к сыну… А от него уже… и к дочери! Та-дам! Система сломана. Если верить его же словам и расскажу же его об «ангеле-отце-кузнеце»… Что ковал оружие во времена той самой первой и последней войны меж ангелами, демонами и людьми, происходившей наверху. Но, конечно же, затрагивая, и непосредственно трогая же, низ. И больше туда, чем обратно. Но и не суть. Ведь и залетные тоже были. Крылья же тогда еще были в почете и разрешались для полетов открыто – с их видимостью… И ковал он его на адском огне, обжигая в лаве преисподней при самых и что ни на есть высоких температурах. И чуть ли не при полной темноте… Когда с отварами из ядовитых растений, стертых в порошок. И яда, полученного как из них, так и из подобных им животных… Когда – и нет. И то… не чтобы убить, а лишь сильнее и глубже ранить. Возможно, что и обезвредить на некоторое время, усыпив. Добавляя лишь толику от себя несокрушимости и затемнения. На случай, если оружие будет потеряно, будучи выбитым из рук. Чтобы противник и не видел какое-то время. Или, наоборот, нападавший. А может, и оба сразу. В зависимости от помыслов – их чистоты или грязноты… И однажды просто слишком резко опустил меч в котел с водой для закалки. С тем самым отваром! И мало того, что обжегся, так еще и в рану его залил… И от этого-то и остался шрам. Со временем почти и сровнявшийся с кожным покровом… И ты можешь сейчас сказать, что регенерация вполне бы справилась с ним за минуту. А там – и секунду. Но он оставил его на память и в память обо всем этом, передав его по наследству. Будто знал, что только он и останется как то самое наследство и память. Как о нем же, в частности… Как об отце и деде. Петре. Ушедшем на фронт в свои двадцать восемь лет. И погибшем на поле боя… Так и обо всем же, в общем. У пятилетнего же мальчика – его сына и моего отца… А все почему? Остальное же затерлось со временем. Буквально – затерлось! С приходом же Совета как и новой равноподеленной и сбалансированной власти… Затерлась вся память о прошлом как до бунта и своевольничества по чуть-чуть от каждой стороны, так и сам процесс… И после… Было стерто все и у всех же без исключения. Кто погиб и кто нет… В последнем случае – оставшись как память о пропавших без вести. Без возможности найти, как и найтись. Да и кто же были зачищены скопом под ноль по итогу – для «нового настоящего и великого будущего». Оставив лишь мелкие детали, вроде «ничьи» же меж этими и теми. Но и без деталей! Вроде как и каким образом она была достигнута. И тех, что не помешают, но и не позволят же одновременно, повторить это. В том числе и в качестве мести же за родных… О нем отец узнал лишь потом, так и не вспомнив, и уже из «Книги судеб». Где, как я уже где-то и говорила, имена, как и прочие данные о рожденных ранее, живущих ныне и умерших в дальнейшем, писались сами! И перечеркивались же с уходом. Или переписывались. Но и уже с перерождением. И в новом формате. Концов же не сыскать, в любом же случае… В случае же… моего деда… было второе. «Пропал без вести». Отец просчитал и прочитал это уже сам и только по своему же имени из таблицы. Своего же рода «Древу семьи». К которому, нему, стремились же две ветки. Соответственно мать и отец. До того же момента, взросления и обращения он, как и все дети того потока, попал сюда – вниз. И в детский дом. А уже из него вошел в новую и свою жизнь… Но и вот что странно, про вторую ветвь, а именно – мать, он сдержанно умолчал. И умалчивал же, как и до сих пор. И говоря же сдержанно, это я и имею в виду. Чуть ли не скрежеща зубами и не подергивая нервно глазом. То одни, то другим… То и обоими сразу. Ну хоть и головой не дергал назад, да? Да?! Кхм… И было бы вполне оправданно и логично, если бы не было так критично и… расистски. Даже нацистски. Про мою мать ведь, кстати, он так же не говорил и не говорил. Точнее, так же не. Как не говорил, так и не говорит. А схожесть-то налицо. Что там же, что там был демон… Но и хочется же все верить еще вполне детскому и невинному, влюбленному в родителя сердцу в то, что это совпадение. Которых не бывает! Как и случайностей. Но вдруг. И да… И это же то самое исключение из правила, что его и подтвердит?.. Верю. Надеюсь. И… жду объяснений от него же самого… Где-то внутри же уже полагая и догадываясь не только поэтому и за это. Но еще и за то, что и от нее, как и моей же бабки, мог передаться этот п… палец. К слову же о первом и побороться. Без лишней информации же – никак. Равно как и достаться мне же от меня из-за моей же все прирожденной неусидчивости, ака шила в одном месте, и неумения сосредоточиться на чем-то одном, сделать же это полностью и сразу. Что-то еще и от СДВГ. Знаешь, о чем я, да? Как от отсутствия концентрации и извечной противоречивости. «Ты одно сплошное противоречие»: сказал мне как-то отец… и «спасибо» ему за это. Вот честно… Не знала! Лучше бы, действительно, сказал то, что я в действительности же не знала! И о себе. А я бы уже в ответ ему сказала, что: «Не стоило выбирать демоницу к себе в протеже. Ведь все так и так пойдет по… рифме». Но да!.. Чья бы корова мычала… Да и куда же и мне-то в сослагание истории и исправление прошлого? Тем более настоящего. А там – и будущего. Где на двух, окей, трех ангелов в моей жизни… один же еще из которых, ты же, такая же грязнокровка как и я… и два же чистых… приходятся девять… если и не десять… давай уж округлим… за счет твоей же все и моей темной стороны… десять демонов! Перевес же явно не в пользу нас и моего же благоразумия. Как и разумности и адекватности… Волчок не уволочет, да, подавится скорей и подохнет… Либо ядом и тьмой. Либо иглами, что редко, но метко предоставляют… они же. Как и мой характер. Либо… зубами!

О да! Вот чем я точно могла получить свой прекрасный палец. Ты спросишь как? А я отвечу. Легко! Такими вот, знаешь, двумя… и все от рождения… передними… весьма и выдающимися… зубами! Как у зайца. О-о-о! Ими ж не только ступеньки считать и землю рыть… Ими все что угодно делать можно. Хоть морковь, как тот же все заяц, грызть… Хоть лед, как та же самая белка из мультика «Ледниковый период»… И ты не исправишь меня на желудь! Потому что всякий раз, когда она его хватала, тут же теряла… А вот льда и снега нагрызлась навалом. Прямо-таки и завались! И если раньше я их стеснялась… Как и легкого заикания на тех же все ранних стадиях… Возможно, что и как раз таки из-за той же все самой боязни тех же самых зубов… Что они другие. Не как у всех… И далее, и далее… То вот сейчас я с ними свыклась. И даже обвыклась в какой-то степени. Как и привыкла же к легкой кривоте внизу и нижних же прямо под ними зубов… Но и знаешь что? Здесь – не волшебство. Не волшебная и школа. И волшебной палочки не имеется. Да и я не обратилась еще, чтобы становиться идеальной… К слову, последнее – враки… себе же. Обращение-инициация как и все, что так или иначе меняет, хоть взгляд же на что нужно изменить, хоть и это же самое что нужно изменить да и хоть что, ничего не способно внешне сделать и дать, если нет ничего внутри… Будь то хоть «мозги», чтобы уже изначально не обращать внимания и не общаться же с теми, кто только по «соринкам» и разлившемуся от не собственной же рукожопости, а хозяйки или хозяина, «варенью» в гостях, с собственным же таким хорошим «шилом» в заднем проходе… Так сказать – изнутри «розетки». По правилам. Но без права свинячить и прикрываться же чужим свинством. Не для них же бисер рассыпались. Что и вовсе же не был им. И для привлечения их же особого внимания. Как и ни для кого и чьего бы то ни было… Или «сердце», чтобы наконец уже побороть свой страх и обратиться к стоматологу, а не к экзорцисту, чтобы тот в очередной же раз снял со стены или уже даже потолка из-за зубной боли, какой бы она, на самом деле, ни была… Или «храбрость» найти себя, вытащить, поговорив и решив все от и до, и привести же уже наконец в «дом», «к себе», в который каждый может вернуться, убраться и жить, если действительно этого захочет… и сам. И уже только затем – явить эту самую «уборку»… с собой… и миру. Все же мы Гудвины и для себя, внутри же, так сказать, и так или иначе. Вопрос лишь в том – хватит ли сил явить его огромную мощь и силу при наличии обратной же наружности.

Кстати! Если вдруг… Ну вдруг. Ты задался вопросом и точно же не тревогой за меня: что это ты тут так расписалась? Данные не сдала. Зато… Так разгорячившись и, можно сказать, самолично и себя же распнув, сдала же чуть ли и не с потрохами, подчистую свой же портрет… И не столько именно свой, сколько окружения и… окружающих! Их же, как себя… По ним, если и не по тебе легко же будет тебя же саму вычислить… Легко, не спорю. Но и как, как минимум же, еще семерых таких же, как я. Пусть не во всем и не везде… Но! Помнишь же про параллельные вселенные и миры? А знаешь ли так же про двойников, разбросанных чуть ли и не по всему свету, а то и тьме, если и не конкретно же в этом самом мире и… мирах? Вот и я о том же. Пока же это все дело дойдет до печати… Пока сгорит и направится к Совету… Или лично им и в руки перейдет… Пока они сверят и прошерстят всех же нас… Даже, а и тем более начав с меня… Будто и без меня у них дел нет… Времени пройдет и уйдет, знаешь, столько?.. Что я и несколько томов накропать успею! А как только запахнет жареным и меня же прижучат – там уже и срок давности, со сроком же и годности, уж выйдут. Ха! А ты думал? Буду прятаться? Дважды «ха»! Да и где это видано?.. Чтобы «опьяненные властью» и к опьяненной же… чем… правдой? Тогда уж – за правду! Хотя… Да и неважно! Уж за что, за что… а за это?.. И посидеть не жалко, знаешь ли. Не убила же. Не восстала и против. Не предала. А выдала секрет и тайну? Ну, разве что опять и опять же «Мадридского двора». Где-то приукрасив. Где-то заменив и подменив… Добавив и отсебятинки… Я же – не художник! Хоть и пишу – как вижу. Буквально. Но и если только от слова же и «худо»… Ничего. И до меня передавали все и не все – как есть. А я чем хуже?.. А чем и лучше?.. Ну, хотя бы и тем, что не бегу от ответственности. Как и внешность менять бежать не стремлюсь. Не из верха вытекая. Сказала же, что приму, значит приму ответственность. Какой бы она ни была… Но только свою! Как и себя же саму приму. Да и уже… уже принимаю… принимаю… и… приняла! Как и роды же прям. Смех смехом, а… смеху и рознь. Ведь… Мне же все в себе и нравится. И не еще, да. Уже! Так было давно, есть сейчас и будет. Останется и… И чего ты вообще привязался ко мне с этим, а? Отстань! Да и все к тому же верху – исправлять можно и нужно, когда есть что не нравится в себе. Но начав все же, и прежде же всего, с головы и внутреннего мира. Так сказать – перестраховавшись. Чтобы не получилось так, что, по итогу же и вдруг, вот та самая картинка извне не понравилась бы этой внутри и воображенная радуга над головой в одночасье разбилась и рухнула не хуже, чем и идущие с ней же в комплекте розовые очки? Что уж говорить за мечты и желания… А там и – жизнь. Я же приняла себя такой. И совершенно неважно, что по большей части только из-за того, что нижнюю челюсть не видно, когда я открываю рот… А верхнюю… Ну да, называли «заикой»! И как только не называли! Но потом же я стала и «зайкой»… И вуаля! Мир заиграл поистине новыми красками… Шутка. Нет. Не все. Ведь мне и правда же нравится быть «зайкой» и «зайцем». А чем и не повод задуматься и переосмыслить, пересмотреть? А кому и не понравится вообще? «Заяц с зайчонком»: так же нас называли наверху… Эх! Были ж времена. Теперь же… Я и лошадь, я и бык Ладно… Ладно! Не так все драматично и трагично… Но почему бы и нет? Я и заяц, и зайчонок… Прекрасный коллаб внутреннего переребенка и внешнего недовзрослого. Я так считаю. А ты? Заяц… с кудряшками. Точно! Я ж еще была Кудряшкой Сью. И как же могла это забыть! Папина любимица. Что сама расчесываться не любила, так еще и ему запрещала. А чесать-то было что… Все-таки средней длины-то копна, чуть ниже плеч, темно-каштановых волос. В разы темнее же Влада и слегка лишь темнее Никиты… Но и не в черный же совсем уж уходя. Балансируя на тонкой, тонюсенькой грани… Брюнетка, да! Подстриженная «Лесенкой» со слоистыми и рваными прядями – в переплетении же с «Каскадом». С отросшей и симметричной челкой, поделенной не поровну и левым же пробором… И именно же чесать, вычесывая и почти выдирая все с клоками и… слезами. Тогда же как раз, вроде и в подростковый период, выпал момент моего очередного схождения. И соседства же в лагере с весьма живучими личностями. И я не перепутала – живучими. С живущими же. Просто они… Ну… Так сильно любили природу и все же в ней живое, живущее и… живучее, а, на самом деле, так же не любили расчесываться, как и я, но и в отличие же от меня, так и не полюбили, пусть и насильно, что… и приютили кое-кого к себе. Благо, что и не в себя. Хотя и такие, возможно, были… Но я не знала! И слава… Совету! Не Союзу же. Вновь. Хватит ржать… А! Вот ты к чему… Так нет, родной мой, историю я хорошо знаю, но страну и город все равно не скажу. Старайся лучше! В общем… Нет. Это не были цветы. Животные… Разве насекомые и… Это были вши! И… Врагу же не пожелаешь, как и другу, такого же… счастья. Через ш, щ, ж, з… И прочие такие же прекрасные буквы, являющиеся зачином шипения или… ругательств. Вот честно… Но вернемся же к ребятам! Хватит уже обо мне. На сегодня и… сейчас.

Влад… да и не дай же мне ругнуться снова… был… прост! И мог позволить же себе это. Как и все. А это и практически всегда и везде. Ведь был весьма свободным и, что не маловажно, свободолюбивым. Во всех же ее проявлениях! Как и жизни – на полную катушку. Он же позволял себе траты на все. А если не на все, то на свои излюбленные удовольствия – вредные привычки. Куда входили не только указанные мной ранее вещи… Но и места не столь отдаленные жительства… будь то временные или нет… машины, ну и… девушки. Конечно! Куда ж без них и ему! Для чего же именно, думаю, не стоит объяснять… Для того самого. Ага. Питания! С последним же были, как я уже поняла, проблемы поболее, чем со всем же вместе взятым до и… И не у него. Конечно. Как и не у них же – с ним. Но зато только вот у окружающих – с ним. Прям и не за что. И с этого же момента, как я опять же поняла, и начиналась особенная нелюбовь брата и братьев же к другому своему брату… Но и, собственно же, с этим нам с тобой только лишь еще предстоит разобраться. Как и со… всем! Вопросов же все больше… А ответов, как водится, все меньше. Но кто сказал, что будет легко? Учитывая наличие не одной, а почти и трех семей при себе. Как и точек зрения от каждого из их членов. И… у меня же одной!.. Тьфу ты. Опять обо мне. Ты посмотри… Ну ты меня тормози, если че, что ли, на виражах-то и с чудесами. Не знаю… С ничего вдруг петь начни. Хотя это и вряд ли прям уж чем поможет… Но и все-таки. Я хоть переключусь. Пусть и ненадолго. Но и отключусь же от себя… Что же до его стиля… Как и он же сам, тот так же был весьма «свободен», но и не чересчур… «спортивен». Зато порой и чересчур домашен… Прямо-таки и одомашнен. Был прост по всему и всем – и этим же все было сказано. Непростительно даже прост, я бы даже сказала. Но только и снаружи… Опять же, со слов Никиты! Где он сравнивал его с… той самой обшарпанной и побитой временем дверью… На которую взглянешь – ничего необычного! И наверняка внутри же за ней – то же самое. Но внутри… Дело-то как раз было в этом – в отсутствии этого самого обычного. Внутри же него и за ней – был по-настоящему глубокий… глубочайший мир, который он прятал от всех за своим же трухлявым сарказмом и какими-то до боли избитыми детскими шалостями… Ну, как по мне, во всяком случае… За своим же и прожженным детским лепетом… Как и душу. Сердце… А точнее, душу… и в сердце! А уже его – не хуже, чем и Кощей свою же смерть в игле прятал. Он боялся боли! Все той же самой боли и… Ты скажешь: как все. Но он вот как-то и почему-то же сильнее всех… И вряд ли же все вновь утыкалось в семейную драмуДетские травмы… И тот самый же ему долг – за рождение и родом же откуда… Хотя могло быть и так… Но стоило же узнать это у него лично, чтобы уж и не догадываться. Не строить воздушных замков… из песка. Но и так, чтобы и непредвзято… А, собственно, и что? Что мы имеем с ним на момент? Курение, алкоголь… Вещества и связи на ночь… Разгульная и веселая жизнь! Понимаешь, да? Смекаешь? В чем причина… В попытке угнать и угнаться. Не загоняясь и лишний раз… Убежать! Как мог же и может вот – все старается и пытается… Да только от себя не убежишь… Как и от того, насколько же бывало, что и выдавал сильные вещи! Сильные. И не столько же по внешнему признаку, сколько по внутреннему… Мощные и дельные! Он же мог дать насущный совет и разложить все дотошно и по полочкам… А мог не заморачиваться как и всегда и просто порекомендовать в добровольно-принудительном порядке намотать слюни и сопли на кулак. Со слюной же у рта и тьмой… чернотой в глазах. По большей же части лишь потому, что начинали же подбираться, таким образом, к нему самому. Так близко и… просто. А это уж – не по нему. Ведь он это прячет. Прячет себя… Но, правда, как и с убеганием и тем, что все проходит и это пройдет: момент придет и все всплывет.

Что же по тьме и черноте глаз… Это не просто фигура речи. Отсылающая к злости, ярости или гневу… Резкости и дерзости… Холодности и расчетливости… Нет. Это и правда превращение. Затемнение и даже «затмение», демонизация глаз. Происходящая, как в случае же с Владом, и неспроста я сделала на нем этот этакий акцент, не так просто, как, например, у темноглазых. Где уже и сами зрачки были черными, почти и сливаясь с темными радужками. И им же ничего не оставалось более после этого, как кроме поглотить еще и глазные яблоки, не растрачиваясь же практически на них. Тьма легко отходила от них и в мгновение того же самого ока, одного и второго, изменяла оставшуюся поверхность глаз. Не так сильно контрастируя, буквально и только отходя… а уже и поглощая. Как итог же – полностью черные глазные яблоки. Разве что и с небольшими «хрусталиками». Чисто – для проформы, как температура и блики же от света извне, отраженные таким образом изнутри… Но и если даже в уменьшенном виде, того же Никиты, словно и при демоверсии, это все смотрелось, скажем так, не менее жутко. То здесь, в случае же Влада, и увеличенном и полном формате, все было куда хуже, как по мне… Смотрелось же все от начала и до конца. От зрачка до глазного яблока… И это… захватывало, равно как и пугало. Страшная красота! Пусть я и видела это только раз да и в черно-сером, почти же черном цвете. У Никиты же… Вместе же и с крыльями! Попросив же сама и показать… Думаю, у Влада это выглядит не менее впечатляюще. Как и у меня… Да, так и пугающе! Хотя и в его же случае это не только как затемнение, а скорее всего как и само же «затмение»… Луны или Солнца. Сразу же и двух… И в двух же! Глаза его становятся почти черными, но все еще с тонкой белой каемкой… Будто и изначально же белые глаза стали с черными, но уже и расширенными донельзя зрачками. Страшно красиво… У него… У них! Окей. И нас же всех. Ладно. А там… и у остальных! Старших и маленьких…

Да. Хоть Никита и был самым младшим среди… них… своих братьев… но его это и не особо расстраивало и коробило. На началах, да, конечно, было такое! Как и он же сам говорил и признавался… Но после… он просто понял и принял это. Привык к этому… Да и вовсе же стал благодарить за это. Как за опыт. И за жизнь… Пусть и за раннеобращенную и неизменяемую… Но и все-таки! Жизнь… А все благодаря тому же выходцу в четыре цифры возраста… Что забавно – и в сорокалетний даже почти и сорокапятилетний опыт на вид, как и жизненный стаж… За жизнь, которую он ему дал как отец. И за семью, которую так же предоставил. Пусть в некоторых моментах и делах почти и не считаясь с ним… Уповая на свой возраст и опыт в сравнении же с его и их же, на самом-то деле, отсутствием, знатно превалирующие над его и ним самим… Но и на это он не обращал особо внимания… Да и на подмогу же в отвлечении и переключении внимания тогда ему приходили учебные заведения… Вместе с их учащимися и обучающимися – его же сверстниками и сверстницами… Почти и не почти. На человеческий же манер! Его друзья и подруги по сердцу… И сестры и братья по разуму… Пусть, правда, поначалу да и где-то же дальше продолжая, точно и не заканчивая, не все так и считали… Но и в семье же не без урода! А дети – злые. И по всем же сторонам… Как и взрослые! Но больше, конечно, люди… и их же родители! Пусть они и до конца поняли, но не до конца и приняли наличие, помимо себя, еще каких-то особей… Сущностей! Которые еще ко всему и выглядят же как они… Но и не они! Неизменность в этом плане не столько не помогала… вообще не помогала… сколько и подпортила же крови. И не только тем, у кого ее не было… Соответственно, да? Она почти что уже и вредила. И опять-таки всем! Как никогда. Да и как ничто… Как никто и нигде! Не все же жили одно количество времени – лет и… веков! Только обращенные ангелы и демоны. А люди… Это давало ход сменяемости их. И тех же, кто между сущностью и ими, выбирал их. Одни уходили – на их место приходили другие… С другими энергиями и способностями… Но неизменным оставалось… оставались неизменяемые. Что существенно портило и поджимало, поджевывая, картину мира некоторым особо интересующимся: «За какие такие заслуги?». За красивые глаза! Не иначе… Но что интересно, если чистые ангелы и демоны, как и их смеси, меж собой еще как-то и успевали проскочить под горячей рукой людского правосудия, то вот смеси первых и последних… вызывали что ни на есть ажиотаж… с самыми прекрасными… ужасными чувствами. Под нелицеприятные и прямо-таки бранные слова… Вот-вот и готовые же перейти в рукопашку. Битву, бойню, а там… и войну! Но что же во всем этом стоило понимать, помнить и знать, так это то, что… не все же были такими. Опять же, семьи и уроды… Что были, что стали… Но были. Были и есть такие! От этого никуда не уйти и не спрятаться. Но хоть это было и логично… Но как логично, так и крайне прискорбно. Ведь равновесие и баланс работали по всем сторонам… А уж тем более меж добром и злом. И ты спросишь: и что же тут не так? А то, что порой одно имеет под собой куда более и совсем же другое… И вот уже зло из сказок перетекает в бытие. А добро бытия – в сказки… И на месте, где мог просто образоваться серый мономир из совокупности и симбиоза двух миров, черного и белого, и существовать же как просто серая зона и золотая середина меж них, пусть и не совершенно самостоятельно и автономно, но и кто может же этим похвастаться, как и синонимичной же идеальностью, образуется смерч, снося все и всех на своем пути. И остается лишь только молиться, верить и надеяться – не оказаться внутри, не вдохнуть его неожиданно зеленых испарений и не примкнуть же, в случае неисполнения первых двух пунктов полностью, полюбив вдруг, к одной из сторон… не только чтобы было психологически спокойно, комфортно и не быть одному… чтобы «дружить против» и восстать против второй и предать не только свое, но и все, а остаться в стороне и просто понаблюдать за всей этой ахинеей и анархией. Не хуже, чем и за горящим Троянским конем на масленицу. Вот только это не просто конь. Да и масленицы никакой нет. Как праздника. Не до него же… уже и конкретно же сейчас. Но какая разница, когда все весело кричат и прыгают через его отвалившиеся и упавшие обугленные части? Никакой. Как и в том – какая часть его отлетела первой. Плохо всем. Хоть и на деле – стонут от боли и падают в него… из него же… не все. Из этого же самого не просто коня. Только чтобы не задохнуться и не умереть! Лучше ли – сгореть в таком случае? А лучше ли – смотреть со стороны и делать ставки: «На кого же в этот раз упадет жребий – на орла или решку?». Про себя же прося: «Только бы не на обоих – не на ребро». Ведь в таком случае – это вновь повторится. Только уже в новом времени и при новых же локациях, с новыми и людьми… Не с новым же лишь смыслом и посылом, как и истиной. Все спрашивающими же где-то внутри с подсказкой, но как будто бы и со стороны, все тем же ведь рассказчиком, вновь и вновь и будто по кругу: «Кого же все же жальче – поджигателей или внутри горящих? И лучше бы, конечно, не повторяться». Как и не казаться. И, на самом деле, оставаться при своем и себе. При своем же лучше и себе же хуже. Чем при своем же хуже, но и всех же лучше.

Но и, конечно же, как без этого… Основная и куда более важная, значимая причина недовольства и нелюбви к существам была в… чем бы ты думал и подумал… в питании! Недалеко от Влада-то ушли. В той же самой энергии, которая нужна была всем для жизни. Тут-то ангелы, демоны и люди как раз таки и делились уже не на три группы… С размытой границей – как смесями же меж них… А на ровные и четкие две категории – охотники и жертвы. И если с тем, что выше, неприятием и непринятием, почти что и теоретическим, еще можно было как-то бороться – не можем же мы нравиться всем. То вот тут, уже и на практике, становилось уже не до смеха и реально хуже. Они же были нашим питанием! И мы это понимали… Но и, что важнее же всего, понимали и они. Они. Все так же, правда, не принимая. Ну а мы? А мы питались! Не убивая же, конечно. Не в жизни и не по своей прихоти. Своему и желанию! Как и воле. Во всяком же случае… Да и на сам же момент, лишь спасая и залечивая. Пусть и периодически же лишь в основном… Но и все же! Но и кому какая разница, да? Когда бартер из обычного «дашь на дашь» перетекает в… «энергетический обмен». И если же эмоционально это еще можно было как-то перенести, вынести и вывезти, со слов же делящих, то вот с энергией такое уже не прокатывало. Хотя, что там же, что там одни и те же силы затрачивались. Тратились и выгорали… Просто когда это перешло во внешний мир изнутри и стало видимым потоком, в отличие же от крыльев, все как-то сразу переменилось и все же как-то сразу засуетились. Хотя ничего по факту-то и не изменилось. Что было не видно – стало видно. Все. Но нет же!.. Благо всех же и вся от ежесекундного же «разбора полетов» спасал всегда и всего один лишь только принцип: не ты мне – не я тебе. Иначе говоря, не я тебя – не ты меня и все отстали от всех. Никто никому не мешает и никто ни к кому просто так не лезет. Все друг с другом сожительствуют и сосуществуют – в равновесии и балансе. Лишь периодически же кормясь… Насыщаясь и взаимно перенимая… Были, конечно же, и тут те, кто понимал это, как и то, что без этого никак и где-то уже даже почти и воспринимал же адекватно. И без сопливых. Наравне опять же и с теми, кто – не. Но все было равно. Не от все равно. И все же были равны, как бы там кто и ни казался же равнее. Потому что был и это нужно было просто понять, если уж и не принять. Как данность. И что так было нужно. Как и для кого-то же светящие звезды. Как же и то, что с этим тоже уже ничего не поделаешь. А раз делать что-то все равно надо – надо понять и жить дальше. С пониманием же незыблемости общей жизни и ограниченности частной свободы. Если уж что мы не убиваем мирных жителей, а только мафию не котируется же частно и не бьется же общими усилиями подряд. Ну а долгая жизнь, как и неизменяемость, не всегда же и всем играла на руку. И выходила же в плюс. Каждый варился в своем котле и горел в своем же аду… Как и парил в своих же небесах и в своем свете… Стоило лишь понять и обвыкнуться в этом, чтоб увидеть это так. Так, как правильно. И как это выглядело же, на самом деле. Не иначе. Не все ведь везунчики, как и все не везунчики. И все же – как и с добром и злом… Крайне индивидуально.

И пока учеба же для всех несмотря на спектр всевозможных услуг, предоставляемых существам, как и людям, была и оставалась же обязательным и чуть ли не должным элементом такой же социализации и коммуникации. Никите же просто нравилось от души все это. Учиться. Как и носить форму со сменкой. Хоть и презирал все же «бабочки». Ему по душе же были просто галстуки. Конечно, туфлями и брючными костюмами. Будь то «двойка» или «тройка»… Как и те же самые костюмы, но отдельно и вразноброд… В виде брюк и рубашек. Пиджаков и жилетов… Ой, а вязаные-то, вязаные жилеты… М-м-м! Ну… нравилось! Одному же из немногих, наверное. И не наверное. Нравилось быть в этом мгновении и в этих моментах… И да, он единственный получал от этой должности удовольствие. Ну и что! И пусть же даже это не была прям великая потребность… Особенно же для него и… его же настоящих лет… И он вполне мог постигать все это и сам. И в один же заход. Будь то очно или заочно, дистанционно… И уже бы сто раз постиг и не ходил… Но он просто не захотел! И, закончив свое образование до, в который же раз сменив специальность – уже с юриста на редактора, он решил попробовать теперь экономическую специальность, того же, кстати, университета, и просто выучиться на экономиста. Да. Вот так просто. Но и уже вместе со мной и нашей общей подругой. В первый раз в первый класс… Снова! Да. Просто снова. Не в первый раз, не в класс… Да и не на курс с группойИ не детсада! Доучиваясь же фактически – все же второе полугодие последнего четвертого курса… Да и чего нет? В жизни же нужно попробовать все. Тем более в вечной жизни. Опять же, кто какой смысл вкладывал в это. А ему, как и учиться, нравилось же еще и общаться. Напрямую. И со всеми. И даже если где-то обгонял по темам и понимал больше, скрупулезно верил в повторение как мать учения и подтягивал за собой остальных, если возникали проблемы и потребности. Но и не кичился, не выпячивался и отсвечивал специально. Старался, во всяком случае. Не всегда же, конечно, и получалось… Но и кто здесь не без греха? Точно не он – демон! Пусть и в прошлом же – человек. Еще же чего лучше! За себя и того парня, как говорится. Все грешны. Да! А он еще и в двух жизнях будто побывал. Минимум. Как и я же, собственно, сейчас. И есть. Но и вместе с тем он был, продолжал находиться среди масс. Учился на ошибках, выходя из них. И снова входил… Переживая же лишь только за потоковость. И больше – как смертность. Но и радуясь изменяемости и сменяемости, новости… По нему – жили бы все одинаково. Он бы и не думал об однообразности и стагнации. Наверное… С семьей-то своей он не скучает! А они, к слову, не первый год и век с ним вместе живут.

Ребенок? Да. И еще же какой… Самый же что ни на есть настоящий. С искорками в глазах, интересом ко всему и всем… С открытой душой и сердцем. Не совру, если скажу, что он был самым сердечным среди всех. В сравнении же со мной… И не только в их семье. Как и в моей. И… еще одной. Не только и в университете. В городе, стране… В мире! Не побоюсь даже этого слова: вселенной! Да и не только же из-за своей какой-никакой, а бывшей, и в то же время совершенно не бывшей, человечности. В принципе. Ему же одному, что пока на моем собственном веку и из демонов же да и на сугубо мой личный взгляд, целиком и не частями, не точечно и в моментах, удалось сохранить это и пронести… Как свою же душу и… в сердце! Но и не только это и в себе. А еще и пронять на это же остальных. Перенять от себя и отдать им… Пусть порой и на расхищение – в одну сторону. И не всем же, как и всех… Но иногда же и взаимно!.. Кто учился же с ним да как и я же, собственно, учась, всегда терялись и до сих пор же теряются, теряюсь в понятийном аппарате: «Светлый он или темный? Чужой он или свой? Их или не их? Живой или?..». А он и не спешил открываться до конца, что в новой, что и в старой компании. Ведь как и учиться, общаться ему и нравилось еще быть «чужим среди своих» и «своим среди чужих»… И пусть мир розовых очков чаще всего и всех становился и был его миром… Что было, конечно, и не очень хорошо. Но и не плохо! Учитывая же, как и когда он перенес становление демоном… Да, может, он и не выбирал – кем быть. Но и оставил за собой право – каким им быть. Человеком же. И в демоне. Да! И не наоборот.

Влад же, к счастью ли, горю, но и своим, не поддерживал его в этом. Но, что и важнее же всего, как и значимее же для самого Никиты, и не опровергал. Ничего не говорил против! Может, потому что завидовал, что не мог видеть мир таким, как Ник. А может, как с Дедом Морозом у человеческих семей: не хотел разбивать его веру и надежду… Его желание и мечту! Любил его. Любил! Ну ладно тебе, Ник. Видишь же как я хорошо тебя знаю. И как – ты. Ведь знал, и не упрямься, знал к чему все приведет и готовился уже зачеркивать. Признай уже это сам! И он ведь признаетсяНе судим сами – не судимы и будем. Тем более мы все тут толерантны и… Шутка! Нет. Ну не дуйся. Братско-сестринская любовь – это не инцест. Ну, не всегда, во всяком случае. Как и братско-братская же. Хотя… Зато и не твинцест, м? Хоть опять же никогда в этом и не признавался. Да и вряд ли когда-либо вообще же признается, я думаю. Но про себя-то точно сделает это… Если уже не сделал… Не сделал же? Противный. Засранец и садюга! Я-то – от себя все слышу. А ты – от себя? И себя же! Как завидовал и в том, что Никите свезло с большим обхватом территории. Преимущественно же – женской населенности и направленности. Но были и исключения… По нему же сохли все! Вот все. Когда же закадычный наш рыжик привлекал лишь таких же, как он сам. Но и с кем поведешься… Да и он сам же не надеялся на большее. Но и не соглашался на меньшее! Как и Никита, но и в разрезе все той же зависти… Белой, конечно же. На светлом же глазу. Без Владовских же и примесей… Ведь посматривал с ней не в обратку, а вперед. И смотрел лишь на другого… брата. Стараясь же хоть в чем-то, если и не во всем, походить на него. Пусть хотя бы и утонченным и строгим стилем… в той же самой одежде и обуви. Ведь остальное все висело на нем мешком с картошкой, утягивая к земле, или сетью с грузилами, что и без подцепления и подсечек, только набросил – и сразу же на дно. И расползалось же, растекаясь на еще пока влажной коже как маска из папье-маше или разбивалось, раня ее как никогда нежное и хрупкое состояние при первом же порыве и налете ветра на наледь над стоячей водой ранней зимой. Будучи же не «не пошитым под размер», ведь дело и не в нем, разве что в сухости, а буквально выточенным и выскобленным из холодности и тяжести внешней, и снежности и льдистости внутренней, все того же мальчика Кая. Не Каина. Хоть и парня. Но и не мужчины Хоть прошло уже больше, чем пять, а там и десять, лет… По человеческим же меркам… И все – для и по девочке же Герде! Не скромно. Да. И не похоже. Но и его же зовут не так…

* * *

Взвихрив мелированные светло-каштановые пряди своей правой пятерней, одновременно укладывая и прилизывая челку на правый же бок, а левой продолжая зависать на клавиатуре своего серого ноутбука, сидя в гостиной своей же квартиры, Никита и ее убрал со стола, закидывая теперь обе же руки за спину. И откинувшись на спинку стула из темного дерева, в цвет и самого стола, что шел же в наборе к нему, оперся на его задние две ножки и завис над полом в воздухе, потягиваясь руками вверх. Почти и протыкая стулом ковер с высоким черным ворсом и причудливыми большими белыми цветами на нем. И не потому, что те были не по размеру ковра, а потому, что не по своему размеру, возможному и стандартному, явно и сильно же его превышая. И, что еще интересно, они были даже не похожи на самих себя. Как и на своих собратьев. Да и сосестер. Вроде тех же роз или лилий. Это был какой-то симбиоз и скрещение одного вида растений с другим. Но и так, что было и непонятно – кого и с кем, еще же и изначально. Чья была основа? И чьи вкрапления? И в какой пропорции вообще? А змеи-стебли с мелкими шипами, полосующие поверхность ковра вместе с листвой от и до, только еще больше подливали масла в огонь. Превращаясь в какое-то змеиное гнездо и их же клубок, а порой и в каких-то осьминогов-лиан. То здесь и полностью пропадая под мебелью, то там и выходя за края. И не только же самой мебели.

Не обратив же внимания на это, как и на почти что полностью расстегнувшуюся на груди рубашку в крупную черно-красную клетку, распахнувшуюся по краям и открывшую не только алмаз меж ключиц, но и толстую черную короткую цепь на шее с черным же керамическим крылом на ней и гравировкой сзади: А, развернувшейся к нему сейчас и в грудь, он продолжил тянуться к самому к потолку, стараясь не столько размять мышцы, столько растянуть легкие и набрать в них побольше воздуха. И не от духоты помещения, в результате чего и тяжелого, сбивчивого дыхания, появившегося некоторое время назад, а скорее от желания отвлечься и ненадолго переключиться из-за невозможности нахождения в скованности, в одном и том же пространстве да еще и сидя в одном и том же положении достаточно долгое время. Рукава ее так же были расстегнуты и закатаны до локтей, позволяя куда большую широту действий. А после тех же самых высоких потягушек были и вовсе оттянуты еще же дальше и выше, стянувшись над ними.

Просидев в таком положении еще какое-то время, дабы поскрипеть и потрещать всеми мышцами и костями сразу и до конца, он наконец опустил руки, вернув их в положение перед собой, и уперев их в край стола локтями, надавил подушечками пальцев на глаза. Заставляя взметнуться в кромешной темноте за веками разноцветные круги. И будто бы перезагружая тем самым свой головной компьютер, приводя и его в чувства, заодно и сметая же все свои мысли в кучу из всех же возможных и не углов сознания и бессознательного. Но только раз от разу, нажимая и излишне же пережимая, что пальцами снаружи, что и внутренними же напутствиями себе и им, только еще больше раздувал их, разгоняя и разнося вновь по всему же пространству. Теперь уже полноценно улетая и вместе же с ними в только себе же понятные дальние дали. До этого же только временно отскакивая и отпрыгивая в свой мир от мира же реалий со ставшими вдруг чрезмерно громкими: стуком стрелок часов, треском огня в камине, голосами же за окнами, полностью же закрытыми по всей стене за ним от натяжного потолка и до самого пола, включая и дверь, ведущую на веранду-лоджию, топотом шагов по ту сторону так же закрытой входной двери квартиры и куда же без почти полной монохромности комнаты, в которую он перебрался из своей же полихромно-радужной, надеясь на помощь и какое-то улучшение, увеличение продуктивности за счет пребывания в ч/б формате и стандарте.

Вот только если поначалу это еще как-то работало – как отвлечение внимания и смена угла обзора. В принципе – вида. То после же и теперь это только еще больше мешало, чем все и вся до этого вместе же взятое. Отсутствие разнообразия, которое должно было настроить на нужный рабочий лад, не отвлекая ни на что, расстроило полностью: белые крашеные стены с редкой перебивкой на кирпич слепили, черный натяжной потолок со встроенными пластиковыми белыми светильниками и таким же светом угнетал, придавливая к такому же, как и он ламинату пола. И только лишь ковер, казалось бы, во всем этом спасал, но и он в то же самое время все же портил, являясь лишь небольшой деталью и ответвлением от их же, стен с потолком, совместки. Призванный же скорее оттенять, но на деле выделял же еще больше. Как и белая керамическая посуда с приборами из нержавеющей стали, которые Никита сдвинул чуть в сторону от себя. Ведь как ни крути, а все-таки это был обеденный стол. Не его рабочий и не из его же комнаты. И пусть последние еще неплохо и контрастировали, выделялись из всей ч/б утопии. Но, как и все, тоже ненадолго. Рискуя вот-вот тоже быть поглощенными и утонуть, отправиться на ее дно. Куда-то глубже, чем же и сама Марианская впадина.

Отодвинув теперь уже и ноутбук подальше от себя, решив окончательно оторваться и отдохнуть, тут же устроив и профилактические лечебные упражнения для глаз – смотря то вблизи, то вдали, желтоглазый обвел все находящееся вблизи него и рядом взглядом и перевел его в сторону – по правую же сторону от себя. Тут же попадая им на черную железную стойку, подставку-гарнитур для камина, что так удачно стояла около него же самого со всевозможным же инвентарем ей подстать для помощи в розжиге, а заодно и уборке, вроде щипцов, кочерги, щетки и совка. Рядом с которыми слева умещался и черный деревянный шкаф со стеклянными дверьми и серыми металлическими круглыми ручками. За которыми, в свою очередь, в три ряда полок стояли книги всевозможных размеров от больших к маленьким и цветов от темных же к светлым, практически и прилипнув друг к другу. А внизу, во второй как и нижней же части этого шкафа, его тумбе уже и без дверей находилась дровница. Со светло-коричневыми древесными поленьями, раздробленными и уложенными под самый ее козырек, готовыми для погружения в камин и его пламя.

Пробежавшись глазами по старым и новым корешкам книг. Прочитав и некоторые их названия, как и авторов. Даже и со своего места не вставая. Буквально же – с другого конца комнаты и от противоположной же стены. Никита обратился взглядом и к самому многострадальному камину. Что разве не краснел и не икал от излишнего и частого упоминания себя где бы то ни было. Но зато точно краснел от разгоревшегося и трещащего в нем поленьями пламени. То ли насмехающегося над ним, то ли и кашляющего меж делом, а то ли и все же вместе. Будучи выполненным целиком из черного кирпича и облицованным черной глянцевой плиткой, он будто бы был еще и черным зеркалом, отражая в себе стоящий перед ним черный кожаный диван и два таких же, но уже и белых, кресла к нему. Вся же эта мебельная семейная композиция была выставлена так не только в поддержку друг друга, но и прямоугольным горизонтальным деревянным рамам на стенах. Где в черных из них висели темно-серые и светло-серые силуэты людей на фоне светлого пейзажа. А в белых – уже светло-серые и темно-серые пейзажи и на темном фоне из стоявших сзади людей или просто однотонном. И чередуясь через одну, добавляя цвета и света и так, они освещались еще и черными металлическими плафонами с белым холодным светом под стать же потолку, расположенными по обеим сторонам от них. На камне же корпуса камина, прямо над его мини-полочкой с фотографиями, висела высокая и широкая черная плазма, прямо под теми же все самыми злополучными и громко стучащими часами с черно-белым циферблатом: с белыми полосами вместо цифр и такими же стрелками без наконечников на черном фоне. И стоило же парню переключиться на лица в тех же самых белых рамках, что были и у картин, но и в случае же их куда меньше по размеру и по разности же положения, как спокойный и меланхоличный, даже немного скучающий и уставший взгляд от долгого же нахождения за компьютером и в его белом и ярком, почти и разъедающем же все и вся до красноты и коричневых же вкраплений в нем свете монитора вмиг заиграл новым и ярким оттенком желтого, почти что и солнечным с небольшим лишь еще оранжево-красным оттенком на белках и, кажется, даже потеплел. Ведь это была не столько и некая же дань памяти, по факту, сколько и личное настояние главы семейства в именно таком облагорожении семейного же уюта и объективизации сплоченности семейной ячейки таким образом – демонстрируя их же всех, но и все с той же поддержкой общекомнатного черно-белого формата. Пусть где-то и весьма хаотично. Что сами фото в рамках и качественно – кто куда успел. И в зависимости же все еще от вертикального или горизонтального расположения их. Что и количественно. Где они могли быть и по одному, и по двое, трое, не меняясь. Где и так же, но и уже меняясь местами. Но одно всегда и точно оставалось незыблемо – одна же их и общая, главная фотография, что была значительно больше, выше и шире всех, и стояла же ровно посередке, как бы венчая собой всю до этого недокомпозицию и убирая же тем самым с нее это самое «недо» своим единством и без добавления же к ней «пере».

Чуть левее же камина шла дверь в кухню из темного же дерева с круглой серой металлической ручкой-замком, матовым стеклом и металлической вставкой по всему его краю, как бы окаймляя таким образом его. И стоило же только представить, что в том темном и душном помещении заперты одинокие и скучающие, плачущие без парня продукты, как и тут желудок его дал о себе знать и взвыл целой стаей голодных больших китов. И ведь ничего бы не стоило ему вмиг рвануть туда на спасение их и вернуться же так же обратно. Даже и не пользуясь своей демонической силой и скоростью. Но на столе же все еще мерцал белым светом монитор ноутбука. Так и зазывая уже закончить, а скорее даже уже и прикончить начатое. Чтобы уже и со спокойной душой идти, куда ему захочется. Но так же неинтересно! Так и потом ведь не захочется. Хочется же, как правило, в моменте и процессе. Точнее, не хочется и что-либо делать тогда, как кроме желаемого, а надо. И так рубрика же «Что бы такого поделать, чтобы ничего не делать насильно?» вновь распахивала перед ним свои гостеприимные двери. Ведь сколько уже раз он так бегал до: попить, поесть, в туалет, в ванную, закрыть незакрытую дверь и открыть же ее снова, резко вспомнив, что что-то забыл, тут же ее и закрыть, одергивая себя, что все взял с собой и давно, открыть окно, закрыть окно, полежать на ковре перед открытым балконом, чтобы следующие полчаса, а то и час, разглаживать одежду и вычищать ее от мелкого сора и катышек, встать с ковра, начать разглаживать и очищать одежду. И так далее и тому же подобное. Погода явно была не летная. Звезды не сошлись. Так еще и перли задом все и сразу, запрещая небу гореть, а аду замерзать. Иначе и нельзя же было объяснить это выгоревшее состояние не только души, но и тела. Уже даже и полностью легшего на стол с ватной же головой и взирающего на все теперь уже не происходящее и впереди же него в прихожей со скрещенных влежку под головой рук и донельзя же сухими, в щелочках меж как никогда тяжелых век, глазами. Решившими все же скользнуть для начала и перед плановым же, полным осмотров очередного помещения квартиры по неприкаянному же ее кусочку, уже не гостиной, но еще и не прихожей, лестнице на второй этаж. Начинавшейся у противоположной стены и ее правого же нижнего угла, а заканчивающейся и уходящей уже на сам второй этаж и в ее же левый верхний угол, проходя над ее таким же нижним и самой прихожей. Ее широкие ступени из все того же темного дерева были без задней стенки – подшива. С черными металлическими перилами, состоящими из двух столбов из балясин-вензелей и стоящими же снизу и сверху лестницы, как ее же углы. Весьма скромно и со вкусом, стоило же сказать! Особенно если и учесть, что «рисунок» их был ничем иным как рисунком же ковра. Будучи выполненным из тех же самых цветов, только уже и без шипов на стеблях. И в их же, как это стало видно лишь здесь, естественном размере.

Прихожая же в сравнении, но будто бы и в отместку за выбор ее в этом осмотре последней хоть и по порядку же от ближнего к дальнему, а не по значению, только на небольшую часть открывалась взгляду Никиты с того самого места, где он сидел, и с которого же пока не намеревался сходить. Так еще же и белая крашеная стена, выросшая буквально и будто бы случайно перед ней, но так и не разросшаяся же, не растянувшаяся и не разъехавшаяся в свой полноценный размер, замерзшая же и в чуть меньше половины себя, исполняла роль перегородки и хранилища верхней одежды, головных уборов и сумок. Пусть и с невидимым же конкретно сейчас, но памятным и по памяти же имеющимся, просто встроенным с другой стороны в нее, черным деревянным шкафом-купе с ручками в цвет. Без нее же, равно как и до нее от всей прихожей был виден разве что кусочек тумбы для обуви в четыре ряда полок из того же все темного дерева, как и сами же ее ручки и зеркало в черной круглой и вертикальной раме, под стать же рамам в гостиной, висящее над ней с черными стальными крючками для ключей и уже под ним. Слева же от них, как и в случае же со шкафом по памяти и знанию самого парня, находилась темная, почти что и черная стальная входная дверь с ручкой же под стать и обитая же изнутри черной кожей. Перед ней же, равно как и под ней, лежал черный коврик с низким и грубым ворсом. Походящим скорее если и не на мужскую щетину, то уж точно на наждак, чем и сам же «коврик». Ну а в самом углу прихожей у шкафа стояла напольная вешалка из той же самой темной стали, что и дверь. Но уже и для ежедневной небольшой как по количеству, так и по качеству верхней одежды на ней. И все. Ничего лишнего. Все же довольно минималистично и чисто по-мужски. Ведь и никакой забитости крышки тумбы всевозможной женской мелочью: от разнообразных расчесок, заколок, резинок до каких-нибудь косметических средств, флаконов духов да и всего же подчас остального наполнения сумки, что была вывернута наизнанку при поиске же все тех же ключей или телефона, находившихся, скорее всего и на тот момент, на самом же ее дне. И это же еще при лучшем раскладе. При худшем же – уже в руке или у уха. Ведь первый шаг к поиску затем очков не на голове, когда они же и на голове, таким образом был уже сделан. И ладно же если еще – солнечных. Это шаг номер два. А там. Сколько их еще будет или уже – каждая же решит для себя сама. Здесь же даже ключи висели на специально отведенном для этого месте. И только же сам шкаф вместе с тумбой был укомплектован и забит под завязку. Чистой и развешенной на отдельные деревянные или металлические вешалки верхней одеждой как альтернатива же ежедневной, как сам. С ровно разложенными же над ней на полке всевозможными и не головными уборами. Как и с сумками же – под. И такой же чистой, только и расставленной же на отдельных полках, выделенных в обувнице для каждого члена семьи, обувью. Остальное же, что не влезло или не было нужно пока на момент, висело в чехлах и стояло же в коробках соответственно у каждого в своем шкафу и в своей же комнате. Ничего не было разбросано и не лежало же бесхозным. Или сброшенным в спешке и оттого же еще не убранным. Чистота стояла идеальная – для мужчин! Но и убирались же они, скорее всего, не сами. Как и все же, в основном доверяя большую часть уборки специальной для этого службе. Но и что по части же глобального. За собой же, всем оставленным после себя и собой же, как было видно же невооруженным взглядом, следили и убирали сразу же и они. Не скупясь, а скорее даже и поддерживая чистоту и порядок в частности, наравне же с общими. Опять же, как все. Да и не все же доверять и делегировать другим. Что-то надо было уметь и делать же самим. Ведь свободное пространство ценилось ими ничуть не меньше, чем личное. Что одно же из другого по факту и вытекало. Да и так или иначе, а входило в частую и общую же юрисдикцию. На тот или иной момент времени.

Но Никите же сейчас мешало все и ничего же не помогало! И даже эта самая их дотошная чистоплотность-чистоплюйство. Мысли же настолько зашли далеко и глубоко в тупик, отбрасывая набор и редактуру текста Софии в дальний ящик, что ему бы впору было сорваться и пойти вновь убираться. Переделав же практически все, что мог и не мог и что сделал же еще далеко, задолго до этого: «Прибраться здесь и везде, во всей квартире, в своей комнате, переставить мебель и рамы перевесить, поменяв их местами, гардероб в шкафу, как и обувь же в тумбе пересмотреть и что-то убрать, либо же наоборот что-то в них или во что-то же одно добавить и пыль протереть, в конце-то концов, но перед этим же еще – ее найти бы было хорошо, поесть да наконец и снова же попить, сходить в ванную и туалет, по которому же уже кругу да и отвлечься же уже как-то иначе, может, уже и вздремнуть да и поспать уж нормально, выспаться, учеба ведь учебой и работа работой, но и отдых должен быть по расписанию, тем более у такого недооцененного труженика и перфекциониста, почти что и терминатора как я». Под конец же всего и всех ему и вовсе же начала мешать даже тишина. Когда, казалось бы, уже некому и нечему, и он нашел же все же в себе силы оторваться наконец от стола и вновь попытаться уйти в текст. Посчитав же и все упражнения на хоть и минимальное, но восстановление, выполненными. Да и себя же самого – вполне отдохнувшим. И вроде бы даже окунулся в него, погрузился в междустрочие и междубуковье. Междузначие даже! Но и тут же, как назло, только найдя секундный приют и сам же уют в тишине, тут же его в ней и потерял. И еще больше раздражился и разозлился, когда почти полностью оглох и перестал полностью слышать все и всех: от тех же часов и камина до людей. Как и видеть же ту же самую все комнату, сосредоточившись на и сосредоточив же всего себя в одной точке. Попав в полный вакуум. И что же тут плохого? Простор для фантазии и воображения. Никто и ничто ему не мешает. Как и он же сам себе уже не мешает. Но вот только если раньше эти самые раздражители и мешающие сбивали его и его мысли как самолеты. Не давая уйти в себя. А как раз таки и давая же работать. Сейчас же они отдали все то свое управление в его руки – и вот уже те же самые самолеты стали вертолетами. Ему же из всего и всех только и оставалось сейчас, что выяснить – куда бы только ногу или руку выбросить, чтобы упереться и приостановить эту пьяную вакханалию? А прежде всего и самого же себя, как основного и главного раздражителя себя же.

И вновь уткнувшись уже и пустым желтым взглядом, только и в свои же собственные ноги, обтянутые темно-синими узкими джинсами, подвернутыми снизу до щиколоток, он попытался сосредоточиться на них. Зависнуть просто и на нитях же в их ткани. Замереть и попытаться же подсчитать их, тем самым структурировав же свой мозг. Расставив все и вся по своим же местам и полочкам. Так просто. Нить за нитью. Прореха за прорехой. Потертость за потертостью. Все просто. Хлопок! И весь собранный же буквально по кусочкам и осколкам мир с куполом же над ним рухнул в одночасье от разорвавшего и разбившего его, как и тишину внутри квартиры, хлопка входной двери. Двери, что так резко распахнулась и тут же запахнулась, встретившись не только с ее же черным стальным коробом, но и со стенами: квартирной и подъездной. И как еще же все выстояли, не посыпавшись да и не вылетели к чертям? Но рано было говорить об этом, как и обо всем же, в прошедшем времени. Ведь внезапный и неожиданный, равно как и совсем нежданный гость на этом не остановился. Буквально. Продолжая идти и разминать, растаптывать и дробить остатки мира Никиты окончательно, только уже и именно в порошок из осколков и пыль, ступнями своих же ног. И ладно же еще не подошвой – хоть обувь снял, не поскупился. Не забыл. Видать, удара двери вполне же себе хватило для красивого, яркого да и что уж там шикарного появления и некого же сабантуя, если и не бунта. Чтобы не только обратить на себя внимание, но еще и здесь пойти против системы – не оправдывая ожиданий.

– И мало же того что вы прячете этого светлячка-тень от меня… – стукнул по столу обеими руками Влад, все-таки дойдя же до него, и заставив тем самым Никиту еще раз невольно подпрыгнуть на стуле, буквально же второй раз и подряд – сначала от стука двери, а после же еще и от того же самого удара, но уже и по столу, и оторваться от своего ранее же как никогда занятного занятия, сощурившись и чуть сморщившись от такого резкого ора после, на контрасте же с полной тишиной, царившей в помещении до, – …так и ты же еще подзадориваешь меня ей же, подкидывая ее творчество под шумок! Ты же пользуешься им и ею, пользуешь ее как вздумается… Плагиатишь же прям при свете дня! Так… нагло. И да, ты, конечно же, демон и можешь, должен такое и не, не спорю. Но и тот же еще дьявол, Ник!

– Окстись, Владик! – Хохотнул уличенный, усаживаясь поудобнее и пододвигая к себе ближе ноутбук, возвращая на свое прежнее место клавиатуру – под свои же руки, готовые вновь к работе. – Все по согласию и решению самой Софи.

И сомкнув губы, с легкой же усмешкой на них, продолжил начатое – набирать текст со скринов листов дневника девушки. Мельком лишь пробегаясь по нему затем с редактурой, что-то убирая и добавляя от себя, что-то и оставляя, но уже почти и не вчитываясь. Стараясь же особо не отвлекаться на второстепенное, если вдруг пойдет основное и писательский настрой вернется. Пытаясь же параллельно все еще вернуть свой природный оптимизм и приобретенный же только-только рабочий настрой. Отталкиваясь и от того же самого Влада. В попытках замотивироваться от него – от него же и отстраняясь. И потерять по возможности нить разговора с ним.

Не то чтобы он был прям не рад как парню же в принципе, так и в общем. Но да, не рад! Но и не особо опечален в то же время, порядком уже привыкнув за все же это время с ним к нему же, как и к его таким пируэтам – отъездам-приездам по нескольку же раз за месяц. А там и неделю и день. Хоть в этот раз, правда, весьма и удивив – практически полностью растворившись с их радаров на целых полгода. И удивив же не столько причиной, как и сроком, сколько почти полным отсутствием себя и своим же молчанием в их жизнях. Лишь периодически названивая и написывая. Но и чисто для проформы и галочки – дать понять им, что все еще жив. А Никита, и будто в отместку же за это, обменивался с ним «Софийкиной грамотой». Такими же вот черновыми «писульками», что были же сейчас при нем. Где-то внутренне все же немного надеясь заарканить его, поймать на крючок и в сеть такими заманухами. Но вот только как листы уходили, сгорая, так и не возвращались. До этого же конкретного момента. И, видимо же, сейчас как раз и настал тот самый момент икс, когда он должен узнать все о себе и своем же таком этаком поведении. Как от Влада. Так и от себя. Раздав же парочку оплеух себе внутренне за слабодушие. Но и тут же перекрыв этот кран, не уйдя до конца в переживания о брате и за него же самого. Во всяком случае больше, чем за себя и других. Как и в братско-сестринскую любовь. Ведь все не должно было закончиться так просто для него. Как и его же собственная ссылка, что была оправданна. И не только же им, как и всеми же кроме него, как видно. Не кроме. Раз он сам почти и не искал же с ними контакта.

Но и что-то же все-таки не давало покоя парню в этом всем. Что-то скреблось на задворках, лишь отдаленно похожее на совесть. На деле же – отсутствие чего-то, одного элемента, что мог объяснить это все. Равно как и ранние переглядки Влада до его же отъезда с их же отцом. Вполне осознанные и ни капли не горестные. Обдуманные и принятые. Что для ссылающего, что и для ссылаемого. Почему? Даже во время тех же его кутежей и пропаданий ненадолго, полных же выпаданий из семьи такого не было. Не было обдуманности! А тут же он будто и часы же сверил. Хотя раньше и их не замечал, как и самого же времени! Уйдет же когда вздумается. И вернется так же. И зацепившись же вновь за это, мозг Никиты, казалось, наконец начал работать да еще и в усиленном режиме. За что же он почти был благодарен Владу – за вывод и выход из коматоза. Но и в то же время предпочел бы вернуться и войти в рабочий процесс, нежели входить в очередные же разборки. Не сейчас. Да и Влад же сам ничего ему не скажет. Как и их же отец. Да и, что уж там, сам Совет! Хоть и оставляя же слово за одним из приближенных же к ним самим его членов. Но! Полгода же терпел? И тут потерпит. Нужно же разбирать проблемы по мере их поступления. И как с хорошей новостью приходит плохая, а в их же случае плохая и еще хуже, так и они же начали за здравие, а закончили за упокой?

Взгляд же шатена тут же стрельнул в ношу гостя, так вроде бы и незаметную поначалу, легко же сброшенную и установленную от некуда же иначе девать за столом на пол. Но и не для него! И Влад это знал. Более того, сам увидел же и видел, уже готовый закатывать глаза и тяжко вздыхать. Но и тут же притормозил, прищуриваясь. Вспоминая, что и брат-то его был не так прост. Собственно же, с кем поведешься. И просто же подстраивался подо все и всех. И, словно же в подтверждение этого, желтый взгляд Никиты ненадолго отошел, обошел прежнюю цель и упал на левую руку янтарноглазого. Проложил невидимую дорожку через стол к своей же левой и словно невзначай тряхнул же ей. Ей и точно таким же браслетом, что был и на руке Влада. С одним лишь уточнением – В вместо Н. И на черном же крыле. С тонкой белой стальной нитью по контуру перьев. Казалось бы! Произнести же не могут оба, что: «Люблю-таки засранца, как своего». И без как! Но зато крыло другого из них взаимно и «под крылышком» же каждого из них находится.

Влад же тоже не остался в долгу в таком случае и спикировал своим заинтересованным янтарным взглядом с прищуром на тот же и одновременно не совсем браслет, но и на той же самой руке. Затем на бело-черную нитяную фенечку в сплетении белой и черной нитей. С белым керамическим пером с черными прожилками для письма. И с так удачно же развернувшейся лицом к нему гравировкой: С. А уже после и совсем упав по кисти – на тонкое же белое пластиковое кольцо. Вроде и тех, что вкладывали подарком в киндеры. Но лишь с одним небольшим уточнением – с прорезью-гравировкой на нем буквы К. Все на той же левой руке, но и безымянном пальце! И только же он хотел метнуть шутку-шпильку на эту тему вроде и того, что: «Почему же не «на том самом» пальце?». Не столько и с желанием узнать ответ, зная его прекрасно и так, сколько побесить лишний раз. Как его уже опередил и сам же носитель его «не на том» пальце.

– Владик-Владик… Вла-а-адик… – протянул нараспев Никита, немного цокая и прибирая же одновременно ненадолго ту же все самую руку под стол. Как бы пристыжая его тем самым, но и в то же время раскручивая кольцо, чтобы буква оказалась внутри и к ладони. С улыбкой же качая головой из стороны в сторону. И поправив ей же в конце своей же сценки еще и челку. После чего пригладил и прилизал же ее уже обеими руками, лишь на мгновение оторвавшись от клавиатуры, и тут же вновь вернулся к ней. Отгоняя тем самым лишнее и ненасущное, как и такое же внимание к себе и всему что было же на нем на момент, что и в общем, – …но скорее и Влад Грей! Тот, что Дориан, да? Понял?

– Не об этом! – Отрезал тут же названный и только один раз мотнул головой. Не заморачиваясь же и на еще больший творческий беспорядок, образовавшийся на его же рыжей голове, в отличие же от парня напротив. Сжимая только дерево стола руками до его скрипа и хруста своих же пальцев. Под легкий и едва различимый, почти и совсем же неслышимый треск темно-коричневых прожилок в его янтарных глазах. Готовых же с минуты на минуту раздробить этот же самый янтарь. Что и вот-вот же осыпется к ногам его хозяина. И на влажную же разрыхленную землю. Пахнувшую вдруг не только самой застоявшейся водой, но и залежалой в ней, до этого высохшей и утрамбованной, почти же полностью перешедшей в компост вместе с лавандой и шалфеем, но еще все же и ядреной, мятой. – Да и какая разница?

– Ты опять с ней! – Не отставал парировать с хмурым и порядком потемневшим под стать самому же Владу, и даже уже покрасневшим лично от себя взглядом младший. Примешивая к общей комбинации запахов энергии еще и своей кисло-сладкой, но и вместе с тем сахарной ваты. С какой-то поистине ядерной отдушкой, не только самого розового цвета, ближе и к фуксии, чайной розы, но и ее же амбре. Решив, видимо, что так быстрее от него же и избавится, если будет продолжать идти в одном направлении, не сбиваясь сам и от него же, как и не позволяя же сбить себя с уже намеченного пути. – Как бурлак с писаной торбой, ей дьявол!

Снова, Ник!.. Это же ее мысли. Ты будто душу ее продаешь за бесценок… За гроши! А она, между прочим, сама могла и может…

– …но не захотела! – Развел широко руками Никита и дернул же плечами. Но и не выпуская крылья. А только лишь пожав ими. Вполне довольный же и сим размахом, проиллюстрировавшим не только имеющееся положение дел, но и насколько ему плевать. И в очередной же раз вернул кисти на клавиатуру. Как бы пока и таким лишь образом, повторением одного и того же жеста из разу в раз, только лишь намекая, что тому бы, Владу, уже стоило идти и пора. И коль же не откланяться вовсе и от него, то просто пора и куда-нибудь уже. Желательно, конечно, все же и от него. Чтобы уж следующее его хочу, если таковое и будет, случится вдруг, в сторону же пернатых, не заимело под теорией не только ее же саму. Не практику и уже именно желание – оттолкнуть того куда подальше. А там и вовсе выкинуть куда-то, избавиться же от его общества. – И правильно сделала, между прочим. Ее бы по головке не погладили за умышленное сокрытие и тут же ведь раскрытие ментального блока. Ангелы – слуги народа! Слуги чувств и эмоций, ощущений… А не мыслей! Своих же и плюс ко всему…

– Придумал бы ей псевдоним! Сама бы додумалась… Но не под твоим же… со-а-втор-ством! – По слогам продекламировал янтарноглазый, не столько уже и капая ядом, сколько прыская им, словно пульверизатор. – Еще же и как именем!

– А ты чего так распереживался-то? – Захлопнул крышку ноутбука шатен, оставляя в покое наконец и клавиатуру. Поняв, что просто так Влад от него не отстанет – вытоптанная дорожка игнорирования его просто-напросто не берет. И желание продолжить начатое окончательно улетело в далекие края, не попрощавшись. Да и не собираясь возвращаться. По крайней мере сегодня и с вернувшимся же братом.

Вновь поправив челку, упавшую на лицо парой мелированных прядок, он водрузил на сцепленные пальцы рук голову, упершись локтями в компьютер. Добавляя тем самым к общей сардонической смеси еще и ехидную улыбку. Не мытьем, так катаньем – внутренне же решил он. Морально и эмоционально тоже ведь можно давить. Да еще и с лихвой! Только бы гомерический смех не проснулся раньше времени и не сдал же весь их кислотно-щелочной и желчно-ядовитый баланс со всеми же потрохами и к чертям.

– Понравилась?

– Головой-то думай! – Ткнул свободным от «держания» же стола, а и скорее себя и в вертикальном же положении, как и на месте, правым указательным пальцем в свой же правый висок Влад. А после и в парня напротив, не намекая же тем самым на него, как на спросившего его же до этого такую же несусветную глупость, и что ему бы следовало сделать то же. – Как мне может понравиться… образ? Еще ж и дважды… Как и не дважды… Да еще и не ее… Не как и она… Короче! Я ж ее, именно ее, не видел вживую ни разу… Но, конечно же, в отличие от вас же всех!.. Несправедливо, во-первых… и гадко же, во-вторых… помыкать этим!

Как-как? Как и все же твои бывшие… нынешние… и будущие. Та же фотка, Влади-чек. Хоть и… эфе-мер-на-я! – Словно тайну и по слогам прошептал последнее свое слово младший. Еще же и не поскупился – руки от стола и головы оторвал, чтобы над головой ими провести. С открытыми же ладонями вперед – будто воссоздавая слово радугой. В воздухе. И из него же. – Вроде есть, а вроде и нет… Или что? – Раскрыл тут же глаза он чуть шире в наигранном же шоке и приложил обе ладони ко рту в таком же удивлении и неверии. – Хочешь сказать, что ты не в душу влюбляешься, а в оболочку? В тело?! Сэр, да вы… джентльмен! Дважды. И не дважды!

– От джентльмена слышу! – Повел разочарованно и с упреком от братских же кривляний левой бровью Влад. И горестно фыркнул, обратившись взглядом ненадолго к технике, лежавшей перед ними, но и ближе же всего к Никите. Собрался с мыслями, с минуту-две простояв таким образом без движения. И вновь поднял уже спокойный и утихомиренный ясный взгляд на парня же перед собой. Увидев, как в зеркале, как и он же постепенно и с каждым последующим выдохом в случайно, но так нужно образовавшейся минутной тишине, начал выходить из гневной поволоки и яростного же тумана. Будто Солнце из-за туч и Марс, приблизившись максимально, из-за облаков, на фоне уже рассветного, но еще и звездного неба. И лишь с прохладой, свежестью и легкой, уже ненавязчивой и недотошной влажностью и ароматом цветов. Успокоив сейчас как ни странно, до этого лишь наоборот и еще же сильнее распаляя его и его же напряженную спину. Кою он так бессознательно, но вполне себе ответно и взаимно, о чем пусть и не знал, но где-то и догадывался по общему же напрягу, привел в действие. Так и не приведя же в него свои крылья. Спокойно выдохнул. Вновь глубоко вдохнул. Снова, но уже и так же, выдохнул. Размял лопатки. За ними и плечи. И только после этого тихо и хрипло продолжил. – Сделай ее хотя бы соавтором… Серьезно, Ник! Мне не столько из-за нее же обидно, сколько из-за ее таланта. Ты только начал, а я уже давно в этой сфере… Пусть и музыкальной! Где каждый, абсолютно же каждый, норовит содрать все чужое и выдать за свое же. Можешь… вон… хоть у Ксандера спросить! Кстати… Тоже ведь псевдоним. И ничего! Продолжает как-то писать картины и выставлять их на выставках и в галереях… Хотя мог бы и со своим именем. Нам-то уж это не запрещено было. Да и до сих пор же не запрещают!

* * *

Александра, Александра. Этот город Кхм! Александр. Да. Александр! Так и никак иначе. Хоть его могли и звали же Ксандером. Ксаном. Но… Но, если честно, только близкие. И да, я тоже ведь вроде как относилась к ним… Но никак иначе, кроме как Александром, называть его не хотела. Да и не могла! Разве еще на «вы»… с поклоном… в каком-то почти что и реверансе-преклонении… и не смотря в глаза… Да, обиженная оторопь – моя тема. Но даже и в состоянии лютой несправедливости, граничащей с почти что яростью… не злостью… и гневом, я не могла не оказать ему уважения. Он же все-таки опытнее и взрослее. И знает же наверняка – как правильно, а как нет. Пусть мне так и не казалось… во многих моментах… касалось же то Влада или нет… Но он… он пугает, знаешь. Ну пугал, по крайней мере, и поначалу… Потому что эта его фигура, как и он же сам, была мало того, что старше всех внешне… Была старше всех внутренне! И если хоть представить на миг, хотя бы и примерно, век, в котором могла бы быть его душа… быть, а не появиться… тем более же казаться… где бы она могла остановиться и замереть… ощутить себя прямо здесь и сейчас… то это был бы, наверное, пятнадцатый-шестнадцатый век! Когда же тело… могло родиться чуть ли и не в десятом… почти что и в конце же его… веке. Замерев лишь примерно и по человеческим же меркам в сорокапятилетнем возрасте. Что как и мой же отец, кстати! Где-то и спустя же как раз те и сорок же лет с момента окончания той злополучной «общеродительской» на тот самый же момент времени войны. Да, определенно! Так оно и было…

Эта же его манерность… В хорошем смысле этого слова… Эти и его джентльменство и стойкость… Твердость и стержень… Ответ за любой свой шаг и любое же свое слово… Высокость… Не высокомерность… Что в принципах, что и во взглядах… Статность… С осанкой же, которой позавидует любой… Только самые же рисковые самоубийцы зарились на его внешность и какие-то черты характера из собственного же интереса и выгоды. Да. Ему это не нравилось. А кому и понравилось бы? Да и могло же понравиться, нравиться же и до сих пор? Очень! И, как правило же, такие люди… нелюди… будем же с тобой называть вещи своими именами… попытаемся же хотя бы и начнем… и женщины же по большей их части… в жизни же его не задерживались. Как и в жизни же в принципе. И своей! Мне же удалось выхватить, буквально выцепить этот момент разве что на вторую неделю знакомства… уже и полноценного… как и мой же сход сюда… и с их же семьей. Начав Ником… И дополнив же теорию и его же слова тем самым своей же практикой. И да, конечно же, я представляла его до… задолго до… но увидела же уже после. Хотя он и видел меня гораздо раньше. Да как и знал… И как после же оказалось он тоже, как и я, вел такого друга, как ты. Или подругу… Во всяком случае – он мне не сказал. Да и тут же уже издержки производства и извращенности сюжета… Но! Я видела его. Приметила на стопке других старых и ветхих толстых книг, рядом с другими же стопками разноцветных и разномастных книг, потоньше и поновее в его же мастерской…

Как комната же, она мало чем отличалась от других таких же, равно как и от его же собственной… Наверное… И можно было же вполне подумать, что они – одно и то же помещение. Но, право дело, не будет же он спать на полу?! Хотя, думаю, в своей комнате он именно на нем и спал. Ведь кровать наверняка тоже была завалена произведениями искусства… Его же творчеством и… созиданием. Вместе же со стенами и всеми их углами… Полом и подоконниками окон… Свободным разве что мог оставаться только потолок. И то если оставался! Но и искусством, как и творчеством, творениями не только себя любимого и своего же «я», но и мирового… мирского… и, конечно же, вселенского масштаба! Куда ж и без масштабности творческой души? Если он в чем-то и был ограничен, то точно не в книгах, картинах и скульптурах… Будь то начало, процесс или конец… Он же мог переделывать и перечитывать днями и ночами напролет!.. Но ты же наверняка уже понял, что я там, в его комнате, не была. Не была… К сожалению. Но и пока! Не могу и не хожу же по чужой частной собственности без разрешения и приглашения. И да, почему бы и нет? Если это единственное, более-менее адекватное, что можно перенять у вампиром – манеры! Но думается же мне, что там все так. Хоть меня Никита и убеждал, что у него все по стилю и соответствует же времени… Порой и перенося одно время, свое и то, в другое, нынешнее и сейчас, подстраивая… Да и проецируя гостиную… Только и без камина… Но! Мне хотелось думать, что там все застыло… Вот как было, так и осталось – под стать его же душе и с тех еще времен… Такое же немного заношенное и затертое… Но и свое. Как с дневником! Его пользованием и использованием… Так и по непользованию же комнатой. Словно же дневник – его душа… Что так и есть, если подумать… Да, наверное, как и у всех… А комната – его тело. Как внутренний и внешний склад. Архив… Архив прожитых лет! Старинный такой и в кожаной обложке… В случае же с первым… И такая же старинная, но уже и в деревянной обложке… В случае же со второй. Но давай же все-таки о том, что мы знаем! О дневнике! Вернемся все же…

Он привлек же мое внимание сразу же. И так и манил прочесть себя, ведь… Сколько бы там могло быть всего! Сколько и было всего! Сколько истории и… историй! Людей и мест! Мечт и желаний! Его мыслей… Снов и реалий… Слов и действий! Грехов и пороков… Но я держалась! Держалась до последнего, победного и из последних же сил, пока он лично не разрешил мне это… О-о-о! Он любил издеваться надо мной, это да. Но не из самого издевательства… Скорее – интереса! Понаблюдать… считать эмоции… чувства и ощущения… на то или иное его слово… действие… А я и не обижалась. Ведь тоже получала от этого свое – видела этот его мальчишеский, даже какой-то и детский еще взгляд… И прям же так и представляла, как он передается и передался же Никите… Не прямым и не естественным путем… Конечно. Но да! Мы же все копируем повадки? Отзеркаливаем друг друга? Почему же и тут нет? Но и я вряд ли выглядела лучше, ведь никогда не походила на свой возраст. И могла легко сойти разве что за пятнадцатилетку… И это же еще максимально! А то и за тринадцатилетку… Будучи все же и еще с маленьким ростом… какими-то вечно выпученными глазами… с хвостами или косами на голове… По одному или одной… А там и по два или две… По бокам или на затылке… А уж и с «заячьими-то» зубами… И того ведь меньше! И это же я сейчас уже вроде как и более-менее выросла… Распустилась. А там… Та «я» и тогда вот-вот же готова была закапать слюной веками сложенное творение… Да уж. Долго же он смеялся над этим. Как и надо мной! Правда, и со мной, но и наедине. В его же все мастерской. И не злобно. Весело! С ним было весело… С ним же я чувствовала свое… Себя и его как свое и саму же себя… Но и немудрено! Если так посмотреть, он был мне почти крестным. Крестной феей! И хмурился, почти что и злился, на это мое ему недопрозвище. Но и ямочки же его, как и весьма выдающаяся же его черта, его же и выдавали с головой… С потрохами… Не говорили, кричали, что это не так и… Ему нравилось! Как и то, что у него была «лапочка дочка». Не сразу, правда… и появилась… Отец долго скрывал меня, почти что и все мое детство… как и отрочество… наверху. Да-да. Привет тебе из Туманного Альбиона! Я все та самая невеликая дочь того самого великого отца – одного из членов Совета. Готовя в какой-то степени к этой же жизни внизу. И периодически же лишь доверяя, вверяя же меня в руки Александра… А я этого не помню, представляешь! Лишь знаю и все с его же слов. Но, и чего уж там, я и вчера своего не помню. Так что… Нормально! И Александр же сам уверял меня, что отец достаточно положил на меня и вложил же в меня… А он сам уже после подбавил и дополнил от себя… Чтобы уже тот и со спокойной душой смог… отказаться… От меня и в принципе. И в общем, как от семьи… К сожалению ли, к радости… кому как… но да, вот не сюрприз… Совет был неукоснителен… непреклонен… по части же семьи. Прямо как церковь. В какой-то же степени… Ну, правда же? Рай и церковь… Все дела… Когда кого-то принимали и повышали до их уровня и статуса, сана, те, в свою очередь, должны были отринуть… пусть не полностью и не совсем… не с концами и не навсегда… но частями же и частично… отречь все блага и дары, что были до… которыми они же и были связаны с тем… уже должным стать и забытым же миром… в том числе и семью… оставив преемника или преемницу среди… и не своего же… вида. Как связующее, но и не привязывающееся звено. Как противоположность и противопоставление… И как возможность же дать им, как и себе же самим, но и все же еще через них, взгляд со стороны. Под другим углом и его же преломлением… Взращивая и выращивая тем самым в будущем не прошлое, а настоящее. Лояльность и толерантность! А не расизм и нацизм. И все же это, чтобы не быть прочно связанными же с ним, тем миром, самим… Будто в нем и изначально не должны были быть. И вовсе же не были! Как и не казались. Не являлись… Погрузившись уже в другой мир и такую же жизнь… В другую и вселенную! Отныне лишь со стороны смотря за тем и… всем. Будучи лишь второй стороной вопроса и таким же все миром… Только иногда позволяя себе играть на двух… да и за две же стороны. В единичном же случае: и вашим и нашим. Подсказывая, вбрасывая что-то временами и третьей… Понимаешь, да, почему даже в открытии личного пространства кому и чему бы то ни было я не могу ему, Александру, помешать или отказать? Он же был вне отца и со мной! Да и есть же до сих пор вне него же и со мной. Почти что был и есть же, стал им самим. Отцом! С оговоркой – крестным.

Да, специфично… И да, странно… Несуразно и глупо… Но… беспричинно он бы поступать так со мной не стал. Не стал бы просто так утаивать и держать интригу, бросая в ответ что-то вроде: «Твоему отцу виднее» и «Он лучше знает». Но и он же что-то знал! Вестимо, как и мой же отец… Конечно! Не зря же он почти до самого университета… в который я пошла уже внизу… в свой основной и целый последний год… в кои-то… годы… без передергиваний и перетаскиваний, перелетов и залетов сверху вниз и снизу вверх… отучившись первые полгода и перейдя же во вторые… в отличие, например, и опять же от того же все Никиты… держал меня там, у себя и при себе, до двадцати двух лет, изредка лишь и между делом… на задания опуская вниз. Чтобы уже после спустить и окончательно и… оставить! И да, может, ты и будешь прав, сказав, что дети все развивались и развиваются же по сей день вне зависимости от статуса. Как и воспитываются – с родителями или без! Но он же мог спустить меня и раньше… Должен же был, во всяком случае… Или нет? А не должен или не мог? Может… Может, да, это паранойя, конечно… Но может же, что и нет! Как и с Владом… А мог ли он знать причину моего позднего явления народу? И оттого же не появляться в моем поле зрения, чтобы случайно мне же это все не рассказать. Или нет? И это просто случайность? Которых не бывает! Вот и думай, называется. Размышляй… Нет же ничего хуже, чем не знать, так еще и самой же додумывать и придумывать… И это же к вопросу о том: сколько нам еще предстоит с тобой разузнать и понять. Ведь и жизни не хватит. Даже вечной! Если и учесть, что на каждый ответ, равно как и вопрос, находятся еще ответы и вопросы… Окей. Не сейчас. Ладно! Поняли-приняли… Записали. Продолжим!.. И я бы могла, конечно, обидеться на это, как и любой же ребенок. Хоть и не ребенок… Но и я же считаю себя таковым до сих пор… Поэтому да… Собственно, как и Александр же! Если еще и он же перестанет считать меня им… не знаю… миры местами поменяются! И те, что были возглавляемы, наконец-то сами и возглавят. Вроде того, что и тигры бы вырвались из клеток и заперли же в них людей… Сели бы около них и начали же дрессировать… Уже – их! Гринпис прям был бы рад. Но я не стала… Не стала обижаться! Что-что, а эгоизм же не был моей чертой и принципом. Равно как и приоритетом. Разве что иногда лишь – и ахиллесовой пятой. Но! Главное же тут слово: иногда. И… Я же и всегда умела поставить себя на место, когда это было нужно! На то место, что после мечт и желаний же… другого. Отец же шел к этому! Шел долго и упорно… Перенимая опыт прошлых десятков и сотен лет… Веков! Шел все за своим же отцом, моим дедом, по пятам… И пусть тот и не был в Совете… Да и, скорее всего, если бы и был сейчас, был бы как раз таки и «против»… этого всего. Но скорее же и методов, чем его, их же самих и их же порядков! Какой-никакой, а баланс да и равновесие были и существовали… Их же все и придерживались! Все же было не просто так… Но и какой ценой… Какими жертвами… Сколькими! Стоило ли все это и… того? Что же мы имеем и сейчас… Стоило и нужно ли было то общее и бескомпромиссное стирание и затирание памяти?

Мы ведь говорили как-то с ним об этом, с отцом, как и с Александром, и оба же они, что одновременно странно и не были и оказывались же посередине. В золотой середине и серой зоне. Будучи не «за» и не «против». Ведь насильно мил не будешь и всем ты не понравишься! Никак. Как и в каждом же моменте и пункте, как в случае с законодательством, найдутся и те и эти: кто будет «за», кто будет и «против». Под всех же и каждого ничего не подстроишь, как ни старайся. Но можно взять в общем! Общими фразами и… Собственно, что они и сделали! Не избавились от проблемы, но и не возглавили, а искоренили ее – сразу и по всем. И вроде бы да, елки-палки, это же ваше. Ваша память и ваше же наследие. Ваша и семья. Ваши родители, в конце концов! Но вот смотришь на них обоих, вместе и в раздельности, и понимаешь, что… А какая, по сути-то, разница? Спустя столько лет и столько же веков… Да, все произошло бы и естественным путем… То есть… не. Ну, ты понял! «Никто бы не вмешивался. И они бы умерли»! Да, иначе. Пусть и не от себя и не по своим же часам… Не естественно! Но… Не растворились и не остались бы частями и… без вести. Но историю же не переписать сослагательным наклонением. Со временем же назад играть никто не смеет… «Прошлое – в прошлом. Будущее неизвестно…». Надо жить настоящим и… Они жили. Живут и… И что интересно… Своими же родителями! Папа ведь, сколько я помню себя и знаю же его, всегда был за равновесие и баланс… Не за насилие! Войну… Как и его родители. Вникая и впитывая, понимая и перенимая… принимая же все это. А вот Александр… Александр, кстати, взял, в отличие от моего же все отца, по максиму от своих и них… И если уж на то пошло… Нет. Его родители погибли на поле боя – ведь оба воевали. Но только если его отец был именно на передовой… Как «фотограф тех времен»! С доской – мольберт-планшетом… Под пергамент и ткань… Холст и бумагу… Или как само собой разумеющееся вполне себе и без этого же годное полотно… С масляными и темперными красками… Кистями, металлическими и обычными перьями… С чернильницами и сосудами с водой наперевес… Дабы запечатлеть первое и сразу же столь грандиозное, масштабное событие… Никак не приравненное что к событиям до, что и после, что и… до сих пор. Вроде тех же революций, битв и сражений, войн как и все же еще попыток свержения власти, внизу и весьма малочисленных… Чтобы и хоть как-то соперничать и приравниваться же. Не равняться! Да и как же те возникали – так же быстро они и гасились. Если уж совсем невтерпеж! Ну а коли нет… Гасились же заранее. Полностью сбивая всю охоту и пыл… Мама же его была в тылу и лечила как ангелов, так и демонов… Да так и людей! И все возможные и не же их смеси. Борясь как за количество, так и за качество… За честную победу! Без перевеса или недовеса в том или ином виде… Как, возможно, и за главный же акцент и причину, что могли стать, но не стали для победы одной из сторон над другой и… другими. И это единственное, что он знал! Что он и сохранил, помня все из той же самой «Книги судеб». На уже тот момент, как уже вырос и окреп. И обратился же в свой первый раз к Совету. А там и во второй… Выйдя же только-только из детского дома. Где он, кстати, и познакомился с моим отцом, будучи одногодками. Он-то как раз и сказал ему об этом – как и где, у кого можно получить нужную информацию. Показал же уже сам, правда. И только спустя же свое второе повышение… Дойдя же до высшего же сана… И все же еще будучи с ним. Совет ведь отлично хранил, как и хранит все, что должен… был… хранить. И «книга» в этом списке шла чуть не одной из первых… Ее же бумажная волокита, как и иная бюрократия, не трогала. Совсем. К ней нельзя было так легко и просто подступиться, как, например, к самому же Совету, просто направив к ним же запрос. Только приближенные к Совету и сам же Совет могли владеть информацией о ней. Как и ей же самой! Что, собственно, и случилось… Отец просто передал на словах и воспоминаниями же данные об Александре, как и его же семье, отце Михаиле и матери Эстер, демонах двадцати пяти и двадцати же трех лет соответственно, Александру.

И вот если ты сейчас удивился тому, что демоны тоже лечили… Прекрати! Фу! Фу быть таким. Прекращай сейчас же! И не смей более. А я ведь еще была такого лучшего мнения о тебе… Равно как и о твоей восприимчивости и твоем же понимании, как и принятии всего… О твоей толерантности ко всем и… Да и в смысле?! А то, что до этого я рассказывала тебе про энергообмен? У-у-у! Сил на тебя моих да и никаких уже нет. И спа́су от тебя же мне тоже уже, видимо, не найдется… Лечили! Как бы… Си-но-ни-мы. Нет? Что бралось от людей – отдавалось им этим же, но уже и от существ. По-моему, логично, нет? Да и… в конце-то концов… никому ничто человеческое не было чуждо. Представляешь?! А еще они знали и знают, что такое бинты, пластыри и перекись с йодом и зеленкой… И еще могут делать уколы, ставить капельницы и накладывать швы! И пусть на тот момент большинство из этого было и недоступно. Читай же – как иглы с нитями, повязки, перевязки и спирт. Маленькие же и средние внешние поражения тела вполне же этим и обходились. Куда более большие и глубокие, серьезные требовали иного вмешательства, конечно. Конечно! Понял он. Мхм. Верю. Тестом же в конце – проверю. Но да, не спорю, со второй твоей предъявой, что отец только для этого и пошел в Совет… чтобы только узнать всю правду, что от него же самого таили и утаили, стерев… я могла бы согласиться… А, собственно, и что? И соглашусь! Да. Вот так. Ведь и не нам же с тобой не знать о совмещении приятного с полезным, м? Да кто бы и отказался законодательствовать и властвовать, параллельно с этим еще и узнавая о своей семье… и семьях же других? Вместе с тем еще и о старых же порядках… О старой и истории… до этого скрытой и закрытой на бесчисленное количество же засовов и замков… Тем более что фиг же ты сможешь кому об этом после и рассказать! Показать… Да и тем более – вынести и пронести, спустив же и вниз, не хуже, чем и огонь же людям. «Волшебство… Магия…». Да еще же и так, чтобы они же тебя на нем и не сожгли же после. Благими намерениями… а инициатива в основном все же больше карается, чем поощряется. Сизифов труд не за горами. Смешно. Да. Теперь. И кара же всегда где-то рядом. Как и карма. И судьба. Что на голову же все рассказавшему, что и услышавшему и остальным передавшему… Исключения… такие исключения. С мозгами. И ртами на замок. Все же как в магазине: все работает на внос и редко когда навынос. Если мы говорим о незаконном! Воровстве, например. А еще умении и смекалке. Вроде списывания же с учебника… Открытого на рюкзаке… Что лежит у ног и за по́лой, просвечивающейся ножкой парты… При мизерном освещении в кабинете… Попросил же сделать поярче – и пока! Не умеешь, как говорится, не берись.

И нет, вот чего-чего, а тлетворного влияния на отца от самого же Александра как не было, так и не наблюдается же по сей день. Или это я этого не вижу? Может, просто не хочу этого видеть и замечать? Нет. Все было куда проще… Но вот лучше или хуже? Как посмотреть. И кому. В игру же на момент просьбы вступал только бартер: «Ты мне, а я тебе». Руки пожали – информацию… и сыновей… забрали. И ты вполне оправданно посмеешься над этим, узнав, что мой-то отец из этого ничего себе и не выцепил. Но! Опять же, как и кому посмотреть. Ну это же я тут королеву драмы строю и принцессу Несмеяну играю! Только чтобы меня пожалели и… согрели. Нет. Чтобы уже выписать это все на листок из головы с уже приложенной пусть и после к сему непреложной же истиной и прекратить снова и снова мусолить, доя все эту жертвенную корову. Что же на деле? А на деле-то… На деле и теле все было сделано для меня и ради же меня! Александр оказался… и был… прав! Отец просто выстроил… буквально же возведя сам и собственными же усилиями… вокруг меня стену из мужчин. Из мужчин, способных, коли что, защитить его девочку. Но и дал, конечно же, в ответ не меньше! Но обо всем по порядку…

Не согласиться же на этот пост, как и отказаться от него, что, собственно же, одно и то же – было бы слишком глупо… Да и грубо! Тем более и из-за меня. Да и вот как мне бы стоило прийти с этим к нему? Попросить об этом и тут же отказать же ему в этом? Перетянуть и перенять все его внимание на себя любимую? Сколько же он уже и так со мной провозился, чтобы еще столько же, если не больше, возиться в дальнейшем. Да и для чего? Для чего… Плохо же в этом только то, и для меня, что это я его почти не помню. Как и мать. Которой у меня как таковой и не было же… Да и нет до сих пор! Но как ни странно его я, в отличие и от нее же чувствую и ощущаю как поддержку и помощь… внешне… А вот от нее и… она. Мертва ли она? Я думала об этом. Как и о том, что с уходом кого и чего бы то ни было связь с ним и этим… ослабевает. Мельчает же со временем… Становится все тоньше и тоньше… После чего и вовсе же пропадает. Исчезает!.. Но я же верю, помнишь? Надеюсь на лучшее и… Не суть! Придерживаюсь же пока второго варианта. Как и с худшим. Что и она где-то есть. Как и все, да, сейчас? Вроде есть, а вроде и… Нет же и его со мной! А раз так… и с этимТак он будто и… есть. И не будтоЕсть! Просто не выходит на связь и… А вот: почему? Уже другой вопрос. И… готовясь же к худшему… Я ощущаю же его как внутреннюю силу. Связь… И как же энергию… Но и в этом нет ничего необычного, знаешь. Ничего удивительного! Опять же, как и говорил Александр. И пусть же моему отцу и было запрещено, как и всем же членам Совета, чаще, чем обычно и… всегда видеться с родными и близкими… друзьями и знакомыми… с оставленной семьей… все же сохраняя, продолжая и соблюдать некую… некоторую дистанцию меж мирами и… временами… подчиненными и подчиняющими… законом и… порядком… но он будто, несмотря же на это и вопреки всегда же был со мной, следил и держал связь… Что и продолжает же делать по сей день. Ну а придерживаясь и людских же пониманий вопроса, вроде: «Небо все видит и небо же все знает…». Он действительно видел… Видел и знал… Как и Александр. Что тоже видел, знал и… принимал участие. А отец… И как обычно же, как всегда вместе же с ним. Когда и позволяя же ему самому, когда и сам и через него же… Можно сказать, что и руками господа папы римского папа-то действовал. А где и какой? Разве важно? Важно, что тут уже он прям и ругался. Александр. Демон же все-таки! И высший! И пусть если даже не по его душу… Но я же представляла себе это так. Ведь он, как я уже и говорила, был как никто и ничто мне близок… куда ближе же ко мне и по мне, чем кто-либо и что-либо… И как он же уже и сам мне говорил, что время от времени я и сама даже путалась. И его называла «папой». Но… вряд ли! Вряд ли не «не папой», а вряд ли что путалась. Я же не путалась! И пусть и была ребенком да и есть, но и говорила и говорю же так, как есть. Глаголя же истину буквально! Кого видела – про того и пела. Что видела – то и писала… Не в обиду же, конечно, и своему же отцу… Старалась все же и все равно, приписывала же, уточняя, «крестный». Ему и… всем. Но он и не обижался. Ведь и сам понимал, более того знал и сам же к этому подталкивал, поддакивая. Будучи чуть ли и не инициатором того, что Александр был чуть чаще в моей жизни, чем он же сам. Совершенно же не боясь, что то мог заменить его же и собой для меня. Опять-таки зная, что Александр был и остается всегда честным! Честь же и достоинство для него были же превыше всего. А тем более перед другом, доверившим такое… «сокровище». Я же себя таковой не считала! Но он все равно продолжал называть меня принцессой. А я же его, коль и такая пьянка, крестным отцом. Если уж и не феей! Хоть и для принцессы Что шло ему, как ни крути и ни посмотри… Ни попиши! Тем более же, если припомнить же все тот же самый фильм и не забыть вдруг о его же собственной высшей демонической сущности… А еще и о его излюбленном же взгляде из-под бровей – снизу вверх. И неважно – с сарказмом, иронией или злобой… с яростью или гневом… с теми же его ямочками или нет. Отбрасываемая тень, что так, что этак, делала свое дело. Забирая всех чертей и демонов из ада и перенося же их сюда под покровительство все того же одного лишь… демона! Не скромно. Но и… однако.

Кстати! С отцом они были не только одного возраста, но и почти что одного роста. Папа лишь был на пять сантиметров ниже тех… других ста восьмидесяти пяти. И по тому же все спортивному крепкому телосложению они почти что и не отличались: начиная же довольно-таки, при их-то годах и веках, накачанным торсом, широкими плечи и грудной клеткой и заканчивая узким тазом и сильными ногами. Но и с некоторым же все же уточнением к «почти». Как и исключением. Если у Александра последние были еще и длинными, как и худыми. Как и руки же с длинными и тонкими, «художественными» пальцами. Будто и именно же под кисть. То у папы, как и у меня, с этим были небольшие траблы. Связанные, конечно же, с короткостью и небольшой полнотой. Что зрительно их, и тех, и других, и уменьшало, будто подбивая и уплотняя, утолщая и принижая, утягивая вниз и… к земле. Зато же они были вполне натренированными и упругими, подтянутыми. Как и руки с короткими и слегка полными, «советническими» пальцами. Под ту же самую «ручку». Что и в случае же опять же со мной… Что же по именно же «исключению», то это уже было даже как-то и почти что естественно, по крайне мере, у демонов и выбравших их в смеси, связанное же с «демоническими метками». Что-то же из рубрики: «Пока Никита вторил Александру – Александр вторил Никите». Сообщающиеся же сосуды. Все проходит и возвращается же на круги своя. Если мы все еще о них и воде. В остальном же – для каждого все индивидуально. Пусть и не было у него так уж и много «наскальной живописи» и нательных же рисунков в виде «тату». Но они были. Были и не так уж и мало! Не уступая же в качестве, он не уступал и в количестве… трех! И как и в случае же с Никитой не столько разрушающих, сколько созидающих. Иными словами, не столько защитных и защищающих же, сколько красивых и дополняющих. На память! Но и совмещая полезное же с приятным, как всегда. Мелочь, а приятно. Будь это даже пусть и сохранение же левого плеча хоть и наполовину же черным пером со слетающими с него частичками – черными и белыми контурными птицами. Взлетающими по самому плечу и летящими в сторону и по левой же ключице к левой же стороне шеи. Или правого плеча от середины и всего лишь в одну его треть черным тигром с открытой пастью и лютым оскалом. Или правой лопатки и в одну же вторую, как и одновременно того же самого крыла, контурным черным треугольником. Будто ведущим и главным… Основным. Как и сама же правая рука! Но это уже, как и многое же другое, я уже почерпнула из дневника непосредственно же самого Александра и некоторых его фото, картин и фото-картин. Дополняя уже на практике теорию из собственных же пусть где-то и мутных, туманных и нечетких, но вполне же себе объективизированных и нестертых воспоминаний.

Но мы были с Александром похожи и не только в этом, в видении дневника, а еще и в том, что и на самых же началах нашего же с ним знакомства и общения мы не ощущали отдачи друг от друга. Ну… Как бы объяснить… Не было такой уж навязки и дотошности, понимаешь. Не было и привязки. Да и дюжей взаимности, в общем-то… Не чувствовали доверия мы друг к другу, вот! И оно же было вполне же понятно… Во-первых, детское сердечко все еще надеялось на лучший исход и на появление все-таки в его жизни пусть и не навсегда, но и хоть чуть на подольше, чем месяц, отца! А во-вторых… проживи я бы столько и повидай столько же, сколько и он… да даже и половину этого… не доверяла бы первому встречному поперечному вообще. Никогда! И вообще бы… Не хотела бы видеть, встречать… И даже бы на порог не пустила, случись вдруг и такой же поворот и приход… Но он пустил! И допустил же ошибку как меня к себе, так и себя же ко мне. Дважды. И не только же – как в ту и другую сторону единоразовой же акцией. Да как, собственно, и «трех же сыночков»: Никиту, Влада и… Егора. Хоть и их же – раньше… И до меня… А уже к ним и после же них самих уже и саму «лапочку дочку»… Уже повзрослевшую и более-менее же все осознавшую… Почти что и осознанную… И если мне же он был как бы отцом. И не дабы позлить настоящего! В принципе. То им и для них… он им был! Был отцом. Без «как бы» и прочих. Пусть и не являясь же настоящим. Как и в случае же со мной. Но и опять же, с кем и чем сравнивать: «Его и моего отца? Или его со своими сыновьями и его же со мной?». Конечно, с ними и к ним он куда ближе. И куда настоящий, чем же со мной. Да и мой-то все же у меня был… Да и есть… А вот у них… Не сказала бы. Не у всех. Но у всех же – был он! И это же не к лучше, чем ничего. Просто: лучше! Но и не в сравнении же с ничего. И был им Александр не столько же по виду и возрасту, сколько по сути. Пусть и не биологическим, но вполне же себе усыновившим. Когда же меня – нет… Он ведь спас их! В буквальном смысле. И всех их! Кого – от обстоятельств и людей. Кого – от себя же самого. А кого – от всего же и сразу… И да! Я обещала… И я все же расскажу… Но и постепенно! Как о каждом, так и в принципе. Но уж раз начали целиком и полностью одним – им и закончим.

Кто успел, тот и съел, как говорил же сам Александр… и часто получал от Совета за это. Как за все хорошее и плохое разом. Да и на всем же готовеньком. Но зато теперь и с этим всем я точно знаю и понимаю истинность дружбы этих двоих. А именно – кто косячил, а кто пусть глаза и закатывал, закрывая, но спасал! Но стоит отдать ему все-таки должное… Александру… Что и с тем бартером, что без… В принципе… Он умел платить по счетам и служить закону. Не хотел только… Да! Но… Что поделать. Будто мы все здесь делаем все то, что хотим! Делаем лишь то, что хотят и надо. Хотя это и синонимы порой… В общем! Не хотел, но умел и делал… И ты верно услышал это никак не спрятанное и не заскриптованное мною же мое но… Но!.. Только тогда, когда закон служил и ему. Да и дел всякого кроя, такого и не такого, было на столах Совета с горкой же и больше. Они чисто физически порой не успевали прорабатывать все. Ведь перед ними был не мир, а все два… а там и три как поделить и рассмотреть… мира! Со своими параллелями и перипетиями… Слияниями! А Александр же, в свою очередь, подсабливал им… Не пользуясь и чрезмерно, конечно. Только в особых случаях… И да, ты верно понял. Тот случай! Это был именно он. Один из немногих, кстати, когда разрешили не только одному мужчине взять шефство над троими парнями… Без женщины: жены и матери… Это еще же как-то могло и опуститься… Все-таки равновесие и баланс… Моногамия и полигамия… Двое родителей и родители-одиночки… Но и парнями же одного вида! Пусть чистокровным был и один ребенок из тех… Рожать же было можно. Усыновлять и удочерять – нет. Один вид не должен был принижать другой и как-то ущемлять его. Даже таким образом! Но… Он привязался к ним, как он и сам же и говорил. Не смог оставить их без должного, своего, ухода и обучения… Поддержки. Вообще же без себя! Не мог отдать и кому-то… Да и после обращения… Не мог оставить таких и такими. Ведь кого-то в той или иной мере он даже и пересобрал. Сам же воспитывал их. Учил всему, что знал сам… Давал знания и опыт… Делился собой! И продолжает же делать это и сейчас. И уже давно же как и на правах что ни на есть отца. И немного моего даже… Пусть и не по документам и официально! С Никитой же, ты наверняка помнишь, вышло же все гораздо раньше. И не только потому, что обращение-инициация и принятие нового статуса и сана, проходила с полным и бескомпромиссным совершеннолетием… С двадцати одного года и по двадцать четвертый же год включительно… А ему и двадцати двух не было! И двадцать один же год был, но тоже ведь от силы… Так-то, если посмотреть… Наполовину!.. Но еще же и потому, что до достижения как восемнадцати, так и двадцати одного года он не успел, не сумел выбрать сторону сам. А ты помнишь, что после как раз и двадцати одного же мог вступить в дело непосредственно же сам Совет. И определить же все сам. Как и продолжение банкета. Чуть раздвигая или, наоборот, сдвигая сроки… С Никитой было как раз таки второе. Ни нашим ни вашим, помнишь же. Почти двадцать два? Двадцать два! Ровно между двадцать первым и двадцать четвертым годом… Когда он мог бы и сам уже определиться!.. И совсем же не потому, что человеческую часть в смеси никто всерьез не воспринимал. И, конечно, не потому, что он в ней был изначально… Он просто хотел, как и все же этого хотели и для него же самого, жить… Но мы с ним как ни странно и в этом же были похожи. Различаясь разве что лишь в одном – из-за позднего и окончательного спуска, войдя и в положение моего же отца… Что опять-таки еще предстоит выяснить, а именно причину того самого положения… Меня и раздвинули сдвинули еще на год… И как бы… Пока все уже, а именно мой поток и мои же сверстники, более-менее обернулись или готовились к этому… Добивая последние хвосты и заметая их то там, то тут… Как и та же наша же с ним общая подруга… Необращенная между прочим как и я!.. Я… Отбываю тут сначала светлую сторону вопроса. А потом уже и темную. И закончу, естественно, позже всех. В двадцать четыре примерно. Неполные и двадцать пять!.. Но по чуть-чуть, да? И о каждом же отдельно, как и постепенно. В свое время… О нем… Коль уж об Александре… И его же семье. Как и моей! Но и его по большей же части… Никита… Он же был первым под его крылом. Так как его организм… был весьма слабым и истощенным на момент. И… В принципе! Не как и только человеческий, а как сам по себе от рождения, передавшийся по линии матери… Хватал же буквально любую болячку и заразу. Что ни попадется и попадется… Иммунитет был никакой. Александр же всегда как придерживался, так и держался… Всегда и во всем… За все и всех… Одного лишь правила – обоюдного согласия. По нему же Никита должен был выздороветь и принять адекватное, здоровое решение. Но и главное что – сам! Без побочек и навязывания! Но все было уже настолько запущено и против них, как и закона, что мужчина сделал этот выбор в пользу себя и его! Сам, да, и без него. Не хотел просто терять его, вот и все. И в очередной же раз, когда уже и Совет знатно на него надавил за отбор лекарств… И обделение остальных в том, в чем Никита мог и не нуждаться, если бы… И нет, это не было подталкиванием и науськиванием… Это был факт… И среда обитания… Где, как и везде в принципе: «либо ты, либо… они». А сюсюкать-то они бы точно не стали… Либо сразу и убрали бы, либо сразу и обратили… Александр же окончательно забрал его к себе и… обратил его сам! Помог обратиться… За месяц-два даже, вроде. Не за год-два во всяком случае, как у всех. Но и не за неделю, как решили бы свыше… Жестоко? Может. Но и когда жизнь на часы, а там и секунды… Выбирать не приходится, знаешь ли. Лучше побыстрее ведь, правда? А вот избавить от мук или продлить их, выведя их на совершено новый уровень?.. Шучу. Нет. Но и где бы ты еще увидел этот пессимистичный настрой и взгляд на вечность, если не здесь, а? И я не о продлении болезни… Как и грязнота же смесей, болезни с каждым последующим обращением сходят, как

худоба! Как с гуся вода… Ну да, ну да… И с Софиюшки – вся худоба. Куда уж больше?.. «Мои первые нянечки»… И последние! Но интересный экспириенс был все же… Недолгий же, правда… Раз от разу и… неполноценный! Но был. И кому к горю… кому к счастью (читай – мне)… я выросла чуть быстрее внутренне, чем внешне. Чем и они же сами… И осталась на своем и папином же время от времени попечении. Грех жаловаться! Да как и спорить. Он ведь первый и единственный, на моих годах же и веку – так точно, кто и среди пап так много времени смог бы позволить себе же вначале уделять своей маленькой дочери. Кем бы он ни был. Все-таки это чуть больше материнская прерогатива. Что и по части же и сыновей… Мужчинам же не столько труднее, сколько не интереснее с ними. Банально – они не знают, что с ними делать. Там ведь больше того, чего нельзя, чем можно. Практически и все, что можно же самим взрослым… И можно было бы подумать, что это все и из-за отсутствия женщины рядом как в принципе, так и в общем… Но! Чем становилась я взрослее, чем меньше его было рядом. Наоборот, да? Будто уже там было проще и интереснее, чем здесь. С такой уже мной. И я не знаю… Ходили, конечно, слухи, что, как и в случае же с входом в наше с папой еще, правда, непонятно для меня какое, но положение можно было увеличить и количество посещений того мира, уменьшив посещение этого… Не секрет же, что члены Совета, в большинстве же своем молодые и только-только прибывшие, кто не успел обзавестись семьей внизу и до принятия сана члена Совета заводили ее наверху… И… Это ведь похоже было на правду… Как и на предприимчивого, всегда и во всем продуманного моего же папу… Что готовил чуть ли не все да и чуть не всех же к моему окончательному спуску… Как и мою же семью… С приемной матерью и братом… Но что-то в этом всем и не сходилось же! Хотя бы и то, что, толком не поженившись и не пожив вместе хоть как-то, папа со второй матерью развелись… Никогда же он не мог что-либо делать «через не хочу» и «не могу». Да и «из-под палки» и «линейки»… Не тот же момент, где надо и должен… Вроде того, где он так и не полюбил. Как и она. Но сделал же вид для меня, что смог сделать с… емью счастливой… Любимой! Да и в принципе же семью. И семьею. Зачем вот только? Непонятно. Точно и не для себя. Да и не для меня… И не для нее же — подавно! Но, может, он так думал… в попытках сохранить для меня сказку и мечту… желание и этот… мир фантазии и воображения? Чтобы только я и не теряла веры и надежды… ни в кого и ни во что… и никогда?! Но точно же не мог просто и не для кого! Не знаю, в общем. Спиши это на интуицию и шестое чувство, если хочешь, но… Не двадцать же два… окей… не двадцать же лет… из них до десяти же лет где-то и примерно высиживать не хуже и наседки… ни на шаг практически не отходя… а если и да, то уже в двойном, а то и тройном размере с все тех же нянечек за это спрашивать… а после… все реже и реже… а уже с восемнадцати до двадцати, двадцати и одного, совсем пропасть… и вот сейчас только вроде объявиться… и то через раз же снова пропадая… да и ко всему же все реже к себе зовя и… принимая же у себя… И я бы, наверное, поняла, что это ему возвращается с моих детских лет… из них, где все те же десять были ближайшего и близкого общения… а следующие же десять – уже дальнего и далекого… периодичного… Но! И в ближайшем, близком же было когда и через раз… И в дальнем! А тем более далеком… Не было ровно. Все было же волнами и неравномерно… Даже когда этого не требовалось. А тем более уж когда требовалось… Будто же и было что-то еще. Кто-то! Паранойя? Да. Но если учесть, что мое обращение он затянул и оттянул… Между тем пропадая же в общепринятом и официальном… Когда же обращались все мои же сверстники… Что сейчас – будто и на год меня старше и опережают же меня… Ирония… Терзают же смутные сомнения, не правда ли? Как и меня совсем недавно, продолжая теперь маячить где-то на задворках, картина Репина «Не ждали». Нет. Хотя… Да. И она тоже «Иван Грозный убивает своего сына». И опять же вот, думай… гадай… связано ли это… как с Владом… и Владом же?.. И с Владом ли… али нет?.. А если и связано, то как?.. Что воля, что неволя прям!

с белых яблонь дым! А если серьезно и окончательно возвращаясь… Все это ведь было вынужденной мерой. Чуть ли и не в добровольно-принудительном порядке… Насильном и насильственном даже в какой-то степени… Добровольно-неукоснительным же образом. Лишив возможности быть человеком… Пусть только и внешне. Но… Но что так же, что этак… Он бы не смог им быть! Демоническая сущность, как и ангельская, не только сильнее человеческой же… Но и последняя слабее их всех и серьезно же уступает им всем вместе же взятым… И какая-то же из них все равно бы рано или поздно победила бы. А уж в коллабе и… с болезнью… Но если в случае с ангелом-демоном побороться и пожить еще можно было бы… и это еще могло быть возможным… представлялось им… то вот когда человек… и его же могло убить: либо то (он сам), либо другое (сущность и сам организм непосредственно)… либо тот, либо те… приходилось выбирать непосредственно ему… как и то: а что и кто раньше? Вопрос же прям со звездочками! Ближними ли? Али дальними? Одними? Или разными? Какая из них светит? А какая и греет? Каждый же должен был решить все это сам и за себя. За Никиту же решили! И мой же отец, да, тоже… выбил ему проходку в жизнь… Обращение-инициация же тоже стоило свеч, между прочим! На одного-то вот попробуй и добейся! Выбей. Пройди всю бумажную волокиту по себе и чаду… А тут – трое!.. Но он дал ему и им эту возможность. С барского плеча прям! Не Никитиного! При условии же, что тот же все Александр не забудет про меня. Естественно, сразу же после своих! И чтобы когда поставил их на ноги – поставил и меня. Меняясь и разделяя время в соответствии же с нормой и требуемостью детьми, конечно… Сбалансированно и равно… Это не было ультиматумом! И причиной-причудой: «За свою дочь – хоть полцарства». И прочее… Тем более! Нет. Мой отец доверял Александру… Верил ему. Собственно же, как и сейчас. И пусть первое время и следил, как и подобает Совету, то после и отпустил с легким сердцем. А Александр отплатил ему за это чеканной монетой… После Никиты шел и был же уже и сам Влад. Второй и средний брат. Как и сын. Что, конечно же, и опять же лишь по человеческим параметрам и на этот же самый манер. Как и его годы – возраст, на который он, уже и как Никита же, только выглядит… Вышел бы из него ангел: «если бы?..». Как и из Никиты – человек! Черный юмор. Да. Но и… все-таки? Нет. Разве что и нечеловек, не тело же – душа, и… падший! Как и сейчас же, собственно. Что как бы и подразумевалось… подразумевает, не правда ли?.. Егор же, в свою очередь, и тем же двоим в противовес, вопреки же буквально был до всего же вот этого с обоими родителями-демонами. И… был, да. Как и он сам же, но и чистокровный… Стал же им сразу и… после же все тех двоих… Будто бы! Перерождение все же это не рождение… Где все решало поступление и… порядокКак третий же и старший брат. И тоже все – будто бы. И замерев же в двадцатисемилетнем возрасте… Обратившись, конечно же, раньше. Да как и все! До него и после… Но притормозив свои изменения отчего-то именно и на этой же цифре. Человеческой цифре! И… На глаз. С той же самой насечкой, если и не для обычного и стандартного, то для стабильного среднячка, средь тех же все и двоих, в пятьсот!

У Александра же были свои причины на отбор забор детей… Не у родителей! Как и весьма же весомый аргумент! АргументищеПомнишь, да? Он же их спас! Почему же не вернул по окончании? Они не вернулись сами. Как минимум же двое – Влад и Никита. Но если те и не знали – что к чему, равно как и не искали… Принципиально! Егор… ушел и с концами – сам. Без попыток найти. А и тем более отговорок от этого… Без мыслей. Каких-либо… И не то чтобы: «Живы ли те?». Живы! И все. И хватит. И в общем… Да… История! Располагайся на моих коленях поудобнее, дорогой друг… Начинаемю

Несколько веков тому назад… Да и веками же ранее! С цифрами у меня все еще плохо, тяжко и туго, и меняться же это не собирается. Во всяком случае же, пока что. Находясь же под грифом: «Сразу не запишу – забуду». И… Вот просто угадай… Да. Забыла! Но меня там и не было чтобы… так что… Да и дважды же мне дневник доверят вряд ли! Я же не наглая. И не попрошайка. Не принуждаю и не навязываюсь… Пользуйся тем, что есть и… не благодари! Ты же и вообще – дневник воспоминаний, а не ежедневник. Не ежелетник и… тем более не ежевекник! Ежевика, м-м-м! Не туда! Так вот… Давным-давно… Когда еще никто не обратился. Кроме того же все Александра! Начавшего уже как насчитывать себе сорок пять ягодка опять лет с припиской. А у ребят же в то же самое время все еще были лишь свои, кровные, только-только начавшиеся собственные же годы… И неначавшиеся же века. А мои-то – и подавно! Как и годы… Когда еще Никите только-только исполнилось три года. Владу – пять, а… Егору – семь. И… Хоть здесь вроде бы не промахнулась! Но… как бы… если нет, то… До десяти же точно! Меньше – да. Больше – нет. Но и куда меньше-то, да? Тем более Никите! Некуда. Годы – богатство! Века – большое богатство… Больше, чем те же годы. А богатство шепчет, как и счастье… Любя и полюбляя же тишину… Кхм. Неважно! Важно, что в те времена еще велась да и вовсю же, надо сказать, продажа как взрослых рабов, крестьян и крепостных, так и… детей. А полукровок так и тем более с ногами и руками брали. Помнишь же, что один чистый, да? А таких и втридорога сбывали. Товар же отменный для тех, кто их буквально уводит из-под носа… Ловя где-то на улицах и базарах… При свете и дня!.. А за углом и в темных переулках и подавно. Связывали же, сажали в телегу и… увозили. Вот так и их! Поймали, оглушили, связали… Повезли!.. Везли ночью. Через темный лес. Решив срезать. А после и решившись на небольшую остановку… Не столько подремать, сколько и отдохнуть, перекусить и посидеть у костра… Переждать… Задремали ненадолго… Потом и вовсе уснули… К несчастью же своему и счастью же Александра, не проснувшись уже больше и здесь… на этой же стороне… да и в этом же мире… никогда… Так вышло же, что эта самая шайка-лейка из трех довольно-таки взрослых мужчин-людей давно была на виду и на особом счету у Совета… По словам и делам как и грехам и порокам… Один – за незаконное выращивание и производство запрещенного. Второй – за его же сбыт и хранение. А третий – уже и за продажу всего этого, как и переправку… Куда входили и сами же существа и люди! И совершенно же разномастно и разношерстно по территории… Беря в расчет и куплю-продажу, обмен, как и под свое какое-никакое, а влияние все и вся. Будь то ближайшие или дальние деревни… Города! Их страна или другая… Да и другие же страны. Граница или заграница… Забугор!.. По дороге же в другую деревушку, куда, кстати, они как раз и направлялись в тот день, он их и настиг. Выследив же их еще в деревне. И вел всю дорогу: от нее и до леса. Затаился в нем. Скорее даже больше для атмосферы и напускного страха от преследования… Адреналина в крови… Нежели страха за себя и от них… Он ведь знал да и чувствовал, что они как бы и ни тавтологично тоже чувствовали чей-то взгляд на себе… Боялись и опасались… Пытаясь даже хоть и больше же подсознательно – убедить же себя в обратном, скрыться от чего-то, что есть, но будто и нет. Но не отходить от своего пути и цели… И пробыв же так и вот в этом же все нервозном и зажатом, сжатом состоянии какое-то еще время… без малейшего же расслабления и хоть на миг… быстро выдохлись. Притомились… Слегли окончательно… И тут-то на сцену вышел он. Слетев с дерева как ворон. А точнее, даже коршун… И, как и подобает блюстителю порядка и закона, власти, пусть и не члену Совета, разве что и приближенному к ним, зачитал им их права. Перед этим, конечно же, не поскупившись, разбудил… И, не побрезговав, отвесил пару-тройку ударов разной силы и тяжести… Десятков? Да… как бы и не сотен!.. Ну да, так он и рассказал об этом, да еще и в красках ребенку… Тем более девочке! И не подростку же еще… В общем. Оторвался на них за всех и вся… И передал, переправил их Совету же. Подкинул им их, проще говоря. И… Во всех смыслах! Сначала – до отца. А там… И до остальных… Ребятишек же, как ты уже наверняка понял, вытащил из импровизированной клетки и самой же телеги и привел в себя… И хотел же тут же отнести, отвести их в их же деревню, что была сравнительно неподалеку… Они буквально только-только из нее и выехали! Но они так были напуганы что похищением, что и спасением… Не зная же ни тех, ни его… Что поначалу и отказались же от всего. От всего и сразу! И хотели же остаться просто в лесу. Но и кто бы им позволил? Да и как же ни крути, чем глубже лес уходил, тем темнее и тише становился, пугая же их чуть больше нового знакомого. Что вроде как и все-таки спас же их! Хоть и непонятно пока зачем – они ведь еще и не знали, для каких именно целей. Но и отчего-то уже были уверены, что и точно не для того же, чтоб убить. Зачем тогда было бы это все? Не просто же так. Ведь мог же убить всех и сразу. Да и спортивный интерес с них никакой. Что в качестве и перебродившего уже достаточно адреналина в смертельную и замертво же укладывающую усталость, что и в количестве все тех же их лет… Согласились на него! Да и деревня же к тому моменту, как и по ходу же дела, отложилась сама собой и на определенный срок… Так как Никита, как заверил же сам свои же слова и воспоминания Александр, был на грани обморока… И чуть ли же не до комы было недалеко… И он отвел их к себе. Ведь рядом, ближе, чем и сама же деревня, был его временный дом. И выглядел же так же – будто и собранный же на скорую руку из говна и палок, конечно. Ну да, должны же мы были разрядить эту гнетущую атмосферу моего рассказа твоими же как никогда и нигде же буквально говеными шутками. Наслаждайся – твоя секунда славы пробила! Все? Сраный скорострел. Сравняли счет. Ха! Нет бревен, досок и еловых ветвей… Что и так же удачно был найден под задание. Удобно, да? Вроде лесной избушки и домика же лесника. И на одного же! С деревянной кроватью, стулом и столом – все же его обустройство. И опустевший же почти что и незадолго же до появления самого мужчины. Что и, как ранее же себя, устроил и эту троицу на ночлег подле же самого себя. И как в сказке! Обмыл, накормил, напоил… про себя немного рассказал в паре историй из жизни и… спать уложил, конечно! Сказка же. Сказка в сказке… А наутро и засобирался в дорогу – в город обратно… Собираясь же еще по дороге и их же самих их родителям вернуть… Но детей же на тот момент уже так заинтересовала его жизнь и принятие себя… Его уклад… Да и он сам!.. Что и напросились же с ним и к нему. А он… вновь им не смог отказать. Представь себе! Да. Есть же влюбленность с первого взгляда! Да и в детей… Когда меня же еще не было. А они же уже были… почти… Да и дурной пример заразителен! Начал троими – закончил четверыми. На любой вкус и цвет прям. Три сыночка и дочка! Счастья-то после еще привалило. И… Да! Я писала. Помню… Знаю… В курсе! Но ведь и «повторение…». Отошли от темы! Да и ведь Никиту из всех троих он хотел оставить сам и… сразу. А двух других… Ну, не бросать же! Спасать того – брать всех… Не обделяя и не выделяя. Все же и их решение, а не его. Да и он сам же уже почти что наставником и учителем, куратором для них стал. Спасителем и… Отцом, в конце-то концов! Взрослый же не по годам. Что внешне, что внутренне… Вот они и хотели… так же. Растормошил гнезда, да? Что ос, что и… птиц. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я. Нет? Когда же взрослые птицы слетали с гнезд за пропитанием и питьем, обещаясь вернуться, а их птенцов в это время брал в руки кто-то другой… они больше не возвращались домой. Ни птицы, ни птенцы. Да и не взял бы он – сами бы нашли. И, чего ради, пошли бы искать его сами и потерялись… Набрели бы на таких же продавцов жизни-смерти. А то и хуже… Не хотел он для них такого. Как и задерживаться же здесь дольше. Согласился. Но взял с них и слово – найтись с родителями… После! Но… Как ты уже, наверное, верно понял… Да и чего уж там – знаешь… Никто этого не сделал. Правильно же и… до конца. Кто, и попытавшись же всего лишь раз, сразу и навсегда отсек. А кто и не попытавшись даже. Но и у них же были свои исключительные и как считалось же ими самими верные причины на это – делать конкретно же так или не делать никак вовсе. Ох… Ну и хватит лирики, думаю. Вернемся же к…

Александр! Да. Порой, мне даже хочется назвать его солнцем… И хоть больше полуночным, правда! Но и не суть. Неважно. Ведь запах его демонической силы как энергии и сама же его способность были такими же… И если не похожими же один в один, то просто похожей на солнечный жар, сухой такой, спертый воздух душной ночи и… жареный попкорн и являющейся же светом полуночного солнца. Что, собственно, и говорило же, да, и само же за себя! Как и его четыре больших черных крыла с рваными концами перьев. И с позолотой же на них – концах первых рядов перьев. От середины и до них же – вторых, как и средних же, рядов. И полностью же уже «золотые» на последних рядах. С костяными же черными рожками наверху… И ты вполне же логично упрекнешь и даже предъявишь мне за это же самое солнце, сказав: где солнце, жар, а где и… попкорн! Но… Знаешь что! В моей голове и определенным же образом это все довольно успешно складывалось и систематизировалось… Как и синхронизировалось же! Не противясь и не противопоставляясь. Ведь от жара, духоты и возможного солнечного удара, не заставившего себя долго ждать после всего же и предшествующего, могло прийти и привидеться, почувствоваться же… всякое. А плюс еще и под парами мастерской… из всевозможных грифелей и мелков… красок и гуаши… глины и пластилина… плотно приевшихся и въевшихся… ставших же неотъемлемой частью этого самого творца и искусствоведа… да и им же самим… Тем более! Все же быть могло. Как и одновременно – не. В том числе и попкорн. Такой желтоватый и воздушный… Сладкий и поджаристыйСолнечный! Перекрыть же их не могло ничто и… никто. Да и никак! Ни духи, ни одеколоны… Ни те же самые все краски и гуаши. А и тем более пластилин с глиной… И вот вроде бы же: «Что естественно – то не безобразно». И могло же быть во всеуслышание… Но я как прикусывала, так и прикусываю… продолжаю прикусывать язык… вместе же с губами… Хоть он и так похож… И пусть же его собственные волосы и легкая щетина с бородкой не желтые как лучи… И какие-то все же… до одури светлые… русые да и почти что ведь белые… хоть и с желтинкой и… с какой-то солнечной желтизной… И не длинные… И сам же он не желтый как и то же самое солнце… Но… Солнечные же! Как и он же сам солнечный! Солнечный человечек

И пусть же все еще довольно-таки коротко стриженный, под «Теннис», но все так же, а даже и будто бы больше, чем будь то же самое и с длинными или средней длины волосами, вьющийся и кудрявый на концах. С удлинением же на макушке и довольно коротко выбритыми затылком и висками. Но и с плавным, почти что и равномерным переходом из одной длины в другую. Всегда укладывая и вытягивая же их ко лбу – вперед и чуть вверх. Ставя их как и нос же корабля – по ветру. Только и без дополнительных приблуд – бортов и… пробора. Прикрывая таким образом хоть и мельком свой достаточно высокий и широкий лоб. И лишь уже совсем слегка трогая узкие и светлые брови. Не касаясь уже и совсем таких же ресниц серых глаз с вкраплениями холодного темно-синего и теплого светло-голубого… Можно сказать, что и серо-сине-голубого цвета глаз. Но и это что по части же волос… и на голове. Что же касалось щетины и бородки – они скрывали уже весьма широкий подбородок и ямочку под прямым носом и над узкими же губами. Еще чуть-чуть – и утопленными бы в пусть и мелких, но грубых и твердых, острых волосках. Как и уже и так, и без них не особо выделяющиеся скулы. Смягчая таким образом и будто бы даже счищая суровые и рубленые черты квадратного, почти что и равного по длине и ширине же лица. Но и не беря же в расчет его две другие ямочки, что даже и под беспросветной бородой, на мой взгляд, были бы видны и заметны же невооруженным взглядом. А при извечной детской и какой-то заискивающей улыбке под хитрый блеск глаз… и тем более!

Что же интересно, и чисто для и в сравнении, какие бы у нас с Никитой ни были бы челки, всегда находился и был «один на двоих» лоб, с которым ни их количество, ни уж и тем более качество, ну никак не помогали. От слов же совсем и совершенно. Ни одному. Ни второй… Ни ему же. Ни мне… Так еще и как раз таки наоборот – мешали. Даже, а и тем более отрастая и срастая. Все чаще же и больше, с каждым разом и сантиметром, а там и миллиметром норовя то упасть на лицо, то попасть в глаза и рот… и слиться же с ними… врасти, но уже и через них будто, снаружи внутрь и изнутри же наружу… брр… то и разлететься вовсе и вообще же слететь с головы, размахивая своими же отросшими частями как крыльями, улетая в свои и только лишь себе же известные какие-то дальние дали… выдав же таким образом уже окончательно и с потрохами то, что им так и не удалось же скрыть. Да они и не пытались… У Александра же, как и Влада с… Егором, с этим же проблем не было никаких. Повезло же прям! Ага… Хотя это опять же, кому и как. И в чем же, главное! Ведь пусть тому же все Никите не повезло с прической – повезло с той же щетиной и бородкой. А точнее, и с их же отсутствием. Полным и… в принципе! Несмотря и на свою же червоточину, темные, почти что и черные брови, ресницы, он прошел в этой теме дальше по касательной. Да. Кроме же все тех же волос и ресниц с бровями, волос на лице его не было вообще. Ни одного волоска. Ни одной и волосинки! Как и меха с шерсткой и подшерстком… Когда же у остальных были… и весь же их набор. Правда, опять-таки если идти от темного к светлому… И от Влада же, что просто старался чаще бриться… чаще, чем… всегда… чуть ли и не каждый день… то и подходя же к все тем же Александру со светло-русыми и… Егору с высветленными блондинисто-пепельными волосами – у них с этим все было гораздо проще. Ведь не было так уж заметно и видно! Что с волосами, что с бровями… а что и вовсе же с ресницами. А тем более щетиной и легкой бородкой с усами над верхней и под нижней же губой. Все же это было скорее на ощупь. Нежели и на взгляд…

Но и я же увидела все это раньше… Дотошно и только лишь уже рассмотрела гораздо позже. Когда он и сам уже это позволил. Позволил, а как же! Все же с позволения… И его же хриплого надрывного смеха на тему моей же все искренности и скромности, душевности… А вот насколько: гораздо позже? Только вот и совершенно же недавно… В этом же году. И начале его… Когда он же, посовещавшись с моим же отцом, решил все-таки показать меня миру и своим парням полноценно и основательно… Уже в адекватном и осознанном возрасте… И не только же в разрезе самой меня. И где-то же в этот момент заиграла музыка из Короля льва… Из того же самого момента… Не тормози – в моей же голове! И не без участия, конечно же, уже и моего… первогобрата! Каким бы он ни был, на самом деле, и по какой бы крови, как и колену, линии… ни шел. Он был им. Как и демоном же, собственно… И соответственно же!.. А моему же отцу только и повод дай было проще согласиться на повторное и полное же знакомство с Александром в моем же уже сознательном возрасте. И на такое же знакомство с его ребятами… Пусть и не со всеми, и не совсем… Но и если же только рядом будет кто-то – кто уже был и будет же с ними, со всеми, знаком. Ранее и… заранее. Собственно, Женя и был тем самым подающим… и не только надежды… но и сообщения. Передатчиком! Так как был и вторым же по официальности опекуном надо мной и здесь. После матери же своей же, конечно, и моей по совместительству же как и первого же опекуна. И связывал таким образом нас и меня же с неофициальным – Александром же. А он уже – и с отцом. Если я сама не могла… Или были какие другие причины… Система аховая, да? Да и патовая даже, я бы сказала… А я же говорила. А я и говорила! Да, нужна же была, как и во всем, третья сторонаЧтобы было… по правилам… и правильно же, верно во всем. Лояльно и толерантно… Не тем и не этим… У Жени же как раз и не было никакого личного интереса как на тот момент, да так и вообще, как и каких-то более-менее уверенных братских связей с ребятами и дружеской же связи с Александром. Что же как раз таки и могло же сойти за верность и… праведность. Подкупить…

И ведь была же идея на началах и меня же под шумок определить к ним… к Александру и… Но объявился Влад и… Как я поняла после лишь – тот еще путешественник… который как ни странно… часто же исчезал… но и как исчезал, так и появлялся. А никому же это не нравилось… И не нравится же до сих пор. Тем более мне и когда же этот самый контурно-конкретный раз и сейчас, и как-то больше все для параноидальной же меня, ознаменовал себя самым долгим его же отсутствием при практически полном же отсутствии связи с ним – фидбэка! Полгода, Карл! Мои же… и полгода… здесь! Скажешь, случайность? Совпадение? Не думаю. И да-да… Которых не бывает! А подчеркну же я это, как и свою же правоту, тем, что и никто же не хотел нас знакомить! И не захотел же… захочет же сейчас, я уверена. Хоть и вроде как уже вернуться должен скоро… И можно было бы сказать – до этих самых пор… и что все изменится в этот раз… что все это время нужно было подождать… и вот сейчас же тоже снова ждать… Да! Как и до поры до времени… Весна придет, и все всплывет!.. Но и ко всему же прочему… Так и Женя же вступился за это. Точнее – против… Даже как-то и… ревностно. Будто как и за то, что: «Не все же ему». То есть Александру! Но и его же можно в этом, как и в принципе, понять – он ведь привязался ко мне, успел, как и Александр же к своим, на тот момент… И полностью же старался держать в отдалении от всей этой же ситуации… Старался, да, во всяком случае… Как и себя же – от меня. На всякий случай… Чтобы через него и от него же это все не пошло… Не вмешивая же до последнего и победного… И себя же, в каких-то моментах, вместе же со мной… И продолжает же все это делать по сей день… даже находясь в отдалении… и вот так сюрприз – тоже уже полгода как. Но тут же уж скорее «я» – моя же вина. И нет, это не «комплекс жертвы» и желание вызвать жалость, сожаления к бедной и несчастной себе… Это факт. Который, скорее всего, и куда больше сказался на моей же излишней общительности… излишнем общении… где-то и с перебором даже… с матерью. И именно – излишней и излишнем. И именно же – с перебором. Ставшими чуть ли не последними гвоздями в крышку моего же собственного гроба на фоне ее же полного и безоговорочного положительного решения-ответа ему… Матери!.. В отношении же, в сравнении со мной, собственного сынаПозволила выгнать? Скорее же избавиться от него, чтобы только прижать же меня к себе… Максимально… И так, чтобы разве что и только отдирать и оттирать меня потом пришлось… И вот тут уже те самые цифры отсутствия не кажутся пустым звуком, правда? Будто бы уже и Женя связан со мной и… Владом. И будто бы еще и поэтому их нет… Но и что уже, наверное, совсем не странно – и Александр был же не рад нашему возможному семейному воссоединению. Чтобы и как бы там ни было… Хоть у него же самого и рвалось сердце… Ему хотелось меня к себе… Но и Влад не давал ему покоя. Как и всем… Как и Никите! И как я же уже после услышала и поняла – он сам же его и сплавлял, если тот сам же не собирался, невесть куда… Просто уже и хоть куда-нибудь… но и от них… и от меня! Чтобы только можно было лишний раз побыть со мной. Даже и просто же чтобы пообщаться… Но и главное – без него и его пагубного влияния на меня… После чего же он вновь объявлялся – и пропадали уже остальные! И хоть бывало же – когда и вместе же со мной. Но и чуть чаще же – когда нет… Но и вместе же с ним. Будто бы… и стерегли же его. Все вместе. Или кого-то, что-то еще… вместе же с ним. Без понятия! До сих пор. И пусть слов же Жени, а после уже и остальных, парень действительно стоил того… точнее, не стоил… Но вот она я… сейчас же есть я… на полной основе… и есть он… точнее, его нет… но как только же появится… Я не знаю, что они будут делать! Но знаю, что буду делать я – узнавать все. Даже – если и не у них самих. И тем более, если вдруг придется вернуть ради этого следом и Женю.

Ведь там же уже, и по итогу же всего и всех, и он же сам, если что, без своей же уже ревности и собственничества встал на сторону Александра и моего отца… Который был так же, как они же все, против Влада… И не отдали меня на растерзание! И я ведь тоже хороша – до последнего уповала же на Никиту и Влада, сторонясь же как раз таки… Егора. Уж с кем-кем, а с ним же мне было куда страшнее, чем с Владом… Прикинь, да! Даже не зная его. Не будучи знакомой и лично же с ним! Но и как говорили же все без него, но и про него: «Ни к чему хорошему это не приведет». Списали же это все на его ветреность… Что-то из рубрики же: «Поматросит и бросит». И что забавно – куда явнее и четче же начали говорить и повторять это именно… сейчас. Словно и не предупреждая же уже о грядущем. А прямо-таки и угрожая же неминуемым. Как и запретом на любое общение и любой же с ним контакт… Но если до этого это еще как-то работало… и без нас… Когда мы же сами еще как-то сменялись: «когда была я – не было его». И наоборот… И словно же все играя им же на руку… То тут… как бы сказать… уже все. Не отвертеться! Ни мне. Ни им. Пора же все уже разузнать и узнать: «настолько ли страшен… демон?..». Чего же я лично уже очень сильно жду, к слову. Чтобы уже наконец что-то собрать, а что-то и развеять… Будто же я и была в его вкусе! Ха. Тоже мне… Да и о чем вообще?!.. Никто же из них самих, я уверена, этого не знал да и в чем не был же уверен… Но и решили же таким образом просто именно же взять и отвертеться. Откупиться! Хоть и опять-таки… А вот даже: «если и да?». Что с того и тогда? Свободный же парень… Свободолюбивый. Еще и демон… Ему же что пороки, что и грехи… Плюнуть да и растереть… Но все то же и туда же – пагубное влияние. Ну а кто и не без… всего же вот этого? Что бросал до, во время, что и будет бросать и после? Чего они как раз таки и не хотели для меня. И боли же как таковой же по итогу для меня… А при чем же тут и я? Именно я! Да и, в частности же, в этом конкретном моменте? Я же его сестра. И он же мой брат. Да, не родные, но… Ради всего же… Нет! Так придумать и приукрасить… намудрить и недоговорить… а главное наврать и соврать… конечно, надо уметь и смочь. Но и это я уже спрошу и уточню – у Влада и уже лично. Как и: «За что? Чтобы боль ждала другая?». Ирония!.. И чем вот конкретно хуже он и лучшеона? Или наоборот?.. Да и есть ли смысл сравнивать? Ведь… а разница?!

Но и все же… что же по Александру… возвращаясь же еще к нему и уже крайне заканчивая с ним и этим всем… мы понравились друг другу… повторно и… доверились! Признались во всем и всех… тайнах и секретах… на тот же все еще момент времени… Ровно как и в том, что Никита, как и самый младший, благодаря же мне не терял бодрости духа… И продолжал походить на Александра же самого. Пусть и только лишь состоянием души. Как и ей же самой! Ведь на мои же все еще имевшиеся противоречия о том, что он был таким всегда, он вновь и вновь отмахивался… И проще было согласиться. И я согласилась! Ведь опять-таки, ему виднее. Как и Никите, что мог бы и внешность взять от него. Но Александр не так сильно был привязан к официозу… Натерпевшись и наносившись, износившись же даже почти его и в свои же еще те времена… И скорей же отдавал предпочтение простому и удобному стилю… Периодически лишь перенося что-то из того все времени и того же себя в это и себя же сегодняшнего… Да и так, что и по первости же казалось, что Влад же впервые уступил своим принципам и перенял эту самую свою простость у Александра. Как последний же сам подмечал и рассказывал… Но в отличие же от большей же безразмерности рыжего и практически же во всем, тут и у него же самого, Александра, было все чин по чину и с иголочки. По его фигуре же сшито… И по нему же в тех или иных местах подбито. Вроде и таких мелочей, как: v-образный вырез, полное отсутствие двух-трех пуговиц сверху и три четверти же рукав.

И как ты, наверное, да и наверняка же уже понял… познакомили нас всех друг с другом по итогу! С Владом же лишь только раззнакомив… Его, как и меня же, обделили в этом… Прикрываясь все теми же ужимками. И на тему все того же: «Ему только дай повод… и палец в рот не клади… совратит и уйдет… разобьет и не подумает». И это же если еще не считать того, что я – это он, но и наоборот. Еще же и необращенная… Как говорится: «В семье не без урода»… Но и скрывать же так меня от него? Как по мне – такая себе защита. Чтобы там и как бы там ни было… Да и кого, чего бы там ни было! Только раззадоривать и понукать его на свои же личные мысли, слова и действия больше… Назло и вопреки!.. Реверсивная ли это психология? Не знаю! Да. Знаю, что ничего уже не знаю… И дело даже не в Сократе! Не мне же было спорить что с Женей, что и с Александром… Тем более же что последний уверял в защите и пригляде… Ну а чему быть – того не миновать, как ты знаешь. Хоть и говорил же, что будет закрывать Влада на ночь в кладовке. Но и что ж тут поделать. Шутка. Конечно же, это была шутка. Но знаешь что: «В каждой шутке…» и «Если очень захотеть…». Там же и этажи высотки преградой не станут… Выпрыгнет. И если все же не полетит… Не разобьется же и не убьется все-таки. А вот разобьет и убьет… Только бы лишь розовые очки и радугу!..

* * *

– Кто слуги, а кто рабы… – мечтательно вздохнул Никита и расслабленно откинулся спиной на спинку стула. – Ладно. Я понял тебя… Понял и принял! Поговорю с ней… Но ничего не обещаю! Как и того, что в случае ее же отказа сделаю все сам и без нее, а уж и тем более насильно заставлю ее же саму сделать это, для тебя. Это ее право, в конце-то концов, оставаться в тени, если она этого действительно хочет и захочет.

– Спасибо! Вот, правда… От всей же искусствоведческой эгиды в общем и моей же творческой души в частности! – Театрально поклонился и чуть даже присел перед ним в реверансе Влад. Ненадолго же покинув свое до этого стоячее место. И отойдя буквально на один шаг назад, чтобы не удариться головой о стол. А затем вернулся на него, как и в вертикальное же положение тела, чтобы уже без сарказма же и иронии продолжить. – И познакомьте меня уже с ней… А ее – со мной! Фактически я ж для этого и приехал, по большей-то части… Подольше и задержусь как раз! Может, и останусь… Да, ведь если уж и так интересно – ветреная и неусидчивая натура давно поутихла. Я выдул максимум из нее! И ее же – из себя… Можно сказать, что и задул ее совсем в этот раз… Как и возможный какой-никакой интерес к ней… Как не к сестре! – И сделав особый акцент на последнем предложении, хитро осклабился вздернувшимся и даже подлетевшим в каком-никаком, а удивлении бровям Никиты. Ведь тоже же кривляется. И только делает вид непонятливости к его же осведомленности. Не туп и не глуп же. Как ни тот, так и ни другой. Но кто ж и другому признается-то? Как и в том – почему оба же молчали. Хоть и все же ответы уже на поверхности. Только руку протяни! Но куда же интереснее играть семейную пару на пару же с угадайкой: «На что обиделась?». «А ты угадай!». Что так же поражение, что этак. А спросить повторно – признать не только свою вину и что зря, а еще и волнение за оппонента напротив. Так и до любви же недалеко. А с ней да и о ней разговор короткий – нет и нет. А если да – то и на действиях. – Если таковой вообще был хоть когда… В чем я, как и вы, я уверен не уверен и весьма же сомневаюсь. Вряд ли… Но и вдруг! Да? Она мне просто интересна… Как и прежде… Не как те и не как… та. Ни для чего и ни для кого… И я ей ничего не сделаю. Что ты еще из этого и от меня хочешь сейчас услышать? Да и… за кого вы меня вообще принимаете?! Пусть я и не лучше всех же вас и каждого по отдельности, но и не хуже. И заметь, да, я это знаю и принимаю… А вы? Что я такой же, как вы. И брат, как… ты. Никакой. Может, хоть поэтому, если уж и не по «не» хватит меня уже обделять? Ненавижу ведь, когда все вокруг в курсе, а я – нет!

– А чего ты про и Егора-то не упомянул? – Зацепился за эту деталь их все же еще недобратского общения Никита. Переводя тему же сейчас максимально нетонко. Но и не стараясь же сгладить углы. Как для себя, так и для Влада. Который если и понял, а он понял, судя же и по всему предшествующему, на что, собственно, и делался же весь упор, понял и то, что для него пока «не время». И что оно же и для него пока не пришло. Как для него самого, так и для нее. Для них обоих. Петь-то на все стороны обо всем и ни о чем конкретно рад радехонек же каждый. А на деле? Может же быть все куда иначе и плачевней статься. Тем более что и сам-то он молчал, подпитывая лишь тем самым еще большее недоверие к себе. Но и как говорится же: «Дашь на дашь». А первым же Влад и сам вскрываться был не намерен! В конце концов: «кто начал – должен был и закончить». Жаль только, что то было лишь в его же голове, как: «и вместе же с царем». Точнее, с его же отсутствием. Но как ни странно, как и у Никиты, судя же и по всему. Ведь и зная бы он, что все так плачевно сложится, а и не иначе и только же пока с его и их стороны, не Влада и Софии, и что в обход его, как и остальных же, очень даже все уже прошло и пришло, сделал бы хоть что иначе? И он ведь знал ответ. Как и понимал. Но и старался же всеми силами оттянуть этот момент истины. Не столько и потому, что сам младший и особо ничего не решал и что один, а нужно же со всеми, сколько и потому, что есть старший и старший же над ним. И уж кто-кто, и если вдруг пока не первый, то второй должен был если не все, то частично все расставить по своим местам. Так сказать – прощупать и подготовить же почву для первого. Обидно же во всем этом было только то, что сошлись же они оба в и на этом да вот только и в своих же все головах. И никто же из них другого в этом же не прознал, не признал, как и ему же не сознался. – В плане… Вы же не только… братья. Вы ведь еще и вместе… в этом были… да и есть… в музыке! Он ведь – по теории и текстам. Ты – по практике и оформлению… Самой же музыке и аранжировкам…

* * *

…Егор! Вот если бы у удава из сказки, на которого так зачарованно да даже и как-то завороженно смотрел заяц, было бы иное имя – это было бы оно. И сразу ведь – в десятку! Попадение. Да и что уж там – в сто из… ста. И тысячу же из тысяч!

Егор… и этим же в большинстве своем почти что было и все сказано… был же полной противоположностью что Влада… что и Никиты… а уж об Александре… о нем я и вообще молчу! Хоть с ним же и к нему он был куда ближе… За что конкретно же говорили, не намекая, его же завсегдатая внешняя собранность и извечный внутренний перфекционизм… Дотошность и… взрослость… Высокопарность и даже… и именно же здесь и в его случае… высокомерность. Он ведь буквально почти что и был же над ним! Лишь немного не дотягиваясь. Чуть-чуть же ему не хватало до него… внешне. По опыту же и возрасту, самой внешности и… росту. А вот внутренне… внутренне-то он как раз и был не только над ним, но и явно же над ними всеми. Прикинь! Я ведь даже Александра так не боялась, как… Е… го. И этому не было какого-то адекватного объяснения. Кроме как и того же все самого примера с удавом и зайцем. Где был только гипноз, ступор и анабиоз – стоит только просто попасть в его же поле зрения. А ведь для этого, на самом-то деле, и делать ничего особо не приходилось… Ничего же особого, как и особенного! Просто быть рядом или где-то поблизости… Да и просто же быть. Изначально! И чтобы он, именно он знал об этом, как и о тебе! Можно было вполне и не видеть его – он мог быть сбоку или за спиной… Вообще же и не в поле твоего зрения… Но быть… Как и его же… жертва. В этот раз – ты! Но он будет видеть. Будет и знать. И самое главное – ты тоже будешь… Чувствуя жжение и одновременно же холод от этого взгляда. Прожигающий холод! Такой огненно-горячий и морозяще-холодный одновременно… И… До наслажденческо-болевой одури! Страшно красиво… Да и даже если и не будет видеть. Не будет смотреть… Напрямую или боковым зрением… Будет точно знать! Ведь будучи с ним рядом или нет, где-то поблизости или нет – все равно как будто же находишься в его компетенции и юрисдикции. И дело не только в самой же территории: своей или чужой. Будто он просто мог и нес же ответственность за все и всех… Вся! Хоть и главным был и оставался все же Александр… И да, конечно, он сам на это не вызывался и не назначался, как и не назывался! Это я его так выбрала и назвала… И все же… Не он ведь уже казался выше… Важнее и значимее… Как и неприступнее… И это я еще с Владом не знакома, напомню! И боюсь же не того, кого не знаю и лично, а кого знаю и тем более же лично!

И ты вполне же можешь мне сказать, что так и надо, так все и должно быть и только так же лишь правильно – нужно бояться живых, а не мертвых. Лишь тех, кого чаще же других видишь и с кем так же контактируешь. Но и я ведь их не различаю и не разделяю. Не размешиваю и не взбалтываю. Не строю и каких-то воздушных или песочных замков на этот и их счет… Просто если Александр и Никита на их фоне – ангелы-демоны. Полукровки… И только выбравшие же сами обратиться во тьму… Что с Никитой же и почти что верно… Не беря же в расчет и его же все человеческую часть. Как и саму же по себе чистоту Александра. Сошлось же, как ни посмотри… То вот Влад и Егор – это прям чистое зло. Наичистейшее даже, если можно так сказать. Самое темное же из темного… И тут же ведь если из них и со вторым я еще более-менее согласна… Как бы, чего уж тут, все так и есть. Прости, но да! То вот с первым… Вот не уверена и все… и все тут! Выбрал-то он, может, и выбрал… Как Ник или не как Ник… Да и пусть если же и сам, в отличие же все и от последнего, как ни крути… Но… Не знаю! Сколько же раз я буду это повторять такое было, что и не так был страшен черт… ок, здесь – демонкак его же и все малевали. И да, на этом же самом моменте: «Добро пожаловать в мой мир противоречий». Противная я, да, знаю. Борюсь за одних, втаптывая тем же самым и одновременно же других… Но и чем ведь не равновесие, а? Не баланс?! Да и… Были же на то причины… Повязанные как ни странно на тех же самых все равновесии и балансе… Гармонии! Да и я же «злая» лишь на словах. А моя теория на чужую практику не считается – злом на зло! Пусть даже второе и больше моральное… И в нем-то мы с ним как раз и сошлись… Наверное… В любом же случае причины были. Как и средства. И цели

Да и то, что я ощущала и ощущаю же с ним… те некие… чувства и эмоции… да и все же ощущения сразу… с ним… и в его же обществе… в особенности те же, что и были и есть, возникнув же совсем недавно… и вызывали да и продолжают все еще вызывать румянец, помутнение и… тяжесть… с теплотой внутри. Да-да, то самое напряжение… и пожар… внизу. Доволен? Я пошлая. Ты… И мы же стоим друг друга. Пугают… И пугают больше же, чем и все! Но и этого ли я, на самом деле, боюсьбольше… и помимо же его сходства со змеей, контроля и… слежки? Возможно. Возможно же, что и да. Как и то, что ведь и нет… и не знаю. Не признаю же. И не признаюсь… На словах! Да и лично… Как и он… сам. Во всяком случае, пока и… Не только потому, что он устал делать первый шаг… первым! И да… Вот сюрприз! Дошло. Пусть и не на третьи сутки, но… Да. А еще же и потому, что, и вопреки же всему, сердцем-то я все это понимаю… А головой? Головой вот как раз таки – и не могу поднять ногу́… не ногу́, а но́гу… все равно не мо́гу… Не могу и все тут сделать это, как ни крути и как же ни пыталась… Но и понимаю же, вместе с тем, что должна! И уже не наверное

И ведь забавно, но… с полным приходом Егора в мою жизнь… Александр как-то и перестал отталкивать же… как меня, так и в принципе же… и полностью! Полностью… как только цвет волос русый и цвет глаз серый не плавно, а резко и даже резво перешли в высветленный блондинисто-пепельный… коротко стриженный и под «Канадку»… с наличием все же и четких границ, но и со скошенными, плавными углами и переходами, идущими от удлиненной макушки к укороченным вискам и почти что начисто сбритому затылку, фиксированному как будто бы и челкой… поднятой чуть вверх и тут же оставляя ползти ее и скатываться волной по левому пробору… и синий. Да. Синие ведь глаза. И лишь с вкраплениями теплого темно-зеленого и холодного светло-серого в них. Сине-серо-зеленый цвет… Во как! Стальной прямо-таки и железный… Ледяной и твердый… Под стать же его энергии и лишь почти что способности. Хоть и с последней, правда, к счастью ли, горю, возможно, что и вовсе же стыду, я пока еще не сталкивалась. Но! Все же еще впереди. Хотя, если верить все тому же Никите и… иллюзии бессознательного… Да уж… Но так он сказал и… Ой как не хотелось бы стать героиней, а заодно и жертвой, Е… го иллюзий. Полагаю, что ведь и снов по большей-то части… Не хотелось бы все равно! Кому ты врешь я вру, да? Но… и что делать?.. Что делать: «когда грань да и тот же самый все «один шаг» столь тонка и мал меж ненавистью и любовь?..». И обратно… А я еще и скачу же – не только по сюжету, но по ним и меж них… Из пустого в порожнее и из огня же в полымя… Из воды студеной – в воду же вареную… И где-то же теряя меж ними молоко… Хоть и раз от разу в него же попадая. Но и в глаза же не замечая. Ведь плавать не умею, а если и вдруг приходится – то все с закрытыми глазами… Ну какие мы друзья! С такими же друзьями и врагов не надо. А какие и враги? А и тем более брат с сестрой и… пара. Никакие!.. Что же по энергии? Повезло распознать и узнать же ее запах уже самой! И тут без кавычек, хоть и с курсивом – ты поймешь почему. Ведь это что-то с чем-то… Только представь и принюхайся… Бескрайнее море… густой и темный лес… скалистая местность после грозы и грома… Учуял что-то знакомое? Нет? А стоило бы… Ведь будет крайне забавно, если из-за… близкого общения… я еще и его же способность перейму, а? Бывало же такое… И не такое! Ну и кому как… Хотя вот в качестве мести… если он когда-то опробует свою и на мне… без разрешения и не предупредив заранее… я вполне спокойно же смогу перевербовать ее на светлую же сторону диетой от сладкого и мучного… но зато и для сознательного… дать подостыть, а затем и вернуть же фашисту его же гранату… со своим уже бантиком и в глиттере… Ну и что, в таком же случае, до крыльев… Крылья его, как и он же сам и из рассказа же уже Никиты, как и с энергией и со способностью, были чисты, но и не непорочны. Скорее же и именно ночны. Ведь в количестве четырех средних черных опахала с костяными черными рожками наверху венчали его спину с рваными концами же перьев и серо-синим отливом окантовки, переходящим в зеленый на свету, и на близких, первых рядах их полностью. Дальше же и на средних, вторых же их рядах, покрывая их черноту лишь наполовину. А к концу и последним рядам – и всю же поверхности перьев.

И тут-то ты верно спросишь: почему удав? Так и не успев же словить меня еще на его глазах и вставить же свои все пять копеек в мое же междустрочие. И почему удав же именно он? Не желто-зеленые же глаза у него… и желтоватые же даже больше… с черным, коричневым, а порой и красноватым вкраплением… что-то ближе же к Никите… да и Владу… но и не серо-зеленые. Как и не круглые же зрачки, а миндалевидные. И нос у него отсутствует! А тут… весь набор с не и без него же! Да. И рост же не змеиный. Средний же, а уж и между братьями, метр семьдесят пять. Да и само же телосложение… спортивное и крепкое… подкачанное и… и подавно. А еще же и крылья! Вылитый же… Александр! Да… Но и с чуть более прямоугольным и вытянутым же по вертикали… вместе с кажущимися же суровыми и рублеными… и именно же кажущимися в случае его… чертами… лицом. Ну и куда же без вздернутого носа? В хорошем смысле! Почти… Как бы… Ну казалось бы, да? Кто и куда смотрит… и путь же держит… за чем и кем, куда тянется… Так и пусть смотрит себе, держит и тянется. Главное же, чтобы не ослеп от своей же звезды и не отпустил, забыв, чужую. В остальном же… все как унелюдей! Да. Я знаю – ты ждал. Как и моей же отсебятинки в этом. Вот. И если же я все же была и остаюсь под Никиту. То он все же – под Влада и Александра… Начиная же первым и заканчивая же вторым. Тянулся же все же за ними и к ним! Но со своим же уставом и в свой же подобный монастырь. Вроде и тех же все самых его потертых и рваных вещей… когда штанов, когда и кофт… с рубашками и футболками… да и шапок с банданами… Периодически и в помещении. Но и не всегда употребляя их и так, как и сами же по себе головные уборы. Если все же еще говорить о последних… Пират, да! И еще ведь какой… Пиратская змея. Правда, и без ромбиков на шкуре… Да-да. Без «тату»! То есть… совсем. Ну или, во всяком случае, с невидимыми… скрытыми от глаз. И это же как раз куда более интересно с точки зрения же обновления не кожи и… той самой же все… пересборки. А если еще точнее – неприятия и непринятия себя итаким. Совершенно! Не обращая глаза… не раскрывая и крылья, хотя бы изредка – чтоб не затекали… пряча и «демонические метки»… Кто еще и больший же бегун от себя, спросишь меня ты, Влад или Егор? А я и… и не найдусь и с ответом-то… Да уж. Ну… оба… наверное… Как каждый и… в своем. А кто меньше, кто больше и кто лучше, кто хуже? Опять же, каждый и за, как и для себя. Но а вот если: кому легче, а кому сложнее? Владу. Однозначно. Владу же – проще, а оттого и… легче. Он-то же вовсе и не от себя убегает… Не в том же и конкретном понимании себя… От своей же ситуации, в коей он был… Семейной драмы, да, коль так будет угодно и удобно… Чтобы не быть и не стать же отцом, тем, другим собой, которого презирает и презирал бы, будучи при этом еще им же – демоном… Не быть же как он. А быть же собой! Егор же… Егор – наоборот. Как раз таки и в желании быть тем, другим… а отцом же или нет, собой или нет – не так и важно… можно же подумать и потом… важно, что и не быть же собой и… сейчас. И если Влад растет и меняется… пытается же, во всяком случае… да и превзойти, почему нет… то Егор… Егор остановился, смирился отчего-то или кого-то… Не поменять, так и нечего бубнить? Оставить все как есть? Нет. Ну а если и «да»? И что хуже же, само же и по себе, «никак»! Присмотрись же – и увидишь пустоту… Темноту. Бездну! А он ведь еще ей же и сам способствует. Что ж… Пусть же я пока еще и не видела, как его глаза обращаются и… в черный… Но уже уверена, что если дотошно проследить этот процесс, можно будет увидеть спираль. А если проследить уже ее и посмотреть в ее же глубь, во тьму, досмотрев же до конца… и дождавшись же когда она сама взглянет в ответ… взаимносущая бездна и… нет, не посмотрит же собой… а именно же его глазами. Не бездушными. Нет. Не пустыми и не бездонными. Не стеклянными и не зеркальными. Нет. Во всяком же случае, еще пока нет. Но… да. Уже холодными, темными и… мрачными. Но и не все же ведь еще потеряно. И это я не к спасению… и не утопающего. Изменениям и изменам, пересборке… Как и подстройке. Было бы еще и под кого и не наоборот К возможности еще разбора, от «разборки и разбора же полетов», и исправления, от «решения» как в принципе, так и в общем. Или что, али сказки о красавицах и чудовищах, принцах и принцессах нас не этому учат, м? Может, ты просто не так это видишь? Посмотри еще раз. Может, еще и тире меж ними увидишь… Этакое недоравно и въезд же, как и парковка, по нечетным числам, а иначе будет чет и… срок. И не месячный.

Сколько же себя помню… а сколько бы раз ни приходила к ним… в то время и меж заданий… или как сейчас, редко, но и… на полной основе… старалась же всегда быть либо подле Никиты, либо Александра. Не избегая… но и не встречаясь же напролом с… другим… братом. Не вламываясь же, да? Не напрашиваясь и не навязываясь… Мельком, разве что… И иногда. Чисто символически и… случайно. В остальном же скорее и чаще – сторонясь. Ровно как и сам же Егор – меня… Ждешь развязки? Хотя бы и какого-то уже узла, да? Ну и точно же не того, где мы признаемся друг другу в любви до гроба… и, держась за руку, уходим в закат… жить долго и счастливоВот, да. И я про то же. Ты же только концовки всегда и читал! Рановато, не считаешь? Хоть я и сама же на какой-то момент, с которого и начались же те самые мои метания и та самая же точка невозврата была автоматически и по инерции пройдена, я и перестала думать о нем плохо… И думается же мне, что и с того же самого разговора… а их было довольно… много, но и именно же по душам – не столько… в квартире же Александра и… ребят… и после же того как… он… за меня… заступи-и-ился… Да и сколько уже можно же было, правда?! Завела и… значения же не придала. Хоть и предала. Ха-ха! Ха-ха… Ну не обижайся. Все же еще будет. Да и не тема же это для кусочка в… подзаголовке. Хотя… Надо было уже что-то и менять… Пересматривать свои взгляды… Расти, в конце-то концов! Меняться и… самой. Сапожнику ведь тоже сапоги нужны. И не столько же из-за того же все самого поступка, сколько… В принципе! Да и… знаешь… хуже ведь Егора на и тот же все момент времени вряд ли кого-то или что-то можно было найти… и… чисто даже из сравнения… и с… ней… А не материальной и меркантильной подоплеки! Да и все же в этой и не этой жизни познается в сравнении, прекрати! Без черного не было бы никогда белого и в обратку, ведь помнишь? Как и без тьмы – света… Вот и без морального, можно же что и разве что сказать, насилия Егора… я бы не узнала и о непосредственном ее же все – физическом насилии. Точнее… Не поняла и не восприняла его бы так и… буквально. Не придала бы значения и не выявила… Чтобы так – раз и навсегда, окончательно и бесповоротно… Убедившись и высветлив же. А и точнее, все же вытеннив… И еще же большую тень! Но и все же – на его же фоне… И нет. Это не оправдание. Это отсыл вновь к «разбору и решению». И факт… баланса и равновесия. Тьмы и света. Зла и добра… Где же еще, помимо же них самих, есть и их же все подразделы и деления – вроде меньшего и большего зла. И иже и не иже с ними. Как и тот, где я… ошибалась и ошиблась! Да. Доволен? Дождался и?.. Понял? Понял… Да ты же ведь и изначально знал… Все знал и все же понимал. Как и я…

* * *

– А у нас «творческий кризис»! Вроде как… – закатил глаза рыжий, пожимая плечами. – И как я же это все его называю. Вот как оставил же и уехал, да так, думаю, и приехал… и приму… его же… и их… обоих! Ничего ведь не пропустил и не упустил… за полгода-то отсутствия! И ведь сколько ни говори – все мимо: «Ну не можешь ты не писать в депрессивные и особо сложные для себя моменты – не цепляйся хотя бы за образы! Не вымещай… Не привязывай… и не привязывайся. Не связывай и свое же вдохновение с музой с одним лишь все лирическим героем – не временным персонажем своей же все и треклятой жизни! Ведь в конце же ты возненавидишь не только его, но и все, что вместе же с ним и с ним же было связано… Себя!..». Нет! Вот мы будем любить – будем писать. Не будем любить, будем ненавидеть, не будем писать… но зато же – будем «читать и зачитывать»… Страдать! И ведь все… все в труху! Все в щепки! «Ничего же годного нет в этом…». Но опять же таки… – и, цокнув же вдруг как-то невпопад даже и почти что обидчиво, обиженно фыркнул, прервавшись. Но и тут же собрался и, указав же на себя все своей же раскрытой правой ладонью, продолжил, – …все по мне же и для меня! Я же критик… Ага. А он же тогда – нытик! Убить же его мало за это… Столько годного материала же застаивается и простаивает из-за его очередной стагнации… И, конечно же, поисков себя же любимого в своем же и себе как болоте… Прям… ужас какой-то. Беспросветный!

– Только не наседай на него! Сам ведь знаешь… – не напомнил и порекомендовал, а даже и скорее предупредил его самого, как и его же дальнейшие слова и поступки Никита. Стрельнув в брата ко всему еще и не столько грозным, сколько серьезным и требовательным, сразу же и потемневших же в момент, желтым взглядом. – А он и сам же прекрасно разберется со всем… этим и… всем… рано или поздно. И без сопливых. Уж кто-кто, а он… справится! Полгода же прошло, как ты верно подметил, но и лишь… да и… всего ничего… с года-то. Еще же ведь и первые… А вторые – вот только пошли… И… после же скольки… четырех лет?! Уж кому-кому… а ему-то уж точно не нужны твои советы, как и моя же жалость, сейчас, Владос. Как и… ничьи. Да даже и вон, чего далеко ходить, сам же Ксан к нему лишний раз не лезет!.. А нам и подавно же не стоит. Его-то он еще уважает и не тронет, коли что… А нас и с землей сровняет… на раз!

– Да дьявол меня упаси! – Раскрыл глаза шире Влад, вмиг отойдя же от размера блюдец и уйдя же куда-то ими за казаны. – Себе же дороже… Ладно! – И взяв вновь картину в обе руки, начал медленно отходить от стола в сторону лестницы, но только же еще и спиной. – Делай, что там делал… Мешать, как и отвлекать же тебя на себя, больше не буду… Но над ней все равно подумай. И даже сейчас… И во всех же планах. Темы переводить ты, конечно, мастак, но и я же так просто не слезу! И не только же потому, что и задолго же до уже преподавал в этом, пока ты же еще только учишься. Ну а если эта «звезда пленительного счастья» все же «светанет», пока же я еще буду тут, изволив же появиться чуть раньше… Хотя при моем же опять-таки присутствии здесь это все-таки и так же весьма спорно, как и маловероятно… Как же и с тем, чтобы и в принципе же появиться, пока я здесь… И не убить же уже на первых секундах от встречи еще же до того, как и я же начну говорить… Задушив, конечно же, перед этим еще и в объятиях «братской любви»… Использовав «семью» и «узы» чуть раньше… Скажи, что я его жду в студии. Пока же и без него над своей частью поработаю…

Если появится! Он же в поиске, сам сказал… – зевнул шатен, вновь потягиваясь и покачиваясь на стуле, провожая рыжего с картиной в руках спокойным и сонным взглядом.

– Я ему этот поиск… В общем! Просто, если появится, дай ему знать. Нет? Значит нет! На нет и суда нет. Может, и правда хватит уже за него держаться и пойти же, например, в солку… – задумался средний, пробубнив же последнюю фразу-вопрос чуть тише и себе же под нос. Зачесывая волосы, ставшей на мгновение свободной, левой рукой назад, пока правой же придерживал раму и поднимался же с ней на второй этаж.

– Только ему об этом сказать не забудь… Предупреди, знаешь, заранее… Чтоб в засолку не пойти! – Прыснул смехом со своей же шутки младший. Но и придержал же себя на подступах к ржачу, решив, что: «все еще не все». И снова глянув на картину, решил добавить и добить же его тем самым окончательно, но уже в этом, с этим же моментом. – Ты молодеешь с ней? Или ее молодишь, пока она же и в гробу переворачивается? Вот же ей там весело, правда… мясу-то… и на вертеле!.. Но ведь и заслужила: ни дать ни взять.

– Ха-ха! – Сыронизировал Влад, но все-таки приостановился, зависая на поручне лестницы. – Смешно. Прекращай тырить чужие рукописи и начни уже писать свой stand-up. Зал ведь умрет… Во всех же смыслах! С тобой… и твоими же большими ушами от смеха… или от тебя… прибьешь же ими их, взлетая и без крыльев, слоник Дамбо, и все!

И только же хотел покинуть и уже же окончательно парня, оставив его же со своим последним словом раньше, чем же и он сможет на это ему что-нибудь, спикировав, отпарировать, как вспомнил о свертке бумаг в правом же кармане так и не снятой при входе, будучи еще же на эмоциях, куртки. Хотя, казалось бы, небольшая пачка листов порезанная надвое и свернутая же в тубус. Не должна же она была как-то помешать и напомнить же тем самым о себе. Но нет – помешала же и ему как ни крути дышать, поднимаясь своим ходом по лестнице и спокойно контактировать грудной клеткой через все же слои одежды с внешним миром, не позволяя ей раскрыться во всю ширь и весь же обхват, давя, покалывая и словно же стягивая, сужая ее тем самым.

Изъяв же наконец эту занозу своей правой, и на этот же раз уже свободной, рукой, придержав же картину левой, Влад швырнул ее в сторону Никиты. И как это ни странно, на расстоянии почти и в ров между лестницей и столом, не использовав же и вновь ничего из своего демонического арсенала, все-таки попал. Приземлив и заземлив же листы прямиком на его крышке и у самого же ее дальнего края, но и все еще не долетая ими до окон. Как и почти что не зацепив ими сам же компьютер как подчас же и самое важное, дорогое и ценное. Как и совершенно же не коснувшись сидевшего за ним. Правда, это уже была заслуга не Влада, а затемнившихся вмиг, и оттого же ставшими еще более цепкими, глаз Никиты, приструнивших поток и соответственно полет бумажного предмета в нем.

– Можешь начать с этой филькиной грамоты, писака! – Фыркнул беззлобно, но и все же с отвращением и некой неприязнью, все по той же ведь причине вседозволенности и безнаказанного незаконного воровства идей Влад. И вернув же вновь полотно в обе руки, отстранился от лестницы совсем, чтобы уже продолжить и закончить путь наверх, говоря же все остальное куда-то туда же. – И бумагомарака, естественно!

– Только если ты мне поможешь… – крикнул ему же уже вслед Никита. И тут же переключился на мессенджер своего же серого мобильного телефона в таком же сером матовом чехле, лежавшего до этого нетронутым слева от него, как и от компьютера. И экраном же вниз, чтобы не отвлекать своим мерцанием. При выключенном же заранее индикаторе-вспышке, имеющимся в любое другое время на все же оповещения и уведомления. И пока же правой же рукой набирал короткое сообщение в общий чат с семьей, из которого временно же был убран сам Влад, левой рукой принял черновик и пролистал его как в быстрой перемотке. Не столько и обновить в памяти что-то связанное с ним, дополнить и, возможно, уже после привнести это же из бумажного формата в электронный, сколько и найти какие-то пометки или закладки от того же все рыжего. Хоть что-то же он должен был отметить. Ведь и так все защищал, распинался. А по итогу, что, пусто? Не может такого быть. Но и когда уже почти убедился в этом и совершенно же отчаялся из-за непроявившегося хоть какого-то пусть и мало-мальского, но интереса к его же и их работе. За исключением все тех же шпилек в само же по себе его соавторство. И даже уже и отложил телефон обратно на стол, двумя руками взяв произведение. Как зацепился взглядом за опущенный уголок. И ехидно присвистнул, опустив неизмененный черный взгляд на номер страницы внизу. – Конец пролога… Серьезно? Ха. Всего-то… Да еще же и не дочитал… Надо же. Надолго же… на много же тебя хватило, братец! Ну, может, оно и к лучшему… А то бы еще подумал, что зря так отъявленно впрягался и отстаивал права автора на «свое», узнав какими именно там словами тебя характеризуют… И все же… это будет потом. ПозжеЛучше же поздно, чем никогда! Тем более когда и с вторым-то вряд ли получится… Сам ведь сказал, а значит не слезешь. Да и если все же начинать знакомство, без личной же встречи оно – такое себе, то точно же не с этого.

И стоило же его монологу подойти к своему логическому завершению, как темный взгляд метнулся в сторону камина с последовавшей же за ним рукописью, обрушив в полете и приземлении пару поленьев и тут же почти потерял ее из виду за желто-красным файрволом. А затем и полностью, пока она не исчезла совсем, став окончательно же подпиткой все тому же огню и наконец пеплом. Пока сам же Никита продолжал следить за всем же этим довольно увлекательным процессом – пожирания одной стихии другой. Не упуская же ничего, ни единого момента, как и концентрацию же буквально из-под пальцев, на «пункте Б» из «пункта А». Как единственно верное направление и посыл – «получатель»: «И более – никому. Как и ничему».

Убедившись же в отправке, как почти что и полном же исчезновении листов и превращении их не только в бело-черные ошметки, осыпавшиеся словно снег на черную и грязную землю из головешек же углей и обугленной древесины под ними, но и в мелкий серый пепел, что и с яркими же искрами отправился в дымоход, шатен вновь вернулся к диалоговому окну телефона и с неимоверным же удовольствием, как и детской радостью и даже какой-то истеричной хитрецой, отметил отозвавшегося наконец Александра с его же простым и емким «Ясно.» на свое же: «Блудный сын вернулся… Снова! И не один».

И вроде бы уже и приелось, как и «точка», что следовала за этим же словом след в след и по пятам, убивая же сразу весь диалог и настроение. Но отчего-то же и именно в этот самый момент, самого же возвращения, вдруг как-то и по-особенному же заиграло. Тем более и на фоне мигающего «Печатает…» от Егора уже и не минуту да и не две. Если еще и учесть, что он мог начать набирать ответ еще пока Никита же с текстом расправлялся. Выйдя же ненадолго из чата сразу, как отписал, от греха же подальше и чтобы самому же под горячую руку не попасть. И пусть все они и знали о его докладах Владу. И почти же что сливах. Хоть не всего же и всех. Но и никогда же ведь не знаешь, что и кто именно стал последней каплей или искрой, приведшей к затоплению или взрыву. Сухой ли кусочек батона? Толстым слоем ли намазанное на него масло? Неровно ли отрезанный уже на него кусочек сыра? Или тот же самый целый бутерброд, пусть и упавший к ногам, но и не той же ведь самой булкой вниз после недели же нервотрепки на работе или дома? А может, и как сейчас лишь функция: «Добавить Влада в чат как контакт». И хоть и тут же ведь быстро заблокировав телефон, стоило только выскочить громадному сообщению caps lock’ом и с «французским» же через слово от Егора. С последующим же за ним и от него же самого лично младшему: «Спасибо, Ник. От души!». Но и уже же слыша ор Влада со второго этажа и на весь дом: «Никита!». Не хуже, чем и «Кевин!» и из «Один дома». И как же тут обойтись без самой же реакции-смеха на это самого же виновника только еще будущего торжества? Никак. Что он и не сделал.

– Ты мне тоже очень дорог! Слава же дьяволу, ты вернулся, Влад. Без тебя было так скучно… – и посидев же еще с минуту-две в тишине, наконец уже и полностью отсмеявшись и, все-таки же дождавшись пусть и грубого, но ответа со второго же этажа: «Я просил дать ему знать обо мне лишь по его же приходу сюда, а не лично вызывать это же самое мое личное исчадье ада сюда и по мою же душу раньше времени. А ты?.. Что сделал ты? Предатель… Иди ты!..», пошел. Соскочил со стула и направился наконец на кухню, продолжая проговаривать же остальное себе же под нос, как монолог и сам Влад же ранее, но и все же еще общаясь, ведя диалог по крайней мере уже с куда более хорошим и человеком. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать… Зачем же оттягивать момент единения и встречи на потом? Тем более когда и умереть-то не умрет! Глядишь, обсудят все сейчас, не лично, и потом же уже, при личной встрече, все будет как-то и попроще. И легче же, что ли… Или, может, наоборот удастся оттянуть его же уже ту же самую встречу, но и только же с Софией таким образом? Не поползет же он к ней недоживой-перемертвый и… дважды? Хотя и кто знает… Пока же нужно как следует подкрепиться и набраться сил… День обещает быть долгим… Как и, наверное, ночь!

Загрузка...