17. Ирн

Как умирают люди?

Обычно – грязно.

Болезни доводят их тела до того, что часть их умирает и начинает отравлять трупным ядом все остальное. Мертвая гниль внутри. Забитое слизью горло, изношенное сердце, которое не может больше сокращаться, мозг, отказавшийся управлять этим адовым механизмом. Раны раскрываются алыми пастями, но кроме чистейшей крови из них истекает столько других жидкостей, что чистый ее железный запах теряется в зловонии смертной плоти.

Обычно – в страхе.

Торопясь прожить свои недолгие годы, подгоняя дни, чтобы поскорее получить то солнечное воскресенье, то созревшее яблоко, то встречу с любимыми, люди забывают наслаждаться жизнью. Тратят ее впустую, так и не почувствовав вкуса, и спохватываются, когда она кончается. Они всегда бегут вперед. А что впереди – неизвестно.

И еще – в одиночестве.

Истончается нить, та сторона зовет к себе, и отсветы нездешнего меняют того, кто уже видит дорогу, по которой уходит. Этот опыт отделяет его даже от тех, кто сидит рядом у постели. Что уж говорить о тех, кто не успевает приехать попрощаться.

Больно. Страшно. Одиноко. Чудовищно.

Но не тогда, когда ты умираешь на руках у фейри.

Когда каждый твой вдох напоен ароматом трав середины лета.

Когда каждый выдох – сладостнее оргазма.

Когда золотое сияние окутывает тебя только потому, что истинный король мира держит тебя на руках, и даже твоя человеческая кровь выливается из ран чистой, вкусной, сияющей. И слабеющие удары сердца – как волны наслаждения, ударяющиеся о берег после того как вдали, на горизонте, прошел белоснежный лайнер.

Когда до конца на тебя с любовью смотрят сверкающие как изумруды зеленые глаза. Прозрачные, колдовские, не отпускающие до самой-самой последней точки, где ты превращаешься в чистый свет.

– Папа умер? – спросила сероглазая Лотта.

Ирн кивнул.

Вытекающая из тела Эрика кровь тянулась рубиновым языком по белому снегу и там, где ручеек только протапливал себе дорогу, уже появлялась яркая зеленая трава.

Проход открывался.

– Я тоже так хочу, – она мотнула головой, сбрасывая тяжелый капюшон. Светлые, почти белые волосы тут же взвихрила метель, но Ирн шикнул на хоровод снежинок, и он улегся снежной лайкой у ног.

– Прости, малышка, этого не будет, – нежно ответил он, поднимаясь и оставляя бледное мертвое тело ее отца на снегу. Он протянул руку и взял ее маленькую ладошку. – Идем. У тебя другая судьба, Лотта, человеческое дитя. Ты никогда не умрешь.

Спустя неделю – или пятьдесят лет по времени тайных северных холмов – Ирн поцеловал белые холодные губы сероглазой Лотты, новой правительницы фейри северных земель, в последний раз и вернулся в человеческий мир.

Ему предстояло подождать несколько дней до зимнего Солнцестояния, которое откроет проход в последнюю тайную рощу. У него было хорошее предчувствие – именно там прячутся остатки фейри, и там он их оставит умирать.

Вечно, до конца времен, когда мир вывернется наизнанку и тайные его схроны выплюнут свое содержимое.

***

С наступлением темноты Пикадилли взрывается огнями. Клубы Сохо расцвечивают ночь мазками разноцветных красок, растекающихся световыми пятнами из дверей. Девочки в виниловых юбках ломают ноги на десятисантиметровых платформах, мальчики в флюоресцентных футболках подводят глаза разноцветной тушью. Музыка перетекает в дым марихуаны, запахи духов сливаются с усталыми танцами

Высокий длинноволосый мужчина в распахнутой, несмотря на промозглый декабрь, белой рубашке и дизайнерских джинсах привлекает внимание завсегдатаев мгновенно.

Так здесь рождается мода – уже со следующей недели станет популярным золотистый загар и сдержанный блонд, драная на коленях голубая джинса и крупные пряжки на ремнях. Жаль, что вот этот утомленный взгляд, эти движения тонких пальцев, этот царственный поворот головы нельзя скопировать так же легко, как одежду.

Он пьет грушевый сидр за столиком снаружи паба, а со всех углов к нему уже крадутся, на него уже ведется охота и делаются ставки: мальчики, девочки, все сразу? Блондины, брюнетки, веснушчатые девицы с клубничными губами? Пойдет пить дальше или можно уже подсекать? Заманить в тайный бар на третьем этаже в Чайна-тауне или проводить до отеля?

Когда к нему подсаживаются две самые смелые – одна с иссиня-черными волосами и ресницами, от которых поднимается ветер, другая невзрачная, с короткой стрижкой и светло-русая, пухловатая для этого места и времени – Ирн легко читает их мысли.

Первая думает, что подружка удачно ее оттеняет, а в крайнем случае можно и с ней на троих, Иви, говорят, в постели хороша, вот пусть и трудится.

Вторая – Иви – любит свою подругу. Любит. Вот так, по-настоящему. И согласна быть для нее всем – фоном, третьей, брать все самое тяжелое на себя, только бы иногда, хоть напоказ для мужчин, иметь возможность целовать эти пухлые капризные губы.

Конечно, он не снимал никакого отеля, но – конечно – ему рады и с удовольствием предоставят господину президентский люкс в… ээээ… рекламных целях! Золото фейри дождем сыплется на стол, клавиатуру, заливает сверкающим водопадом дешевый офисный стул.

В номере круглая кровать и блестящий шест, и первая, брюнетка, моментально оказывается у него, демонстрируя свои умения. Глаза Иви светятся – она не сомневается, что все внимание Ирна уйдет ее подруге.

Но у него немного иные планы.

Загрузка...