Удар в спину пришелся как раз в ту минуту, когда Влада пыталась выстучать из узкой бутылочки кетчуп на кусок мяса. Уставши ждать мужа к ужину, она проголодалась. Во время обеда в столовой реабилитационного центра она почти ничего не съела. И голод ближе к вечеру принялся донимать, да с такой силой, что разболелся желудок. Ужинать без Игоря Андреевича она не имела права. Она должна была ждать его, все равно когда он вернется. Сегодня он что-то задерживался, забыв предупредить по телефону. А голод донимал. Вот и решила сделать себе бутерброд. Отрезала огромный ломоть черного хлеба со злаками, она любила именно такой. Потом положила на хлеб лист салата, дольки маринованного огурца. Сверху все это добро придавила куском вареного мяса и только собралась полить все кетчупом, как в спину ее ударили.
– Так тяжело дождаться мужа со службы и поужинать вместе с ним?!
Игорь Андреевич сграбастал ее затылок в охапку, больно сдавил и, выбив у нее из рук бутылочку с кетчупом, потащил из кухни в столовую. Швырнул ее там на диван и тут же без лишних слов принялся расстегивать ремень на брюках.
Влада сжалась. Сейчас должно было состояться что-то одно из двух. Либо он станет ее иметь прямо здесь в столовой на узком неудобном диване, либо примется стегать ее ремнем. В воспитательных целях, так сказать.
Удивительно, но наказания не последовало. Игорь Андреевич просто стащил с себя штаны. Бросил их ей в лицо и коротко приказал принести домашние брюки с футболкой. Пиджак, рубашку, галстук он тоже снял, оставшись сидеть за столом в одних трусах и носках.
Был он на удивление задумчив сегодня и почти не обращал на нее внимания. Что удивляло и радовало одновременно. Прежде непременно отходил бы ее ремнем за дурацкий бутерброд, за то, что сутулилась, делая его, что ходила по дому в спортивном костюме, а не в юбке с блузкой, как он требовал.
– Что это с ним? – шепнула ей в коридоре перед кухней Татьяна, сноровисто повязывая передник, собираясь накрывать на стол к ужину. – Тихий какой-то сегодня. Задумчивый.
– Не знаю, – пожала Влада плечами и бегом помчалась наверх в супружескую спальню.
Там у Игоря Андреевича имелся встроенный шкаф, размером с комнату, в которой проживала в общежитии ее бабушка. Все было развешано, расставлено в строгом порядке, по сезонной принадлежности, по стилю. Упаси господь что перепутать!
Влада быстро повесила костюм на вешалку. Рубашку отправила в корзину для грязного белья, Татьяна потом заберет. Достала со специальной полки тонкие мягкие джинсы специально для дома, футболку и, забыв переодеться, помчалась к мужу в столовую.
– Вот, возьмите, пожалуйста. – Влада протянула мужу одежду, привычно называя его на «вы».
Сколько она ни старалась, перешагнуть этот барьер так и не смогла. Правильнее – не успела. Только начала было привыкать к мужу после шумной скорой свадьбы, как началось такое…
– Почему ты снова бродишь по дому в штанах, Владимира? – Пушистые ресницы мужа почти сомкнулись, когда он пристально глянул в ее сторону. – Ты же знаешь, что я этого не люблю, и все равно надеваешь это дерьмо. Назло?
– Нет, нет, что вы! – Она попятилась, судорожно сглотнув. – Я просто забыла!
– Забыла?!
Его ресницы молниеносно взлетели вверх. И Владу привычно обдало ледяной свежестью от взгляда его светло-голубых глаз. В них и голубизны-то почти не было, в этих глазах. Что-то прозрачное всегда сквозило в них, светлое, мерзлое, будто скованное коркой льда.
– Сядь сюда, будем говорить. – Игорь Андреевич с силой опустил тяжелый кулак на диван рядом с собой. – Сядь, мерзавка!
Нет, кажется, она рано радовалась. Избежать привычных тумаков ей сегодня не удастся. И хорошо еще, если эти удары будут не по лицу. Хорошо, если он просто стукнет ее по спине, коленкам и плечам, монотонно перечисляя ей пункты правил внутреннего распорядка, раз и навсегда заведенного в этом доме.
А если двинет по зубам! Губы распухнут к утру, а она хотела завтра снова пойти в центр для женщин, а оттуда завернуть к любимому дому за невысоким забором. Что делать, что делать?
Если рот распухнет, будет беда. Синяк под глазом можно прикрыть солнцезащитными очками, а вот рот платочком не прикроешь. Неудобно как-то ехать в переполненном автобусе, прижимая носовой платок к губам. Наглядно сразу как-то, стыдно.
– Ну! Рассказывай, Владимира!
Рука Игоря Андреевича, породистая, с красивыми пальцами, которые она когда-то давным-давно с обожанием целовала, легла ей на ногу выше колена.
– Что рассказывать? – пробормотала она, напрягаясь.
Удар мог последовать в любую минуту. Даже тогда, когда она совсем этого не ожидала. Игорь Андреевич мог улыбаться, говорить ей приятные вещи и через мгновение мог щелкнуть ее по лицу, сочтя, что она смотрит пустыми глупыми коровьими глазами на него и совсем не понимает, о чем он с ней говорит.
– Чем занималась сегодня? Куда ходила? – Его пальцы вкрадчиво полезли выше, слегка поглаживая нежный бархат ее спортивных штанов. – Скучала по мне, милая?
Почему он спросил?! Почему именно сегодня?! Почему спросил, куда она ходила? Он же знает, что, кроме местного супермаркета, она никуда не ходит. А вдруг!..
Влада похолодела.
Вдруг ее кто-то видел возле центра?! Или директриса состоит в дружеских отношениях с ее всеми уважаемым супругом и…
Или не с ним, а с кем-то из их общих знакомых? Могла она проговориться или нет? Могла или нет?! Уверяла ее в полной конфиденциальности, говорила, что никто не узнает про ее визит. Тем более муж, но…
Но фамилия Черешнева Игоря Андреевича в их городе постоянно на слуху. Она мелькает на страницах местной прессы. В светской хронике ее благоверному часто посвящают целые колонки. Не знать его в городе мог только ленивый. А Анна Ивановна по роду своей деятельности постоянно должна была толкаться в мэрии, что-то выпрашивать там, подписывать. И не столкнуться там с Черешневым Игорем Андреевичем или с упоминанием о нем было достаточно сложно.
Неужели директриса ее выдала, предала, взяла и рассказала про ее визит в их центр?!
– Эй, ты чего задумалась, Владимира? – Холодные пальцы мужа, забравшись под резинку штанов, не больно совсем ущипнули ее за бок. – Ты чего замерла, милая?
– Я… Я не знаю, что нужно говорить, – вдруг ляпнула она, сама испугавшись своей смелости.
Откуда-то из сегодняшнего минувшего полудня вдруг выплыли насмешливые и понимающие глаза женщины Марины, и зазвучал в ушах ее ломкий, грубоватый голос, задающийся вопросом о терпении.
А ведь и правда! Когда же все это закончится? Как долго она будет терпеть? Она – Черешнева Владимира, двадцати восьми лет от роду, не дура и не уродина, с неоконченным высшим образованием, с двумя сломанными мужем ребрами, с сотрясением мозга, полученным от него же, и бессчетным количеством синяков, не успевающих сползать с ее привлекательного лица.
Как долго все это будет продолжаться?! До того момента, что ли, пока он не сломает себе шею в авто– или авиакатастрофе? Себе или ей?! Так этого может и не случиться никогда! А ежедневные побои все будут и будут наноситься им с ленивой методичностью…
– О как! Что значит не знаешь?! – Игорь Андреевич был озадачен неожиданным ответом всегда покорной жены. – Ты не знаешь, где была сегодня днем? И не знаешь, скучала ли по мне? А у кого спросить нужно? У Таньки, что ли? Эй, Танька!
Он резво повернулся в сторону широкой арки, отделяющей кухню от столовой. Повернулся, позабыв одеться. Домашние джинсы и футболка так и лежали, перекинутые через его колени. Вытянул правую руку и призывно пощелкал пальцами, снова громко позвав:
– Татьяна, иди-ка сюда!
Татьяну Игорь Андреевич никогда не оскорблял и не обижал. Мог наказать материально. Мог шлепнуть чуть ниже поясницы. Мог начать шептать той что-то на ухо, от чего Татьяна заливалась пунцовым румянцем и хихикала совершенно по-глупому. Но того, что он позволял себе со своей женой, он не позволял себе больше ни с кем.
– Да. Игорь Андреевич.
Татьяна, еще достаточно свеженькая и ладная женщина сорока лет, выглянула из арочного проема и вопросительно вскинула брови.
– Ты мне не подскажешь, где была сегодня моя жена? Да, и еще! Ты не знаешь, скучала ли она по мне, нет?
Татьяна ничего не стала отвечать, поняв по обычной бледности Влады, что начинается ежевечерняя экзекуция.
Ответа и не требовалось. Игорю Андреевичу просто нужна была прелюдия. Все равно какая. Пусть даже с привлечением домашней прислуги или комнатных растений, но нужна. Лишить себя подобного удовольствия после длинного напряженного дня, заполненного набившей оскомину вежливостью, он не мог.
– Я не знаю, что вам следует отвечать, чтобы не вызвать ваше недовольство, Игорь Андреевич, – скороговоркой выпалила Влада и еле удержалась, чтобы не зажмуриться. – Да, я выходила из дома, чтобы прогуляться по городу. Да, я бродила и думала. Бродила и думала…
– Ты можешь думать? – перебил он вдруг ее неестественным для себя тихим, будто могильным каким-то голосом. – Скажите, пожалуйста! Моя пустоголовая молоденькая женушка может думать. И о чем ты думала, красотка? Уж не обо мне ли?
– О вас! – Она, осмелев, повернулась к нему. – Я только и делаю, что все время думаю о вас, Игорь Андреевич!
– Да? Интересно-интересно, – супруг был явно озадачен ее неожиданной длинной речью. – И что ты обо мне думаешь, дорогуша?
– Мои мысли только об одном.
Она попыталась сглотнуть снова, собираясь ответить ему правду и только правду, но язык лишь царапнул по сухому небу, а в горле стало сухо-сухо и горячо еще.
Она впервые за пять лет брака начала говорить с ним. Впервые об этом! Разговоров и прежде было много, но не таких, как этот. Этот был необычен уже тем, что она вдруг перестала его бояться как бы вовсе. Нет, бояться-то она его боялась, просто сейчас решила не показывать своего испуга. Смотреть в глаза, дотрагиваться до него руками, не все же ему. И постараться сделать так, чтобы он ее услышал, наконец.
– И? – Игорь Андреевич неожиданно отвел свои будто замороженные глаза. – Я что, так и буду из тебя по слову тащить, Владимира? Говори, наконец! Если снова станешь говорить о разводе, получишь… Ты знаешь, что ты получишь! Ничего! И пакет интересных снимков в придачу!
– Я не о разводе. – Влада мотнула головой и, хотя ей этого совершенно не хотелось делать, погладила мужа по щеке подрагивающей ладонью. – Я все думаю и думаю, что такого я сделала вам, что вы меня так ненавидите!
– Я?! Ненавижу?! Да ты дура совершенная, раз такое говоришь! – забубнил он, отшвырнув ее руку от своего лица, и совершенно неожиданно начал отползать от нее по дивану в противоположную сторону. – Я все для нее. Одеваю, как куклу. Вешаю на нее драгоценности. Не работаешь. Жрешь что захочешь. И я ее ненавижу! С чего ты взяла?!
– Вы бьете меня, Игорь Андреевич. – Влада со вздохом отвернулась.
– И что? Не бью, во-первых, а воспитываю! Это большая разница. Ты вот скажи мне, Владимира, разве я ударил тебя хоть раз без видимой причины? Нет!
– Это плохо. Это… – Она совсем не слушала его, странной безрассудной силой ее подбросило с дивана, и слова, сумасбродные, дерзкие слова начали вырываться наружу, когда она устремилась прочь из столовой. – Это больно, наконец! Вы истязаете меня, за что?! За то, что я красива, молода?! Так вам бы этим наслаждаться, а вы это все во мне уничтожаете!!! Это неправильно! Это плохо! Это больно!!!
Она в три прыжка преодолела расстояние до лестницы. Взлетела по ступенькам наверх и заперлась изнутри в комнате, которую ей выделил супруг для вышивания и штопки. Запор на двери был смешным и хлипким. Дверь могла распахнуться в любую минуту под напором разъяренного Игоря Андреевича. Он ведь должен был теперь разозлиться. Еще как должен. Должен был устремиться за ней следом, схватить за волосы, поставить на колени, стегать по лицу и приговаривать:
«Так-то ты, дрянь, благодаришь меня за все, что я для тебя сделал! В этом твоя благодарность заключается! Я ломаюсь целыми днями на работе, устаю, как проклятый! Мне хочется домашнего тепла, уюта, любви, а дома ждет меня маленькая непослушная дрянь!..»
Ах, если бы только это было правдой! Если бы хоть маленькая толика напоминала ее, она бы тут же поспешила все исправить. Молниеносно обустроила и окружила их семейный быт удобствами, заботой и той самой любовью, о которой и не мечталось в их браке.
Но ведь все было иначе! Все было не так!
И работала на него давно и хорошо сплоченная команда. А сам Игорь Андреевич все больше в течение дня по кабинетам городской управы шастал. Друзей у него там было немерено. А если не на фирме и не в мэрии он пребывал, так непременно в постели у какой-нибудь настойчивой дамы обретался, павшей жертвой его обаяния. Если лень было тратить время на ухаживания, то для этих целей у него всегда секретарша Жанна под рукой.
Так что если от чего и уставал Игорь Андреевич, так это от самого себя, а не от работы. И домой он совсем не стремился, и понятым не хотел быть. Он так и остался темным ларцом за семью печатями для Влады. И сколько она ни пыталась его понять на самой заре их супружества, ничего не выходило. А потом уж и не для чего стало. Потом началась совсем другая эра. Эра глухой ненависти к нему и ожидания долгожданно обеспеченной свободы.
– Влада, открой.
Странно, но он не стал бить в дверь кулаком с намерением вывернуть шурупы хлипкого запора. Он постучал очень осторожно костяшками пальцев чуть выше дверной ручки.
– Вы снова станете меня бить! – крикнула она с отчаянием.
– Нет, не стану, – сказал снова очень тихо, без ярости, как будто за дверью сейчас стоял не ее муж, а кто-то другой – вежливый и спокойный. – Давай поговорим, раз ты настаиваешь.
Выбора у нее нет, это ясно. Не откроет на вежливый призыв, получит после того, как он сам эту дверь откроет.
Влада сползла с плетеного кресла, куда забралась с ногами. Отомкнула запор и тут же пулей юркнула на прежнее место.
Игорь Андреевич открыл дверь, вошел и с блуждающей, глумливой какой-то улыбкой медленно двинулся прямо на нее. Он успел надеть джинсы, футболку. Даже руки вымыл. Они все еще были влажными, его хищные длинные пальцы, постоянно делающие ей больно.
– Итак, чего ты хочешь, Владимира? – Игорь Андреевич встал в опасной близости от нее. – Развода?
– Нет. – Она покачала головой, снова по привычке вжимая ее в плечи, будто он снова стоял за ее спиной с кнутом. – Я не хочу с вами разводиться, Игорь Андреевич.
– Так. Это выяснили. Чего тогда ты хочешь? Моей смерти?
Вот он сказал это, между прочим, совершенно без задней какой-либо мысли. Просто так сказал. А она тут же выдала себя с головой, покраснев и дернувшись, будто от удара.
– Ишь ты-ы-ы, а ведь ты не так проста и наивна, как можно подумать с первого взгляда. Ты та еще штучка, так ведь? – Игорь Андреевич ухватил ее за руку и с силой выдернул из кресла, прижав к себе так, что у нее тут же заныли те сросшиеся ребра, которые он поломал когда-то. – Смерти моей, значит, ждешь, Владимира, так?
– Нет, – замотала она головой, осторожно, чтобы не распалить его еще больше, начав выбираться из его рук. – Я не хочу, чтобы вы умирали.
Хотела! Еще как хотела! А в эту самую минуту больше, чем когда-нибудь! И хотя всегда страшилась смотреть на покойников, на мертвого Игоря Андреевича она глядела бы с великим удовольствием.
Устав вырываться, она обмякла и, уронив голову ему на грудь, простонала:
– Перестаньте меня мучить! Прошу вас, пожалуйста, перестаньте!
– Да? А разве я мучаю тебя? – Игорь Андреевич ослабил хватку, погладил ее по спине и совсем не больно куснул ее за верхнюю губу, прошептав: – Собирайся, малышка. Съездим куда-нибудь, поужинаем. Надоела Танькина стряпня, хочу чего-нибудь экзотического. Ты как насчет японской кухни, а?
Она согласно кивнула. Пускай везет, куда захочет. Ужинать – значит, ужинать. Хотя бы на людях он ее не трогает. Не бьет и не лапает. И вежливым старается быть, и даже если шепчет ей гадости и угрозы, мило улыбается при этом.
В ресторан так в ресторан.
– Что мне надеть? – опомнилась Влада, заворачивая в свою раздевалку, чуть уступающую размерами раздевалке ее супруга.
Он всегда сам выбирал ей наряд, редко одобряя ее выбор. Что-нибудь непременно бывало не так. Либо не гармонировало, либо не сочеталось. Вот и приходилось ей всякий раз спрашивать у него совета, чтобы потом не оказаться виноватой.
Игорь Андреевич неожиданно нарядил ее сегодня в узкое короткое платье с открытой спиной, голыми плечами и глубоким декольте. Влада в нерешительности приложила к себе вешалку с платьем, поежилась и с сомнением покачала головой.
Прошлый раз, года два назад, помнится, когда она осмелилась в его отсутствие купить это платье и вырядиться потом в него, подкатив к театру на такси, Игорь Андреевич сломал ей ребра. Он бил ее так, как редко бьют мужчин. И обзывал самыми грязными словами, которыми только можно называть падших женщин. Целый месяц потом она провела безвылазно дома в тугой повязке, ежедневно вечерами вымаливая у него прощения срывающимся шепотом.
Платье было отправлено в дальний угол. И всякий раз, натыкаясь на него в шкафу, Влада невольно вздрагивала и ежилась. С чего это муж сегодня вдруг решил нарядить ее именно в него?
– Ты в нем прекрасна, дитя мое, – промурлыкал Игорь Андреевич в ответ на ее безмолвный вопрос. – Нужно еще что-то сделать с волосами…
Волосы бы она предпочла оставить распущенными. Они очень ловко прикрывали наготу спины и плеч. Но Игорь Андреевич снова удивил ее, велев заколоть волосы высоко над шеей. Потом с тихим смешком влез в заветную шкатулку. Долго рылся там и достал наконец оттуда дорогое колье с подвесками. Застегнул его у нее на шее. Долго расправлял на груди изумруды, не забывая пощипывать и поглаживать ее кожу, горевшую под его пальцами. И через полчаса они отбыли.
Влада не очень часто ездила с мужем в его машине, но ездить любила. Не с мужем, нет, машину любила.
Она усаживалась всегда сзади ровно по центру. Игорь Андреевич хотя бы за это ее не ругал и часто снисходительно посмеивался ее восторгам по поводу обивки, которую Влада поглаживала руками. Она изучила в салоне буквально все, включая мелкие царапины на дверной обшивке. Их было немного, точнее три. Одна совсем крохотная возле ручки. Вторая зигзагом почти у стекла. А третья была закручена спиралькой, и край ее прятался под сиденьем. Была еще отметина, видимо прожженная сигаретой, на самом сиденье слева. И странное размытое пятно на подголовнике, на котором обычно пристраивал свою талантливую красивую голову Игорь Андреевич.
Все это Влада изучила в мельчайших подробностях, подолгу ожидая мужа в машине возле его фирмы. Или когда он выходил из машины переговорить с кем-нибудь по телефону. Надо же было себя чем-то занимать, вот она и осматривала все и все подмечала. И смешно кому признаться, очень любила эти несовершенные отметины на совершенном теле любимого автомобиля Игоря Андреевича. Испытывала просто злорадное какое-то удовлетворение, подмечая все новые и новые рубцы. Не одна она, стало быть, его подводит. Имеется и еще что-то, не соответствующее абсолютной безукоризненности.
– Приехали, Владимира, – оповестил он, подруливая к ресторану. – Ты уж веди себя здесь прилично, чтобы мне не пришлось за тебя краснеть, как всегда.
Краснеть пришлось Владе, не ему.
Ресторан был стилизован под японскую хижину. Усаживаться нужно было на очень низенькие скамеечки, и Влада долго не могла пристроить длинные ноги, почти не прикрытые коротким платьем. Голая спина горела от взглядов мужчин. Плечи и грудь просто раскалялись докрасна от их пристального внимания. А тут еще Игорь Андреевич с чего-то разошелся, заставляя ее то нагибаться к нему, шептать ей на ухо ему приспичило! То вставать и топать к машине за забытым якобы бумажником. Бумажник потом самым невероятным образом находился в кармане его пиджака.
Неудобств от ее наряда была тьма-тьмущая. Ей даже казалось, что сзади откровенно перешептываются и посмеиваются все над ней. Тут еще пару раз наткнулась на откровенно презрительные взгляды женщин, одетых, словно по договоренности, в брюки. А Игорю Андреевичу все вроде было нипочем. Он выглядел вполне удовлетворенным, и Влада все недоумевала – с чего бы это.
Разрешилось все, когда они вернулись домой. Не успев перешагнуть порог, Игорь Андреевич отодвинулся от нее, оглядел всю с хмурым прищуром и пробормотал, цокнув языком:
– Да, дорогуша, и вырядилась ты. Теперь весь город станет судачить о том, какая у меня жена.
– Какая?! – Влада опешила от такой его наглости. Платье он сам ей выбирал! И даже настоял именно на нем. А теперь ставит ей это в упрек, ну не гад!
– Вульгарная, распутная, быть может. Да-да! Не удивляйся! Сидела, взбрыкивала голыми ногами так, что трусы было видно. И грудь едва не вываливалась. Нет, надо было и в самом деле надеть что-то другое. Теперь разговоры пойдут… А я в твое оправдание и сказать ничего не смогу, все же видели.
– Кто – все? – упавшим голосом спросила Влада. – Все – это кто?
– Да так… Андрей Горобцов там был с женой. Знаешь такого? Нет? А я знаю. И жена у него такая стервозина, что ей на язык лучше не попадаться. Теперь станет на каждом углу твердить, что жена у меня отпетая шлюха!
– Но вы же сами… – попыталась все же вставить хоть слово в свое оправдание Влада.
– Что сами, что сами?! – рассвирепел вдруг он и тут же ткнул пальцем в сторону лестницы. – Пошла к себе, быстро!
Он ведь нарочно все это подстроил, догадалась она, просидев в комнате для рукоделия часа два. В спальню ее пока не приглашали, стало быть, требовалось сидеть именно здесь.
Специально все подстроил, выставив в невыгодном свете перед своими знакомыми.
А для чего, собственно? Какую цель он преследовал?
Что-то здесь крылось определенно. Игорь Андреевич никогда ничего не делал просто так в случаях, касающихся именно ее. Следовало вспомнить, что предшествовало их вылазке в этот японский ресторанчик. Она и вспомнила. Игорь Андреевич вернулся домой в странной задумчивости. Потом затребовал отчет о том, чем она занималась целый день. Потом…
Потом состоялся странный разговор, в котором он упомянул о разводе и о том еще, что она желает ему смерти. Она растерялась от такой его проницательности, и тут же следом от него поступило предложение поехать куда-нибудь поужинать.
Что-то он задумал, но вот что?!
За размышлениями, в которых она протерзалась почти до полуночи, Влада незаметно задремала. Проснулась от сильной боли в спине. С вечера по лопаткам настучал благоверный. Да еще и уснуть пришлось в плетеном кресле, поджав под себя ноги. В спальню-то ее так и не позвали!
Она потерла ноющие коленки. Встала, осторожно прошлась по комнате, разминая затекшие ноги. Глянула на часы. Половина четвертого утра. Почему он не вызвал ее? Все так странно. Еще не было ночи, чтобы он не уложил ее в кровать слева от себя. А тут вдруг с чего-то позабыл о ней.
Влада приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Дверь их спальни была чуть приоткрыта, и оттуда доносилось отчетливое мирное похрапывание Игоря Андреевича. Значит, лежит на спине. Он всегда начинал храпеть, когда переворачивался на спину. Осторожно ступая на цыпочках, она подошла к супружеской спальне и заглянула в комнату.
Игорь Андреевич крепко спал. Правда, спал он не один. Слева от него, уткнувшись лицом ему в подмышку, мирно посапывала Татьяна! Их домработница Татьяна лежала сейчас на супружеской половине кровати, которую обычно занимала Влада, и рука ее хозяйски покоилась у Черешнева Игоря Андреевича на животе.
Что все это значит, черт побери?!! Что происходит вообще в этом сотню раз проклятом ею доме?!
Вечером он вывозит ее в свет, выставляя при этом на всеобщее обозрение буквально голой. А ночью спит в одной постели с домработницей.
– Когда же все это закончится, господи?! – прошептала Влада и пошла по коридору к гостевой спальне.
Как она устала от него, от жизни с ним и от жизни самой, наверное, устала тоже. Укладываясь под прохладные простыни на койку для гостей, которых в их доме отродясь не бывало, Влада впервые пожелала смерти именно себе, а не ненавистному Игорю Андреевичу.
Закрыть бы глаза, думалось ей, уснуть и не просыпаться больше. И не думать, не мучиться, не стараться понять, что на этот раз задумал сотворить с ней изощренный до подлостей ее совершенный Игорь Андреевич.
Она будто накаркала, напророчила беду! Как это говорится: не буди лиха, пока оно тихо? Точно так, точно так. Она сама и виновата: напророчила, накаркала, разбудила страшные силы.
Вскоре на окраине города ее сбила машина. И опять же сбила как-то странно. Не случайно будто бы, а словно дожидалась именно ее – Черешневу Владимиру.