Часть 2. До. Нейтан и Джордан

Глава 11. Нейтан

– Ты не обязана готовить мне ужин, – сказал я тете, когда она вытащила из духовки две форели, посыпанные зеленью.

Тетя частенько бывала несносной, но прекрасно готовила, вероятно, потому, что надо же чем-то заманивать гостей. Знаю, говорить такое не слишком любезно, но вряд ли она станет это отрицать. Она никогда не умела быть «милой».


– Если я не буду для тебя готовить, то кто тогда?

Я знал, что она пытается меня поддеть, но не проглотил наживку. Луиза постоянно пилила меня, что мне пора завести подружку. Конечно, из добрых побуждений – тетя не хотела, чтобы я страдал от одиночества. Я не мог объяснить ей, почему не хожу на свидания, если хотел сохранить ее расположение.

За ужином мы поболтали о всяком. Она готовила лучшую в мире картошку с чесноком, с хрустящей корочкой снаружи и мягкую как бархат внутри, я всегда просил добавку, и все равно было мало. Как обычно, тетя Луиза расспрашивала о моем отце (своем брате). И мне стало ее жаль, потому что он никогда о ней не спрашивал.

После ужина были чай и печенье. Я жевал уже третье печенье, когда она наконец перешла к делу:

– Я собираюсь изменить завещание.

Я не понимал, зачем она мне об этом сообщает, и поэтому спросил:

– И ты просишь меня этим заняться?

Я был уверен, что у нее есть юрист по имуществу, но вдруг она с ним поругалась?

– Нет, ты не сможешь.

– Почему?

– Потому что я оставлю все тебе.

Это заявление застало меня врасплох, и я чуть не подавился печеньем.

– Прости. – Я схватил салфетку, чтобы смахнуть со стола крошки, которые вылетели у меня изо рта во время кашля. – Ты же знаешь, что я не могу позволить тебе так поступить.

Я знал, что Луиза злится на детей, считает, что они ее бросили. И понимал, почему она благоволит ко мне. Я сделал для нее больше, чем все остальные члены семьи, вместе взятые. После смерти отца Чарли и Винни были совершенно потеряны и о себе-то едва могли позаботиться, поэтому кто-то должен был держать за руку бедную вдову. Луиза была беспомощна. Она зарабатывала деньги, но муж занимался всем остальным – домом, инвестициями, полол огород и менял перегоревшие лампочки.

Когда Чарльз умер, Луиза даже не знала, где лежит чековая книжка и в какой банк позвонить, чтобы заказать новую. Она нуждалась в помощи, нуждалась во мне. У мамы был отец, а у меня не было даже подруги (как мы уже выяснили), так что помощь Луизе заполнила дыру, которая могла меня поглотить. Я делал все, что она попросит, от обновления оперативной системы (телефона, компьютера, планшета, и все по новой) до прочистки засора в кухонной раковине. Она называла меня сыном, которого у нее никогда не было, и мне приятно было это слышать, но в то же время нет, потому что у нее был сын, только он не хотел иметь с ней ничего общего.

Я вроде бы должен испытывать восторг от того, что богатая тетя желает сделать меня своим наследником, но знал, что случится, если Луиза оставит деньги мне, а не детям. В нашей семье начнутся «Голодные игры», каждый будет жаждать крови. Чарли и Винни обвинят меня в манипулировании, обмане, принуждении, даже в откровенном воровстве. К тому же отец ни за что этого не потерпит и заставит вернуть все двоюродным сестрам, пусть даже деньги никогда им не принадлежали.

Я уже собирался допить чай и пожелать Луизе спокойной ночи, но тут тетя резко встала.

– Я хочу кое-что тебе показать, – заявила она.

Она развернулась и скрылась за дверью. Я поставил чашку и последовал за Луизой в кабинет. Когда она вытащила из ящика стола тонкую папку и я увидел, что написано на обложке, у меня началась нервная дрожь.

– Я подписала ее: «Смерть Луизы», – сказала она, будто предчувствовала, что я не поверю своим глазам, и не ошиблась.

Тетя сунула папку мне в руку и жестом велела открыть. Внутри лежал документ, озаглавленный «Последняя воля Луизы», где подробно описывалось, как именно она хочет умереть: не нужно искусственно поддерживать в ней жизнь, похороны должны быть скромными, только для членов семьи, и никто не должен видеть ее тело. Чтобы все прошло по плану, она все заранее подготовила: гроб, договор с похоронным бюро, сценарий похорон, а за исполнением ее воли будет следить модный адвокат из Беверли-Хиллз. Визитка адвоката и все документы лежали в папке, а написанное вручную письмо ее детям приколото сбоку.

– Луиза, – сказал я, когда все тело покрылось мурашками, – зачем ты мне это показываешь?

– Я должна была показать ее тебе давным-давно, – пренебрежительно фыркнула она и выхватила папку из моих рук. – Она будет лежать вот здесь. – Тетя засунула папку между записями о ремонте автомобиля и счетами за кабельное телевидение.

Позже я корил себя за то, что не уловил, почему она заговорила о завещании и последней воле, но тогда был просто ошарашен.

Мы вернулись в столовую, чтобы вместе убрать со стола, а потом я выгнал ее из кухни и помыл посуду. Намыливая и ополаскивая ее шикарные антикварные тарелки, я пытался осмыслить, что только что произошло. Почему Луиза показала мне свою папку с предсмертной волей? С чего вдруг решила изменить завещание? Всерьез ли хотела сделать меня своим наследником? Или просто проверяла меня? Постыдно, что Чарли и Винни отвернулись от матери, но я не мог украсть у них наследство. Если они вели себя плохо, это не значит, что я тоже должен так поступать.

Я размышлял о том, что сказал бы, если б она попыталась навязать свою волю. Если она не хочет, чтобы дети получили все, самым логичным решением было бы разделить состояние – оставить часть Винни и Чарли, часть мне и моим братьям и сестрам. Но я понимал, что она на это не пойдет; цель явно заключалась не в компромиссе, а в наказании. Я не знал, чем дети Луизы заслужили такое суровое наказание, но догадывался – и, как оказалось, правильно, – что отказ ее навещать был лишь верхушкой айсберга.

Луиза сама занималась финансовыми вопросами, но время от времени я просматривал ее счета – убедиться, что они в безопасности и она по-прежнему получает доход с инвестиций. Поэтому я знал, сколько денег поставлено на карту – более десяти миллионов долларов. Конечно, Луиза была жива, поэтому все эти разговоры о завещании и предсмертных желаниях – просто пустой звук. В ближайшее время никто не разбогатеет. Так я думал.

Луиза не говорила о своей болезни, и я не знал, насколько все серьезно. У нее вроде бы ничего не болело, но она так ослабла, что уже почти не выходила из дома. Дважды в неделю к ней приходила медсестра – я видел аннулированный чек на триста долларов для Сильвии Эрнандес, медсестры. Мне было любопытно, чем занимается медсестра во время своих визитов, но поскольку это не мое дело, я не спрашивал.

Я вытер последнюю тарелку, повесил истрепанное льняное полотенце на дверцу духовки и вошел в гостиную, чтобы поблагодарить хозяйку. Когда я увидел, что она задремала на жутко неудобном диване с высокой спинкой, у меня защемило сердце. Конечно, она бывала несносной, но кто бы не стал таким на ее месте? Когда-то она была магнатом, завсегдатаем модных тусовок, стояла на вершине. А теперь превратилась в больную старуху, которая даже не может не заснуть, перед тем как попрощаться с гостем. Предупреждающий знак? Или просто трудная неделя?

Позже я пожалел, что не потрудился это выяснить.

Глава 12. Джордан

Когда Эшли вернулась с прогулки без пса, я сразу понял – что-то стряслось.

– Эшли! Что случилось? Где Брандо?

– Ох, Джордан, что я натворила!

Она буквально рухнула на стул, и я присел на корточках перед ней.

– Вдохни поглубже и расскажи, что случилось, – попросил я, хотя все и так понял. Она отпустила Брандо с поводка, и он побежал, потому что «должен же он тоже повеселиться», только на этот раз убежал слишком далеко.

– Я всего на минутку спустила его с поводка!

Я предупреждал ее, чтобы не отпускала собаку в темноте, да и вообще в любое время суток. У нас уже было много тревожных звоночков: Брандо чуть не попал под грузовик, стремглав пересек Бульвар в час пик и наткнулся на питбуля вдвое больше размером. И это только те случаи, которые я видел собственными глазами. Но я подавил желание сказать: «Я же тебе говорил».

– Я только переоденусь, и мы его поищем, хорошо?

Я едва успел встать, как зазвонил ее телефон.

– Алло?.. Да! Да, это я! Он у вас?.. Буду через несколько минут!

– Кто-то его нашел?

Она кивнула, а потом снова расплакалась (но теперь от радости). Люди так же часто плачут от облегчения («Ваш муж поправится»), как и от горя («Мне жаль, но спасти его не удалось»). Я шутил, что именно по этой причине не пошел в отделение неотложной помощи – слишком много слез. Я научился сохранять спокойствие и собранность, когда незнакомец захлебывался в рыданиях, но с Эшли все по-другому. Я чувствовал ее боль так же остро, как сломанную кость. Наверное, именно так я и понял, что люблю ее.

Я не раз видел Эшли с разбитым сердцем – после того как прекратила существование ее театральная труппа, когда она не получила большую роль, для которой «создана», и после самой большой трагедии, когда умер ее отец. Она всегда извинялась, что «залила меня слезами», но я не возражал. Мне нравилось быть рядом, утешать ее, если жизнь подкинула проблем.

– Ты цела, он цел, – успокоил я, притянув ее в объятья.

За долгие годы мы много раз обнимались, и у меня не было причин считать, что сейчас что-то изменилось. Пока она не заговорила о нашем уговоре:

– Джордан… Ты помнишь наше соглашение? Насчет тридцатилетия?

Нет, нет-нет-нет! К этому я не был готов.

– Мы заключили соглашение? – тупо ответил я, надеясь, что она поверит в мое притворное замешательство.

Конечно, я не забыл о соглашении. Я вспомнил ее точные слова («Давай будем друг для друга запасными супругами!») и как она рассмеялась, когда я сказал: «Ладно». Вспомнил и поцелуй. И как мне пришлось сдерживаться, чтобы он не перерос в нечто большее, потому что я хотел ее, но не после трех рюмок текилы и всего выпитого. Если уж заниматься сексом, то на трезвую голову.

– Ну, не совсем соглашение, – сдала назад она. – Просто ты всегда рядом. И мне это нравится. И может, ну… что, если так будет всегда? Именно об этом мы и говорили.

Я сталкивался с разными пугающими ситуациями: проигрывал одно очко за пять секунд до конца матча, делал свой первый надрез не на трупе, говорил молодому и полному надежд диабетику, что не получится спасти его палец, ступню, ногу… Но ничто так не пугало меня, как Эшли, говорящая, что хочет выполнить уговор.

– Брандо ждет. Пойду переоденусь.

Я оттолкнул ее не потому, что не хотел выполнить уговор. А потому, что именно этого и хотел. Но не так. Как я отступил после того поцелуя, потому что хотел для Эшли большего, чем секс по пьяни, о котором она может пожалеть, в точности так же я уклонился от ее вопроса о браке, потому что хотел для нее большего, чем непримечательное предложение, которое ей пришлось делать самой. Счастливчикам делают только одно предложение за всю жизнь. Не стоит довольствоваться тем, которое проскользнуло невзначай.

Я знал, как обручились родители. Достаточно того, что я родился через четыре месяца после свадьбы. Мама всегда отрицала, что это был брак по необходимости, но я видел ее взгляд, когда подруги рассказывали, как им сделали предложение на вершине горы, о бархатных коробочках и шампанском, спрятанных в деревьях. А ее просто спросили: «Да? И что будем делать?» Я не хотел обручаться под тусклым флуоресцентным светом на кухне с мебелью из 70-х. Я тоже хотел забраться на горную вершину.

Почти все наши школьные друзья из Висконсина уже были женаты. Моя лента в Фейсбуке[6] состояла из сплошного потока обручальных колец и объявлений о свадьбе. Я просматривал фото с «белых вечеринок» в роскошных отелях и «гавайских вечеринок» на озере. Незнакомые люди становились родственниками, две семьи сливались в одну. Защитник из нашей футбольной команды только что заказал футболки с надписью «Она сказала да», и наши бывшие товарищи по команде надели их на его мальчишнике. По стандартам Среднего Запада, мы с Эшли далеко отстали: старый, просроченный, почти испорченный товар.

Здесь, в Лос-Анджелесе, нет ничего удивительного в том, чтобы оставаться холостым в тридцать, а то и в сорок. Местные ловили возможности, и я не имею в виду ничего плохого, мы ведь и сами приехали сюда за этим. Но такой образ жизни сказывался и на всем остальном. Мы как будто держались до последнего на всех фронтах – а вдруг появится что-то (или кто-то) получше.

И я некоторое время цеплялся за эти возможности. Мне хотелось узнать, почему «Бич бойз»[7] мечтали, чтобы все девушки были из Калифорнии, поэтому я и пытался перезнакомиться со всеми. Но через семь лет свиданий понял, что самая лучшая возможность всегда спала в соседней комнате.

Я повернулся к соседке спиной. Мне не хотелось видеть ее лицо. И совсем не хотелось, чтобы она увидела панику на моем. Заключая то соглашение, мы были пьяны, но это не значит, что я не готов его выполнить.

– Не нужно, – сказала она. – Я сама за ним схожу.

Я слышал в голосе Эшли разочарование. Я не хотел ее обидеть, просто ждал подходящего момента для нашей горной вершины.

И теперь я знал, что пьяное обещание не было шуткой, поэтому обязательно дождусь.

Глава 13. Нейтан

Я почти добрался до поворота на шоссе, как зазвонил телефон. И вдруг звонок резко прервался. Я посмотрел, кто это был: Луиза. Я нажал «перезвонить», но включился автоответчик. На светофоре горел зеленый, и я остановился на обочине, чтобы попробовать еще раз. Опять автоответчик.

Дома меня никто не ждал, за исключением пива и игры по телевизору, как каждый вечер. Если я не проверю, в чем дело, то буду терзаться от неизвестности. Я не страдаю от тревожности, но частенько касаюсь утюга, чтобы еще раз проверить, выключен ли он, несколько раз хлопаю по карманам, не забыл ли ключи, бумажник и телефон. К тому же все эти разговоры о завещании и смерти немного меня встревожили.

Поэтому при первой же возможности я развернулся и поехал обратно к Луизе – мимо «Данкин донатс», бургерной, заправки и целых двух «Старбаксов». В этом районе до боли скучно и серо, и на удивление много суши-баров и маникюрных салонов. Однако стоит только пересечь бульвар Вентура и двинуться вверх по склону, как ты словно переносишься из пресного Канзаса в изумрудные леса страны Оз. Район Луизы был буквально оазисом в пустыне – желанным отдыхом от монотонности долины и песчаного, перенаселенного анклава Манхэттен-Бич, где обитал я.

Свернув в круто поднимающийся вверх тупиковый переулок, ведущий к дому Луизы, я выключил радио. Я никогда не встречал соседей Луизы, но если они такие же колючие, как она, лучше их не беспокоить. Подъездная дорога к тетиному дому выглядела ужасно неприветливо, но я уже давно бросил попытки убедить Луизу привести ее в порядок. Всю карьеру она любовалась на идеально ухоженные брови, наманикюренные ногти, а также сшитые лучшими портными платья и костюмы – может быть, ее привлекал контраст? Или просто нравилась колдовская атмосфера, которую излучал переулок, ведь она хотела, чтобы ее оставили в покое.

Шелестел лес, мимо которого я проезжал. Мне всегда казалось, что в подлеске что-то движется – лабиринт из палой листвы и ветвей служил идеальным убежищем для крыс, енотов и прочих грызунов. Но, подъехав к дому, я увидел только одного дикого зверя – Луизу. Она стояла на крыльце с револьвером над головой, как знаменитая Энни Оукли из шоу «Дикий Запад».

– О Господи, – пробормотал я, остановив машину.

Я подумывал даже поднять руки вверх на пути к Луизе, чтобы она не приняла меня за Буффало Билла.

– Тетя Луиза! Господи, что с тобой? Что случилось?

– Кто-то проник на территорию.

– Ради бога, скажи, что ты никого не пристрелила.

Я не из тех, кто умеет обращаться с оружием. Я все-таки адвокат, а не снайпер и убиваю словами, а не пулями.

– Не говори ерунды, – фыркнула она.

Судя по визгливым ноткам, тетя была взбудоражена.

Поэтому я предложил:

– Давай я сделаю чай.

Мне больше не хотелось чая, да и она тоже наверняка пить не станет, но это был способ заверить, что я останусь, пока она не успокоится. Иногда Луиза испытывала мое терпение, но я воспринимал ее как мать, даже больше, чем свою настоящую. У меня были хорошие отношения с мамой, но я старший из четырех детей, и, видимо, для меня ее ласки уже не хватало. Луиза начала названивать мне примерно в то же время, когда перестала мама. В отличие от тети, я не жаловался на то, что меня отвергли, но мы оба понимали, как нас негласно сближает ощущение, что нас сочли нежеланными и недостойными.

Электрического чайника у Луизы не было, и я вскипятил воду по старинке, в пузатом черном чайнике на старой плите. Вытащил из сушилки еще влажные чашки, из которых мы недавно пили, и промокнул их изнутри льняным кухонным полотенцем, которое повесил на дверцу духовки всего несколько минут назад.

Я заварил ромашку, потому что она успокаивает, и принес в гостиную весь набор – чайник и фарфоровые чашки с блюдцами. Только я расставил чашки, как услышал странный звук. Как будто кто-то скреб пол под нашими ногами.

– Оставайся здесь. И не вздумай меня пристрелить!

Я зачем-то взял кочергу, которую сунула мне тетя, хотя все равно никого не сумел бы ударить, и вышел во двор.

Люди считают, будто в Лос-Анджелесе все времена года одинаковые, но хрустящий ковер листьев под ногами служил доказательством, что у нас есть осень, как в любом другом месте. Держась поблизости от дома, потому что именно так поступают проницательные люди, я обогнул его, пробираясь к заднему двору.

И на секунду остановился, прислушиваясь. Мне нравились ночные звуки: кваканье лягушек, стрекот сверчков, уханье совы вдали. Были близкие звуки, например шелест ветра в ветвях деревьев над головой, и более далекие, такие как скрип тормозов какого-то грузовика на бульваре. Я жил в кондоминиуме и слышал только ровный гул кондиционера, круглосуточно охлаждающего мою квартиру наверху. Я предпочел бы глубину и особенности леса, но в своей холостяцкой жизни и монотонной ночной музыке мог винить только себя и собственное неверное решение.

Стоя во дворе Луизы, я вспоминал тот звук, который мы слышали в гостиной. Легкий и резкий, как будто ногти (или когти) царапают сетку на двери. Я опустил взгляд на лаз в подпол… и увидел два смотрящих на меня больших карих глаза.

– Ну привет, привет. – Я отложил кочергу и присел, посмотрев в перепуганные глаза мохнатого незваного гостя. – Ты что, застрял?

Я отодвинул заслонку и достал бедолагу. Тот завилял лохматым хвостом. Прямо-таки комок шерсти и благодарности; он напомнил, что, помогая Луизе, я часто помогал и себе.

– Давай-ка пойдем в дом.

Хозяйка пса объявилась спустя десять минут. Уже по голосу в телефоне я понял, что она симпатичная, и не был разочарован. Из-под бейсболки струились густые каштановые волосы, а когда она улыбалась, то морщила нос, как крохотный аккордеон.

– Не хотите войти? – поинтересовался я не только потому, что Луиза заявила о желании извиниться.

– Я и так злоупотребила вашим гостеприимством.

Как только она заговорила, ее пес соскочил с дивана и бросился к ней, как мяч в ворота. От натиска она покачнулась, и на секунду я испугался, что девушка скатится с крыльца. Я чуть не протянул руку, чтобы ее схватить, но она восстановила равновесие, прежде чем я успел что-то предпринять.

Поначалу меня удивило, когда Луиза попросила показать гостье дом. Но потом мне пришло в голову, что тетя почувствовала химию, проскакивающую между нами, как мячик в пинг-понге, и понадеялась, что я наконец начну с кем-то встречаться. Нежданная гостья выглядела милой, но я не заслужил такую девушку и постарался, чтобы солировал только дом со своей эклектикой и лабиринтами.

Я показал ей ванную, столовую, любимую библиотеку тети, но гостья оживилась, только когда мы вошли в кабинет и ее взгляд упал на святилище Луизы.

– Это Барбра Стрейзанд?

– Да, – подтвердил я.

Кинозвезды не приводили меня в восторг – в конце концов, они обычные люди, я никогда не понимал, почему вокруг них поднимают столько шума. Судя по рассказам Луизы, большинство совершенно чокнутые, что неудивительно, ведь мы обращаемся с ними как с единорогами.

Тур был бы неполным, не загляни мы в тайный проход к кладовке. Эшли предсказуемо задохнулась от восторга, когда мы протиснулись через книжный шкаф, который на самом деле был дверью.

– Чудесно! – воскликнула она, когда мы оказались в крохотной комнатке рядом с кухней, где Луиза хранила все известные человечеству консервы.

– Этот дом полон секретов, – подтвердил я.

Я не стал погружаться в более темные тайны, которые хранила эта крепость посреди леса, потому что пока сам их не знал.

– Ну вот, мы вернулись туда, откуда начали, – объявил я, проведя ее через кухню обратно к Луизе, которая ждала нас на диване с высокой спинкой в гостиной.

– Спасибо, что позволили посмотреть ваш чудесный дом.

Когда она назвала себя актрисой, я не удивился. Все признаки были в наличии – симпатичное личико, кипучая энергия и неутомимая любознательность. Конечно, в этом городе полно актрис. Однако реакция тети меня удивила.

– Я двадцать пять лет занималась подбором актеров и могла бы вам помочь!

В чем помочь?

– За то время, что ты на пенсии, многое изменилось, – напомнил я.

– Что ты в этом понимаешь! Ты же занимаешься недвижимостью!

Мне хотелось поправить ее, что на самом деле я штатный юрист фирмы, а не какой-то мелкий продавец, пытающийся втюхать просторные трехкомнатные квартиры с гаражами на две машины. Но какой смысл? Конечно, я хотел произвести впечатление на Эшли, как любой мужчина хочет произвести впечатление на красивую женщину, но не искал подругу и не был ее достоин.

– Как насчет чая? – спросила Луиза.

А потом призывно посмотрела на меня, потому что любой мужчина из плоти и крови с радостью согласился бы.

– Простите, но мне пора, – соврал я, хотя никуда не торопился, и направился к двери.

Я бы с удовольствием выпил чаю с красивой актрисой, любительницей собак, но прекрасно понимал, что не стоит позволять Луизе брать меня под свое крыло.

– Что ты вытворяешь? – спросил я тетю, когда она пошла меня провожать.

Желание подружиться с незнакомкой совершенно не в ее характере, и меня снова пробрали мурашки тревоги. Может, это проявления ранней деменции? Или я упускаю что-то важное?

– Ты боишься, что она отравит мой чай? – отозвалась тетя, и я почувствовал облегчение хотя бы в одном.

– Только не обнадеживай ее, – предупредил я.

Не знаю, но почему-то я встал на защиту этой девушки, хотя знал ее всего десять минут.

– И тебе хорошего вечера, – сказала Луиза.

Конечно, самая лучшая часть этого вечера уже закончилась.

Глава 14. Джордан

– Как, по-вашему, что важнее – размер или чистота? – уточнил я у ювелира, разглядывая кольца с бриллиантами на несметные суммы.

– Размер, – ответил тот. – И днем, и ночью, – подмигнул он.

Неуместный сексуальный подтекст вызывал у меня раздражение. Я понимал, что безумно делать предложение женщине, с которой у меня никогда не было секса, хотя это практически единственное, чего мы не делали. Мы жили вместе, ели вместе, путешествовали вместе. Я подвозил ее домой из аэропорта, а она меня. В тот первый год в Лос-Анджелесе, когда мы оба были на мели и не могли съездить домой на День благодарения, мы даже вместе приготовили индейку, только для нас двоих. Я занимался птицей, Эшли остальным – картофельным пюре, зеленой фасолью и пирогом из батата. Мы с ней были как семья. За семь лет я узнал о своей подруге детства и соседке по дому почти все, за исключением того, какая она в постели.

– Вы наметили себе ценовой диапазон? – спросил ювелир.

Я только что начал стажироваться в спортивной медицине и еще не выплатил удушающие долги за учебу, так что с деньгами у меня было туговато. Но через несколько месяцев я начну зарабатывать гораздо больше, и решил не скупиться. Кольцо должно олицетворять наше будущее, ведь именно в этом и заключается смысл. Я предложу ей строить будущее вместе. Невозможно поменять обручальное кольцо, когда будешь зарабатывать больше – если все пойдет так, как запланировано, Эшли будет носить его до конца жизни. Обручальное кольцо – это декларация намерений, обещание, наше заявление для всего мира. Я хотел, чтобы оно было смелым и оптимистичным. Потому что именно такова Эшли.

– Я хотел бы купить самое лучшее кольцо, какое вы можете предложить, – заявил я. – Но, боюсь, могу потратить не больше пяти тысяч.

Я не собирался провести половину воскресенья в поисках обручального кольца, но, зная, что мы с Эшли желаем одного, набрался смелости и решил действовать. Я не могу поверить, что она помнит о том уговоре. Мы были пьяны, когда пообещали стать друг для друга «запасными супругами». Я думал, она шутит. Думал, что и сам шучу.

– Может быть, оправу ореол? – спросил ювелир.

Я не знал, что это значит, и лишь пожал плечами.

– Вот как здесь – центральный камень не очень большой, но оправа скрадывает это впечатление, – объяснил он, вытаскивая кольцо из витрины.

Камень был не круглый, но и не квадратный. Я уже знал, что такая огранка называется «подушка», наверное, потому что по форме камень напоминает диванную подушку – прямоугольную, но с закругленными краями. Вокруг располагалось штук сто крошечных бриллиантов, плюс еще больше бриллиантов на ленте, которая разветвлялась, обхватывая камень с обеих сторон. Кольцо буквально искрилось. Я взглянул на ценник. На тысячу долларов больше, чем я собирался потратить, но выглядело оно так, будто стоит вдвое дороже.

Я быстро подсчитал в уме. Арендная плата за дом не поднимется еще три года и, учитывая, где он находится, вряд ли вообще увеличится в обозримом будущем. Свой пикап я купил за наличные, а значит, за машину платить не нужно. У меня остался долг за учебу, но теперь, получив постоянную работу, я могу его сократить. На работе я ходил в медицинской форме, так что модная одежда и обувь мне не нужны. И я не гурман, чаще всего обед состоит из сандвича с индейкой, который я готовлю дома. Конечно, несколько безответственно потратить шесть тысяч на кольцо с бриллиантом, но разве делать предложение женщине, которую я даже не видел обнаженной, не безответственно?

– Ого! Выглядит так, будто из сказки.

– Вы знаете ее размер? – поинтересовался ювелир.

Я вытащил из кармана кусок проволоки. Эшли иногда носила кольцо на левом безымянном пальце. Мне не хотелось рисковать и брать его, но я проник в ее комнату и измерил кольцо, пока она была на работе. Проволока немного помялась, но как только ювелир натянул ее на мерный стержень, легла идеально.

– Пятый, – с улыбкой объявил ювелир.

– Это хорошо?

– Кольцо как раз пятого размера, – ответил он. – Таких маленьких у меня немного. Мне кажется, это…

Я закончил фразу вместо него:

– Это знак.

Мои представления о том, что я хочу видеть в партнерше, за годы поменялись. В двадцать с небольшим я влюблялся в девушек, которые выводили меня из равновесия, и я будто балансировал на краю пропасти. Меня возбуждала сама охота, и я не знал, когда девушка позвонит, да и позвонит ли вообще. Но ближе к тридцати понял, что не хочу жениться на той, от которой голова идет кругом. Я предпочел бы лучшего друга, ведь именно такой должна быть жена.

– Думаю, придется его купить, – сказал я, представив лицо Эшли, когда она увидит кольцо.

– Вы не пожалеете.

Когда ювелир упаковывал кольцо, на меня нахлынула волна дофамина. Я не испытывал такой эйфории с тех пор, как сделал трехочковый бросок, который принес нашей команде победу на чемпионате штата, а это было очень давно. Трудно будет дождаться ее дня рождения – терпение никогда не было моей сильной стороной. Конечно, я не знал, что к тому времени многое изменится, и ее вчерашние знакомые все испортят.

Глава 15. Нейтан

Проснувшись, я увидел на телефоне сообщение, которого давно боялся:


«Нужно встретиться».


Стояло солнечное воскресное утро, и я собирался сыграть в гольф с приятелями из юридической школы – занятие на целый день, а то и вечер, если включить последующую пьянку, которая, безусловно, лучшая часть всей игры.


«У меня гольф», – ответил я, хотя и знал, что ей плевать.

«Я могу только сегодня».


Точно, ей плевать.

Все случилось, как всегда происходят такого рода неприятности: слишком много свободного времени и слишком много выпивки. До этого мы несколько раз виделись, первый раз – на ее свадьбе, но это не самое неприятное. Меня влекли ее изгибы, пухлые губы и упругие икры, но она вышла за другого, так что я решил довольствоваться только видом.

В течение нескольких лет я встречал ее на разных сборищах – на дне рождения, концерте в парке, в зоопарке с ее мужем и маленьким сыном. А потом была эта поездка в горы, на лыжный курорт. Мы с ней оказались единственными, кто не катался, и долгие дни нам было нечем заняться, кроме как пялиться в окно и друг на друга.

Я твердил себе, что именно она сделала первый шаг, когда плеснула каплю виски в мой утренний кофе.

– Мы ведь в отпуске, – подмигнула она и сделала мне еще один кофе по-ирландски, только уже без кофе. Меня зацепило не то, как она подмигнула, а то, как провела языком по ободку чашки, когда сделала глоток, и на ее верхней губе остались взбитые сливки. Кажется, я сказал что-то невразумительное, вроде: «Нужна салфетка?» Вместо ответа она наклонилась ко мне, с перемазанными сливками губами, и сказала что-то абсурдное, вроде: «Ты будешь моей салфеткой».

Я понимал, что нужно немедленно уйти, надеть пальто и выйти на холод и снег. Но у меня не было машины. А на многие мили вокруг были только деревья и сосульки.

Я слишком перепугался, чтобы поцеловать ее (она ведь чужая жена!), поэтому нерешительно потянулся пальцем, и она обхватила его губами, как только он коснулся их. Ее подвижный язык решительно вознамерился меня соблазнить, и через несколько минут мы уже лежали обнаженными, сплетая руки и ноги.

А после я чувствовал себя полным дерьмом. Но это не помешало мне все повторить. Снова и снова. Каждый день в той проклятой поездке, иногда и дважды. Ведь я уже нарушил таинство брака, так какая разница, сколько раз мы будем этим заниматься, один или тысячу?

Я думал, когда мы упакуем куртки и я вернусь в свой город, а она в свой, все закончится, и мы больше никогда не будем об этом говорить. Но через несколько месяцев она начала писать мне. Сначала сообщения были сексуальными и игривыми («Мои взбитые сливки скучают», «Мечтаю о снежном дне», «Хочу каждый отпуск кататься на лыжах»). Но потом стали настойчивыми («Я умираю без тебя», «Не заставляй меня больше ждать!»). Я не поощрял этого, даже не отвечал, и считал, что она поймет намек. Мы жили далеко друг от друга, и я думал, что со временем все само собой разрешится. Пока дождливым субботним днем не получил тревожное сообщение, когда смотрел игру по телевизору («Я у твоей двери, впусти меня»).

Ее неожиданное появление испугало меня до чертиков, но я не мог оставить ее под дождем. И впустил.

Я наскоро подготовил речь – мол, ты прекрасна, самая лучшая, но мы не можем… И все это было правдой. Но когда она вошла в квартиру, в одном плаще на голое тело и с красной помадой на губах, слова застряли в горле.

– Как тебе удалось улизнуть? – спросил я, пока она вытиралась после душа, и она ответила, что наврала о подруге с младенцем, которой нужно немного отвлечься.

– Возможно, ей понадобится много раз так отвлекаться, – сказала она, и я снова испугался.

Не то чтобы мне не нравился секс с ней, он был великолепен. Она была страстной, изобретательной и неутомимой. Но навсегда принадлежала другому. По крайней мере, я так думал.

– Я собираюсь от него уйти, – заявила она, накидывая плащ. – Дождись меня.

Я твердил себе, что не виноват, если муж ее не устраивает. Что именно она изменяет, а ее муж заслуживает лучшей участи, нежели жена, которая спит с другим, и ему же пойдет на пользу, если она его бросит. И хотя все это было так, но еще не значило, что мы поступаем хорошо. Каким-то образом где-то между ирландским кофе и той встречей в дождливый день она почувствовала ко мне роковое влечение. И в точности как в кино ничем хорошим это кончиться не могло.

Загрузка...