– В сыскной полиции уверены, что Владыкин сам себе устроил позднюю отлучку, – сказал генерал-майор Козлов.
На этот раз его общение с Григорием Денисовичем происходило не в фортеции Трепова, а в доме № 24 по Большой Морской. Домом, состоявшим из основного, уходящего вглубь квартала, здания и рядом стоящего флигеля, владела Адмиралтейская полицейская часть, но у Козлова и еще нескольких чинов градоначальства здесь были отдельные кабинеты. Тут же в полном составе квартировала сыскная полиция, созданная при канцелярии обер-полицмейстера одиннадцать лет назад. Несмотря на малую численность для города с населением в семьсот с лишним тысяч человек, она успела завоевать серьезную репутацию. Воскресенье, как и прочие дни недели, было для ее сотрудников рабочим.
– То есть, Петр Константинович просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте? – вежливо уточнил Платонов.
– Да, так совпало. Стал жертвой банального убийства с целью грабежа.
– Но куда же он всё-таки шел?
– С этим сложнее. В близлежащих домах никто не опознал покойного по фото.
– Странно, правда?
– Правда, – согласился Козлов. – Объяснить его поведение пока не получается. Хотя случаи бывают разные. Может быть, кто-то не спешит признаваться.
– Вы начали с того, что удалось найти извозчика, который вез Владыкина, – напомнил Григорий Денисович.
Настенные часы, едва не заглушив его последние слова, гулко пробили десять.
– Да, извозчик забрал его на Мойке, прямо от парадного. Вместо адреса Владыкин назвал угол Столярного переулка и Малой Мещанской. Там и расплатился.
– Как выглядит извозчик?
Вопрос показался помощнику градоначальника неожиданным.
– Хм… Да как все извозчики. Армяк с кушаком, шаровары, сапоги.
– Бородат, конечно?
По тону Платонова невозможно было определить, шутит он или нет.
– На убийцу не похож, если вы об этом, – ответил генерал. – У него борода огненно-рыжая, ее легко запомнить.
– А на углу Столярного никто не ждал нашего любителя поздних моционов?
– Извозчик уверяет, что нет. Высадил Владыкина и сам удивился, зачем тот на Мещанскую пожаловал. Но ему-то что? Получил свои копейки, развернулся и укатил.
– Какие же дальнейшие планы у сыскной полиции? Что мне доложить его сиятельству?
Козлов потрогал стреловидный ус.
– Чего греха таить, при Иване Дмитриевиче Путилине9 дела обстояли получше. К сожалению, беда у него со здоровьем, пребывает в долгосрочном отпуске… Все силы бросаем на розыск посыльного.
Стук в дверь помешал продолжению беседы.
– Ваше превосходительство, дозволите? – вчерашний надзиратель, переодетый в штатское и теперь имевший вид вылитого конторщика, деликатно шагнул в кабинет.
Его глаза излучали нескрываемую радость.
– Взяли мальчишку!
Мнимому посыльному недавно стукнуло четырнадцать. Он был щуплым и невысоким даже по сравнению со сверстниками, одет наподобие подмастерья, обут в стоптанные башмаки и, кажется, не умывался сегодня. Его живые, темные глаза бегали туда-сюда, ни на ком и ни на чем не задерживаясь. На ум Платонову пришло сравнение с воробьем, подбирающим крошки перед хлебной лавкой.
Узрев перед собой Козлова в мундире, с шашкой на боку, мальчишка втянул голову в плечи, будто хотел спрятаться. Надзиратель Трубников, сообщивший начальству о задержании, развеял его иллюзии в прах.
– По уложению о наказаниях уголовных и исправительных, тебе каторга полагается. Знаешь об этом? – взял он быка за рога.
Задержанный шмыгнул носом.
– Помилуйте, барин…
– Судью будешь просить. Может, годик скостит.
– За что ж меня?
– За соучастие в убийстве. Как сообщник пойдешь.
Для скорейшего достижения результата опытный Трубников слукавил: мальчишке можно было вменить в вину не соучастие, а лишь пособничество. Впрочем, и за него закон предусматривал реальный срок, без скидки на возраст. Хотя в данном случае модный ныне суд присяжных мог и оправдать обвиняемого.
Этих нюансов страдалец не знал, поэтому в непритворном ужасе начал креститься.
– Какое такое убийство? Что вы, барин?
– Большого человека убили, генеральского звания. Ты помогал душегубу.
– Да что вы… Я только передал…
Растирая слезы по немытому лицу, Лёшка (так звали задержанного) выложил всё, что знал. Он добывал себе пропитание, крутясь возле французского ресторан «Донон», где столовалась самая чистая и денежная публика. Услуги посыльного были частенько востребованы завсегдатаями фешенебельного заведения, и благодарили, бывало, не жадничая. Лёшкин отец, каменщик, умер в позапрошлом году, перед этим страшно помучавшись, так как сорвался со строительных лесов. Мать подалась в прачки. В общем, не ахти какая удивительная житейская история.
Лёшку, по его словам, в пятницу, где-то ближе к девяти вечера, подозвал прилично одетый молодой господин и предложил заработать. Адрес оказался знакомый – там же, на Мойке. Надо было через швейцара передать запечатанный конверт, а на словах добавить, что Петра Константиновича просят спуститься, для него есть устное послание. Владыкину же следовало сказать, что друзья ждут его на углу Столярного переулка и Малой Мещанской улицы.
«Смотри, не напутай. Уши оборву!» – строго предупредил господин, выдав полтинник серебром. От такого, доселе невиданного им вознаграждения Лёшка полетел чертомётом. Исполнил всё, как было велено, и вернулся к ресторану. Наниматель похвалил его, подкинул еще гривенник и уехал на извозчике.
Пособника отыскали, шерстя всех подобных ему малолеток петербургского «дна». Сдал его приятель, перед которым Лёшка неосторожно похвалился полтинником. Поднят он был, действительно, с тюфяка в затрапезной каморке у Сенного рынка.
– На конверте что было? – рявкнул Трубников, куя железо, пока горячо.
– Ничего, – торопливо заверил Лёшка.
– Извозчик ждал этого человека? – вмешался Платонов.
Лёшка искательно поглядел на Трубникова, затем на Козлова. В Григории Денисовиче он, очевидно, не признал значительной персоны. Надзиратель кивнул: дозволяю, мол, говори.
– Нет, подкатил потом. Я видел.
– Опиши его.
– Худой такой, высокий.
– Бритый?
– Бороды не носит, да, – зачастил мальчишка. – Усы были.
– Как у него? – Платонов указал пальцем на Козлова.
– Не, маленькие, тоненькие.
– Глаза какого цвета?
– Серые.
– Точно? Не врешь?
– Господом Богом клянусь, спасителем нашим Иисусом Христом и пресвятой Богородицей! Чтоб мне провалиться! – несчастный Лёшка опять перекрестился.
Когда из допросной комнаты, устроенной на первом этаже, поднялись обратно в кабинет, помощник обер-полицмейстера выглядел озабоченным и несколько сконфуженным.
– Банальное убийство с целью грабежа… – как бы размышляя вслух, промолвил Григорий Денисович.
– Ох, лучше молчите! Что-то совсем скверное на наши головы падает, – Александр Александрович скорчил гримасу, как от приступа мигрени. – А мне к Федору Федоровичу в полдень идти, уже назначено.
– Итак, в деле не меньше трех сообщников?
Министр императорского двора и уделов также не испытал радости от услышанного. Григорий Денисович представил ему свой доклад в том же особняке на Фонтанке, где утром в субботу узнал об убийстве.
– Да, не считая мальчишку, разумеется. Он, по сути, тоже жертва, – заметил Платонов.
– Вы уверены?
– Сначала я подумал, что возле «Донона» орудовал человек из трактира Силантьева. Рост, комплекция, усики… Но глаза не подделать и не заменить. У того, кто днем встречался с Владыкиным, они ярко-голубые. Половой видел его близко и не мог ошибиться. Значит, налицо двое с усиками плюс непосредственный убийца, напомнивший свидетелям цыгана. Первый о чем-то разговаривал, второй выманил из дома, третий зарезал. В ресторан, между прочим, второй злоумышленник не заходил, там его не видели. Берегся, ожидал парнишку на набережной.
Граф Адлерберг пошуршал бумагами, отодвигая их на край необъятного стола. Двумя пальцами за тонкую ручку взял фарфоровую чашку с подноса, отхлебнул свежезаваренного яванского кофе, густой аромат которого сразу поплыл по кабинету.
– Тогда каков мотив преступления? – спросил он.
– Когда будем знать его, быстро найдем виновных. Пока ясно одно: Владыкин был как-то связан с ними.
– Прискорбно. Петр Константинович имел безупречную репутацию и мог успешно продолжить карьеру. Это дурная новость для государя.
Григорий Денисович скользнул взглядом по высоким книжным шкафам и окну, выходившему на набережную.
– Я вас понимаю, Александр Владимирович. В подчинении у Владыкина было всё первое отделение канцелярии, одиннадцать старших и младших помощников. Он ведал делами по хозяйственной, административной и распорядительной частям министерства. Круг обязанностей широкий, и зацепиться нам, увы, особо не за что.
– Но?
– Но я постараюсь.
Министр насладился напитком, сделав несколько глотков подряд, потом продолжил.
– Еще меня интересует странная записка, о которой вы упомянули. Полагаете, именно она лежала в том конверте, который принес якобы посыльный?
– Допускаю, – кивнул Платонов. – В ней печатные буквы, однако у них всё равно есть характерные особенности. Едва ли это почерк Петра Константиновича, я сравнивал.
– Что же такое «Кречет»? Условный знак? Пароль?
– Или прозвище. В любом случае слово ясно указывает на автора. А мальчишка просто сказал, куда следует приехать.
– Почему же адрес не доверили бумаге?
– Думаю, чтобы писать поменьше. И, согласитесь, сам по себе такой клочок не содержит абсолютно ничего подозрительного. Попади он не в те руки, что с того?
– Соглашусь, – подтвердил Адлерберг. – Ваши действия?
– Мой художник сейчас работает у Силантьева, рисует портрет человека, с которым беседовал Владыкин. Со слов трактирщика и полового. То же самое он проделает с парой свидетелей из дома № 4 по Малой Мещанской, а потом с Лёшкой, который сидит в сыскном отделении. У нас будут хотя бы примерные изображения всей троицы, – поделился своими планами Григорий Денисович. – Правда, на выпивох из Вологодской губернии я надеюсь слабо…
– Яхонтова к рисованию привлекать не будете?
– Не буду. Он сказал уже более чем достаточно, спасибо и на том. Иначе опять замкнется, пошлет подальше.
– Как вы вообще его разговорили? – допив кофе, министр поставил чашку на поднос.
– Благодаря общим воспоминаниям.
– Хорошо. Только вот не пойму, как нам помогут портреты.
– Они обязательно пригодятся. Не стану утомлять вас предварительными умозаключениями, скажу только, что хочу внимательнее присмотреться к жизни Владыкина вне службы.
– Кстати, что посоветуете по поводу полиции? Там не знают всего, что знаем мы.
Платонов улыбнулся краешками тонких губ.
– Пусть мы пока будем на шаг впереди.
Простившись с графом, он через черный ход выбрался на улицу и спустя пять минут был во дворе дома № 26 по набережной Фонтанки. Еще через минуту Григорий Денисович отпирал дубовую дверь квартиры на втором этаже. Не прошло и четверти часа, как в нее тихонько постучали: тремя короткими очередями по три удара. Гость коллежского советника, мужчина лет тридцати пяти с круглым веснушчатым лицом, одеянием походил на ремесленника из числа предлагающих починить что-нибудь по хозяйству, но таковым точно не являлся. Во-первых, был он налегке, без инструментов. Во-вторых, хозяин приветствовал его рукопожатием, как старого знакомого, и увлек за собой в гостиную.
– Как всегда, очень срочно, – не дав ему рта раскрыть, сказал Платонов, когда оба присели на стулья с плюшевой обивкой.
– Григорий Денисович, могли бы не говорить, – понимающе отозвался гость.
– Перво-наперво сделай копии, по числу своих молодцев, – с этими словами Платонов достал и положил на стол фотокарточку Владыкина. – Езжай в мастерскую к Штейнбергу, на Малую Миллионную. Предупреди, что от меня, обслужат без очереди. Задание такое…
От Силантьева он вышел ровно через минуту после своего собеседника, чтобы свернуть на Лиговскую, и увидел всё с предельно малого расстояния. Владыкин, правда, не замечал никого вокруг, на него будто столбняк напал. Во избежание отрицательных последствий пришлось чуть удалиться от места непредвиденного рандеву. Встреча завершилась быстро. Действительный статский советник бегом скрылся в недрах трактира, а бледнолицый тип в котелке беззаботной походкой свернул на Невский.
– Что это было? – без экивоков спросил он Владыкина, когда тот опять очутился на улице.
– Господи… – чиновник схватился за сердце.
– Только не умирайте. Кто вас напугал?
– Вы не представляете, какой это страшный человек! Он – глаза и уши министра, от него ничто не скроется…
– Так уж ничто?
Бледнолицый не оставил демонического впечатления. Если говорить начистоту, впечатлений от него вообще был ноль. Чернильная душонка из тысяч пустоголовых бумагомарак. У действительного статского советника просто расшалились нервы.
– Вы мне не верите, но он всё подмечает. Меня непременно спросят, зачем я сюда приходил, – в голосе Владыкина зазвучали панические нотки.
– Отвечайте, что чай пили.
– Нет-нет, так легко я не отделаюсь!
Чиновника била дрожь. «А ведь он действительно на грани припадка. Сам проболтается и нас погубит. Нельзя рисковать». Эта мысль и дала толчок дальнейшим действиям.
– Бросьте переживать, лучше попросите у начальства отпуск, – посоветовал он непринужденным тоном.
– Мне сейчас не дадут.
– Всё равно попросите.
Владыкин умоляюще протянул к нему руки, дотронулся до рукава поддевки, вызвав гадливое ощущение. Возникло острое желание оттолкнуть его.
– Мы с вами закончили, верно? Закончили? Я же принес то, что вам нужно…
На эти навязчивые приставания он грубо ответил:
– Ждите. Скоро узнаете.
Медведь наблюдал за ними со своей позиции. Оставалось отдать ему необходимое распоряжение. Стоило бы, конечно, перед тем как действовать, попросить совета, но времени на переговоры, похоже, не оставалось. Всю ответственность пришлось взять на себя. А впереди еще одно решение, куда тяжелее, и оно точно не обсуждается… Но это – наш сознательный выбор, назад дороги нет.