– Вот оно, наше пристанище на ближайшие четыре дня, – останавливая машину, объявил Энди Хантер.
Мы с Тэсс, ехавшие на заднем сиденье, приподнялись, бросая первые взгляды на Лонгвуд-хаус. Фронтальной частью он был обращен на юг. Над левым крылом дома пылал закат, пламя которого простиралось к востоку, широким розовым всполохом ложась на фасад и высвечивая все его детали.
Здание располагалось на небольшом возвышении посреди ровного участка земли, обнесенного лишь низкой, грубо сложенной из камней стеной, через которую ничего не стоило перепрыгнуть. От главной дороги она отстояла ярдов на пятьдесят. Перед ней не росло ни кустов, ни деревьев, но по ту сторону от дороги деревья были, и сквозь них проглядывала низкая горизонтальная дымчато-фиолетовая линия побережья.
У Тэсс, помню, вырвался восхищенный вздох.
Всего в два этажа, приземистый, но широкий, с пологой крышей, покрытой гонтом, и чуть выдававшимся вперед восточным крылом – Лонгвуд-хаус имел такую вот форму:
Построен он был из темных массивных бревен. Фасад украшал гипсовый орнамент, похожий на геральдические лилии. Закат играл на этом орнаменте розовым светом, превращая его в подобие герба какого-то древнего знатного рода. Широкие окна с перемычками, разделявшими стекла на четыре части, пылали розовым. Островерхую крышу над главным входом, шестиугольные эркеры на стыках двух крыльев и множество труб, двойных и тройных, которые выступали на фоне темнеющего северного неба, закат тоже не оставил своим вниманием. Дом походил на старый кряжистый дуб, но тем не менее выглядел аккуратным и ухоженным, равно как и подъездная дорожка из мелкого гравия, широким изгибом охватывающая весь черно-белый фасад.