«Тик-тик…так..»
Опять этот звук. Звук механизма часов, который едва запускается и сразу же глохнет. Не знаю, может мне это снится все время? Этот звук… А может уже крышу сорвало в свете последних событий? Смерть любимого деда, увольнение с работы отца, проблемы в школе у любимой сестрёнки…
«Наверное, я рехнулся, блин!» – пронеслось у меня в голове, прежде чем я вновь услышал этот звук.
«Тик-тик…так..»
Это часы деда. Это точно были они. И они неисправны! Ведь, кроме них, в комнате нет ничего с часовым механизмом! Дед мой дед…Я тебя очень люблю. Ну, зачем мне было передавать, якобы в наследство, старый запаянный циферблат (который я так и не смог открыть), с выгравированным кремлём на крышке и двумя кнопками сверху? Да ещё и «тикает» когда попало! И выкинуть жалко, все-таки память…
Я услышал за дверью чьи-то тихие шаги и звук выключателя ванной.
– Ма! – с придыханием воскликнул я.
Дверь в комнату приоткрылась.
– Чего ты…Чего орёшь, – сказала заспанная мама. Она выглядела очень смешно с растрепанными волосами и сбитыми в кучку глазами. Видимо, видела она до этого не последний сон. Бедная, не спала уже несколько недель, как и я, переживая за невзгоды, которые обрушились на нашу семью.
– Мам, часы вот эти запаянные…Деда. Он точно мне их передал? Они меня достали! Начинают «тикать», и опять перестают!
– Не знаю, – с раздражением выдохнула мама. – Дед всучил это твоему отцу и сказал "это Пашке!". Всё! Спи давай! Завтра в Университет!
– Знаю я… Что в университет… – буркнул я.
Повернувшись на другой бок, и услышав, что дверь в комнату закрылась, я стал вспоминать, как мы играли со своим дедом Игнатом в «военные действия» на балконе в его старой квартире. Так мы называли игру, которую придумал дед. Заключалась она в том, что мы разворачивали целые военные баталии между игрушечными солдатиками на горах и равнинах, сделанных из старых картонных коробок. Выигрывал тот, кто придумает лучше план наступления. Конечно же , выигрывал всегда я, и тогда я действительно думал, что это так. Это было самое лучшее время моего детства. И в этих счастливых детских воспоминаниях я уснул.
Дедов циферблат молчал.
Утро выдалось дождливым. Я шагал через лужи, поддерживая свой рюкзак поближе к телу, пряча нас обоих под своим тёмным зонтом. В лужах отражался серый город, играя точками падающих капель, и расходясь небольшими волнами по краям этих горизонтальных зеркал.
– Не… Это как всегда, – пробурчал я под нос. – Как дождь, так тридцать четвёртый не шевелится!
Неподалёку от остановки автобусов, с которой мне нужно было отправиться в университет, стоял мой транспорт и спал. Это был зеленый «ЛиаЗ» с облупившейся краской на бортах. Табличка «34» на лобовом стекле напоминала нечто вроде надписи ЗА, наспех написанной бардовой краской на белом картоне.
«ЗАД» – подумал я и усмехнулся.
Мимо пролетали нахальные водилы, поднимая брызги и заставляя, то и дело, прохожих отпрыгивать в сторону. Ничего не меняется в этом городе. Ничего не меняется в этом мире.
– Не спи, чуваГ! – услышал я знакомый, ехидный голос. Это был Ваня Блохин, по прозвищу Блоха, знакомый приятель, с которым мы учились в одном и том же учебном заведении, и с которым часто отправлялись на учебу по утрам вместе. Он выглядывал из окна пассажирского сидения, подъехавшего к остановке автомобиля «Жигули» блевотного оттенка. На таких машинах могут ездить только псевдо панки, типа Блохи, или например приезжие гости соседних стран, «бомбящие» и зарабатывающие «всьо дла сэмьи».
– Не спи говорю! Прыгай в машину, дохлик, а то простудишься – помрешь!
– Да иди ты… – проговорил я, но в машину сел.
За рулём сидел незнакомый темноволосый парень, с татуировкой крыла на шее. Рядом сидел Блоха и улыбался своими десятью кривыми зубами.
– Знакомься, ЧуваГ, это Ромб, – сказал он. – Он подкинет нас до универа! Да Ромба?
– Можно просто Роман, – тихо произнёс молодой водитель, и сложив руку локте, протянул кисть мне через плечо назад.
– Павел, – сухо сказал я, пожав руку. Странно, но руку немного обожгло от этого рукопожатия, как будто я на секунду прикоснулся к горячему чайнику.
– Чува-а-аГ! Чё ты! Как ты?! – ухмылялся Блоха, глядя на меня. У него была дурная привычка всех называть Чуваками с буквой "Г" на конце. Это меня всегда выбешивало. Но я смирялся, глядя на это лицо. На это недоразумение вместо лица. Все таки он забавный по-своему. Забавный такой ЧуваГ.
– Нормально все. Ты, это…Сегодня во сколько освобождаешься? – спросил я спешно. Учились мы с ним в разных группах на одном факультете. И иногда, как и по утрам, вместе выходили из стен родного заведения.
– Кто знает! У меня сегодня Пинк Флойд тянет пару последнюю… Ты ж догоняешь, что он может протянуть, хрен знает, сколько! И хрен сбежишь ведь! Чёртов Пинк Флойд!!
В конце Блоха выкрикнул так, что изо рта брызнуло на спинку сидения.
– Ты осторожнее плюйся! – строго проговорил Рома-водитель. – сейчас все чистить будешь!
– Ладно-ладно, Ромба! Не злись только! Нам ещё ехать вместе десять километров! – веселился Ваня Блохин и обернувшись ко мне спросил, – А чего, ты хотел опять понюхать у нас на базе ржавые струны?
«Понюхать на базе ржавые струны» означало прийти к ним в гараж, где они собирались вчетвером и играли панк версии современных попсовых хитов, или абсолютно идиотские песни собственного сочинения на двух-трех аккордах. Группа их называлась «Зелень» – очень концептуальное название, не правда ли?