Да, это очень страшное слово. Я его услышал от мамы Светы где-то через 2-3 недели после зачатия. Сделав важное научное открытие о моем существовании, мама Света, к моему изумлению ни разу не обрадовалась, а наоборот, как-то напряглась, озаботилась и сказала это страшное слово, как беспощадный и несправедливый приговор.
Услышав это слово, я немедленно впал в жуткую депрессию и страшную обиду. За что меня так? В чем я виноват? Я могу понять, если бы, например, папа Ваня, раскрыв тайну моего создания, возмутился и набил морды папе Осе и маме Свете. Но даже он в припадке жуткой обиды не стал бы наказывать меня никак, я в этом уверен! Не только потому, что папа Ваня исключительно добрый человек. Просто в чем моя личная вина? Ни в чем! Охота искать виновных? Пожалуйста, я вам даже помогу в этом. Их тут целая армия. Виноват папа Ося, в том, что засунул свой аппарат в маму Свету, в чужую жену, кстати, что тоже важно. И при этом даже не предохранялся. Виновата сама мама Света, что позволила это сделать папе Осе. Папа Ваня, ты меня, извини, но ты тоже виноват. Следить надо за своей женой, раз уж женился! Виноваты также мои дедушка и бабушка со стороны мамы Светы, потому как плохо воспитали свою дочь. Виноват также педагогический коллектив музыкального училища, забросив занятия по предмету "Этика и психология семейной жизни для современных девушек".
А моя вина в чем? Когда я был простым сперматозоидом, я мало чего понимал в жизни, руководствовался в основном животными инстинктами. Точнее сказать, только одним инстинктом, инстинктом выживания. Какой с меня спрос, я вас спрашиваю? В тот роковой час папа Ося мощной струей выбросил меня в маму Свету, и я просто поплыл по течению, в буквальном и переносном смысле слова. У меня был небольшой шанс выжить, примерно 1 из миллиарда. И я этот шанс реализовал. Победителя не судят! Тем более, не казнят.
А вот интересно, если бы папа Ося вставил меня не в маму Свету, а в какую-то другую девчушку, например в Ольгу или в Лену, и, допустим, мой сперматозоид опять победил в этом стандартном соревновании, то кто тогда образовался бы в результате, я или не я? Ну, как личность? Вот такой интересный вопрос пришел мне в голову, но тогда было не до пустых философских размышлений. Надо было как-то спасать свою душу, да и тело тоже, заодно. Опасность была нешуточная.
В этой стрессовой ситуации я не только научился идеально читать мысли мамы Светы, но даже посылать ей кое-какие сигналы от себя, которые, увы, она понимала плохо и трактовала как-то своеобразно.
"Зачем, зачем ты меня хочешь убить?!" – кричал я, пытаясь протолкнуть свои сигналы в мозг мамы Светы, – "что я тебе сделал плохого? Сижу тут тихо, никого не трогаю. Мог бы и примуса починять, если бы они тут были".
"Мне надо учиться, диплом получить", – отвечала мама Света, – "Ты будешь мне мешать. Да и вообще, кто ты такой, свалился тут на мою голову, точнее, в мой живот. Ты – никто, и звать тебя никак".
"Дура, ты дура", – оскорблял я родную мать от полного отчаяния, – "не буду я тебе мешать учиться, буду только помогать. Подсказывать буду на экзаменах".
Не только я уговаривал маму Свету отказаться от рокового решения. Делали это другие близкие люди, но делали это как-то ненастойчиво, без эмоций, демонстрируя свой эгоизм и отсутствие желания реально помочь маме Свете, хотя бы психологически. А уж на меня было вообще всем наплевать.
– Ну, ты это, того, Светлана, – бормотал добрый папа Ваня, – может, это, того, не надо? Пусть живет, раз уж, так сказать, нарисовался. Прокормим как-нибудь. Вот, у меня в бригаде работает узбек Абдулла. Он младше меня, а уже 5 детей настрогал и работник отличный. А у нас пусть хоть один ребенок будет. Хотя, стоп, минутку… А он точно от меня?
– Тьфу на тебя, – ответила мама Света и побежала консультироваться к папе Осе.
– Ты, старуха, успокойся и не дури, – посоветовал папа Ося, – че ты дергаешься? У тебя такая куча спонсоров, сама женщина солидная, замужняя, какие проблемы-то? Короче, рожай спокойно. Но учти, во время беременности никакого ортодоксального секса. Чтобы не беспокоить ребенка. Только минет и анал. Понятно? Запомни, а то этот твой поц совершенно не знает, как правильно ухаживать и обслуживать беременную женщину. Кстати, давай, прямо счас и сделаем минет. Ты меня возбудила. Взволнованная такая, раскраснелась. Тебе идет.
И наглый папа Ося схватил маму Свету на уши и каким-то неуловимым движением поставил ее на колени. Затем достал свой член и нежно провел им по маминым губам. Мама Света сначала возбудилась, но потом быстро опомнилась, возмутилась, вскочила с колен и врезала папе Осе ладонью по морде.
– Эх, – разочаровано сказал папа Ося, – какая ты невоспитанная драчунья!
– Тьфу на тебя! – закричала мама Света уже второй раз в этот день, – какие же вы все животные! Чуть уши не оторвал!
И побежала к своим родителям.
Мои дедушка и бабушка новость о моем существовании восприняли довольно равнодушно. Хочешь рожать – рожай. Не хочешь рожать – не рожай. Они были еще довольно молоды, им обоим не было даже сорока лет. Поэтому желание иметь внуков еще не овладело ими в достаточной степени, чтобы уговаривать рожать свою дочку.
– Не так страшно быть дедушкой, как спать с бабушкой, – глубокомысленно заявил мой дед, тем самым подписав мне смертный приговор.
Тут я подумал, что бабушка отзеркалит фразой, "не так страшно быть бабушкой, как спать с дедушкой", но нет. Она просто промолчала. Похоже было на то, что она боялась именно стать бабушкой, а вовсе не спать с дедушкой.
Так или иначе, мама Света двинулась в больницу, где прошла предварительную консультацию по аборту.
– Категорически осуждаю и не одобряю, – заявил маме Свете врач, – аборт первенца, да еще и вполне здорового является очень глупым решением, тем более в вашем случае. Вы замужем, материальное состояние хорошее. Настойчиво советую отказаться от этого опрометчивого шага.
Затем доктор сделал паузу, дав маме Свете 5 секунд времени на обдумывание, после чего продолжил.
– Оплатите операцию в кассе, и жду Вас завтра в 16-00. Вот памятка, как подготовится и что взять с собой.
Мама Света оплатила операцию, и мы пошли домой.
Я очень сильно не хотел умирать. Также сильно, как, например, не хотите умирать Вы сейчас. Меня пугали страшные боли, когда меня будут железными щипцами вытаскивать из моего маленького уютного домика. Oh, home, sweet home! Я уже привык считать этот домик своим, обдумывал всерьез, как тут в принципе можно что-то сделать лучше, красивее. И тут выясняется, что это не мой дом, а просто аренда. Причем владелец может выкинуть меня в любой момент, даже не спросив моего мнения, а ведь мог бы, хотя бы просто из вежливости. После того как меня вытащат силой этими страшными щипцами… Да я в курсе, что сейчас используют более гуманные способы убийства путем вакуумного высасывания. Но по мне щипцы лучше, так я умру сразу в своем доме, без дополнительных мучений. А потом пусть они издеваются над моим телом, как хотят.
Интересно, они сделают мне могилу, гроб, памятник какой-нибудь? Вряд ли. Я даже для мамы Светы не человек, а так, какая-та лишняя субстанция в ее животе, вроде аппендикса. Впрочем, мне все равно, какая мне разница, будут они мне ставить памятник или нет? Мне от этого ни жарко, ни холодно.
Но гораздо более страшно мне было от мысли о "небытие". Как это так умереть? Вот я сейчас живой, я все вижу, слышу, чувствую, думаю, а тут раз – и меня нет. Как это так? Я не понимаю. Мне ужасно страшно от этого непонимания. Я очень хочу жить. Я привык жить. Я так сильно старался, чтобы начать жить, а тут раз – и все. Страшно. Обидно. Непонятно.
На следующий день мы с мамой Светой отправились на мою казнь. Подвез нас папа Ваня, добрый человек, сволочь такая. Помню, был приятный осенний день. Было не жарко, но и не холодно. Пели птицы, ходили веселые люди, всем было по фигу, что меня сейчас будут убивать медленно и настойчиво.
Не буду долго тянуть кота за хвост, рассказывать о своих тяжелых моральных муках на пути в больницу. Потому как все эти воспоминания никакого удовольствия мне не доставляют. Скажу сразу и быстро, да, мне удалось спастись. Спастись чудом, случайно, в самый последний момент. И спасли меня не родные люди и не врачи. Спасла меня совершенно чужая и незнакомая женщина, точнее, девочка. Ей было от роду, наверное, месяцев 6 или 7, она лежала в большой детской коляске у входа в больницу и тихо плакала от какого-то своего горя. Наверное, просто описалась и ощущала дискомфорт.
Мы с мамой Светой подошли к коляске. Мама подумала, посмотрела по сторонам и начала тихонько покачивать коляску. Это произвело благоприятное впечатление на ребенка. Девочка перестала плакать, затем внимательно посмотрела на нас и вдруг радостно засмеялась, бодро засучив своими ножками. Пеленки развернулись, и довольная девочка выставила свое хозяйство на наше обозрение.
– Господи, боже мой, что надо делать-то? – растерялась мама Света, – почему с ней никакого нет? Украсть же могут ребенка. Что же мне теперь делать?
– Снять трусы и бегать, – довольно зло съязвил я в ответ, но признаю, эта славная девчушка слегка отвлекла меня от мрачных мыслей.
Тут подбежала молодая женщина, то ли мать, то ли просто нанятая девушка для ухода за ребенком, не знаю. Она нас поблагодарила, объяснила, что отошла только на несколько секунд выкурить сигаретку подальше от ребенка, чтобы не травить малышку ядовитым дымом.
– Курить вредно, – строго сказала мама Света, а потом спросила, – а как зовут девочку?
– Это наша Светочка, наш сладкий Светик-Семицветик, – радостно ответила женщина.
Неожиданно это произвело на маму Свету сильнейшее впечатление. Она прошептала, "это знак", затем решительно пошла по направлению к стоянке, где в машине нас терпеливо ожидал папа Ваня.
– Домой, – сказала мама Света, залезая в машину.
– Так быстро? – удивился папа Ваня, – ничего себе скорость процесса! Больно было?
– Идиот, – прошипела мама Света сквозь зубы.
Я был на седьмом небе от счастья. Не может быть, я буду жить! Нет ничего проще сделать человека счастливым. Объявите ему смертный приговор, потом, за пять минут до исполнения, отмените его. Долгое время после этого человек будет очень счастлив. Если, конечно, сразу не умрет от инфаркта.