Пыльная, ухабистая, разбитая дорога мерно уходила под брюхо «UH-1», старого доброго «Хью», воздушного транспорта морских пехотинцев вот уже добрых три десятка лет. Дорога шла по местности, где почти ничего не росло, – она шла от деревни к деревне. Все деревни на этой дороге были похожи одна на другую – нищие халупы с земляным полом, часто сделанные из разнокалиберных обломков погибших кораблей, куски от которых можно набрать на берегу, изъеденные ржавчиной. Если посмотреть на карту, то большая часть страны – это просоленная пустыня, где ни черта не растет, только у берега есть зеленые оазисы. В деревнях полно старых, ржавых машин – сержант Маркс говорил, что он своими глазами видел «Фиат» тридцать третьего года, и с виду он был даже на ходу. Бензина нет, и все, кто ездят по этим проклятым дорогам, – это конвои с гуманитарной помощью да вооруженные бандиты. Сержант Оливер Нули, наблюдатель, прибывший в Сомали с миротворческой миссией, просто не мог понять – а чем эти люди питались до того, как сюда пришли миротворцы, чем они зарабатывали на жизнь. Ведь должны же люди на что-то жить, и страна тоже должна на что-то жить, правда?
Сомали, по сути, никогда не была единой страной, выделялось британское Сомали и итальянское Сомали. Народы, жившие в этих частях Сомали, тоже были во многом разные, наверное, было бы глупо объединять их в одно государство. Но тем не менее – объединили, когда Европа покидала Африканский континент, на такие мелочи особо не обращали внимания, есть Сомали, и все.
Страна прожила мирно примерно тридцать лет под властью марксиста, генерала Мохаммеда Сиада Барре. Ловилась рыба, была какая-никакая промышленность. А началось все в девяносто первом, когда племенные ополчения с севера страны и группа генералов свергли генерала Барре, а потом передрались между собой.
ООН начала операцию «Возрождение надежды», основой которой был порт Могадишо – один из ключевых портов на восточном побережье Африки, хорошо оборудованный, он способен был переваливать огромное количество грузов, а переваливал только гуманитарную помощь, ее привозили на морских судах, разгружали, учитывали и отправляли конвоями в глубь страны. Эти конвои были лакомым куском для всех видов банд, расплодившихся во множестве после того, как власть рухнула. А власть рухнула, это было не так, что на смену одному генералу-диктатору пришел другой генерал-диктатор, это было именно обрушение власти, война всех против всех. Источников пополнения казны у группировок не было, здесь невозможно было выращивать ни опиумный мак, ни коноплю – поэтому единственным источником дохода было разграбление миротворческих конвоев. Продовольствие (и сами машины зачастую) изымалось и не передавалось, а продавалось местным жителям, или частично передавалось, но только своему клану. Армия и полиция разбрелись по кланово-племенному признаку, в армейские части вливались ополчения из того же племени, получались огромные банды, они передвигались на внедорожниках и пикапах, на которых были установлены снятые с боевой техники пулеметы. Рельеф местности диктовал именно такой стиль войны – стремительный налет, огонь и отход, что-то вроде моторизованных тачанок, которые применялись и в городах.
Самым сильным был клан хабр-гадир, его возглавлял учившийся в Москве генерал сомалийской армии Мохаммед Фарах Айдид. Он контролировал Могадишо, и ему тоже нужно было продовольствие для своего воинства и клана.
Напряженность нарастала в течение всего девяносто третьего года; сначала в Сомали работали частные контракторы, охраняя караваны с продовольствием, потом ООН была вынуждена ввести миротворческий контингент из пакистанцев, потому что банды грабили сразу порт, не дожидаясь выхода конвоев. Потом в стране появились еще миротворческие подразделения, в том числе американские. Напряжение между сторонами начало нарастать, потом двенадцатого июля девяносто третьего американский вертолет «Кобра» с вертолетоносца ударил по дому, где должен был быть генерал Айдид, высадил по нему восемь ракет «Тоу» и весь запас снарядов, – а в итоге погибли шестьдесят женщин и детей. Этот инцидент окончательно определил симпатии простых сомалийцев, теперь они ненавидели миротворцев, которые распространяли продовольствие и боролись с летучими бандами, и поддерживали бандитов генерала Айдида. Сам генерал Айдид скрывался, взять его было непросто, хоть это пытались сделать и не раз. Уже были потери.
Вертолет, на котором сейчас летел сержант Нули и еще несколько морских пехотинцев, был обычным дневным патрулем, он патрулировал дорогу на Бадойа, город в глубине страны, примерно в двадцати километрах от Могадишо. Вертолетные патрули оказались самым эффективным оружием в борьбе с моторизованными бандами, а обычные вертолеты с пулеметами и снайперами использовали потому, что «Кобры» использовать запретили. Считалось, что у бортстрелков и снайперов – больше возможности по опознанию цели, да и меньше возможности угробить целый дом одной ракетой, откровенно говоря. Короче – скальпель вместо топора.
Вертолет был переоборудован специалистами по подобного рода операциям на борту десантного вертолетоносца «Триполи», болтающегося на рейде Могадишо, в канонерский вариант; для этого по правому борту установили «GAU-21» с коллиматорным прицелом, подобным тому, какой в свое время устанавливался на бомбардировщиках. Пулемет вел огонь через открытый люк правого борта, штатный «М60» с правого борта сняли. Экипаж вертолета помимо двух пилотов составляли три человека – хэвиганнер, то есть стрелок из бортового пулемета, и два наблюдателя, один из них был вооружен пулеметом «М60Е1», второй – однозарядной винтовкой «RAI-500». Правила проведения миротворческой операции требовали открывать огонь только в ответ – но иногда это правило нарушалось, потому что если под тобой внедорожный пикап, в кузове которого установлен «ДШК», – у тебя на принятие решения есть несколько секунд, а если стрелок «ДШК» откроет по тебе огонь первым с расстояния в несколько десятков метров – шансы выжить стремятся к нулю. Поэтому, заметив вооруженные машины, стрелки обычно просто открывали по ним огонь.
Патрулирование толком еще не началось, они недалеко отлетели от Могадишо, внизу были люди. Много людей, они просто шли по этой пыльной дороге в свои селения, неся на спине то, что удалось раздобыть в городе, чаще всего это была гуманитарная помощь, рис и типичное для Африканского континента сорго. Куда реже попадались повозки, запряженные тощими, костлявыми осликами, – ослов надо было кормить, а есть было нечего и самим, ослы считались признаками богатства. Ехали и машины, но совсем редко – чаще всего японские, старые, разбитые, с наращенными бортами, перегруженными сверх всякой меры.
Хэвиганнер, сержант Рик Бирмингем, от нечего делать затянул старую добрую «Красотку Мэри», поскольку каждый член экипажа был подключен к внутренней радиосети вертолета – слышали это все. Оптимизма это не добавляло – скорее наоборот. Когда они только входили – проблем найти компанию для американского морского пехотинца не составляло, но вот совсем недавно при обследовании у двух парней обнаружили СПИД. СПИД на Африканском континенте вообще был большой проблемой, от него в будущем могли вымереть целые страны. Конечно, все они ходили в увольнительные, но при этом соблюдали осторожность, а эти придурки... мало того, что себе жизнь загубили, так и всех остальных подвели под монастырь. Оба были белыми... техасские маменькины сынки, попавшие в страну, где за пару долларов можно обеспечить себя компанией сразу из нескольких телок, и... обеспечили. Теперь увольнительные запретили.
– Эй, хэвиганнер. Может, заткнешься? – прозвучал по связи голос майора Тома Нуссио, первого пилота.
– Сэр, вам не нравятся старые добрые американские песни в стиле кантри? – осведомился хэвиганнер.
– Нет, парень, мне не нравится твое исполнение. От него хочется завыть на луну. Лучше обрати внимание на селение, там два дня назад обстреляли конвой. Я собираюсь сделать круг, а ты посмотри, что там к чему.
– Есть, сэр! Так точно, сэр!
– И всем остальным тоже повнимательнее...
Вертолет отклонился от курса, пошел по дуге, чуть набирая высоту. Было видно, что в селении жизнь замерла, все бросились с улиц.
– Эй, кажется, эти парни нас боятся, Нули! – крикнул хэвиганнер, он любил доставать новичка по поводу и без. Это не значит, что у него был мерзкий характер, просто ему надо было на ком-то оттачивать свой острый язык.
– Да, сэр! – крикнул Нули, придерживая пулемет. Работы у него пока не было, это не трасса. Поэтому он просто сидел, придерживая в коленях пулемет.
– Парень, расслабься! Мы над Диким Западом!
– Для Дикого Запада тут слишком много ниггеров! – крикнул второй наблюдатель, капрал Бретт Перкинс. Сам черный как смоль, родившийся в Нью-Йорке, в скверном районе, он больше других ненавидел эту страну и ждал, пока сможет вернуться из этой командировки. У него был календарь, он держал его в укромном месте и отмечал дни, протыкая их булавкой.
– Эй, парень, да это же твои предки!
– Я сильно сомневаюсь в этом, сэр. Просто мой папаша сильно загорел на солнце, понимаете, в чем дело.
– Ха-ха-ха...
Смех сменился хрипом, они даже не услышали выстрелов, но сержант Бирмингем вдруг навалился на пулемет, выхаркивая кровь, а через секунду пули хлестнули и по пилотской кабине.
– Твою мать!
Вертолет тряхнуло, ощутимо запахло дымом.
– Где он? Вы его видите? Видите?!
Нули не мог смотреть, вертолет шел с креном влево, в его секторе обзора было только небо, и он понимал, что если сейчас отстегнется, то, скорее всего, вылетит в распахнутый люк десантного отсека. Первый прыжок – он же последний.
– Не вижу, парень!
– Из деревни бьют! Пулемет бьет из деревни!
Вертолет, так и не выправив крен, пошел от деревни, выходя из зоны огня. Бурая сомалийская земля, проносясь в распахнутом десантном отсеке вертолета, превращалась в смазанную полосу, на которой нельзя было ничего разглядеть. Вслед вертолету летели пули.
– Всем, кто меня слышит, всем, кто меня слышит. Я Красноногий-два, подбит над деревней, семью километрами западнее Могадишо, снижаюсь!
– Сэр, у нас утечка в гидравлике! Мы не дотянем!
Вертолет трясло, хорошо хоть пока не разворачивало, хвостовой винт не был задет, но турбина шла вразнос. Гарью пахло все ощутимее.
– Сажаю вертолет!
Из последних сил раненый майор Нуссио вытягивал вертолет, пытаясь погасить скорость и найти более-менее нормальную площадку. Ни то ни другое до конца сделать не удалось, вертолет плюхнулся у подножья невысокого холма, плюхнулся на лыжное шасси, пропахал несколько метров и остановился. Передние стойки шасси сломались, и пару метров они проехали носом. Туча пыли, поднятая при падении, скрыла происходящее от посторонних глаз...
Сержант Оливер Нули пришел в себя первым – посадка была жесткой, и он потерял сознание, но пришел в себя почти сразу – кресло и привязная система спасли от серьезных травм. Вертолет стоял на земле непривычно криво, оседала поднятая ударом пыль, лопасти несущего винта еще вращались...
Надо выбираться...
Отстегнувшись, он первым делом поднялся, почувствовал себя – похоже, ничего не сломано. Кто-то застонал впереди, сержант на коленях пополз туда.
Это был капрал Перкинс, его едва не выбросило из вертолета, но он как-то удержался. Сейчас он был серым – и не от пыли, а от боли...
– Что с тобой?
– Оли... – капрал попытался подняться и не смог, – черт... Кажется, здорово приложило...
Капрал не пристегнулся. У пулеметчика было кресло жесткое и неудобное, но все лучше, чем свернуть себе шею. А может быть – он отстегнулся, пытаясь помочь сержанту Бирмингему... помог.
– Ты можешь двигаться?
– Кажется, нога... и что-то не то со спиной.
– Подожди. Сейчас...
Аптечка была прямо в десантном отсеке, большая белая коробка с красным крестом. Едва не рассыпав ее, сержант Нули начал оказывать помощь, от вида пропитанной кровью штанины становилось дурно. Он не был полевым фельдшером, его учили оказанию первой помощи, но манекен – это одно, а старина Перкинс, с которым ты пил кофе утром, – совсем другое.
– Двигай на холм... – кривясь от боли, сказал Перкинс. Хоть он и был младше званием – но служил он тут в несколько раз дольше, чем Нули, и совет его был не лишним.
– Что?
– Двигай... на холм... меня не трогай... они придут сюда и добьют нас. Уже идут... вся округа сбежится. Иди, давай.
Сержант посмотрел, что с Бирмингемом. Пуля попала прямо в горло... один, но чертовски точный выстрел... не-ужели снайпер? А почему бы и нет, они шли кругом, поправки считать намного проще...
– Оли...
– Сейчас, посмотрю, что с пилотами.
– Торопись... подштанники Мэгги. Если займут холм до тебя – убьют.
Кто-то сунулся в десантный отсек, Нули повернулся, выхватывая пистолет.
– Э! Это я! Не стреляй, это я.
Это был лейтенант первого класса Вильямс, Майк Вильямс, второй пилот вертолета.
– Ты в порядке?
– Я – да, а вы, сэр?
– Нет. Кажется, что-то с лодыжкой.
– Надо выбираться...
– Иди, занимай позицию. Я позабочусь о майоре и Перкинсе. Двигай, как можно быстрее! Увидишь конвой, дай знать.
– Рация, сэр...
– Рация разбита, парень. Я сейчас зажгу шашку, может, кто-то и увидит. Иди, занимай оборону, быстро! И дай мне огнетушитель на всякий случай. Он там у тебя...
Огнетушитель сорвало с креплений, сержант подобрал его, передал вперед.
– Сэр, мы должны оставаться вместе.
– Ни хрена... – лейтенант скривился, – мы не удержим эту позицию! Бери винтовку... и свой пулемет. Бери винтовку, без винтовки ты их не остановишь!
Подчиняясь крику лейтенанта, сержант первого класса Нули взял тяжеленную однозарядную винтовку. В боевом положении она ложилась в специальный держатель, который был установлен вместо пулеметного крепления, сейчас ее отшвырнуло, черт знает что там с прицелом – но это ведь крепкая и простая винтовка, полностью сделанная по армейским стандартам... может быть, все в норме.
– Возьми патроны... отстегни ленту от пулемета.
Пулеметную установку покорежило, сорвало с крепления – если бы даже Бирмингем не умер от снайперской пули, ему бы изрядно от этого досталось.
– Может, вам оставить пулемет, сэр?
– На кой он... нужен. Я прикинусь дохлым, если что... у меня автомат и несколько пистолетов. Иди.... Быстрее.
– Удачи, сэр.
– Удачи тебе, сержант.
То, что он тащил на себе – пулемет, четыре ленты к нему в рюкзаке, тяжелая снайперская винтовка, авиационный короб с патронами пятидесятого калибра, – в сумме вытягивало килограммов на семьдесят. Если не больше. Склон был достаточно крутой, но подняться по нему можно было, если идти террасами и цепляться за каждый куст кустарника, который на нем рос. Кустарник был жесткий, неплодоносный, когда его бросали в костер, он сгорал почти сразу же и мало давал тепла. Говорят, при римлянах здесь были плодоносящие угодья... но с тех пор прошло много времени, и угодий больше не стало из-за варварской эксплуатации земли. Землю уничтожали козы... местные жители не могли позволить себе держать коров и разводили коз, они были куда неприхотливей в еде, могли забираться даже на деревья, чтобы обгрызать листья, и давали молока как раз столько, чтобы питаться одной семье. Но козы повреждали корни растений, в отличие от крупного скота, они могли превратить пастбище в безжизненную пустыню всего за несколько лет.
Хрипя, пыхтя, задыхаясь в пыли, он выполз на вершину, увенчанную камнем как раз вовремя, чтобы увидеть. Со стороны деревни, с той стороны, где их сбили, резко пылили три машины, японский белый пикап с «ДШК» в кузове, еще один внедорожник... кажется «Лэнд Ровер», и небольшой грузовик, в кузове которого были вооруженные боевики, не меньше десятка. До них было примерно километр с небольшим, и они быстро приближались.
Посмотрев в другую сторону, там, где была дорога, – сержант похолодел от ужаса. Дороги не было, ее не было видно. Это значит – они отклонились от обычного маршрута патрулирования, ушли куда-то в сторону, и ушли настолько сильно, что теперь не видно даже дороги. Значит – им нет смысла рассчитывать на помощь одного из конвоев ООН, проходящих по этой дороге, да и воздушные поиски начнутся в первую очередь по маршруту их следования. На быструю помощь рассчитывать не стоило, был смысл рассчитывать только на себя.
Сержант бросил пулемет, упал сам рядом, прилаживаясь к винтовке. Эта винтовка была изготовлена для Корпуса морской пехоты США в конце семидесятых – взрывать морские мины. Сейчас в некоторых группах были «Барретты», но их не хватало, и приходилось пользоваться этой старой, но крепкой однозарядкой.
Отдача была неожиданно сильной, винтовка ударила в плечо, а сам он едва не заработал «отметину идиота» – ушиб брови, когда слишком близко приближаешь прицел к лицу, так близко, что он бьет тебе в бровь при выстреле. У шедшей первой «Тойоты» вздыбился от удара капот, ударил вверх столб кипятка и пара из пробитого радиатора, машина остановилась, а следом за ней остановились и остальные, потому что здесь была тропа, по которой могла пройти машина, но сходить с нее было опасно.
Боевики хабр-гадир – сельское племенное ополчение, самые опасные в стране, – прыгали с машин, стреляли из автоматов, но было слишком далеко, да и стреляли они длинными очередями, особо и не целясь, так что вероятность попадания в залегшего морского пехотинца исчислялась знаками после запятой. Слева уже плыл зеленый дым, лейтенант выбросил дымовую шашку, и она щедро дымила, извещая всех о беде. Регион контролировал разведывательный самолет ВМФ США «Нептун», они сменяли друг друга, как на конвейере, и рано или поздно зеленый дым будет замечен, информацию о том, что их подбили, они успели передать по связи. Вопрос в том – как быстро смогут подняться спасательные вертолеты и как быстро они найдут их.
И будет ли к тому моменту здесь кто-то живой.
Затвор вывалился из ствольной коробки вместе со стреляной гильзой, здесь магазина не было, гильза вставлялась в зеркало затвора в специальные пазы – никто не думал, что эта винтовка будет использоваться в качестве снайперской, никто не думал о скорости перезарядки. Нули попытался выковырять патрон из пулеметной ленты, это у него не получалось, выругавшись, он выхватил нож, чтобы добыть-таки злополучный патрон – и в этот момент «ДШК» открыл огонь.
Вы когда-нибудь были под огнем крупнокалиберного пулемета, пусть даже с тысячи с лишним метров? Если нет – вряд ли у меня получится описать, что это такое. Каждая пуля, попадая в землю, поднимает целый фонтан земли, она ее раскалывает, и земля получается твердой, как град, и все это летит в тебя. Если пули бьют по камням – то они раскалываются на острые осколки сами и раскалывают камни. Или откалывают от них куски с острыми, режущими краями, и эти куски разлетаются во все стороны, попадая в том числе и в тебя самого. И лучше не знать, что может сделать с тобой прямое попадание пули крупнокалиберного пулемета: такие пули пробивают человека насквозь и отрывают конечности. У «ДШК» относительно невысокий темп стрельбы, он солидно басит, вырываясь из рук, и прицельный огонь из него можно вести только короткими очередями. Но, все равно, – первой же очередью пулеметчик хабр-гадир выпустил больше десятка пуль, и все они взрыли землю рядом с сержантом первого класса Нули, а одна из них ударила в камень за его спиной, не отрикошетила, но разорвалась и отбила от камня немало осколков. Один из этих осколков попал сержанту, кое-как добывшему патрон, в спину, аккурат в позвоночник, он задохнулся от боли, потемнело в глазах – но все равно, усилием воли, он доделал работу до конца – закрепил патрон на затворе, вогнал его в винтовку, закрыл и выстрелил. Пикап, дульное пламя бормочущего в километре от него пулемета было видно как сквозь кровавую пелену, мелькнула мысль, что теперь он инвалид. Но он все равно прицелился и выстрелил, потому что, кроме него, есть экипаж – люди, которые были с ним, и сейчас он единственный, кто способен защитить место падения вертолета от наступающих боевиков. Удар приклада отозвался новой волной боли, но ему было все равно, потому что он увидел в прицел, как тяжелая пуля калибром в полдюйма угодила аккурат в турель и свалила и пулемет, и пулеметчика.
– Ага! Получите! Вот вам!
От избытка чувств он вскочил – и рой пуль заставил его броситься обратно на землю. Только когда он снова упал – он вдруг понял, что он вскочил на ноги. А это значит, что никакого повреждения позвоночника нет, и пусть ему чертовски больно – все равно он еще сражается.
Пулемет привычно лег в плечо – и он начал бить короткими очередями по перебегающим фигуркам. Расстояние для пулемета все же было великовато, больше километра – но пулеметный огонь боевики не ожидали и залегли.
– Ублюдки!
Оставив пулемет и схватив нож, он быстро выковырял еще несколько полудюймовых патронов из ленты – когда есть навык, делать это куда легче. Перезарядил винтовку и выстрелил, затем еще раз. Второй выстрел остановил пытавшийся отойти «Лэнд Ровер», боевики стреляли очередями, пытаясь нащупать его, пули ложились по склону, поднимали фонтанчики земли – но ни одна не попала в него, он был как заговоренный, стреляя то из винтовки, то из пулемета, он не давал боевикам подобраться ближе.
А потом – «ПК» ударил сзади, оттуда, откуда он не ожидал. Он повернулся и увидел – еще один японский пикап зашел с тыла, оттуда, откуда он совсем не ожидал, там было несколько боевиков, вооруженных автоматами, гранатометами и пулеметом, они открыли огонь разом, и до сбитого вертолета было не больше ста метров. Пройти эти сто метров – на машине это несколько секунд – и вот они, американские заложники, торгуясь за которых можно выторговать очень многое, в том числе освобождение ранее захваченных лидеров боевиков. Он только что перезарядил пулемет, свежая лента-сотка была заправлена в него, перезаряжать винтовку времени не было. Не слыша шума винтов за спиной, не обращая внимания на градом летящие пули, сержант встал на колено и открыл огонь одной бесконечно длинной очередью. Пули летели навстречу ему, бились о склон, высекали искры из валуна, с визгом рикошетировали. А потом ракета «РПГ» лопнула сгустком пламени, расколовшись об валун, и поток осколков сбил американца с ног. Но дело свое он сделал – защитил место падения до подхода помощи. Нашедшие место катастрофы по дыму «Кобры» пошли в атаку – и подобравшийся близко белый пикап с боевиками исчез в разрывах 2,75-дюймовых ракет «Hydra-70», огонь скорострельных пушек довершил разгром. Оставшиеся в живых после атаки боевики хабр-гадир удирали с поля боя бегом, машин у них уже не было – а два вертолета морской пехоты с эвакуационной группой уже спешили к месту боя.
Сержант был ранен достаточно тяжело и провалялся в госпитале два месяца – но выздоровел полностью. Он не видел, что произошло в Могадишо, – страшное побоище, после которого президент Клинтон приказал сворачивать удочки. Вручавший ему награды – Бронзовую Звезду и Пурпурное Сердце – полковник специальных сил морской пехоты спросил, не желает ли он служить вместе с настоящими, крутыми парнями, которые воюют даже тогда, когда всем кажется, что вокруг мир. Сержант Нули подумал и...
Согласился.