Оставалось еще одно объявление. Направляясь по указанному адресу (третий круг от ствола, шестой дом от статуи дриады), Ки от всей души надеялась, что ни сюрпризы, ни вампиры там ее не ждут. Добравшись до нужного дома – широкого и приземистого, она постучалась. Дверь расплелась – видимо, реагируя на ее касание.
Вышедший навстречу мужчина совершенно не соответствовал представлению Ки о художниках – очень высокий, темноволосый, с аккуратной эспаньолкой, украшающей и без того привлекательное лицо.
– По объявлению, верно? – Хозяин дома окинул ее оценивающим взглядом.
Ки смущенно потопталась на месте. Она не считала себя красавицей, да еще и эти кудряшки… К тому же, она была уставшей после долгой дороги и наверняка бледной после встречи с вампирами, а потому не знала, какого вердикта ждать.
– Я не ожидал встретить такое юное создание. Я – Сэмвель. – Художник обезоруживающе улыбнулся. По всей видимости, кастинг она прошла.
Ки с облегчением представилась.
– За вашу работу я могу предложить несколько призмеров и ожерелье моей покойной жены – думаю, это подходящая плата за несколько украденных у вас часов.
В отличие от Сэмвеля, она понятия не имела, достойная это цена или нет, но признаваться в этом не собиралась. Заметив ее сомнения, хозяин дома поспешно добавил:
– И три шкурки детенышей среброгрисса.
Название неведомого зверя Ки понравилось. К тому же художник оказался вежлив и учтив, а его улыбка была открытой и располагающей к себе. У людей с темными замыслами и душами улыбки фальшивы, а их истинные намерения всегда выдают глаза.
Она согласилась. Ей почудилось, что из груди Сэмвеля вырвался облегченный вздох.
– Ну что, начнем? – бодро осведомился художник.
Ки удивленно глянула в окно – точнее, в заменяющий его просвет в тесном переплетении ветвей. Сумерки уже всецело завладели городом-древом.
– Сейчас?
– Завтра с утра я собираюсь на ярмарку в Песках, хотелось бы привезти и вашу картину тоже. Она станет изюминкой моей коллекции.
Ки повела плечами, не купившись на лесть.
– Хорошо, давайте начнем, – деловито сказала она.
Обрадованный Сэмвель повел гостью вглубь дома. Ки увидела дверь из переплетенных веток, по всей видимости, ведущую в подвал или погреб, картины на стенах и роскошный мольберт посреди зала. Он казался выточенным из кости и имел причудливую форму – в верхней его части находилось что-то наподобие изогнутых рогов. Очень мрачное, но притягивающее взгляд творение.
Стоило Ки получше рассмотреть картины, как она тут же позабыла обо всем. Нарисованные Сэмвелем портреты поражали мастерством и великолепием. Женщины, девушки и девочки, мальчики, юноши и мужчины, изображенные на них, казались живыми, настоящими – Ки все ждала, когда они взглянут на нее и задышат. Печальные и искрящиеся весельем взгляды, лица бледные и тронутые румянцем, черты резкие или аристократические – всех этих людей объединяло одно: невероятная, фантастическая достоверность. Находясь под властью магии этих картин, она коснулась руки седовласого незнакомца, чем-то напоминающего ей отца. Наваждение рассеялось, когда Ки почувствовала под подушечками пальцев грубый холст вместо теплой кожи.
– Потрясающе, – прошептала она.
Сэмвель улыбнулся, польщенный. И в тот же миг картина застонала: «Помогите».
Ки отпрянула, отдернула руку. Художник ничего не заметил – уже отвернулся, чтобы подготовить рабочее место. Пока он ставил на тумбочку у мольберта краски и кисти, Ки снова взглянула на картины.
Она привыкла к тому, что голоса в ее голове никогда не умолкают. Привыкла, что тишины для нее не существует – мир замолкает только тогда, когда она спит. Для нее не существует и одиночества – духи всегда находятся рядом с ней. За несколько лет – первый голос заговорил в ее голове, когда ей исполнилось семь – Ки научилась не замечать голоса, хотя и не всегда это получалось. Ведь каждый дом, каждое здание, каждый город были вместилищем не только людей, но и огромного количества духов.
И, войдя в дом Сэмвеля, она тоже их слышала. Слова не разбирала – в большинстве случаев, это была обычная болтовня заскучавших бессмертных созданий.
Но только не сейчас. Это тихое, полное отчаяния и тоски «Помогите»… И исходило оно уже не только от картины с седоволосым незнакомцем. Остальные картины молили тоже – на разные голоса, но с тем же ужасом в каждом.
Духи вещей никогда не просили Ки о помощи – ну разве что ворчливо бормотали себе под нос, как неучтиво люди с ними обращаются. Как та ручка, которую она спасла от зубов Филина. Говорили ли они с ней сейчас или просто кричали в пустоту?
«Помогите!» «Прошу, помогите…» Голоса тихие, охрипшие, слабые. Потерявшие надежду. Первой мыслью Ки было: «Бежать». Второй: «Надо спасти их». Но от чего спасать?
Перебарывая страх, иссушивший горло, она огляделась. Мольберт молчал, но это было враждебное, настороженное молчание. Все остальные вещи в доме вели себя, как и положено вещам: кисти возбужденно перешептывались, готовясь примерить на себя наряд из красок, а вот тумбочка, напротив, горестно вздыхала – кому же, кроме кистей, которые для этого и созданы, понравится быть заляпанным?