Церковно-народный месяцеслов на Руси - читать онлайн

Предисловие

Церковный месяцеслов обязан своим происхождением древнехристианскому Востоку: здесь он получил свое начало, здесь же он принял полную и определенную форму, в какой мы его видим в настоящую пору.

На Востоке с первых веков христианства начали вести записи важнейших церковных событий, христианских праздников, дней памяти святых угодников, они-то и послужили основою для церковного месяцеслова. Так, например, Игнатий, епископ Смирнский, в письме к лионцам просил их сообщить ему сведения о мучениках их и обещал им доставать подобные сведения о мучениках в своей области. Киприан, епископ Карфагенский, также советовал христианам замечать день кончины каждого мученика, чтобы потом каждогодне освящать дни эти общественным богослужением.

Первоначально, конечно, записи эти были очень неполны и неоднообразны, так как они составлялись по мере появления особенных событий и лиц, достойных чествования в церкви, и притом назначались в разных местах, разными лицами для частных целей отдельных местных церквей и христианских обществ. Но с течением времени представители церкви стали заботиться о том, чтобы все более или менее известные частные записи привесть к надлежащей полноте и единству. Как на первое замечательное произведение в этом отношении можно указать на церковный месяцеслов, который был составлен в VII в. св. Иоанном Дамаскиным. Затем в IX в. явился другой подобный труд, также заслуживающий внимания по своей систематичности, известный под названием Менология. Труд этот приписывается одними греческому императору Василию Македонянину (867–886 гг.), а другими (и на более достоверных основаниях) – Василию Болгаробойцу, который жил и управлял империей целым веком позже первого (979-1028 гг.). Император этот известен особенною деятельностию в делах церковных; он-то, по мнению лучших исследователей, и привел к единству и надлежащей полноте в своей Менологии известные до него греческие месяцесловы и синаксари.

Один из церковных латинских писателей XVII в., Лев Аллаций, говоря о состоянии церковного месяцеслова в эту эпоху, замечает, «что в X в. Греция имела у себя совершенно полные и однообразные месяцесловы». Словом, как видим, ко времени принятия нашими предками христианства церковь восточная имела общий полный месяцеслов, и есть основания заключить, что в это время он составлял уже одну из важных принадлежностей церковно-богослужебной жизни.

Получив такое значение в религиозном мире, церковный месяцеслов должен был сделаться известным везде, куда только проникало христианство, и входить в употребление.

Христианская вера, утверждаясь в той или другой стране на месте язычества, не могла обойтись без своего месяцеслова. Известно, что по нему определяется время празднования важнейших священных событий, в нем же указываются дни памяти святых, уважаемых в христианской церкви.

Притом нужно заметить, что для распространения его в практике церковной имело большое значение следующее обстоятельство: обыкновенно церковный месяцеслов служил приложением к важнейшим церковно-богослужебным книгам; так, например, в самом кратком виде, в форме простого списка событий и имен, он находился в евангелиях, апостолах, требниках, месячных минеях; в более обширном виде, с кратким описанием праздников и дней святых, – в уставе, Следованной Псалтири; наконец в полнейшей форме, с подробнейшим описанием церковных праздников и жизни святых, он помещался в прологах и особенно в Четьих минеях.

Понятно отсюда само собою, что по мере известности этих книг неизбежно должен был входить в употребление церковный месяцеслов как необходимая их принадлежность.

Откуда первоначально Древняя Русь заимствовала месяцеслов церковный, на это история не сохранила нам прямых и ясных свидетельств. Во всяком случае, можно думать, что русская церковь получила его от одной из южных стран славянских, которые упредили наше отечество на пути к христианству. За достоверное принимают, что святые просветители славянские Кирилл и Мефодий, отправляясь в Паннонию, еще в Константинополе перевели выборочно на славянский язык евангельские чтения, которые расположены были по неделям на целый год, а следовательно, и на дни, в которые совершались праздники господние, богородичные и святых.

Кроме того, если станем ближе рассматривать древнерусские месяцесловы, то увидим, что в них есть много таких святых, которые могли быть внесены из южнославянских церковных месяцесловов; таковы, например, память свв. Кирилла и Мефодия, обретение мощей св. Климента Римского – праздник, который исключительно принадлежал церкви славянской, – и многие другие. Из этих данных легко предположить, что наши предки получили церковный месяцеслов вместе с другими церковными книгами от Болгарии на языке славянском.

По самому содержанию древний церковно-русский месяцеслов не сразу явился в той полной и определенной форме, в какой его видим ныне. Напротив того, первые церковные наши месяцесловы, насколько можно судить о них по древнейшим памятникам, подобно первоначальным месяцесловам греческим, были очень неполны и однообразны. Так, например, в Евангелиях Остромировом Софийском (1056 г.), Полоцком (XIII или XIV в.), Синодальном (1144 г.), в месячных минеях (XII и XIII вв.), в церковном обиходе (XIII в.), при которых находятся древние церковные месяцесловы, видим, что в них под числами месяцев редко бывают по три, по два святых; напротив того, под большею частью чисел означается одно имя святого или событие; при этом есть немало чисел пустых, под которыми нет никаких указаний.

Только с течением времени, когда в нашей церкви, под влиянием христианской веры, стали являться лица и события, заслуживавшие церковного прославления и чествования, церковь стала вносить их в свои месяцесловы, и в них таким образом стали заполняться указанные пробелы. Так, например, видим, что с

XI в. в древнерусские церковные месяцесловы в число чтимых нашей церковью угодников вносятся: Владимир великий, князь русский, Борис-Роман и Глеб-Давид 1015 г., преподобный Моисей Угрин Печерский 1041 г., Демян пресвитер Печерский 1071 г., Анастасий преподобный Печерский 1073 г., Феодосии Печерский 1074 г. и т. д.

С XI же века в русских церковных месяцесловах являются и церковные празднества, например, освящение храма Великомученика Георгия в Киеве 1037 г., перенесение мощей свв. Бориса и Глеба 1072 г. и др. При этом нельзя не заметить, что на развитие древнерусского церковного месяцеслова имело довольно важное влияние состояние письменности у наших предков. В южной Руси, где письменное искусство распространялось успешнее и где вообще было более грамотных писцов, церковные месяцесловы распространялись в большом количестве и по своему содержанию были гораздо полнее и обстоятельнее севернорусских. Первые довольно полные славяно-русские месяцесловы на юге были напечатаны уже в конце XVI столетия, как, например, при Острожском издании Библии 1581 г., в 1591 г. при Краковском часослове Святополка Фиола, при Цетинской Псалтири 1595 г. и других важнейших церковно-богослужебных книгах.

По своему содержанию печатавшиеся в это время на Руси месяцесловы, как на юге, так и на севере, не всегда были однообразны: напротив того, они сильно отличались от месяцесловов греческих, которые служили для них образцами.

В южнорусских месяцесловах святые были показаны в днях и даже месяцах совершенно иных, чем они отмечались по греческим и московским месяцесловам; в них же встречались такие святые, каких не было ни в греческих, ни в московских святцах; нередко случалось – особенно это нужно сказать о частных изданиях церковного месяцеслова южной и северной Руси, – что в них попадались и такие святые, которых нельзя было найти ни в московских, ни в малороссийских месяцесловах. Понятно, что причиной этого разнообразия послужило раздробление древнерусской жизни вследствие удельной системы. Отделяя древнерусские области одну от другой и обособляя их между собою в гражданском отношении, удельная система способствовала разъединению их и в церковно-народной жизни.

В период господства удельной системы почти всякая область, почти всякий важнейший город имели местную святыню в виде, например, святых икон или особых покровителей в лице святых угодников христианских, особенно отечественных. Так, например, один древний русский летописец замечает: «Псков и Великий Новгород блажит Варлаама и Михаила юродивого Христа ради, Смоленск блажит князя Феодора, Московское же царство блажит Петра, Алексия, Иону и иных множество, Ростов блажит Леонтия, Игнатия, Исайю, Вассиана и Ефрема, Вологда бо блажит преподобного Димитрия и иныя тамо сущия многия, каяжда страна своих блажит».

Наши предки особенно дорожили этим местным священным достоянием и нередко старались даже соперничать в почитании своих областных святынь, как, например, это делали Новгород, Москва, Суздаль. Впрочем, что касается этих частных церковно-народных областных святынь и местных церковно-народных угодников, то мы не думаем разбирать их в своем рассуждении, так как для его цели достаточно будет исследовать главнейшие и более общие церковно-народные праздники и дни памяти церковно-народных святых. Притом нельзя не заметить, что с падением удельной системы, когда древнерусские области стали сливаться в одно целое и начали группироваться около нескольких общих центров, куда стекалось все священное и заветное, само собою стало сглаживаться и уничтожаться господствовавшее до тех пор разделение в церковно-народной жизни. Следствием этого явления было то, что и церковные наши месяцесловы к XVI и XVII столетиям стали приходить к большему единообразию и полноте и приближаться по своему содержанию к той форме, в какой мы видим их в настоящую пору в более известных церковно-богослужебных изданиях, печатаемых в Москве, Киеве и других местах.

Но обратимся к древнерусскому быту и спросим себя: имели ли наши предки в эпоху дохристианскую свой собственно народный месяцеслов? Правда, что на какой бы степени развития народ ни находился, мы не можем отказать ему в понятиях о времяисчислении, которое всегда ему необходимо для общественных, религиозных и хозяйственных потребностей. На этом основании мы имеем право думать, что и предки наши, народ, занимавшийся торговлею, любивший земледелие и имевший политические связи с соседями, должны были иметь известные понятия о разделении и счислении времени, без которого они не могли обойтись как в своей общественной жизни, так и в быту домашнем. Предположение это кажется тем более вероятным, что в пользу его можно найти некоторые исторические указания.

Во-первых, почти все исследователи древнерусского быта находят, что наши предки, подобно персам, литовцам и другим народам древности, начинали свой год с месяца марта; русский бытописатель, преподобный Нестор начал свою «Повесть временных лет» с марта месяца 6360 г. от сотворения мира, отчислив шесть месяцев 6360 г., протекших с сентября до марта, к прошедшему 6359 г.: нет сомнения, что, начав счет первого 6360 г. с месяца марта, преподобный Нестор следовал в этом случае древнерусскому летосчислению мартовскому.

Во-вторых, у наших предков были особые славянорусские названия для всех месяцев, из которых состоял год; названия эти особенно замечательны в том отношении, что они очень ясно выражали особенности того времени, к которому относились, и заимствованы были частию от явлений природы, частию от сельскохозяйственных занятий и других обстоятельств древнерусского народного быта. Объяснение этих названий славянорусских месяцев мы представим в своем месте в нашем цер-ковно-народном месяцеслове.

Но соотнося эти исторические указания с содержанием русского церковно-народного месяцеслова, едва ли можно думать, что древнерусское времяисчисление было вполне систематично и точно, подобно, например, римскому. Напротив того, основательнее будет предположить, что оно ограничивалось слишком общими месяцесловными данными, которые заключались в народных наблюдениях и приметах, добытых нашими предками в течение векового опыта.

Известно, что, находясь в тесном контакте с окружающей природой, русский народ особенно любил всматриваться во все ее явления, замечать происходящие в ней перемены, по которым он делал свои выводы и заключения; они-то и служили для него живым и ходячим месяцесловом, выражавшимся в форме народных пословиц и поговорок. Но так как весь этот запас отдельных наблюдений и замечаний трудно было доверить памяти народной, то предки наши и обратили внимание на церковный месяцеслов, к которому легче и удобнее всего было привязать все эти приметы и наблюдения. Такое применение церковного месяцеслова к древнерусской народной жизни было очень естественно, так как все почти нововведения христианской веры приходились довольно по нравам и характеру наших предков и в большей части случаев довольно успешно входили в общественную и частную жизнь их.

Известно, что со временем, по мере утверждения и распространения на Руси христианства, все почти стороны общественной и частной жизни получили особенный отпечаток церковности, которая послужила характеристическою чертою значительного периода в истории русской до Петра Великого. Одним из таких следствий всеобъемлющего влияния христианской церкви на жизнь древнерусского народа было приурочение к общественному и частному быту древнерусскому церковного месяцеслова. В этом случае, как увидим, он получил самое широкое применение в жизни народной. В нем, с одной стороны, выразились элемент церковный с его праздниками, чествуемыми особенно святыми и некоторыми установлениями, а с другой – элемент чисто народный с его понятиями, верованиями, обрядами и поверьями, и наши предки таким образом нашли для себя возможность вести свое годовое времяисчисление не по одним сухим отвлеченным числам месяцев, а напротив того – по дням памяти чествуемых христианскою церковью святых и другим церковно-народным событиям.

Что касается сущности применения, какое именно получил церковный месяцеслов в древнерусской народной жизни, и того, до каких размеров это применение дошло в своем дальнейшем развитии, мы увидим это, когда будем разбирать подробно содержание древнерусского церковно-народного месяцеслова, а пока только постараемся указать начало такого применения.

Для того чтоб яснее видеть употребление древнерусского месяцеслова на деле, обратим внимание на то, как древнерусские летописцы пользовались в своих трудах церковным месяцесловом для обозначения месяцесловных данных. Описывая современные им события древнерусской жизни, наши летописцы не отмечают их так, как это делается у нас ныне, одними названиями месяцев и чисел, в какие они происходили, а непременно присоединяют к тому еще особые указания вроде, например, имен святых, какие приходятся на известный день, или церковных праздников, совпадающих с этими событиями. Так, например, читаем в летописи: «Поставлен бысть (на епископство Иоанн) месяца генваря в 23 день, на память св. мученика Климента епископа, а в Ростов пришел на свой стол месяца февраля в 25 день на память св. отца Тарасья… а в Володимер вшел того же месяца в 16 день, в пяток на канун св. Олексея человека Божья и друга Божья Лазаря. Того ж лета родился у благоверного и христолюбивого князя Всеволода сын, месяца февраля в 8 день, на память св. пророка Захарьи… Того ж лета заложи благоверный и христолюбивый князь Всеволод Юргевич град Переяславль месяца нуля в 29 день, на память св. мученика Каллиника». – «Иде Святослав, сын Всеволожь, княжить Нову-городу месяца декабря в 12 день на память св. отца Спиридона» и т. д. Или еще: Изъяслав Мстиславич «вниде на Переяславль на Госпожин день», то есть 15 августа.

Весьма часто также, кроме указанных дополнений к месяце-словным данным, наши летописцы прибавляют и другие определения из церковного месяцеслова, которые, в свою очередь, служат как бы для большей точности при означении времени известного события. Так, например, в летописях замечается: «Того же лета бысть пожар велик в граде Володимере месяца нуля в 25 день на память Успенья святыя Анны, в день суббот-ный». – «Сиже злоба сключися месяца нуля в 20 день на память св. пророка Ильи огньнаго всхоженья». – «В лето 6735 месяца марта в 14 день, на память св. преподобного отца Венедикта, в день вскресенья Господня, в преполовленье св. поста, еда творим поклоненье Честному Кресту, поставлен бысть епископом Митрофан». – «Того ж лета месяца майя, в 3 день, на память св. Феодосья, игумена Печерского, в пяток во время св. литургии, чтому св. Еуангелью, в церкви соборней св. Богородица, в Володимери потрясеся земля».

Наконец, очень нередко, когда дело идет о сроке, совпадающем с каким-либо более или менее важным церковным праздником, в летописи отмечается одно название праздника прямо без всякого намека на месяц и число, несмотря на то что иногда праздник этот бывает подвижным: «В лето 6918-е индикта 3-го выиде пресвященный митрополит Фотей Кыевский и всея Руси из Царяграда на Кыев и приде в Москву на Велик день». – В лето 6947-е Святослав и Юрий «любезно целовастася в день пяток на Похвалу Богородици». – «В лето 6889-е в праздник Воскресения Господня прииде из Царяграда на Русь пресвященный Киприан митрополит». Словом, приводя месяцесловные данные, наши предки всегда на первый план ставили определения месяцеслова церковного.

Что же касается чисто гражданского времяисчисления по месяцам и числам, то оно считалось у них второстепенным. Но это только начальная и более внешняя сторона применений церковного месяцеслова к народным потребностям в Древней Руси, и притом относящаяся к простейшей форме – церковным святцам.

Что касается дальнейшего и более многостороннего приурочения церковного месяцеслова к древнерусскому быту, то можно сказать, что в этом случае он послужил своего рода рамками, в которые наши предки старались, так или иначе, заправить свои понятия и верования, обычаи и обряды, суеверия и наблюдения. Самые способы, какие древнерусский народ употреблял для этой цели, довольно своеобразны; впрочем, их можно подвести под несколько общих оснований, по которым есть возможность все содержание церковно-народного месяцеслова разложить на части. Оснований этих три: первое из них может быть названо церковно– или народно-историческим, второе – филологическим, или звуковым, и третье – календарным, или месяцесловным.

Церковно-народно-историческое основание в образовании русского церковно-народного месяцеслова выразилось в том, что предки наши многим угодникам христианской церкви приписывали частные, точнее специальные, дары благодати, а разным церковным праздникам и христианским обычаям усвоя-ли особенности из чисто народного быта. Главным основанием такого сближения служили, с одной стороны, церковно-истори-ческие повествования о жизни и чудесах святых, а с другой – церковно-богослужебные книги с песнопениями и молитвами этим угодникам и другие религиозные сказания относительно разных событий и лиц христианской церкви. Пользуясь этими источниками, древнерусский народ одних святых угодников принял за ходатаев в разных более или менее трудных обстоятельствах своей жизни, другим усвоил охранение домашних животных, иных сделал покровителями разного рода теоретических и практических трудов и занятий, науки, промыслов, ремесел.

Словом, можно сказать, что наши предки всю свою жизнь с важнейшими ее обстоятельствами и предметами старались отдать попечению и заботе тех или других святых, представляя их ближайшими и непосредственными во всем покровителями. Отсюда-то у нас и явились, например, св. Николай Чудотворец – хранитель от всех бед и напастей и от потопления, Пресвятая Богородица Купина Неопалимая – от пожара и молнии, Феодор Тирон – податель украденных вещей и сбежавших рабов, пророк Илья – дождя и ведра, преподобные мученики Мина, Лаврентий, Логин – хранители от болезней очной, преподобный Маруф – от болезни трясавичной, мученики Флор и Лавр – от конского падежа, свв. Модест и Власий – от скотского падежа, свв. евангелисты Иоанн и Лука – покровители живописи, царь-пророк Давид – музыки, праведный Иосиф – столярного дела и т. д.

Что касается народных особенностей в разных обычаях и обрядах христианской церкви, то они преимущественно приурочивались нашими предками к благочестивым установлениям важнейших праздников христианских. В этих случаях церковные обычаи и обряды, особенно действовавшие на благочестивое чувство наших предков, получали различные особенности, которые непосредственно вытекали из народного характера тех или других обстоятельств его жизни. Такими праздниками были: Пасха с обрядом христосования, Пятидесятница с обычаем употреблять в домах и церквах зеленые березовые ветки, неделя Ваий с ее обыкновением освящать ваий и т. п.

Поэтому, желая доискаться основания, по которому известные верования или обряды приурочены к тому или другому святому, тому или другому церковному празднеству, необходимо обращать внимание на сказания о жизни и чудесах этих святых, на церковные песнопения и молитвы, составленные в их честь, на народные сказания и иконные изображения этих угодников.

Что касается праздников, то следует особенно иметь в виду церковные повествования о них и вообще христианские предания об обрядах, благочестивых обычаях и других особенностях этих праздников. Основываясь на этих данных, можно всегда более или менее верно указать причину, почему тот или другой благочестивый народный обычай приурочен к известному церковному празднеству, то или другое народное верование или представление связано с известным угодником.

Филологическое, или звуковое, основание в образовании древнерусского церковного месяцеслова состоит в том, что наши предки, рассчитывая дни и распределяя занятия по святцам, непонятные для них по происхождению из чужих языков имена святых, названия церковных праздников сближали с разными выражениями отечественного языка, насколько эти последние могли определять характер данного времени и имели отношение к разным сельскохозяйственным занятиям и работам, состоянию времени года, погоды и тому подобным обстоятельствам. В этих случаях древнерусский народ, подобно тому, как это делают и ныне наши простолюдины, далеко не справлялся со значением или смыслом того или другого имени или названия, а старался главным образом найти подходящий к своей простой речи звук или корень в известном слове, часто толкуя его по-своему, слишком своеобразно и желая этим все чужое и иноземное претворить в свое родное, легко доступное его пониманию.

При этом нельзя не заметить, что самою любимою формою для выражения связи своих представлений и понятий наши предки употребляли пословицу или поговорку, связывая ее с известным именем святого звуковым сходством слов или рифмой. Отсюда-то явились в нашем народе такие угодники и праздники церковные, как, например, св. Наум – помощник в обучении грамоте, св. Борис – податель барыша, св. Пантелеймон-Палий – каратель громами и молнией, праздник обновления Царь-града – распорядитель градом, праздник Сретения – встреча весны с летом. Если древнерусскому человеку представлялось неудобным и невозможным открыть в подобных случаях звуковое сходство или рифму в словах, то в этих случаях он обращался к объяснению того или другого имени или названия и старался более простым звуковым способом применить к ним свои верования и поверья. Как на образец в этом случае можно указать на связь народных представлений и понятий с именем св. великомученика Георгия – покровителя земледелия, св. апостола Андрея – покровителя выходящих замуж девиц и пр. Отсюда понятно, что для объяснения этой части церковно-народного месяцеслова, построенной на филологическом, или звуковом, основании, нужно прежде всего обращать внимание на самую форму, в какой выражается известное верование и представление, имеющее связь с именем святого или с названием церковного праздника, и следить за народным толкованием этих имен и названий и отношением их к народным пословицам, поговоркам и разного рода замечаниям.

Месяцесловное, или календарное, основание в развитии нашего церковного месяцеслова выказалось главным образом в совпадении разных сельскохозяйственных занятий и работ, чисто народных праздников и обрядов с днями памяти святых и праздниками христианской церкви. Благодаря этому чисто случайному сближению у наших предков явления первого рода приурочивались и связывались с последними, несмотря на то что между ними далеко не могло быть никакой связи. Здесь, с одной стороны, нельзя не заметить, что русский народ самым непосредственным образом был связан с окружающей его природой, занимаясь земледелием, пастушеством и другими сельскими промыслами; он любил и самое время определять срочными занятиями и другими обстоятельствами сельскохозяйственного быта. Что касается более точного астрономического счисления времени, то оно с трудом давалось нашим предкам (без него, впрочем, как известно, живут и доселе наши простолюдины).

Начиная свои определенные в году занятия, русский люд особенно часто обращался с молебнами и частными молитвами к святым, которых память праздновалась в эти дни, прося их помощи и содействия в разных предприятиях; оканчивая свой труд, он благодарил совпадающих с этим временем угодников за счастливый успех и исход своих занятий.

Благодаря такому стечению частных явлений и обстоятельств сельскохозяйственной жизни святые угодники эти становились в глазах народа как бы покровителями и помощниками разных хозяйственных занятий, сельских промыслов, полезных для человека домашних животных, часто даже самых незначительных принадлежностей сельскохозяйственного быта. Таким-то образом у нас явился целый ряд святых, которым приданы были особенные, чисто народные эпитеты и прозвания, как, например: св. Конон – грядар, Еремей – распрягальник, св. мученица Мавра – рассадница, св. Акулина – гречишница, св. Василий – покровитель свиней, св. Никита – гусей, свв. Анастасия и Авраамий – овец, св. Татьяна-крещенская, св. Аксинья – полузимница и т. п.

С другой стороны, жизнь древнерусского народа особенно была богата многими праздниками, увеселениями и обрядами, которые очень были дороги и близки его сердцу, так как вытекали из чисто народного духа. Не желая лишиться их, а, напротив того, стараясь, насколько это было возможно, помирить и как бы приспособить их к требованиям христианской религии, наши предки наблюдали совпадение их с днями памяти святых угодников и важнейших праздников христианской церкви и старались на этом основании приурочить первые к последним. Таким образом, в нашем церковно-народном месяцеслове являются многие святые и некоторые праздники церковные с видимым отпечатком древнерусской и народной мифической старины, как-то: св. Агрипина-купальница, св. Иоанн Креститель – Иван Купала, св. Илья-громовник, Рождество Христово – коляда, Родительская суббота, Масленица, Фомин понедельник, Семик – дни, посвященные чести умерших, праздники: Благовещение, Пасха, Богоявление, Троицын день, Петров день со своими чисто народными особенностями.

Поэтому при объяснении этой части церковно-народного месяцеслова необходимо прежде всего обращать внимание на то, какое имеют отношение, по времени своего празднования, дни христианских святых к тем или другим обстоятельствам сельскохозяйственного быта.

Затем нужно иметь в виду, не имеют ли дни святых и праздники чисто церковные, по своему месяцесловному расположению, какой-либо связи с древнерусскими, чисто народными празднествами, и особенно: не совпадают ли с ними во временах года, частях месяца, числах и днях. Руководствуясь этими данными, всегда можно более или менее верно указать начальную причину, по которой известные верования и обряды, суеверия и обычаи, приметы и разные наблюдения древнерусского народного быта приурочены были к дням святых, к праздникам чисто церковным.

Впрочем, что касается того, как следует пользоваться тремя вышеуказанными основаниями при исследовании церковно-народного месяцеслова, то нельзя не заметить, что они не могут быть строго разграничены в своем употреблении; не следует представлять, чтобы, например, одно из этих оснований прилагалось совершенно отдельно в одном случае, другое – в другом и т. д. Образование древнерусского церковно-народного месяцеслова шло путем народного творчества; оно действовало в этом случае совершенно свободно и своеобразно, преследуя только главную цель – так или иначе применить к церковному месяцеслову близкие для себя представления и понятия, обычаи и обряды. Поэтому, что касается важнейших церковно-на-родных святых и праздников, то, говоря о них в своем месте, увидим применение почти всех трех указанных нами способов. Это особенно нужно заметить о таких содержательных по своему предмету церковно-народных праздниках и днях памяти святых, как, например, Пасха, Рождество Христово, Покров Пресвя-тыя Богородицы, день св. Георгия Великомученика, мученицы Параскевы Пятницы, пророка Ильи и др.

Время, когда образовался древнерусский церковно-народ-ный месяцеслов, тоже нельзя ограничить строгими пределами, так как развитие его не было вызвано одними временными обстоятельствами. Из летописных указаний, какие были приведены нами выше, видно, что наши предки весьма рано стали применять собственно церковный месяцеслов к своим общественным и частным потребностям; при самом же исследовании его содержания увидим, что церковно-народное времяисчисление довольно развито в нашем простом народе и доселе. Впрочем, говоря подробнее об истории древнерусского народа, можно отметить века, которые своими особенными явлениями и обстоятельствами имели важное значение для развития древнерусского церковно-народного месяцеслова. Такими особенными были XV, XVI и XVII столетия. Господствующим направлением этого времени у нас, как и на западе в средние века, была особенная склонность видеть в сказаниях о жизни и чудесах святых как можно более чудесного, поразительного; вследствие того жизнеописания эти подверглись всевозможным переделкам, и притом к содержанию их примешивались различные прикрасы чисто легендарного характера.

Кроме того, у наших предков в этом периоде, как и у многих западных народов в средние века, получила особенное развитие идея о покровительстве святых разным отраслям человеческих знаний, о влиянии их на занятия и промыслы людей, о подчинении им разных сил и явлений окружающей природы. Под влиянием этих исторических обстоятельств сложились в развитии древнерусского народа разнообразные элементы, которые, как увидим, и составили содержание древнерусского церковно-народного месяцеслова. Впрочем, что касается этого явления в церковно-народном быту русском и самой формы, в какой оно выразилось, то оно далеко не было таким только у нас. Если обратим внимание на ход исторического развития церковно-народной жизни западных и южных народов Европы, то увидим, что следствием подобных же исторических условий у них были такие явления, которые по своему содержанию и форме очень близко подходят к русскому церковно-народному месяцеслову.

У немцев, например, в XVI столетии известно было немало святых, которые, по народному верованию, обладали особенными, так сказать специальными духовными и телесными дарами благодати, и чествование которых со временем обратилось в систему священнослужения, против чего с особенною силою восставал Лютер. Верования эти в святых носили на себе весьма сильный отпечаток народного немецкого характера и проявлялись в самой тесной связи с народным словом, так что большею частью разные дары благодати приписывались известным святым по звуковому сходству названий болезней и других отвлеченных понятий с именами самих святых: Тоний (по созвучию с Антонием), по народно-немецкому верованию, избавляет от пламени, Рахий (от Rache) – от мщения и гнева Божия, Басти-ан (Pest) – от заразы, Валентин (Fallen) – от падучей болезни, Винцентий (finden) – помогает отыскивать пропажи, св. Лаврентию нужно поститься для безопасности от пожара.

«В день, посвященный его памяти, – замечает Лютер, – не терпят в домах и искры огня, а разводят его в другом каком-либо месте и там готовят кушанье и умствуют так: святой, испеченный на железной решетке, заметив огонь, вспоминает страдания свои и наказывает хозяина. Служением своим, – продолжает тот же обличитель, – мы дошли до того, что отнимаем у Бога власть казнить нас огнем и водою. Мы имеем икону Флориана, изображенного выливающим воду на горящий огонь: больше знать нам ничего не нужно; мы придаем его в товарищи св. Лаврентию.

Св. Лудовик когда-то при жизни из дурного пива сделал хорошее, – по смерти мы назначаем его пивоваром и не уделяем ему другого занятия. В сказании о св. Анне нам особенно нравится то, что она доставляет богатство; мы не стали б уважать ее, приходящую к нам с пустыми руками. Из всего жития ее мы выбрали только одно обстоятельство, что она обедневшему игроку возвратила богатство. По крайней мере, вместе с земными мы просили б у нее благ духовных, – нет, мы говорим, что у нас много святых, наделяющих духовными благами, а у св. Анны попросим земных. Скупцы имели своего бога – св. Еразма; беременные женщины обращались к св. Маргарите; она была их богиней; она могла даровать им плод чрева и обратить во благо болезни деторождения. Они думают: до Бога высоко, он меня не услышит, а Маргарита поможет, потому что она заслужила это страданиями. Суеверный воин поклоняется св. Марку, помощнику в бранях; свв. Юлиании и Отилии молятся от глаз, больные глазами только и уважают их; св. Аполлония лечит зубную болезнь, а никто не думает о ее продолжительном девстве и пламенной вере; св. Схоластика повелевает громами. Всякое ремесло и сословие имеет особенного покровителя между святыми: золотари – св. Евлогия, сапожники – свв. Кристина и Киприана, суконщики – св. Севера, живописцы – св. Луку, врачи – свв. Кузьму и Дамиана, юристы – св. Ивана, учащиеся – св. Екатерину. Разделяя земные попечения между святыми, мы восставляем пантеон, но в чем же состоит служение им: на добрые дела и на веру их мы не взираем. Никогда столько не отчуждаем мы сердца от Бога, как в эти священные дни; мы проводим их, как римляне проводили свои сатурналии и вакханалии: сидим до позднего утра, играем и пьянствуем, язычники не почитали так своих идолов!»

У поляков есть свои церковно-народные святые и праздники, которым приурочиваются известные народные верования и особенные обряды, как-то: св. Флориан хранит от пожара, св. Антоний Падуанский – от потери, и потому ему молятся о возвращении украденного, св. Николай известен как покровитель детей – он будто бы приносит им подарки и подкладывает ночью под голову; св. Валентин считается защитником от падучей (padlicy, powalenia) болезни; оттого поляки, бросая кровь, приговаривают: «Hej! Swiety Walenty Wypuszcza z krwi trety; в честь Matki Boskiej Zielnej[1]», 3 августа, в Польше святят в костелах цветы, а накануне этого праздника совершается земледельческий праздник Okrezne; в день св. Wawrzynca, 10 августа, благословляется мед, и при этом замечают: przez przyczyne swietego Meczenika chron Boze pszczelnik od szkodnika. Равным образом поляки, как и наши предки, к именам и дням многих святых имели обыкновение приурочивать разные сельскохозяйственные приметы и наблюдения: 18 января: Dzis swietego Pryska, przebije lod pliska; 21 января: Agnieszka laskawa, puszcza skawronca z rekawa; 25 января O sw. Dorocie, wyschna chusty na plocie; 14 февраля: Na sw. Walka, niema pod lodem balka; 24 февраля: sw. Maciej zime, traci lub bogaci; 28 февраля: Na sw. Grzegorza, ida rzeki do morza; 12 марта: sw. Grzegorza Gre-gre-Gregory, poidzcie dzie ci do szkoly; 11 апреля: sw. Wojciecha, Kiedy grzmi w swieto Wojciecha, rosnie rolnikom pociecha; 13 aпреля: Nasw. Marka, pozny siew owsa, a wczesna tatarka; sw. Marek, wrzoci do wody ogarek (не рaботают при свече); 4 мaя: sw. Zofia, klosy rozwija; 27 мая: Od sw. Medarda, czterdziescie (дождь); 3 июня: sw. Wit, slowik cyt (молчи); 25 июня: Jak cieply sw. Jakob, tak zimne Boze Narodzenie; 25 июля: Od sw. Anki, chlodne wieczory, poranki; 10 августа: Na sw. Wawrzynca ida orzechy do wienca; 12 августа: sw. Bartlomiej sniadanie przytlomi (теперь перестают челяди при работах давать завтрак); Na sw. Bartlomien – juz rece na plomien; 2 сентября: Na sw. Krzyz, owce strzyz; 9 сентября: Po sw. Mateuszu, kazdy kiep wikapeluszu; 17 сентября: sw. Michal, wiechy pospychal (пасут на полях), Grzmot w swieto Michala bedzie zywnosc Bogu chwala; 4 октября: sw. Gawla Urbanow owies (25 мая) Gawsowe zytko, kata warte wszystko (по причине слишком поздней свадьбы); 9 октября: sw. Urszula, perly rozsula (роса); 18 октября: sw. Lukasz, czego po polu szukasz; 30 октября: sw. Marcin na bialym koniu jedzie(падает снег) sw. Marcin po lodzie Boze Narodzenie po wodzie; 22 ноября: Na swieto Barbarki – najlepsze tarki; 25 ноября: sw. Katarzyna, Adwent zaczyna; 27 декабря, св. Степана (Szczepana): Na Swiety Scepon, kazdy le pon(мазовецкая пословица по случаю расчетов и новых наймов прислуги у хозяев). О Вознесении поляки замечают: Na Niebowstapienie, Pan Bog – w niebo, robak w miesto, kwas – w picwo, a diadel w bade (будто чаровницы наводят град).

У чехов тоже к некоторым праздникам церковным и дням святых приурочиваются подобные пословицы: 2 февраля чехи зaмечают: Przejdou Hromnice, konec sannice; 12 мaрта: Na sv. Rehorze, zaba hubu otevre (или сар leti od more); 26 июня: sv. Burjan krupobitim pri panujicich toho casu bourkach; 16 октября: Szimona Judi, zima je vszudy; 18 октября: Na sv. Lukase hojnost chleba i kasze; 11 ноября: Kliment zimu oblibuje ji sv. Petr (22 unora) ucezuje.[2]

Болгары имеют своих церковно-народных святых, которые, по народному верованию, оказывают благодетельное влияние в разных обстоятельствах жизни человека: св. Евтимий считается покровителем юнаков (героев) и молодых людей; о св. Хар-лампии болгары думают, что он взаперти держит моровую язву; св. Власий охраняет домашний скот от волков и болезней; св. Пантелеймон называется путником и хранит отправляющихся в дорогу; по народному болгарскому верованию, этот же угодник является карателем громами и молниею тех, которые в день его памяти занимаются работами; св. Екатерина почитается покровительницею беременных женщин; св. Димитрий – покровителем скота; св. Андрей отгоняет зиму и длинные ночи; о свв. Варваре, Савве и Николае болгары замечают: «Варвара вари, Сава меси, а Никола яде. Свети Герги лято носи, а свети Димитър зима».

У сербов св. Димитрий и великомученик Георгий почитаются покровителями юнаков (героев); эти святые рыцари ездят всегда верхом и носят длинные копья; кроме того, св. Димитрий, по народному сербскому верованию, наказывает злых духов, нехороших сыновей и прогоняет разбойников; св. Николай Чудотворец считается подателем плодородия; ему же молятся перед началом всякого дела; св. Власий защищает домашний скот от болезни и волков; св. Мария – от молнии, св. Пантелеймон хранит дождь. Проклиная кого-либо, сербы приговаривают: «Убио га Бог и света Петка Параскев^'а». О дне свв. Варвары, Саввы и Николая, 4 декабря, сербы говорят: «Варварица вари, а Савица хлади; Николица куси»; св. Илья, по народному сербскому верованию, бросает шип (копье); когда падает молния, то она поджигает «Врьтоломея»; о дне св. Луки, 18 октября, сербы замечают:

Очевидно, что если бы мы набрали и более подобного рода данных и принялись объяснять их порознь, то увидели бы здесь на деле применение тех оснований, какие замечены нами в образовании и развитии русского церковно-народного месяцеслова. Отсюда нельзя не видеть, что, кроме наших предков, многие народы западно– и южноевропейские имели свои церковно-на-родные месяцесловы, которые также во многом сходны были с древним церковно-народным месяцесловом русским.

Сделав эти предварительные замечания относительно предмета нашего рассуждения, мы можем теперь приступить к исследованию его содержания.

Для изложения нашего предмета представляется два способа.

Мы можем разложить содержание церковно-народного месяцеслова по трем вышеуказанным нами основаниям, по которым совершилось постепенное историческое его развитие, или представить содержание его в форме собственно месяцеслов-ной, следуя обыкновенному порядку месяцев и чисел круглого года. Последний способ кажется нам более удобным, так как, пользуясь им, можно гораздо яснее и полнее изложить содержание нашего предмета. И потому, руководствуясь им, изложим прежде неподвижную часть своего месяцеслова в порядке месяцев, с сентября, которым начинается церковный год, а затем перейдем к изложению подвижной его части, которую расположим по церковной пасхалии.

Сентемврий – Рюинь

Сентемврий, девятый месяц в году, у римлян был седьмым, отчего и получил свое название (от septem). В старину коренным славяно-русским названием месяца сентемврия был рю-инь, от рева осенних ветров и зверей, особенно оленей; это название месяца сентемврия можно встретить в древних наших месяцесловах и святцах. Ныне простой народ называет этот месяц по-своему – ревуном от древнего рюинь. Известно, что на первых порах месяц сентемврий был у нас по порядку седьмым в году месяцем, но в 1342 году, при митрополите Фе-огносте, возникло прение о начале года, и собором в Москве решено было начинать как церковный, так и гражданский год с месяца сентемврия. В 1505 г. последовало новое подтверждение праздновать церковно-гражданский год с этого же месяца. Именно собор, созванный в это время относительно еретиков, подтвердил начинать новый год индиктом 1 сентемврия. Вводя эту перемену в свое времяисчисление, церковь наша имела в виду пример греко-восточной церкви. Последняя установила празднование новолетия с 1 сентемврия в память победы, одержанной Константином Великим над врагом своим Максентием, жестоким гонителем христианства. Что касается, впрочем, народа, то ему трудно давалось новое времяисчисление, так как исстари он привык начинать свой год с марта. Поэтому, тогда как церковно-гражданский год начинался с месяца сентемврия, предки наши в частном, особенно сельскохозяйственном быту, долго считали начало года по-старому с месяца марта.

1-й день – преподобного Симеона Столпника.[4]

Наши предки особенно любили чествовать его память как летопроводца. Известно, что Борис Годунов, желая ознаменовать новолетие вступлением своим на престол русский, соорудил в память Симеона Летопроводца храм в Москве. Очевидно, что название летопроводца преподобный Симеон получил у нас от того, что в день его памяти наши предки оканчивали и провожали лето.

В Мирском Потребнике 1639 г. уже находим особенный чин летопровождения или нового индикта; сей чин, или обряд, состоял в следующем: местом его совершения обыкновенно назначалась Ивановская площадь в Москве, между Архангельским и Благовещенским соборами. Здесь в самой величественной обстановке патриарх в присутствии царя и народа совершал молитвословие о благословении наступающего лета, и затем все присутствующие взаимно приветствовали друг друга с началом года.

После этого молитвенного торжества предки наши старались ознаменовать начало года делами благотворительными. Люди богатые считали долгом посылать нужное для призрения живущим в странноприимных домах; другие, менее достаточные, раздавали милостыню. На Симеона Летопроводца государи русские давали свой личный суд всем имеющим на кого-либо жалобы. Так, великий князь Иоанн III приказывал явиться к себе на суд в день Симеона Летопроводца всем изменникам из Вятки и одних из них простил, а других присудил к казни. Из грамот царей Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича видно, что монастырским людям и крестьянам назначалось три срока в году ставиться на суд царский, именно: Семен день, Троицын день и Рождество Христово.

Кроме того, в старину на Летопроводца в сельском быту наших предков оканчивались все торговые и хозяйственные дела. Так, например, в писцовых книгах Полоцких читаем, что в 7086 г. по наказу Иоанна Васильевича об отдаче в оброк рыбных ловель и других угодий определялось «платить оброк ежегодно на срок Семена Летопроводца». Наконец, с этим же днем связан был один частный, но тем не менее довольно важный обряд – так называемые постриги и сажание на коня при переходе из младенчества по четвертому году. О нем весьма часто упоминают наши летописцы начиная с 1191 г., когда он встречается едва ли не первый раз. Самое совершение этого чисто семейного обряда в старину (особенно это нужно сказать о роде княжеском) имело характер церковный. В Первой Новгородской летописи читаем, что обряд пострижения над Ростиславом, сыном князя Михаила, совершался в 1230 г. в Новгороде у св. Софии, и при этом замечается, что постригаемому «уя влас архиепископ Спиридон». Наконец, нельзя не заметить, что в день Симеона Летопроводца в былое время совершался обряд, сам по себе довольно странный и несколько смешной, так называемые похороны мух и тараканов. Происхождение этого обряда объясняется тем, что с наступлением осени насекомые эти сами гибли от холода. По своему содержанию обычай этот несколько напоминает древнее русское почитание Белбога, который был у наших предков – по мнению Снегирева – то же, что древний Веельзевул, бог мух. Он представлялся обыкновенно в окровавленном виде, покрытый весь мухами и другими насекомыми, и относился вообще к божествам добрым. Естественно, что, когда начало года перенесено было с сентября на январь, самый день Семена Летопроводца должен был потерять прежнее свое значение. В настоящее время он большею частию известен в народе под именем Семенова или Семена дня. Ныне с Семена дня в простонародье начинаются так называемые засидки, т. е. начинают засиживаться над разными работами при огне, который для этого особенным образом добывают в настоящий день из дерева и называют обыкновенно новым огнем. Нередко день Семена простой люд называет Бабьим летом, так теперь начинаются разные сельскохозяйственные работы, например, трепание пеньки, мочение льна и т. п., которые обыкновенно производятся женщинами на открытом воздухе и составляют для них сравнительно с страдными летними трудами довольно легкие занятия.

2-й день – св. мученика Мамонта.

Предки наши называли этого мученика Мамонтием и поручали его покровительству овец и особенно коз. Так, древние русские странники-богомольцы, между прочим, пели о св. Ма-монтии:

Наши простолюдины и досель зовут его овчарником. Нет сомнения, что мысль об этом покровительстве св. Мамонта вышла из сказания о его жизни. В Прологе замечается, что когда св. Мамонт жил в пустыне, то ему особенную услугу оказывали дикие козы. Они сами приходили к нему, и он доил их и приготовлял сыры, которыми не только сам питался, но и торговал ими, раздавая вырученные деньги бедным и неимущим. Это сказание Пролога вошло и в живопись. В подлиннике Долотова XVIII в., при определении типа св. мученика Мамонта, указываются следующие характеристические подробности: «. .около него олени и дикие козы и прочие звери».

4-й день – празднество Пресвятой Богородицы Неопалимой Купины.

В тот же день в наших месяцесловах полагается память св. пророка и боговидца Моисея, видевшего Купину Неопалимую. Русский народ считает Пресвятую Богородицу Неопалимую Купину охранительницею от пожара и молнии, и потому в сказании о святых ей назначается особая молитва в этих случаях. Кроме того, на случай беды от огня в простом быту водится обычай ходить кругом пылающего здания с образом Богородицы Неопалимыя Купины для того, чтобы прекратить скорее пожар. Изображение Богоматери в огненной купине имеет основание в церковных песнопениях; так, например, в догматике 2-го гласа поется: «Яко же бо купина не сгараше опаляема, тако Дева родила еси». В другой песне, как бы в пояснение этого, замечается: «Дева всепетая, юже в тебе тайну Моисей пророческими виде очима купину горящу и неопаляему; Божества бо огнь утробу твою, Чистая, не опали». Таким образом, Пресвятая Богородица называется Купиною Неопалимою и изображается в средине горящего куста, потому что она в рождестве сохранила девство и осталась неопалимою от огня Божества. Но на том основании, что Божия Матерь сама осталась неопалимою от огня Божества, когда была его жилищем, легко могло возникнуть верование, что она может спасать и наши жилища от вещественного огня, от молнии и пожара. Самые обстоятельства чудесного явления чудотворной иконы Купины несгораемой были отчасти такого рода, что могли благоприятствовать указанному народному верованию относительно Богородицы Купины несгораемой. На дщице при иконе Неопалимой Купины в Софийском Киевском соборе вот так описываются обстоятельства чудесного ее явления:

Наконец, нельзя не заметить и того, что у наших предков пресвятая Дева Мария представлялась распорядительницею огненной стихии. Так, например, в одном старинном русском сборнике сказано, что «пресвятая Дева Мария угрожает испустить с неба на землю камение много, молние огненное, провести в страдное время сильный мороз и лед и страшное землетрясение». В другом сборнике, также Соловецкой библиотеки, рассказывается, как в 1641 г. явилась сама Богородица некоей жене и объявила, что если люди не будут свято праздновать праздничных дней, то она за непослушание будет посылать на землю камение много. «Испущу, – говорит Богородица, – молние огненное с небес, и лед, и мороз лютый спущу на страдное время, на скот и на хлеб ваш, и на все живущее, и по вся годы хлеба не будет, и камение горящее с небес спадет, и будет молние огненное, и хлеб и травы озябнут, и скоты ваши голодом погибнут». Подобного рода представления были известны не только у наших предков, но также у чехов, сербов, поляков, литовцев.

Пресвятая (Богородица) Дева и поныне называется громни-цей и в некоторых случаях ставится в особенно близкие отношения к Илье Пророку громовику или громовержцу. При таком сближении Святой Девы с Ильею Пророком и те черты, какие принадлежали Илье Пророку, могли быть усвоены нашими предками Пресвятой Деве, и она, таким образом, стала в глазах их распорядительницею грозных и благодетельных сил огненной стихии.

8-й день – Рождество Пресвятой Богородицы.

Праздник этот называют в народе Госпожинками или Пречистою другою для отличия его в этом случае от дня Успения. В основании этих названий лежат известные (см. 15 августа) наименования, которые обыкновенно придаются нашею церковью Пресвятой Деве Марии. Нередко еще 8 сентября слывет под именем Аспожка, Спасова или Аспасова дня. В этих наименованиях смешано троякое производство: Спас (1, 6 и 16 августа), Госпожа (15 и 31 августа) и пожни – после жатвы. Теми же именами называется вся неделя с 1 сентября по 8 сентября.

14-й день – Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня.

В старину в наших летописях день этот именовался «ставровым днем» (от stauros – крест).

Киевская летопись под 1154 г. замечает: «разболеся Изяс-лав Мстиславич на ставров день». Некнижный люд, желая применить к празднику Воздвижения некоторые обстоятельства своего быта, называет его по-своему – Вдвижением или Сдвижением. Эти названия очень своеобразно толкуются нашими простолюдинами; они говорят: «пришло сдвижение – кафтан с шубой сдвинулся», или «хлеб с поля сдвинулся», – и этим обыкновенно намекают на приближение зимы, уборку хлеба с полей и т. д. В некоторых местах праздник Воздвижения называется «честным», подразумевается, конечно, «крестом».

На празднике Воздвижения, по народному замечанию, гады и другие пресмыкающиеся животные уходят в какие-то неведомые, теплые страны, что бывает также с разными птицами, особенно ласточками. Блаженная страна эта у наших предков, как и ныне у простолюдинов, называлась обыкновенно ирьем или вырьем. О ней упоминает Владимир Мономах в своем Поучении, говоря, что «птицы небесные из ирья идут». Приурочение этого поверья к празднику Воздвижения объясняется наступлением в это время холодов, которые гонят из наших стран птиц в более теплые страны, а гадов заставляют скрываться в глубь земли.

15-й день – св. мученика Никиты.

Угодник этот почитается у русского народа покровителем детей от болезни, известной в простонародье под именем родимца (падучей младенческой болезни), и потому в сказаниях о святых ему назначается особенная молитва на эти случаи. Для этого верования мы не находим объяснения в житии св. Никиты, равно как здесь же нет и намека на самую болезнь, от которой, по народному верованию, исцеляет св. Никита. Он известен также в простонародье под именем Гусепролета. Это название дано ему оттого, что обыкновенно около дня его памяти улетают от нас на зиму дикие гуси.

Еще в сельскохозяйственном быту называют этого угодника Репорезом, потому что теперь хозяева срезывают и убирают репу.

23-й день – Зачатие пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.

Предки наши об этом празднике замечали: отселе начинается осень. Подобным же образом говорится об этом дне: «Осень третье время года, сентября 23 числа до декабря 25 дня».

24-й день – св. мученицы Феклы.

Св. Мученица эта называется поселянами Заревницею. Такое название происходит от тех обычаев, которые приурочиваются у нас в сельскохозяйственном быту ко дню св. Феклы.

Наши поселяне в этот день начинают свои занятия в овинах, причем на первый раз с особенным старанием угощают молотильщиков. В старину почти весь этот день употребляем был на песни и забавы, и только с полуночи зажигали огонь и при нем начинали молотьбу в овине.[5] От этих-то огней или зарев св. Фекла и получила имя Заревницы.

25-й день – преподобного Сергия Радонежского.

Этот угодник считается у народа хранителем кур. На каком именно основании св. Сергию присвоено покровительство над этими домашними птицами – решить трудно. Одно только можно сказать, что, отдавая под защиту святых всех более или менее важных в хозяйстве животных, наши предки не могли сделать в этом случае исключения для кур. Они, как известно, едва ли не важнее всех других домашних птиц для нашего поселянина и потому, по мысли народной, необходимо было отдать их под покровительство какого-либо угодника.

26-й день – св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова.

Св. Иоанн почитается в народе наставником живописного иконного дела, и потому в сказании о святых ему полагается особая молитва об изучении иконного писания.

В прописях и азбуковниках наших XVII в. находим такого рода молитвенные стихи апостолу Иоанну как учителю иконной живописи:

Отсюда можно догадываться о том, что подало повод нашим предкам считать св. Иоанна Богослова наставником иконного писания. Именно, по сказанию Четьих миней и Пролога, он из одного гусаря, т. е. простого пастуха гусей, чудесным образом сделал искусного живописца. Об этом обстоятельстве говорится следующее: «В одном городе был юноша, занимавшийся пасе-нием гусей, и, гоняя обыкновенно стадо за город, у ворот которого была икона Иоанна Богослова, он задумал научиться списать ее и для этого предпринял предварительные упражнения на песке. Несколько лет он настоятельно и усердно упражнялся в этом деле, но все усилия оказались напрасными.

Между тем однажды, когда он занимался своею работою, приходит к нему какой-то незнакомый человек и, осведомившись о том, чего ему хочется, вручает ему от своего имени хартию к одному очень искусному царскому живописцу, жившему в Константинополе, чтобы тот научил его иконной живописи. Юноша, получив это письмо, отправился к упомянутому живописцу и здесь, чрез несколько дней, под невинным руководством св. Иоанна Богослова, достиг таких успехов, что не только удивил всех своим искусством, но даже превзошел учителя-живописца в искусстве живописи».

Наши простые мастера иконного письма, читая эту историю в книге житий святых, естественным образом могли прийти к заключению – признать св. Иоанна Богослова наставником живописного искусства и даже положили молиться этому угоднику о чудесной помощи и содействии в деле иконного письма.

Октоврий – Листопад

Октоврием называется десятый месяц в году; у римлян он был восьмым, отчего и получил свое название (octo – восемь); у наших предков он известен под именем листопада, от осеннего падения листьев, или паздерника – от паздери, кострики, так как в этот месяц начинают мять лен, коноплю, замашки. Первое из этих имен постоянно употребляется в древних наших месяцесловах и святцах, но последнее становится известным не ранее XV в., главным образом в южнорусских месяцесловах. Ныне простой люд зовет месяц октябрь по-своему – грязником, за осенние дожди, ненастье и грязь, или свадебником – от свадеб, которые справляют в это время в крестьянском быту.

1-й день – Покрова Пресвятой Богородицы.

Праздник этот считается покровителем свадеб, и потому сельские девицы молятся тогда о скорейшем выходе замуж. С этой целью они считают для себя непременным долгом побывать в праздник Покрова в церкви; некоторые ставят свечи перед иконою Покрова Богородицы и вообще стараются провести этот день весело, веря, что «если Покров весело проведешь, дружка милого найдешь». «Покров – Пресвятая Богородица, – приговаривают они, – покрой мою бедную головку жемчужным кокошником, золотым подзатыльником». – «Мать-Покров, покрой мать сыру землю и меня молоду». – «Свята Покровонько, покрой мене головоньку, та хоть бы вже и онучею (тряпкой), най ся девкою не мучу».

Для объяснения такого верования относительно праздника Покрова должно заметить, что у многих народов древности, и в частности у славян, как и теперь, покрывало или фата считалась очень важною свадебною принадлежностью. Она вообще служила признаком замужества. Один арабский писатель XII в., описывая древнерусский брак, говорит, что если кто чувствовал склонность к какой-либо девице, то набрасывал ей на голову покрывало, и она беспрекословно делалась его женою. Известно, что в былое время на Руси невесту водили под венец, закутав или закрыв всю фатою. Впрочем, и ныне еще можно видеть во многих местах нашего отечества, что в церкви, под венцом, ставят невесту покрытою с головы до ног покрывалом. Очевидно отсюда, что по сходству покрывала свадебного с покровом или омофором Пресвятой Богородицы, которым она предстательствовала и молилась за людей, простой наш народ присвоил настоящему дню Пресвятой Девы покровительство над браком.

При этом нужно заметить, что около праздника Покрова обыкновенно в нашем климате являются первые снега. Они покрывают все окружающее и этим самым невольно наводят на сближение этого естественного белого зимнего покрова со свадебным покрывалом или фатою. В силу того русские девицы в своих молитвенных обращениях к Покрову Пресвятой Богородицы приговаривают: «Мать-Покров, покрой землю снежком, меня, молоду, платком», или «Бел снег землю покрывает, не меня ли, молоду, замуж снаряжает». Есть даже в народе простом примета, что если на Покров выпадает снег, то это предвещает много свадеб. В этом случае покрытие земли снегом – это естественное явление природы, которое почти всегда совпадает с праздником Покрова Пресвятой Богородицы, – как бы дает повод народному наблюдению сближать понятие Покрова Пресвятой Богородицы со свадебным покрывалом. Самое время праздника Покрова в сельскохозяйственном быту представляет особенные удобства для празднования свадеб: к празднику Покрова оканчиваются все важнейшие сельские работы; простолюдины наши, занимаясь теперь не много своим хозяйством и живя в достатке, естественно, могут спокойно думать о свадьбах. Отсюда-то, без сомнения, и ведут свое начало так называемые свадебные осенние недели, которые, по церковно-народ-ному месяцеслову, считают обыкновенно с праздника Покрова Пресвятой Девы. Еще праздник Покрова Пресвятой Богородицы имеет важное значение в быту народном как срочный день для новых работ и занятий. Поселяне говорят, например, о наймах: от Покрова до Егорья, от Покрова до Крещенья и т. д.

2-й день – свв. мучеников Киприана и Иустины.

Русский народ против наваждений и влияния нечистой силы в числе других мер прибегает преимущественно к молитве. По свидетельству Сказания о святых, в нашем народе принято об избавлении от злого очарования молиться св. Киприану и Иустине. Нет сомнения, что вера эта в особенную помощь св. угодников Киприана и Иустины от злого очарования основывается на сказании о их жизни. В Четьих минеях повествуется, что св. Кипри-ан, до обращения своего к Христу, был языческим жрецом, волхвом и чародеем. Полагаясь слишком много на свое ремесло, он вздумал совратить с пути св. мученицу Иустину, но это не удалось ему, и св. угодница не только сохранилась от чар и наваждений Киприана, но напротив того, при помощи благодати Божией обратила и его к христианству. Нельзя при этом не заметить, что молитву к мученикам Киприану и Иустине сама церковь считает уместною. Так, в Требнике митрополита Петра Могилы, в молебном последовании об избавлении от злых духов, наряду с молитвами другим святым есть одна особая молитва к свв. Киприану и Иустине о том же. В том же Требнике, в молитвенном последовании над домом очародеянным, читаем: «Яко же святую Иустину креста знамением и на нем распятого Христа Бога нашего силою ограждаемую и убеждающе ничто же успеете, но со страхом и трепетом отбегосте, так и ныне от дома сего да изгонитеся» и т. д. Подобную же молитву находим в болгарском Дечанском сборнике, изданном в 1857 г. Кроме того, в церковной службе свв. Киприану и Иустине в одной из песен канона читаем: «От художества волшебнаго обратився, бого мудре, к познанию божественному, покорился еси миру врач мудрейший, исцеления даруя чествующим тя, Киприане со Иустиною, с нею же молися Человеколюбцу Владыце спасти души наша». Итак, небезосновательно поступает наш народ, обращаясь с молитвою об избавлении от влияний злого духа к свв. Иустине и Киприану.

14-й день – преподобной Параскевы.

В древних южнорусских церковных месяцесловах эта угодница известна под именем Терновской или Терновки, от болгарского города Тырново, куда были перенесены ее мощи в 1193 г. при царе Иоанне Асане. Простолюдины дали преподобной Параскеве свои названия. Она, например, слывет у них под прозвищем льняницы-трепальщицы, так как около дня ее памяти сельские хозяйки трут и треплют лен. Еще часто св. Параскева называется в простонародье грязнихой – от осенних нена-стьев и грязи, или порошихой – от порошей, т. е. от легкого снега, выпадающего на замерзшую после оттепели землю.

16-й день – Лангина Сотника.

Он почитается в народе целителем глазной болезни, почему в сказании о святых ему назначается особая молитва о прозрении ослепших очес и исцелении от болезни. Основою для этого верования относительно мученика Лонгина, очевидно, послужило записанное в житии этого святого обстоятельство, совершившееся при обретении его честной главы, именно: будучи свидетелем крестной смерти Господа Иисуса Христа, сотник Лонгин уверовал в него как в Бога и Спасителя и за это был усечен; после того голова его была принесена в Иерусалим по требованию Пилата иудеям для удостоверения их в том, что он действительно казнен. Чрез несколько лет после этого события одна ослепшая женщина из Каппадокии решилась пойти к святым местам в Иерусалим, чтобы помолиться там об исцелении от слепоты. К несчастию, у нее тогда же умер сын и смертию своею усугубил горесть и без того несчастной матери. В утешение ее явился ей во сне св. Лонгин и, открыв ей, где погребена глава его, велел откопать и взять ее с собою, за что обещал подать ослепшей исцеление. Женщина, по указанию святого, нашла при входе в Иерусалим гноище, разрыла его собственными руками, обрела честную главу св. Лонгина и тут же прозрела.

18-й день – св. евангелиста Луки.

В некоторых списках сказания о святых назначается молитва св. евангелисту Луке об изучении иконного писания, и вообще на Руси у мастеров этого дела исстари евангелист Лука почитается наставником живописи иконной. Верование это относительно евангелиста Луки известно и у латинян. Занимающиеся между ними писанием икон тоже считают евангелиста Луку своим патроном и молятся ему о помощи и наставлении в их работах. Такое представление о евангелисте получило свое начало оттого, что сам он, по свидетельству церковных историков, был живописцем; об этом, например, говорит историк XIV в. Никифор. Кроме того, по свидетельству древнехристианского предания, евангелист Лука первый написал образ Богоматери с предвечным Младенцем и потом еще две иконы Пресвятой Девы и показал их ей как плод трудов своих. Матерь Божия при этом благословила благое дело евангелиста Луки и обещала пребыть с этими иконами «благодатью своею». Говорят еще, что тот же св. Лука написал на досках изображение апостолов Петра и Павла, и вообще, как замечается в Четьих минеях и Прологе, от него распространилось по всей вселенной доброе и пречестное дело писания икон. Естественно, что, читая подобного рода указания относительно евангелиста Луки, наши предки легко могли почесть его за руководителя в таком святом деле, как писание икон, и потому положили молиться ему о помощи и наставлениях в занятиях этого рода.

Того же числа празднуется память св. Иулиана, который во многих местах, особенно в Малороссии, пользуется большим уважением как покровитель и хранитель малых детей. Угодника этого простой малороссийский люд ошибочно называет Иусти-нианом. На одной из старинных икон, которую можно видеть в Киевобратском монастыре, св. Иулиан представлен в монастырском одеянии стоящим пред иконою богоматери на молитве и держащим на руках повитого ребенка. По сторонам самой иконы надписаны тропарь и кондак, которые вообще полагаются по церковному уставу преподобному, а внизу прописано следующее:

В Малороссии и доселе в домах крестьянских весьма часто можно встретить икону преподобного Иулиана с повитым в руках младенцем. Основанием для этого верования относительно преподобного Иулиана послужило следующее обстоятельство, записанное в житии этого угодника: в Прологе рассказывается, что «однажды преподобному Иулиану случилось быть в пути и остановиться у одной боголюбезной жены, имевшей единородное дитя, которое, предстоя у трапезы и прислуживая, вскоре от очию их изшедше, впаде в кладезь. Честная же та жена, увидевши сие, никакоже о том смутивши себе, но студенец закрывши и великодушне служаше. Святому же о отроце вопросившу, увидено бысть бывшее, абие с трапезы востав и двери студенца отверз, виде отрочище водою влаемо и здраво играюще, и, руку ему подав, извлече е от кладезя. И сему бывшу вопрошено бе отроча о бывшем ему. Никакоже пострадачи ми, рече, старца сего ради».

19-й день – св. мученика Садока.

Церковь наша ежедневно, почти во всяком богослужении, молится Богу об избавлении всех и каждого из своих чад от нечаянной и особенно без покаяния смерти. Но не довольствуясь этим, благочестивые люди из среды народа обращаются с особенною молитвою к св. Садоку об избавлении от напрасной смерти. Этот обычай в отношении к упомянутому угоднику мог получить свое начало от следующего обстоятельства: в Прологе замечается о св. Садоке, что когда он за исповедание Христа был подвергнут тяжким страданиям, то молился Богу, чтобы тот, кто призовет Бога имени его ради, удостоился спасения.

20-й день – св. мученика Артемия.

По Сказанию о святых, этому угоднику следует молиться от грыжной болезни. Обращая внимание на повествование об образе мучений св. Артемия, нетрудно понять, почему наши предки положили молиться св. Артемию от грыжной болезни. В Четьих минеях повествуется, что св. Артемий был осужден богоотступником Иулианом на тяжкие мучения; именно он был сдавлен рассеченным надвое огромным камнем до того, что из него выступили внутренности. Несмотря, однако, на то что св. Артемий оставался в этой пытке несколько суток, как замечает о нем далее списатель его чудес, «св. Артемий паче естества обретеся жив и хождаше». В Прологе в числе чудес св. Артемия полагается исцеление им отекших внутренностей. Подобного рода чудотворения соблазняли некоторых. Так, например, об одном «швеце-сапожнике» рассказывается, что он посмеялся над рассказом об одном из таких чудес, за что, между прочим, и поражен был неожиданно отеком лона. По этому поводу свидетели этого обстоятельства справедливо заметили наказанному: «Терпи, брате, да прочие тобою научени будут, еже не вменяти в хулу и подсмех чудеса, бывающие от Бога и святыми Его угодниками».

22-й день – Праздник Казанской иконы Пресвятой Богородицы, установленный по случаю избавления Москвы от Литвы в 1612 г. В простом народе праздник этот называется прямо Казанскою, а в других местах Казанскою Пречистою, очевидно – для отличия его от других Пречистых, например 15 августа, 8 сентября. По этому дню наши простолюдины заключают о зиме: «Пошел бы на Казанскую, – говорят они, – дождь, будет зима на дворе с сугробами» и т. п.

26-й день – св. Димитрия Солунского.

По церковно-русскому месяцеслову в субботу пред днем св. Димитрия, память которого празднуется настоящего числа, совершается поминовение о всех усопших. Установление этого поминовения принадлежит великому князю Димитрию Донскому, который, одержав знаменитую победу в 1380 г. над Мамаем, положил, чтобы пред этим днем совершалась вселенская панихида о всех погибших на поле битвы. Известно, что день великомученика Димитрия был днем ангела великого князя Димитрия Донского. Кстати при том заметить, что св. Димитрий Со-лунский у славян, например у сербов, считается представителем храбрых воинов – юнаков; он, по представлению сербов, как рыцарь всегда ездил на коне и носил длинные копия. Все это могло послужить весьма уместным поводом с памятию св. Димитрия Солунского соединить поминовение храбрых воинов, павших на поле битвы, и день поминовения назвать Димитри-евою субботой. Впрочем, ныне в среде нашего простонародья Дмитриевская суббота носит еще название субботы Поминальной, оттого что теперь совершается поминовение о всех усопших. Иногда Димитриеву субботу называют еще Родительскою, Дедовою субботой, Дедовою неделей; эти названия, как видим, заимствуются простым людом от общих имен, какими он обыкновенно называет своих предков, совершая над ними свои поминовения.

Димитриевскую субботу предки наши проводили с большою торжественностию. Прежде всего, по заведенному обычаю, как и теперь, они выходили на могилы своих покойников и здесь совершали панихиды и заупокойные литии. Затем обыкновенно следовали богатые угощения, и при этом деды наши нередко, начавши благочестивое дело по-христиански, заканчивали его языческим разгулом или тризною. Подобные поминовения в то же время, т. е. около Димитриевской субботы, совершались и у других языческих народов. Так, у литовцев, например, в одно время с Димитриевскою поминальною субботой совершались и доселе известные хаутиры, т. е. поминки; в Германии одновременно с нашею Димитриевскою субботою совершался в старину праздник festum omnium animarum.[7] Немудрено, что и наши предки до христианства совершали в одно время с другими языческими народами осенние поминки на своих покойниках. Таким образом, с установлением Димитриевской субботы, которая в этом случае стала противодействием языческому поминовению, многие из дохристианских обрядов и обычаев могли быть бессознательно перенесены и усвоены новому установлению христианскому. Это случай не единственный. В нем, как видим, повторилось то же сменение обрядов и обычаев языческих с постановлениями христианскими, против которого в свое время возвышал сильный голос блаженный Августин; он, например, говоря об обрядах поминальных своего времени, замечает: «Ставятся на гробы покойников кушанья и питье в том мнении, что души усопших станут вкушать эти приношения».

28-й день – св. великомученицы Параскевы.

Св. угодница эта исстари пользуется у русского народа особенным уважением сравнительно с другими святыми, и с памятью ее в нашем народе соединяется множество самых своеобразных верований, обычаев, поверий и обрядов. Прежде всего следует заметить, что в древних наших месяцесловах и святцах при имени этой угодницы постоянно встречается имя Пятницы и обыкновенно пишется: Святыя Параскевии, нареченныя Пятницы. В былое время самые храмы, посвящаемые имени св. Параскевы, назывались Пятницами. Название Пятниц усвоялось еще и другого рода памятниками, которые в старину на Руси ставились в виде придорожных небольших часовен. У простого русского люда большею частию и ныне великомученица Параскева называется Пятницею, Пятиною, Пят-ною. Изображение св. Параскевы-Пятницы было в особенном употреблении у наших предков, наши мастера обыкновенно представляли ее на иконах в худощавом виде и высокого роста, с лучезарным венком на голове. Иконы св. Параскевы-Пятницы в старину можно было находить почти во всяком доме; перед ними-то наши предки молились св. Параскеве о всяком благополучии и счастии домашнем.

По общему древнерусскому верованию, св. Параскева признаваема была покровительницею полей и скота, и потому в былое время во многих местах в день памяти ее наши предки сообща участвовали в божественной службе и приносили в церковь для освящения разного рода плоды; приношения эти потом хранились в домах как священные предметы до наступающего года. Иконы св. Параскевы, находившиеся в церквах, древнерусский народ чествовал особенным образом. Поселяне убирали их разными лентами, цветами, монистками и душистыми травами и носили в таком виде в крестных ходах и других важнейших церемониях. Во многих внутренних губерниях нашего отечества в день памяти св. Параскевы простолюдины носят в церковь оттрепанную первину льна, которая обыкновенно посвящается этой угоднице и потом привешивается к ее образу. В связи с этим обычаем находится и самое название св. Параскевы Льняницею. Кроме того, св. Параскеве-Пятнице древнерусский народ молился о сохранении от падежа скота, в особенности от коровьей смерти. По верованию наших предков, св. угодница эта считалась также целительницею и разных человеческих недугов, в особенности ее призывали на помощь от дьявольского наваждения, в лихорадках, при зубной, головной боли и других болезнях. В честь св. Параскевы составлены были особенные молитвы, которые носились на шее и считались предохранительным средством от разного рода болезней. Молитвы эти нередко привязывались к голове в чаянии исцеления от головной боли и т. д.

Страждущие от наваждения нечистой силы считали за непременное правило ставить пред иконою св. Параскевы-Пятницы свечи в надежде получить свободу от нечистого духа. Цветы, травы и другие привески к образу св. Параскевы-Пятницы также почитались у наших предков одним из самых действенных врачебных средств и потому сохранялись с году на год как весьма важное целебное пособие. В случаях какой-либо болезни предки наши варили их в воде и этим отваром поили одержимых разными болезнями. Св. Параскева-Пятница считалась еще покровительницею брака, и в этом случае ее ставили в близком отношении к Покрову. «Матушка Пятница-Параскева, – молились в старину девицы, – покрой меня поскорее», т. е. пошли скорее жениха, и т. п. Наконец, св. Параскеве наши предки приписывали покровительство над торговлей, и от ее имени известны у нас исстари так называемые пятницкие торги и ярмарки.[8] Но иногда св. Параскева представлялась нашим предкам в грозном виде, именно в Стоглаве говорится, что «по погостам и по селам лживые пророки мужики и женки, и девки, и старыя бабы, нагия и босыя, волосы отрастив и распустив, трясутся и убиваются, и говорят, что им является святая Пятница и Настасия и велят им, чтобы они заповедали христианам каноны засвечивати. Женщины эти, – как замечает далее Стоглав, – и заповедывают христианам в среду и пятницу ручнаго дела не делати, и не прясть, и платья не мыть, и каменья не разжигати, и иные заповедают богомерзкие дела делать, противныя божественному писанию». Во многих местах нашего отечества и доныне по пятницам женщины не прядут, не варят щелока, не стирают белья, не выносят из печи золы, и крестьяне не пашут, не боронят, почитая эти работы в этот день за большой грех.

В Малороссии простолюдины рассказывают, что в пятницу ходит по селам св. Пятница, вся исколотая иглами и изверченная веретенами, так как много есть на земле нечестивых женщин, которые шьют и прядут в посвященные ей дни. Здесь в старину даже соблюдался особенный обряд, который обыкновенно совершался в честь св. Пятницы. Духовный Регламент замечает, что в Малороссии, в полку Стародубском, «водят женку про-стоволосу, под именем Пятницы; а водят в ходе церковном, и при церкви честь оной отдает народ и дары с упованием некия пользы». В Древней Руси в честь св. Параскевы наблюдались особые 12 пятниц, которые назывались обыкновенно временными, именно: 1-я пятница в первую неделю Великого Поста, 2-я – пред Благовещением, 3-я – на Вербной неделе, 4-я – пред Вознесением, 5-я – пред Троицыным днем, 6-я – пред Рождеством Иоанна Предтечи, 7-я – пред Ильею Пророком, 8-я – пред Успением, 9-я – пред архангелом Михаилом, 10-я – пред Кузьмою Демьяном, 11-я – пред Рождеством Христовым, 12-я – пред Богоявлением.

Наши предки называли еще эти двенадцать пятниц именными оттого, что каждая из них носила название, например, пятница Благовещенская, пятница Успенская и т. д.; ко всякой из них приурочивалось нашими предками какое-либо событие из ветхозаветной истории, как, например, о 1-й пятнице сказано, что «в первый пяток месяца мартия Адам преступил заповедь Бо-жию, и изгнан бысть из рая» и т. п. Еще каждой из этих пятниц приписывалась какая-либо особенная благодать, так, например: «Кто будет поститься первую из этих пятниц, тот будет избавлен от внезапныя смерти». Кроме того, в былое время также уважались так называемые обетные Пятницы, в которые наши предки с целью отвратить какое-либо бедствие зарекались не работать, и т. п. Этих пятниц обыкновенно насчитывали девять: 1-я – Обжорная (на 3-й неделе Великого поста), 2-я – Страстная, 3-я – Спасовая, 4-я – Временная, 5-я – Разгульная, 6-я – Молебная, 7-я – Кающаяся, 8-я – Праздничная и 9-я – Девятая пятница. Какое значение придавали наши предки обетным пятницам, особенно, например, во время засухи, неурожая, падежа скота, появления червей, можно видеть из свидетельства наших древних памятников. Так известно, что с целью празднования обет-ных пятниц в XVI в. писались заповедные записки; например, в 1590–1598 гг. крестьяне Товренской области «сговорились промеж собою и учинили заповедь на три года, чтобы в пятницу ни толчи, ни молотити, ни камения жещи, а кто заповедь нарушит, на том доправить 8 алтын и 2 деньги».

Еще в честь св. Параскевы-Пятницы праздновались девять торговых пятниц, которые обыкновенно следовали одна за другою в продолжение девяти недель после Пасхи. У нашего простого люда и все 52 пятницы, как в старину, так и доселе, очень важны; в Малороссии крестьяне держатся того убеждения, что во всякую пятницу грешно работать и есть скоромное. Наконец, в честь св. Параскевы-Пятницы в древнее время на перекрестках и распутьях дорог ставили особенного рода столбы с изображениями св. Пятницы, которые и назывались ее именем. Памятники эти по своему значению весьма похожи были на придорожные часовни или кресты и вообще считались у наших предков священными и таинственными местами. При них древнерусский люд обыкновенно торжествовал счастливую встречу с другом, отцом, сыном; тут же происходили последние расставания с отъезжающим в далекий путь; у этих же, наконец, пятниц девицы вымаливали себе хороших и добрых женихов.

Все это богатство древнерусских верований и представлений, какие соединялись нашими предками с именем св. Параскевы-Пятницы, естественно, возбуждает вопрос: каким же образом все эти верования, обычаи, обряды и поверья могли соединиться в лице св. Параскевы-Пятницы? В житии св. Параскевы мы напрасно стали б искать основания и объяснения всем указанным народным представлениям и понятиям относительно этой угодницы. В повествовании о житии св. Параскевы мы видим только указание, отчего св. Параскева получила название Пятницы, именно: родители этой святой угодницы были люди благочестивые и бездетные; они, прося Бога о разрешении их неплодства, проводили по обету день пятницы в особенных подвигах молитвы и поста и в делах благотворения; Господь услышал их молитву, и у них родилась дочь, которой они, по случаю рождения в день пятницы, дали имя Параскевы, имя Дня приготовительного к субботе, Paraskeue (по нашему-пятница). Потому и в старинных наших азбуковниках толковалось, что Параскева означает пятницу или еще, как называли ее наши предки, общницу Христовых страстей.

Итак, указанием жизнеописания св. Параскевы легко объясняется особенное почитание в нашем народе дня пятницы; но откуда же могли получить свое начало все прочие народные верования и понятия относительно св. Параскевы-Пятницы? Весьма вероятно, что они имеют языческое происхождение. Известно, что у литовцев пятница называется именем богини Seewa, у чехов – именем Siva, Siwa, Ceres, у немцев Siva называется Freya, откуда у них Freitag – пятница. Богиня эта, по воззрению древнего язычества, соединяла в себе почти все те представления и понятия, какие наши предки обобщали в лице Параскевы-Пятницы. Так, например, у древних язычников Жива или Фрея считалась покровительницею плодородия и изображалась с колосьями и цветами в руках, почему небезосновательно некоторые из славянских писателей (например, Вацерад) называют ее Церерою. Затем богине Живе или Фрее, подобно тому, как Ладе, усвоялось покровительство брачным союзам, и в старину совершалось даже особое веселое празднество в честь Лады или Живы, и у наших предков эти божества считались между собою весьма близкими.

Итак, можно догадываться, что наша пятница у простонародья сохранила то же значение, какое соединялось с этим днем в язычестве, т. е. значение дня, посвященного богине Диве или Фрее. По древнерусскому народному представлению, Жива олицетворяла в образе светоносной девы и считалась нередко предвестницею солнца. О ней-то наши предки думали, что, когда она шествует по земле, следует избегать всяких работ, поднимающих пыль, нельзя чесать и прясть лен, стирать белье, сверлить колеса, рыть, пахать, боронить землю и т. п., чтобы всем этим не запылить светозарного лика и зорких глаз странствующей богини. Когда же во время путешествий по земле этой богини кто-либо занимался пряжей или шитьем, то за это она наказывала не почитающих ее ногтоедом, заусеницею; им сводило руки и приключались другие подобные несчастия. Само собою разумеется, что, видя в древней Живе или Пятнице одно из важнейших, отчасти благодетельное, отчасти грозное божество, наши предки старались должным образом и чествовать ее. Последнее тем более являлось само собою как прямая необходимость, что самое имя Пятницы указывало на один из дней недельных, который мог быть и был избран праздником в ее честь.

Таким образом, у нас явилось празднование временных или именных пятниц, затем обетных, и вообще то глубокое уважение ко дню пятницы, который в этом случае ставился нашими предками наравне с днем воскресным. Очевидно, что против народных представлений и соединенных с ними обыкновений не могла не восставать церковь в лице своих представителей, и потому, например, в Стоглаве все древнерусские суеверия относительно пятницы назывались «богомерзкими, прельщениями бесовскими». Патриарх Константинопольский в одной из своих окружных грамот 1589 г. к литовским епископам запрещал праздновать день пятницы наравне с воскресеньем. Не говорим уже о том, что самое сказание об известных 12 пятницах исстари относилось у нас к апокрифическим сказаниям. Что касается происхождения древненародного верования в Параскеву-Пятницу как покровительницу торговли, то оно легко могло получить свое начало оттого, что в старину, как во многих местах и до сих пор, день пятницы служил и служит торговым днем для сельских хозяев. Торговые пятницы особенно крепко держатся в западной и отчасти южной России; можно думать, что в этом случае немало имело влияния и то обстоятельство, что день этот служит кануном субботы, когда торг в этих странах не производится по причине празднования евреями шабаша. Этих шабашей особенно опасаются поселяне северо-западной Руси и потому по пятницам заботятся закупать себе все, что нужно для хозяйства и в доме. Наконец, что касается так называемых пятниц-часовен, которые ставились в старину на Руси в честь Параскевы-Пятницы, можно положительно сказать, что они явились взамен некоторых дохристианских памятников. Именно в древнее время у нас на распутиях ставились столбы, чурбаны, истесанные болваны, мимо которых, как водилось, ни конный не проезжал, ни пеший не проходил без какой-либо жертвы. Можно думать, что эти дохристианские памятники имели сходство с древними римскими статуями, которые расставлялись на полях и границах и напоминали собою божество Термин, считавшееся покровителем полей и границ. С введением христианства обычай ставить эти чурбаны, естественно, не мог оставаться долее, и потому наши предки старались заменить их часовнями и столбами, в которых и ставилось изображение Параскевы-Пятницы, покровительницы полей и плодородия.

29-й день – преподобного Авраамия и св. Анастасии.

Преподобный Авраамий называется у народа Овчаром, а св. Анастасия – Овечницею; предки наши угодникам этим ус-вояли покровительство над одними из полезнейших в сельскохозяйственном быту животных, над овцами. В древнем народном стихе наши богоносцы (образоносцы) и старцы поют между прочим: «Попаси ему (хозяину), Настасия, овечек». Многие из поселян даже уверены в том, что только одна угодница может избавлять беззащитных овец от волков и охранять их от различных болезней. Известно также, что сельские овчары, или пастухи, очень часто прибегают с мольбою к св. Анастасии и ставят на деревах в поле, где пасутся овцы, икону этой угодницы в полной уверенности, что она есть надежная охрана для овец от всякой опасности, особенно от диких зверей. Это народное верование, соединенное с именами свв. Анастасии и Авраамия, объяснить нетрудно. По заведенному исстари обычаю, в нашем сельскохозяйственном быту в исходе месяца октября, именно 29-го числа, повсюду производилась стрижка овец и оканчивались счеты с овчарами за надзор их над этими домашними животными в течение всего пастбенного времени. Потому в некоторых местах, например, в Рязанской губернии, и доныне день св. Анастасии называется в простонародье Овечьим праздником и проводится здесь особенно торжественно и весело, с песнями, плясками и другими развлечениями, причем особенным почетом в этот день пользуются пастухи. Таким образом, благодаря чистому месяце-словному совпадению этого хозяйственного праздника с днем св. Анастасии св. угодница эта и празднуемый в тот же день преподобный Авраамий получили в русском народе прозвание овчаров, и им усвоено покровительство над овцами. Св. Анастасия нередко также называется в простонародье Стригольницею, каковое имя дано этой угоднице, очевидно, от стрижки овец.