– Да, – поддержал ее врач. – Это и в самом деле странно. Вы не пили никаких лекарств?
– Нет, – покачала головой Анна. – Хотя нет, стойте. У меня разболелась голова, и я вместе с Вернером приняла таблетку аспирина.
– Нельзя ли взглянуть? – попросил врач.
Анна отправилась вниз к аптечке, но, к ее изумлению, вчерашнего аспирина в ней не обнаружилось.
– Должно быть, кто-то из гостей взял, – предположила она. – Когда я отправлялась спать, внизу еще оставались Кати с Моникой и их кавалеры. А Том с Евой уже располагались в верхней спальне. Вернер дал им ключ, и они наводили там порядок.
– Жаль, – покачал головой господин Фридмен. – Но если этот аспирин найдется, я бы хотел на него взглянуть.
– При чем тут аспирин, если папа умер от удара по голове? – взвизгнула Ева, которая на глазах превращалась в точную копию своей сестрички. – Займитесь лучше своим делом, и давайте достанем отца из воды.
– Лучше не трогать до прихода полиции, – заметил врач.
– П-полиции? – прошептала Ева. – Зачем полиция? Это же типичный несчастный случай.
– Может, оно и так, но лучше перестраховаться, – сказал господин Фридмен. – Вернер не раз просил меня, чтобы в случае его внезапной смерти я провел самое тщательное обследование. А тут случай весьма подозрительный. Посмотрите, вы когда-нибудь видели такой цвет у трупов? А еще взгляните на эти сведенные судорогой пальцы и…
Но договорить ему не дали, родственники хором закричали, что ему, безусловно, виднее и пусть поступает как знает. Полиция прибыла одновременно с Кати и Моникой, которые с ходу обвинили Анну в убийстве. К счастью, у полицейских было на этот счет другое мнение. Они заподозрили в первую очередь самих родственников. Во всяком случае, после того, как узнали, что Вернер собирался развестись с женой и жениться на Анне.
– Он ведь на ней еще не женился, верно? – спросил полицейский. – Чего же ей его убивать? Согласитесь, что для того, чтобы совершить убийство, должен быть мотив. А где же тут мотив? Напротив, эта девушка только проиграла из-за его смерти. Ведь дом, как я понимаю, принадлежит теперь вам, а вы вряд ли захотите, чтобы она тут дольше оставалась.
Полицейский словно в воду глядел. Не успела за ним закрыться дверь, как в Аниной комнате появилась Кати и голосом, не терпящим возражений, заявила, что вся семья хотела бы видеть Анну внизу.
– Анна, надеюсь, ты понимаешь, что после смерти Вернера тебя тут ничего уже не удерживает? – спросила ее Моника, когда она спустилась вниз.
– Я и сама уже собрала вещи, но остался вопрос с билетом и похоронами.
– Мы дадим тебе денег на билет, – презрительно бросила Кати.
– Спасибо, – ледяным тоном поблагодарила ее Аня. – Билет у меня есть, а обменять его я смогу в любую минуту. Но сегодня нет самолета до Петербурга. А к тому же я хотела отдать дань уважения и остаться здесь, пока Вернера не положат в землю.
– Об этом не может быть и речи! – взвизгнула Кати. – Мало того, что ты его убила, так еще и на похороны хочешь припереться. Как ты смеешь? Там будут приличные люди. Убирайся из дома немедленно. Вон!
– Да, Анна, тебе лучше уехать сейчас же, – поддержала сестру Ева. – Том и я даже поможем спустить твои вещи. И конечно, ты можешь взять себе то кольцо, что подарил тебе папа, хотя раз дело не кончилось свадьбой, то… Но уж бери.
– Да, Вернеру было бы приятно, что мы оставили тебе его подарок, – сказала Моника.
Анна только плечами пожала. Ее уже давно не удивляло людское лицемерие. А насчет чувств, которые питали к ней эти люди, она никогда особенно и не обманывалась. Собрать вещи оказалось делом пяти минут. Она быстро побросала тряпки в свой вместительный чемодан, проверила, на месте ли паспорт и билет, и самостоятельно спустилась вниз. Все молча уставились на нее. Наверное, ожидали, что девушка начнет рыдать и умолять их помочь остаться в этой чудесной стране и не отправлять на холодную и голодную родину.
«Не дождетесь!» – с торжеством подумала Аня и взялась за дверную ручку. Но дверь распахнулась, и она чуть не вылетела на улицу. За дверью стояли трое. Два крепких молодца и маленький человечек с очками на крючковатом носу. Вглядевшись в расстроенное Анино лицо, он вдруг улыбнулся и спросил:
– Анна?
– Да, – кивнула Аня.
– Как хорошо, что я успел! – просиял человечек. – Как только мне сообщили о смерти господина Вернера, я сразу же бросился сюда. Это входит в мои обязанности. Постойте, вы не должны уезжать, несмотря на то, что будут говорить эти люди.
– Вы кто? – спросила Аня, беспомощно оглядываясь на семью Вернера, в сторону которых ткнул пальцем человечек.
Родственники Вернера явно знали, с кем имеют дело, и это их ничуть не обрадовало.
– Я поверенный в делах вашего уважаемого жениха, – объяснил Ане человечек. – Господин Штольц.
Анна смутно припомнила, что Вернер и в самом деле упоминал как-то в разговоре с ней это имя.
– Вы нотариус! – догадалась она.
– Точно так, – просиял человечек. – Вы куда-то собрались, я вижу? Не торопитесь, уезжать придется кому-то другому.
– Что вы имеете в виду? – сердито осведомилась Моника. – Эта девушка больше не может здесь оставаться.
– Очень даже может, – резко возразил ей нотариус. – Отныне это ее дом, и она вольна сама решать, будет ли жить здесь или предпочтет какое-нибудь другое место.
– Ее дом?! – словно эхо повторила его слова Моника.
Обе ее дочери стояли смертельно бледные и сверлили глазами маленького господина Штольца.
– А что тут еще ее? – спросила Моника.
– Сейчас узнаете, – сказал господин Штольц, проходя в дом и деликатно оставляя двух своих помощников за порогом. – Дело в том, что вчера утром у меня в конторе господин Вернер в присутствии моем и еще двух поверенных уничтожил свое старое завещание и оформил новое. В соответствии с ним дом и две трети ценных бумаг и сбережений господина Вернера передаются его невесте – Анне.
– Это невозможно, она иностранка, – возмутилась Ева.
– Очень даже возможно, – хитро прищурился нотариус. – Вы, если не ошибаюсь, гражданство тоже сменили? Но вас это не остановило бы, завещай отец все. Но не переживайте, вам тоже достанется приличная сумма.
– Ну да, которую нужно разделить на троих, – с горечью заметила Моника.
Тут уж вскипел Том.
– Почему на троих? – закричал он. – Делить будем на четверых, Еве полагается две части, ведь она скоро родит.
– Всего через каких-нибудь восемь месяцев, – ехидно заявила Кати и обратилась к нотариусу: – А где само завещание?
– Здесь, в доме, – ответил нотариус. – Я предложил господину Вернеру оставить его у меня в сейфе, но он сказал, что хочет порадовать свою невесту, показать ей бумаги. Он решил спрятать его в доме, чтобы постоянно иметь под рукой.
– И где именно? – спросил Том.
– Этого он мне не сказал, – смущенно ответил нотариус, и в комнате повисла неловкая тишина.
Мариша сидела в поликлинике со своим малолетним племянником и прикидывала, как лучше от него избавиться – сдать в детскую комнату милиции или самой лечь в могилу. Все возможные меры утихомиривания годовалого бандита были ею уже испробованы. Она связывала его по рукам и ногам, но уже через несколько блаженных и тихих минут, когда этот непоседа занимался своим освобождением, он снова деятельно принимался изучать мир. Сегодня этот разбойник изучал предметы, испытывая их на прочность. Для этого они бросались на пол до тех пор, пока не разбивались или ломались. Марише и в голову не могло прийти, на какие мелкие кусочки можно раздолбить картофелину, если долго колотить ею об угол стола.
Мариша огляделась по сторонам, и ее затрясло. Вокруг были дети, которые шумели, галдели и носились сломя голову. Ее племянник, несмотря на юный возраст, был необыкновенно подвижен и, передвигаясь на четвереньках, не отставал от остальных сорванцов. Именно этим он сейчас и занимался, предварительно убедившись, что сломать скамейки и пеленальные столики ему пока еще не под силу. Мариша в сотый раз вернула ребенка в очередь и в сотый же раз подумала, что если кто тут и болен, то это она.
– И зачем мне понадобилось приглашать Ленку в гости? – в бессильной злобе на саму себя прошипела Мариша.
Дело в том, что неделю назад заскучавшая Мариша пригласила свою двоюродную сестру на чашку кофе, чтобы та немного развлекла ее. Сестра, неверно поняв свою задачу, зачем-то притащила с собой своего ужасного ребенка. Потом, видимо, решив, что этого совсем недостаточно, чтобы окончательно отравить Марише жизнь, сломала себе ногу, упав с табуретки, когда полезла доставать проклятый кофе. Табуретка, конечно, тоже развалилась, но такие мелочи Маришу уже не трогали. И вот теперь Мариша была вынуждена возиться сразу с двумя и с тоской вспоминала, как ей было хорошо одной.
– Идиотка несчастная, – простонала она сквозь зубы. – Подумаешь, не могла немного поскучать. Зато теперь развлечений выше крыши.
Сломанная нога не позволяла Ленке двигаться, поэтому она осталась вместе с шустрым сыночком у Мариши.
– Ты такая добрая, – твердила она Марише. – Если бы не ты, меня положили бы в больницу, а с кем остался бы Сева? Ты же знаешь, что Роман не может с ним справиться. Муж всегда так занят.
Вскоре на горизонте появился и папаша, но тут уж Мариша встала насмерть. Ей и с двумя-то было не справиться. Поэтому она заявила, что если еще тут будет околачиваться Роман – бездельник каких мало, она просто переедет жить к Ленке, а они тут пусть сами разбираются. Роман вовремя понял, что ему грозит, и теперь ограничивался телефонными разговорами. Зато звонил он часто, и Лена долго и нудно жаловалась ему, как ей плохо и как плох Сева.
– Мамочка, у вас ребенок сбежал, – сообщила Марише какая-то сердобольная бабка. – Как бы с ним чего не случилось. Беги за ним скорей.
Мариша с трудом подавила в себе желание сказать этой бабке, что если кому и придется несладко, так это тому, кто попадется на пути маленького Севки, и покорно поплелась за ним.
На взгляд Мариши, более крепкого ребенка трудно было себе представить, но его мама считала иначе. Она была уверена, что если Севу не показывать хотя бы раз в пять дней врачу, то он неизбежно подцепит какую-нибудь смертельно опасную заразу. Мариша стойко держалась три дня, но сегодня бедняга сломалась и поплелась с совершенно здоровым и очень бойким Севой в районную поликлинику. Когда она отловила Севу, поправила ему перекрутившиеся колготки и утерла несколько раз нос и слюни, подошла их очередь идти к врачу.
– На что, собственно, жалуетесь? – нетерпеливо спросила врач. С порога Марина начала объяснять, почему привела постороннего ребенка, к тому же и прописанного в другом районе.
– Ест плохо, – чтобы хоть как-то оправдать свой визит, пробормотала Мариша.
Ел Сева и правда плохо, но вовсе не потому, что съедал мало. Уплетал он за обе щеки, но при этом изрядную толику пищи размазывал по всей квартире. И Марише приходилось потом тратить драгоценное время на то, чтобы отскребать кашу, кисель и т. д. от стен, ковров, пола, мебели и часов.
– И все? – удивилась врач. – А выглядит вполне упитанным. Может, вас еще что-то тревожит?
– А еще у него бывают приступы удушья и синие пятна по всему телу, – принялась вдохновенно придумывать Мариша, наконец сообразив, что может появиться шанс положить Севу на обследование в какую-нибудь клинику.
Врач немного изменилась в лице и достала ложечку, чтобы заглянуть в горло. Сева при виде опасности заревел так, что стекла задрожали, а сам, покраснев, в самом деле начал задыхаться.
– И давно у него такие приступы? – подозрительно спросила врач, закончив прослушивать Севу. – В карте что-то ничего не отмечено.
– Уже два дня, – бойко соврала Мариша. – Боюсь, как бы он ночью вовсе не задохнулся. Хрипит, понимаете ли, просто сердце замирает. И кашляет.
– Я бы предложила вам госпитализацию, – нерешительно сказала врач. – Но вы ведь не согласитесь. А между тем у вашего ребенка…
– Я согласна, – перебила ее Мариша. – Кладите скорей. Сегодня положите?
– Если есть места, – ошарашенно проговорила врач.
Таким образом, домой Мариша вернулась в приподнятом настроении. Места в больнице нашлись, и она сразу из поликлиники отвезла ребенка прямо туда, пообещав вещи завезти позднее.
– Это всего на пару дней, – утешала она себя. – А потом вернется их бабушка и возьмет дело в свои руки.
Однако дома Маришу поджидал новый удар. Дверь ей открыл Роман и жизнерадостно сообщил, что к нему нагрянули родственники из деревни в количестве шести голов и что жить он переезжает к ней. Во всяком случае, до тех пор, пока они не уедут. Мариша тихо взвыла и проковыляла на кухню, где плюхнулась на стул у стола, заставленного пустыми кастрюлями. Как и следовало ожидать, после появления Романа от обеда, который она приготовила на три дня, ничего не осталось. Мариша нашла немного каши, не доеденной Севой, и принялась с грустью ее глотать, поражаясь между делом, как такую гадость вообще можно брать в рот.
От тягостных раздумий ее оторвал телефонный звонок. Это был явно межгород. Решив, что, верно, прорывается к ним Севкина бабушка, Мариша поспешно схватила трубку. Но вместо ожидаемого родного голоса услышала голос тоже родной, но вовсе не теткин.
– Мариш, это ты? – спросил голос, по которому она без труда признала свою подругу – Аню, а ведь ей полагалось быть за тридевять земель отсюда…
– Я, – призналась Мариша.
– У тебя ведь виза оформлена? – внезапно поинтересовалась Анна. – Я помню, ты тоже собиралась ехать.
– Собиралась, и виза оформлена.
– Так приезжай, ты мне нужна, – зарыдала Анна. – У меня тут такое! Родственники Вернера ополчились против меня, но это все так – мелочи жизни, а главное, что мне самой тоже явно грозит смерть. Немедленно приезжай. Я тут сижу в огромном четырехэтажном доме совсем одна и держу оборону.
– От кого? – спросила Мариша, пытаясь представить себе эту картину.
– Приезжай, и я все тебе расскажу, – уже в голос прорыдала Аня. – Мне очень страшно. Ты моя последняя надежда.
Слышать это было выше Маришиных сил. Своих друзей она в беде не бросала. К тому же о Лене теперь вполне мог позаботиться Роман. А если не сможет, то и поделом ей, нужно было думать, за кого замуж выходить. Виза у Мариши была действительна еще три недели, деньги на билет тоже были, а стало быть, ей ничего не мешало отправиться в путь. А то, что ехать необходимо, Мариша поняла сразу, как только Аня произнесла первую фразу. У Мариши было какое-то чутье на всевозможные приключения и интриги.
Никто не угадал бы в теперешнем красавчике недавнего беглеца с обмороженными ногами и выбитыми зубами. Ноги теперь были обуты в крепкую белорусскую обувь, зубы вставил знакомый дантист, а самое главное – в кармане лежал загранпаспорт на имя Андрея Ивановича Сливко. Именно так звали его попутчика. Не задумываясь, мужчина взял себе его фамилию, а потом как-то незаметно и сам поверил в то, что он и есть тот самый Сливко.
Теперь его никто не смог бы остановить, он имел цель и рвался к ней. Целью был Мадрид, залитый лучами жгучего солнца, этот город притягивал к себе новоявленного Сливко словно магнит. С самого детства он мечтал жить там, любоваться знаменитой корридой, ласкать горячих испанок так часто, как ему этого захочется, и спать в тени апельсиновых деревьев. Сливко чуял, что сможет здорово поживиться на не обложенных еще данью испанских просторах. Дань, разумеется, собирать будет он. Но до этого было еще далеко. Пока что необходимо просто добраться до Испании.
Через три дня, заполненных суетой и сборами, Мариша вышла в аэропорту из самолета и хмуро огляделась по сторонам. Германия ей не понравилась с первых же шагов. Все здесь было выверено с точностью до микрона, все службы функционировали с отвратительной пунктуальностью, и во всем чувствовалась идеальная упорядоченность. Уже после пяти минут пребывания на германской земле у Мариши стало сводить судорогой челюсти от безуспешных попыток сдержать зевоту.
– Ну ничего, – пробормотала девушка. – Я приехала, так что держись, Германия!
Для начала она устроила небольшой скандал по поводу якобы потерявшегося чемодана. Потом, когда он нашелся, на его боку таинственным образом появилось неприличное немецкое слово, написанное маркером. За это безобразие администрации пришлось раскошелиться и выплатить Марише две сотни марок: ей удалось уверить, что это дело рук немецкой стороны, так как российские хулиганы не настолько образованны, чтобы ругаться по-немецки. Администрация была в таком шоке, что даже не обратила внимания на маркер, выпавший из Маришиной сумки.