Поскрипев и пару раз клацнув задними зубами, затем стиснув челюсти, великая весталка принялась крутить в памяти миф о том, как однажды Богиня Веста, ничуть не противляясь злу насилием, в здравом уме и твёрдой памяти, безропотно пожертвовала своё вмонтированное в священную фессальскую гору кресло-солиум с резными подлокотниками Дионису, Богу винограда, вина и виноделия – этот озорник и охальник без всяких церемоний, без раздумий и без зазрения совести тут же в него бухнулся, поёрзал, угнездился поудобнее и дерзко заболтал ногами: мол, я и есть законный наследник Громовержца и претендент на грядущее владычество и небесный престол. Жгучий горный воздух на него так подействовал: то ли нехватка кислорода, то ли избыток озона. Однако благодаря уступке покладистой Весты, высший совет Богов, Пантеон, не впал в конфликт и сохранил за собой сакральное число «двенадцать», расщепляющееся на… имена собственные: Юпитер, Юнона, Нептун, Церера, Минерва, Аполлон, Диана, Марс, Венера, Вулкан, Меркурий и… теперь вот Дионис-Бахус. Именно столько Небожителей испокон веков восседало на горном массиве Олимпа. Столько же и осталось: Пантеонова дюжина, ротировав Весту на Диониса, избежала превращения в чёртову.
«Лихая година! Изменились времена – опрокинулись нравы. Ах, бедняжка Веста! Теперь её не просто на задворки задвинуть хотят – уничтожить! Извести под корень! Разнести в пух и прах так, чтоб духу её в Риме не осталось!» – удручённо вздыхала Конкордия, вспоминая преданья старины глубокой: тексты манускриптов и устные сказания дряхлых старушек-всезнаек. Ох, сколько за годы монашества она всего поначитала и понаслушалась! Сколько противоречий, дилемм и парадоксов о Весте вместили в себя оба полушария её мозга – всё пришлось переосмыслить, утрамбовать в извилинах, объяв необъятное и впихнув в себя невпихуемое!
На заре римского государства верховными жрецами-великими понтификами-первосвященниками, которым по вертикали подчинялись великие весталки и вся каста жриц Весты, являлись цари, начиная с самого первого – Ромула, но особливо со второго – Нумы Помпилия. Когда Рим стал республикой – консулы. С превращением в империю – языческие императоры (princeps’ы и dominus’ы et deus’ы). Поначалу даже галилеянские монархи, включая христианина-пионера на римском троне Константина Великого, от статуса верховного жреца не отнекивались, не отрекались: почитали и соблюдали древнюю традицию. Но пришла беда, откуда ни ждали, хоть Янусовы ворота давно никто не отворял: пятнадцать лет тому назад почивающий ныне в бозе ревностный и набожный галилеянин император Флавий Грациан наотрез отказался принять сан главного языческого начальника и с позором прогнал прочь делегацию жрецов-старцев, слёзно моливших не разрушать духовные скрепы, связующие современность с римской древностью:
– Изыдьте с глаз моих, слуги дьявола! Стража, прогнать их взашей. Гоните, гоните, не стесняйтесь! Никакие они не святые отцы – просто ряженые! Пусть молят Господа нашего, милосердного Иисуса Христа, и благодарят его за то, что я сохраняю им жизни!
Но на этом Грациан не остановился: из римского Сената по его повелению изъяли и прилюдно разбили алтарь и изваяние Виктории, Богини Победы, а имущество многих языческих общин конфисковали в казну без суда и следствия. Верховодил Грациан в державе недолго, но много и накудесил, и начудесил и накуролесил – вскоре погиб от рук мятежников. Однако конфессиональной ситуации в Риме это не выровняло и не исправило: вот и оборвалась связь времён, хоть мало кто заметил, как содрогнулись все несущие метафизические конструкции державы.
С тех пор лишь она, великая весталка, оставалась самым высоким духовным и административным начальством над всеми жрицами Богини очага и огня. Она, Конкордия, – и никого над ней, кроме самой Весты. Приходилось одной держать и удар, и марку.
Однако дева-монахиня знала: от грозы никто не защитит, если нет земной «крыши»! Очаг всей державы, продолжая пылать и красными язычками стрелять в купол Храма и в небо, грозил угаснуть…