Четверг, 19 марта. День
Израиль, Ярденит
– Сразу предупреждаю, – важно заявил Изя, – локации, где крестился Иисус, давным-давно нету! Русло реки сместилось на несколько километров, а тот бережок, по которому расхаживал Иоанн Креститель, сейчас где-то в Иордании… Но ничё, река-то та же самая! Просто, благодаря извилине, сюда можно подойти не под дулами автоматов пограничников. Здесь и русло расширено – во-он там шлюз видать – и дно углублено, и глинистой мути нет… А место сие зовется Ярденит.
Я шагнул на тесанные ступени, сходившие к воде насыщенного зеленого колера. Хоть весенняя пустыня цвела и пахла, Иордан всё равно Эдемом казался.
По тихой заводи безмятежно плавали утки и чайки, на отмели вышагивала цапля. Местные прикормленные сомы размытыми тенями, да мелкими волнишками обозначали свой ход, а любопытные мордочки нутрий то и дело показывались из плавного потока. Благодать!
От реки исходило то, что ценилось выше всего в лютую пору хамсина – свежесть. Даже серый налет на листьях не портил впечатления, а развесистые, пышные деревья обступили Иордан с обеих сторон, густо нарушая границу.
Правда, люди толклись лишь на западном берегу – целая толпа, разноязыкая и пестрая, галдела вразнобой, одетая в длинные и тонкие «крестильные» туники из белого батиста.
– Так, ну что, братие и сестрие? – дерзко ухмыльнулся Динавицер. – Бум креститься?
– Бум! Бум! – весело закричали киношники.
– Тогда вам туда – вон, где сувенирный магазинчик! Покупаем эти ихние рубахи… ну, или берем напрокат. А то без них ни в душевую, ни в раздевалку не пустят…
– Сестрие переодеваются в «штаб-салоне»! – громко объявила Инна, и актрисы со смехом вытурили из автобуса Белявского с Боярским.
Обоих звезд я отличал, особенно Александра Борисовича – так сыграть мерзавца Фокса, как он, никто иной не мог.
Неуверенно затоптавшись, поглядывая вслед женщинам, с хихиканьем набивавшимся в «штаб-салон», Белявский спросил меня малость деревянным голосом:
– Миш, а это правда, что Рита – кандидат экономических наук?
– Правда, – улыбнулся я. – Чистая, беспримесная.
– А о чем диссертация?
– М-м… Сейчас вспомню… «Оптимизация многовариантных плановых расчетов в условиях применения экономико-математических моделей и АСПР». А-Эс-Пэ-Эр – это такие автоматизированные системы плановых расчетов. ЭВМ, МВК, ОГАС…
Актер смутился.
– Я просто никак не мог разгадать, откуда у Литы Сегаль такой умный взгляд. Ведь интеллект не сыграть! А оно вон что…
Посмеиваясь, приблизился Боярский с кипой «крестильных» одеяний, и дурашливо поклонился.
– Извольте облачиться, братие! Иначе не скупнемся!
– Меня больше интересует, – хмыкнул Белявский, – как вывернется наш консультант. Крестить-то позволено лишь попам, иначе обряд считается недействительным!
– Ну, значит, и Христос остался не крещеным, – вывел я. – Никто ж не рукополагал Иоанна Предтечу в священнический сан!
Похохатывая, мы разделись до плавок, и напялили на себя белоснежные «ночнушки» – мое безбожие нисколько не страдало от этакой мелочи. Найдет на меня каприз в храм войти – я не позволю себе явиться в шортах и майке. Соблюдение принятых обычаев тождественно равно элементарной вежливости.
Главное для атеиста – помнить о примате знания над верой, и понимать, что духовность человека выражается через искусство и науку. А остальное – от лукавого…
…Над еле заметным течением, отливавшим темной зеленью бутылочного стекла, разносился гомон, мешавший голоса со смехом – христиане всех рас молились и радовались, чувствуя забытую общность. Впрочем, иудеев и мусульман тоже хватало – прогуляться в жару по цветущим террасам, в тени пальм и эвкалиптов, хотелось каждому, независимо от веры его.
– Кучнее, кучнее, чада мои! – вовсю развлекался Изя. – Переходим к водным процедурам!
Забавно, что Альбина всё слышала, но помалкивала, только жалась поближе к Ритке с Инкой – школьная родня, все-таки.
– Никаких заплывов, братие и сестрие, тут вам не пляж! А токмо чинные погружения! И не толкайтесь, благодати хватит на всех!
Священники в черных рясах забеспокоились, закудахтали тревожно, да зароптали, а советские безбожники уже шлепали босиком по каменному спуску.
– О-о! – взвился радостный крик «Талии Истли» – именно так звалась Ивернева в своем израильском паспорте. – Прохладная какая!
И киношный люд повалил в священные воды. Я церемонно спустился следом за Белявским.
– Ну, не парное молочко! – крякнул Видов, тараща глаза.
– Двадцать градусов! – поежился Боярский.
– Двадцать один! – оспорил его Жигунов.
– Кто больше? – хихикнула Инна, окунаясь по шею. Выпрямившись в облипающей тунике, сквозь которую проступал синий купальник, она отбросила за спину мокрую косу – и побледнела.
– Ой, кто-то по ногам потерся!
– Не бойся, – коварно улыбнулся Харатьян, – это местные животинки. Водяные крысы!
– Крысы?!
Заверещав, Инка бросилась к ступеням. Пищащая Самохина кинулась следом, а Рита возмущенно крикнула:
– Да что вы пугаете? Инна, стой! Это ж обычные нутрии! У твоей мамы шуба из них! Вон, смотри!
Молоденький монашек, стараясь не глядеть в сторону купальщиц, как раз подкармливал жирную зверюгу, сверкавшую иглистым мехом – держа в передних лапках морковку, та сноровисто грызла корнеплод.
Хорошистку зов разума не задержал в воде – выскочила, как ошпаренная, и уселась на теплом камне в позе Русалочки.
А религиозный диспут на берегу только набирал обороты. Попы из разных конфессий трогательно объединились, гневно обличая кощуна и самозванца – Изя гордо стоял, сложив руки на груди, и наслаждался кипишем, храня на лице холодное терпение. И вот, прервал мхатовскую паузу.
– Молчать, христопродавцы! – мощно грянул он. – Не вам, паразитам, присосавшимся к вере истинной, судить меня! Не вам, нищедухам, извратившим благую весть, не вам, лицемерам и ханжам!
И понес, и понес… С иврита переходя на латынь, с латыни на греческий…
Священники дрогнули, не ожидая столь яростного отпора.
– Сцена «Гневная проповедь», кадр один, дубль один, – ехидно прокомментировал Виторган. – Так их, дармоедов!
– Жаль, камеры нет, – хихикнул Гайдай, отжимая подол туники. – Боже, какой типаж! Браво, браво!
– Лёня, нельзя так, – постно высказалась Гребешкова, – а вдруг там что-то есть?
– Паки, паки… Иже херувимы!
Неизвестно, чем бы закончилась «сцена» – верующие и побить могли воинствующего безбожника, но Ари Кахлон с парой крепких ребят живо навел порядок. Победительно улыбаясь, Динавицер сошел в текучие воды иорданские…
* * *
Мы с Изей потеснили Дворскую с Самохиной, и уселись рядом – большого плоского камня хватило на всех, как и благодати.
Ерзая в сохнущей рубахе, Динавицер сказал задумчиво:
– Удивительная земля… Пустыня! А сколько тут народов оттопталось… – не способный долго хранить серьезность, он оживился совершенно ребячливо. – Знаете, когда углубляешься в историю по-настоящему глубоко, поневоле приходишь в изумление. Оказывается вдруг, что многое в прошлом, известное тебе ранее, всего лишь мифы! Помнишь, у меня дома лежала детская энциклопедия? Там еще картинка такая была – рабы строят пирамиду! Волокут, бедные, плохо обтесанные глыбы, да в пыли, да на жаре, а толстый надсмотрщик хлещет их плетью… Миф! Пирамиду строили свободные египтяне! Это был как бы религиозный подвиг, за который им зачтется на том свете… Да они, вообще, всю жизнь готовились к смерти! Копили, откладывали на достойное погребение… Или, вот, помните, как Карамзин сказал: «Поскреби русского – найдешь татарина»? Чушь! В наших генах вообще нет монгольского следа! Просто в поповских летописях столько стонов было про иго, что целые поколения верили в нашествие. Не признаваться же князьям, как они шли брат на брата, как насмерть рубились из-за лишнего клочка к уделу, сжигая деревни у сиятельного соседа, насилуя направо и налево! Так что… Да ордынцам надо памятник поставить за то, что избавили народ от вечных междоусобиц! А «Ледовое побоище»? Это ж вообще бред сивой лошадки! Ага, сошлись немцы с нашими биться – на тонком льду Чудского озера… В середине апреля, когда как раз ледоход начинается! Расскажи про это тогдашнему рыцарю, он же уписается от смеха! Причем, заметьте, под лед ушла сплошь немчура! А русские витязи как же? Да на них, на каждом – по два пуда железяк! И кольчуги, и латы, и оружие… Это Эйзенштейну вольно было снимать добрых молодцев в одних портках, да кто ж в дружину князеву примет безоружного, да бездоспешного? «Ледовое позорище»!
– А чего ж мы тогда эти мифы в школе проходим? – простодушно удивилась Самохина.
– А так легче! Иначе придется истины докапываться, правду неприятную раскрывать… Да чего далеко ходить, – фыркнул Изя, – вот, тот же ваш фильм взять. Я сценарий читал – интересно! Занятно. И ведь наверняка, на видео Иисус предстанет этаким благообразным красавцем, длинноволосым и статным…
– А чё? – подпустила ехидцы Инна.
– А ничё! – понятливо ухмыльнулся Динавицер. – Откуда в семье Иосифа и Марии возьмется высокий… чуть ли не блондин? Хочешь, составлю фоторобот настоящего Егошуа Га-Ноцри?
– Хочешь, – улыбнулась Дворская.
– Росту Егошуа был небольшого. Малость кривоног… Коренаст и волосат. Курчав и густобров. Черные глаза, чуть навыкате. Короткая шея, длинные, костистые руки… И это я безо всякой насмешки, именно так выглядели здешние мужчины во времена Понтия Пилата!
– Да они и сейчас не шибко изменились! – хихикнула Аня, глядя на арабов, гулявших по набережной.
Инна прыснула в ладошку.
– Ты прав, Изя! Какая-то правда… не красивая. Напишешь с такого икону, а выйдет карикатура!
– Когда приукрашивают истину, – глубокомысленно заметил я, – суть замазывается ретушью. В каком-то фильме… не помню уже… показывали Святой Грааль – роскошный, такой, сосуд из червонного золота, весь изукрашенный каменьями… А ведь настоящий грааль – это обгрызенная деревянная плошка!
– Хороший пример, – кивнул Динавицер, – того, как… – он защелкал пальцами.
– …Как прекрасную подлинность извратили во славу божию, – нашла слова Инна.
– Точно!
– Ох… – вздохнула Самохина, привставая. – Пошли, Гайдай зовет. Пора!
– Сестрие… – коварный Изя прикинулся змеем-искусителем. – Окунемся напоследок? М-м?
– Ох… – Инна повторила Анин вздох, и спросила с надеждой: – А успеем?
– А мы по-быстрому! Три-четыре!
И наша четверка с плеском и писком спрыгнула в прохладную зелень вод.
Понедельник, 23 марта. День
Белград, улица Неманьина
Здание югославского министерства обороны походило на пару крутых утесов, зажимавших неширокое ущелье-улицу. А внутри, как обычно – этажи, бесконечные коридоры, двери, двери, двери…
Гирин вздохнул. Ему бы сейчас с Настей быть, помогать бедной устраиваться на новом месте, а он всё по паркетам шаркает, да ритуальные пляски исполняет… Ну, а как без церемоний?
Министру иностранных дел Югославии он уже представился. Вроде бы, пустая формальность, а вот Кленов, помощник его по ВВС, доложил тет-а-тет, что местные обиделись! Чего это, мол, военного атташе – и в таком звании прислали? Подумаешь, капраз! Это ж полковник получается, ежели на сухопутный манер. А нам генерала подавай, как минимум!
И пришлось товарищу Кленову попотеть, доказывая, что новый шеф его не за выслугу лет звездочки заработал – боевой был старпом! Недаром президентша Америки ему лично «Серебряную звезду» на грудь приколола – второму в истории русскому офицеру, между прочим.
Почему-то именно данный случай сработал, и рейтинг Гирина подрос скачком…
…Иван думал и об этом, и еще кучу мыслей перебирал, сидя в кресле напротив Велько Кадиевича, министра обороны СФРЮ. Военный атташе при посольстве СССР сделал, например, вывод, что русские – вовсе не из славян.
У Велько Душановича истинно славянское лицо – тонкогубое и жестковатое, хоть и скуластое. Никакой мягкости в нем, а вот хищного – предостаточно. Сербы больше чехам родственны или полякам. Славянам.
– Да-а… – вытолкнул Кадиевич, осторожно, словно гранату, откладывая тощую папку, всю в чернильных оттисках самых пугающих грифов секретности. – Следственно, вы полагаете, грядет война?
– Скорее, череда войн, друже генерал… Честно признаюсь, я и сам не знаю, откуда такие подробности, как их удалось добыть КГБ и ГРУ. Но даже та информация, до которой я был допущен, ошеломляет.
– Это верно… – медленно выговорил министр. Его русский звучал понятно и ясно, а отчетливый акцент даже придавал некую изысканность речи. – Скажите, друже капитан, вы верите в то, что американцы стали иными?
– Иным стал их президент, – мягко улыбнулся Гирин. – И советник президента по нацбезопасности… М-м… Фред Вудрофф, кажется. И госсекретарь Эдвард Кеннеди… А нация, какой была, такой и осталась. Думаю, штатовцы замкнутся на своих внутренних проблемах… И в ближайшие несколько лет всему миру будет дана хорошая передышка. Самая настоящая разрядка международной напряженности! И этим недолгим временем следует обязательно воспользоваться, чтобы хоть как-то быть готовыми к туманному будущему. Иными словами, перемены в Штатах – временное явление. А вот «жизненно важные стратегические интересы» Запада – это та постоянная, которую надо всегда учитывать в геополитических уравнениях. И вот вам пример – Великобритания активно замещает свою бывшую колонию в континентальной Европе! Сам Иванов, а он, к слову, зампред СНБ, координирующего все наши спецслужбы, «выдал» планируемую Лондоном очередность дезинтеграции и распада Югославии. Первой должна отпасть Словения, затем Хорватия. И Великобритания с Германией тут же признают их независимость, заодно обвинив Сербию в развязывании гражданской войны, этнических чистках и прочих мерзостях. Ну, а затем «помогут» всем остальным республикам обрести «свободу».
На минутку в высоком кабинете зависла тишина, лишь из-за плотно закрытых дверей доносился смутный треск пишмашинки.
– Уж если вы здесь, – по-прежнему медленно вымолвил Велько Кадиевич, – следственно, в Москве выработан план, как противостоять крушению Югославии?
Гирин энергично кивнул.
– Мы знаем, какие враг предпримет ходы, кого именно задействует, где и когда. А силы копятся немалые! У меня, у самого волосы на загривке шевелились, стоило перечесть список одних только вооруженных формирований здешних политических бандитов. «Хорватские оборонительные силы» в Загребе, под командованием Блажа Кралевича; «Хорватский совет обороны» в Мостаре, командир – Миливой Петкович; «Армия освобождения Косова» – там настоящие уголовники, вроде Хашима Тачи или Адема Яшари; македонская «Армия национального освобождения» из Шар-Планины, командует боевиками Али Ахмети… Ну, и так далее. Конечно, будут перестановки и рокировки, враг станет на ходу менять тактику и стратегию… Да и пусть мечутся! Будем держать их под наблюдением – и противодействовать! Даже не отвечая ударом на удар, а предотвращая любые акции врага. Националисты переходят в наступление? А мы ударим им в тыл! Готовятся к захвату поселка или аэродрома? А угодят в засаду, под перекрестный огонь!
Генерал хрипло захохотал, шлепая ладонями по подлокотникам.
– Добро, друже капитан! Добро! А вы уже дали какое-то название вашей секретной операции?
– Это ваша секретная операция, друже генерал, – тонко улыбнулся Иван.
Кадиевич весело оскалился.
– Тогда… Назовем ее операцией «Контрудар»! И мы еще посмотрим, где сильнее вздрогнут – в Белграде, или в Лондоне и Бонне!
Среда, 25 марта. День
Израиль, Беэр-Шева
Север пустыни Негев убеждал глаза, что это полупустыня. Десятки ручьев и речушек пересекали с виду бесплодную землю, а где влага, там и жизнь. Вода скоро иссякнет, оставив по себе сухие русла, вот каждая травинка-былинка и спешила вырасти, отцвести, да и увянуть с чувством исполненного долга.
А ведь без слез не взглянешь… Полустертые ветром холмы, наметы песка, каменистые пустоши… И зелененькая травка, с наивным упорством пробивающаяся к губительному солнцу.
Мы долго колесили в окрестностях древней Беэр-Шебы, пока не сыскали подходящее место для раскопок – в обширной низине меж двух обрывистых холмов.
По сценарию, фильм начинался в лагере археологов, и нам нужно было изобразить земляные работы. Изя мигом развернул бурную деятельность, припахав всех, включая Гайдая.
В бестолковой суете, мы растягивали веревки и вбивали колышки, намечая квадраты будущих раскопов, да метровой ширины межи между ними – всё по науке. А вот копать…
Орудовать лопатой под жарким солнцем – то еще удовольствие. Зато все мужчины киноэкспедиции – актеры, операторы, осветители «и другие официальные лица» – загорели первыми. Нина Павловна ревностно следила, чтобы никто не «сгорел на работе», и крема для загара уходили литрами.
Видя такое дело, женщины дружно возмутились, и тоже потребовали шанцевый инструмент в свои нежные ручки.
Правда, красавицы скоренько бросали орудия труда, и тихонько сбегали за дальний холм, чтобы вволю позагорать топлесс.
«Надо же как-то закрасить розовые полоски от лямок, – деловито объясняла Инна, – а то, когда разденешься, так некраси-иво…»
…Я поширкал заступом, выравнивая стенку раскопа, вытер тюбетейкой потное лицо, и вновь напялил свой головной убор. Бейсболка, как у Видова, подходила лучше моей «бескозырки», но большие темные очки тоже неплохо справлялись, прятали глаза от жалящих лучей.
Воткнув заступ в рыхлую кучу песка, я взялся за подборную лопату. По гулким мосткам как раз спускался Эшбах, толкая скрипучую тачку.
– Alles gut! – осклабился он.
– Ja, das stimmt… – прокряхтел я, нагружая.
– Вы, давайте… это… посматривайте, – раскомандовался Динавицер, с уханьем ковыряя глину старым добрым ломом. – Ари вчера подобрал настоящую тетрадрахму – прям, как тот самый Иудин сребреник!
– Перекур, мужики! – решительно заявил Белявский, поправляя панаму. – Изя, излагай!
– Чё? – вытаращился консультант.
– А чё хочешь! – расплылся актер, приседая на дощатый трап. – О! А почему Беэр-Шеба?
– А-а… – Изя стряхнул верхонки, и накинул рубашку, прикрыв натруженные плечи. – Ну-у, это седая и лысая древность! «Беэр» переводится «колодец», а «шева» означает… О, тут можно по-разному трактовать! И как цифру семь, и как форму слова «клятва». По версии сочинителей Библии, где-то здесь, в Вирсавии, то бишь, в Беэр-Шебе, Авраам вырыл колодец и заключил союз с Авимелехом, царем Герара. А в знак клятвы верности патриарх принес в жертву семь овец. То есть, по-библейски, «Беэр-Шеба» расшифровывается, как «колодец клятвы» или «колодец семи». Лично я придерживаюсь мнения, что в здешнем райском уголку выкопано семь колодцев, потому так и названо… Всё, перекур окончен! За работу, товарищи! Докажем рабочим и крестьянам, что прослойка – это ого-го!
– И-го-го… – заворчал мой тезка, подхватывая лопату.
– Вы, товарищ Боярский, неверно интерпретируете народную мудрость, – болтал Динавицер, натягивая рукавицы. – Кони дохнут не от работы, а от несознательного отношения к труду!
Посмеиваясь, массируя мышцы, я решил схитрить, и шагнул в нетронутый угол раскопа, где лежалым накатом желтела супесь. Мой расчет удался – сыто ширкнув, заступ углубился на штык лопаты. Рядом громыхнули жестью носилки – Виторган и Видов утерлись полами рубашек.
– Душновато сегодня, – ухмыльнулся Олег, – вы не находите, товарищ помреж?
Красноречиво хмыкнув, я сноровисто накидывал грунт, а Эммануил Гедеонович забурчал:
– Ага… А ночью плюс четыре было – в холодильнике теплее!
– Пустынная специфика! – щегольнул словцом «Стивен Фокс».
Тут моя лопата ударилась о твердое, и я замер. Осторожно сгреб податливый песок – и свету открылись белые ребра, обтянутые желтой кожей. Заступ рассек и кожу, и ошметки выцветшей ткани.
– О-о! – округлил глаза Андреас. – Alles kaputt…
– Ох, и ничего себе… – выдохнул Виторган. – Изя! Тут захоронение!
– Где?! – протолкавшись, Динавицер жутко посерьезнел. – Та-ак… Хм… Мелковато… Может, паводком размыло? Ну-ка… – забрав у меня лопату, он осторожно разгреб песок. – Олежа, будь другом, сбегай за моим чемоданчиком…
– Щас я!
Видов покладисто испарился. Минуты не прошло, как он спрыгнул в раскоп, протягивая Изе его потертый багаж.
Уловив смущенное выражение на лице Олега, я понятливо улыбнулся. Ну, разумеется…
Вскоре раскоп окружили все наши женщины, включая Нину Павловну и молоденькую звукооператоршу Ирочку. Тихое ойканье и оживленное перешептыванье почти слилось с заунывным ветерком, что перевевал пески.
Изя, впрочем, не обращал ровно никакого внимания на вежливую суету вокруг – он тщательно расчищал «культурный слой» скребком и щеткой.
Ветхий рукав из плотной брезентовой ткани разлезся, почти не скрывая темно-желтую руку, усохшую скрюченную конечность.
– Тут вовсе не древняя могила, – отрывисто сказал Динавицер. – Этой мумии… Ее захоронили лет пятьдесят назад…
Кисточка археолога прошлась по фалангам пальцев, обтянутых пергаментным покровом, и сверкнуло колечко… Нет, это был странный и невзрачный перстень, простенький камушек в дорогой оправе из платины – овальный кристалл хиастолита, распиленный поперек главной оптической оси. На свету заиграл серый крест.
Наташа, неожиданно вскрикнула. Бледная впросинь, она стояла на самом краю раскопа, и чуть не упала. В последнюю секунду женщина извернулась – спрыгнула неловко, а я метнулся навстречу, бережно хватая «Талию» за талию.
– Что с тобой, Наташка? – встревожился я. – Ты вся дрожишь!
– Это он! – выдохнула женщина, не отрывая глаз от мертвой руки, словно завороженная тусклым блеском кольца.
– Кто?
– Вильфрид Дерагази!
Там же, позже
– Чертов, чертов отморозок! – яростно шептала Наташа, с ожесточением разгребая песок. – Это по его вине я росла без отца! Да что – я?! Мама всю свою жизнь была несчастна из-за него! Ксеноморф паршивый… Убить его мало!
На секундочку освободив одну руку, я погладил подругу по напряженной спине, и она всхлипнула от мгновенной ласки.
– Хорошо, хоть песок… – пропыхтела Инна.
– Миш, тут какие-то железяки… – подала голос Рита.
– Где?!
– Вот…
Я осторожно закопался, выуживая из сухого песка ломаную трубку с огрызками стабилизаторов.
– Ага… – протянул, соображая. – Похоже на пороховой двигатель… Ну, да. РПГ-2, наверное… Граната угодила в склон, осколками посекла Дерагази – и завалила песком…
Я привстал, выглядывая в сторону лагеря – там горели огни и громко играло радио. А над пустыней густели сумерки. Жара спадала, и ветерок делался знобким, обещая ночной холод.
Рута с Олегом отъехали в Беэр-Шебу, повезли мумию Вильфрида нашего, Дерагази, а я с девчонками трудолюбиво копался в песке и пыли, надеясь отыскать вещи убиенного.
Сумрак наливался чернотой, надежды таяли…
Три грации, стоя на коленях, ссутулились в изнеможении.
– Может, глубже копнуть? – чуть виновато спросила Инна.
– Да нет… – вяло откликнулась Наташа. – Темно уже…
– Возьмем фонарик! – выпрямилась Рита, но сразу сникла.
Потянулась пауза. Насторожившись, я различил шорох, и на лиловом фоне небес прорезалась темная фигура. Харатьян? Эшбах?
– Миш, вы не это ищете? – сказали потемки голосом Изи. Зажегся маленький фонарик. Дрожащий луч высветил пухлый прорезиненный пакет и облезлый бархатный футляр.
– Я, когда откопал трупак, – серьезно и негромко молвил Динавицер, – нашел это в его куртке – там были такие, специальные карманы. Ну, и сунул в свой чемоданчик…
Охнув, Наташа протянула руки к черному футляру, и консультант сразу отдал его. Вздрагивающая женская рука вытащила на тускнеющий свет фонарика драгоценную подвеску из крупного лимонно-медового кристалла и четырех небольших серых камней, заделанных в матовую металлическую оправу. Наверное, из платины.
– Она… – вытолкнула Талия истончившимся голосом. – Та самая…
– Носи на здоровье, – улыбнулся Изя. Встрепенувшись, он прислушался. – О, кажется, Рута пожаловала… Спрячьте – и пошли!
Пакет я сунул под куртку, а подвеску Ната утаила куда изобретательней – нацепила на свою испачканную блузку.
Динавицер ушел, не дожидаясь нас, и я испытал к нему теплое чувство благодарности – Наташка снова улыбалась, мне и миру.
Изя ничего не просил взамен, но я, хоть и недавно узнавший своего одноклассника по-настоящему, догадывался о скрытых желаниях историка-консультанта. Он ждал приглашения к тайне…
А в лагере, в кругу из машин горел костер, и шумела вся наша киноэкспедиция. Рута с Олегом восседали на подножке «штаб-салона», как царь с царицей – очутившись в центре внимания, они с удовольствием делились давними секретами.
– …Я-то был уверен, что Вильфрид Дерагази придуман Ефремовым, – удивленно говорил Видов, вороша волосы, – а оказалось, это реальное лицо! Вернее, реальная морда – уж очень неприятный тип. И никакой он не турок, а вовсе даже немецкий еврей…
– …А если еще точнее, – решительно подхватила Шимшони, – израильский мафиозо! Авторитет из «Кошер Ностры», как мрачно шутят в Интерполе. Был у него пунктик по части истории с археологией, а в остальном Дерагази промышлял традиционным для еврейской мафии бизнесом – торговал оружием, а где-то с пятьдесят четвертого промышлял контрабандой тяжелой воды. Не знаю, слышали ли вы про версию, что Давид Бен-Гурион ввязался в Суэцкую войну пятьдесят шестого года как бы в обмен на содействие Франции по ядерной программе Израиля? Построить нам реактор в Димоне французы помогли, а вот продавать тяжелую – дейтериевую – воду отказались. Зато две мафии, израильская и итальянская, сговорились – и скооперировались!
– Мы и с полицейскими чинами пересеклись, – заулыбался Олег, – и со старым «моссадовцем». Перед русской водкой они не устояли, и мы узнали много-много интересного!
Шумная аудитория ответила понятливым смехом.
– Один литр тяжелой воды стоил двести долларов, – посерьезнела Рута, – тогдашних, полновесных «баксов», а бочка – сорок две тысячи. И это лишь официальная цена! А грузовик, груженый бочками? А караван грузовиков? В общем, старый Шломо даже дату припомнил – двадцать восьмое октября пятьдесят шестого года…
– …За пару дней до этого, – подхватил Олег тем глуховатым, вкрадчивым голосом, которым обычно страшилки проговаривают, – осведомитель фидаинов – так называли шпионов-диверсантов египетского президента Насера, как раз захватившего сектор Газа… Так вот, этот информатор доложил, что в порт Ашкелона снова пришла старая галоша из Бриндизи – ее пару месяцев назад разгружали глубокой ночью под усиленной охраной. Таинственный груз тогда перевалили на грузовики, а те сразу покинули порт и укатили в направлении Беэр-Шебы. Скорее всего, полагал осведомитель, этой ночью история повторится. Египтяне сразу жутко возбудились, решив, что в грузовиках что-то шибко ценное, и устроили засаду – здесь, в Негев, на полпути между Ашкелоном и Беэр-Шебой…
– …Свидетелей ночного боя не осталось, но сган ницав… э-э… нынешний шеф-суперинтендант полиции Беэр-Шебы, а в то давнее время – сопливый курсант, легко реконструировал события. Караван попал в ловушку! Фидаины-таки перебили его охрану, но та дралась отчаянно и умело, и многих египтян забрала с собой. А потом… – Рута насмешливо улыбнулась. – Можно себе представить, до чего ж разозлился командир ДРГ, обнаружив в кузовах не ящики с золотом, а бочки с обыкновенной, как ему казалось, водой!
– Кстати, – усмехнулся Олег, – фидаины далеко не ушли – по пути в Газу их перехватил и пострелял израильский спецназ. А сегодня… Можно сказать, что история с нападением на мафиозный караван, что случилась сорок два года назад, наконец-то закончилась – мы нашли «караван-вожатого». Вильфрида Дерагази.
– Могу добавить, – разлепил я губы, – что его убило осколками гранаты из РПГ-2, а взрыв обрушил песок – и похоронил Дерагази.
– Собаке – собачья смерть, – тяжело упали Наташины слова.