– Что, товарищ боцман, – усмехнулся я, – некому палубу драить?
– Етта… – прогудел Вайткус. – Совсем мышей не ловят. Забились по каютам, как по норкам, и сидят!
– Оморячатся… Не отошли еще. Их сам генерал Лазаренко набирал, а это тот еще диверсант! Не хуже Судоплатова. Ничего, притремся… Наши как?
– Да как… «Бублик» в сотый раз эмиттеры тестирует, а Киврин по палубе шляется и делает вид, что проверяет отражатели. Р-распустились!
– Гоняйте их, товарищ боцман, чтобы не завяли…
Затопали шаги, и в свете фонаря я узнал Ивана Третьего, пружинисто шагавшего по палубе. За ним тенью ступал Умар – Иванов по обычаю строил команду из тех, кто был по уши в наших секретах.
– Говорят, в океан выходим? – блеснул зубами Юсупов.
– Етта… – солидно рокотнул Вайткус. – В пролив Эресунн, салага.
Ржаво лязгнула дверь, и невидимый в потемках Корнеев истошно завопил:
– Михаил Петрович!
– Ну, что еще? – крикнул я, сжимаясь внутри, и лихорадочно перебирая вероятные несчастья.
– Ромка нашелся! Почкин! Живой!
Поверил ли я в тот момент? Нет. Это было слишком фантастично – спастись на Луне! Но все равно, меня мгновенно переполнило великолепное ощущение легкости, простого житейского счастья.
– Подробности! – рявкнул боцман.
– Там схрон был! Не постоянная, а посещаемая станция! – экспрессивно выдал Витёк. – Почкин в ней и отсиделся! Американец в него – ба-бах! – из сорок пятого калибра, а Ромка его – тресь! – лопатой по иллюминатору! Кислород – йок, летальный исход!
– Та-ак… – затянул я, крепко потерев ладони. – У меня коньячок припасен. Дагестанский!
– Виски! – поднял руку Ромуальдыч.
– Та-ак… На камбуз! Тетя Валя не откажет в закуске!
А «Бриз» по-прежнему гнал буруны к датскому и шведскому берегам. Лунный полумесяц цеплялся за верхушку мачты, как за шпиль мечети, и холодил пролив отраженным светом.
Воскресенье, 12 марта. День
Луна, ДЛБ «Звезда»
Почтарь устал жать руки и цеплять голливудскую улыбку, хотя, быть может, тут и своеобразное кокетство присутствовало – дескать, я бы скромно ушел, как герою и полагалось бы, но куда ж от вас скроешься?
Счастливый визг Ясмины стал самым приятным моментом. Сначала девушка хотела упасть в обморок, но потом передумала, и просто заревела. Слезы льются, а она радуется, лепечет всякий ласковый вздор – и страх в глазах. Вдруг ей всё это только снится?!
Павел на цыпочках прошел в медицинский отсек, похожий на спальный – та же перегородка, только вместо диванов – койки, а в санзоне не душевая с туалетом, а маленькая операционная.
Четвертый день медотсек полон – слева лежит Почкин, над ним порхает Яся в белом халатике, а справа валяется Гас Рикрофт, облепленный датчиками. Состояние тяжелое, но стабильное.
Роман, заметив своего спасителя, раздвинул губы в улыбке, но техник приложил палец к губам – не смущай Ясю. А девушка в энный раз переживала свою черную беду, вдруг обернувшуюся ослепительной радостью.
– Мне говорят: «Без вести», а я не верю! – щебетала она, споро делая перевязку. – И как быть, не знаю… До того устала, помню, что даже глаза высохли. Сижу, тупо уставившись перед собой, и чего-то жду. И вдруг… затаскивают тебя! Непутевого, но живого…
Ясмина замерла, а Рома подтянулся, и обнял ее за бедра.
– Прости, – забубнил он. – В первый день так хреново было, да и на второй… Помню, что полз, а как отшлюзовался – убей бог… Очнулся, главное, и думаю, кто ж это меня так забинтовал? И «кольт» этот… Не бросил же, тащил железяку…
– Всё, всё, Ромочка! Ложись!
Почкин неохотно отнял руки, и опустился на подушку, а Яся лишь теперь заметила Почтаря.
– Привет, Павлик! – радостно воскликнула она.
– Привет, – улыбнулся Паха. – Я тут, по совместительству, еще и следователь. С Земли вопросы скинули… Можно раненого потерзать?
– Терзай! – рассмеялась врачиня. – Я пока обед принесу.
– А можно мне тоже немного поболеть?
Девичий смех зазвенел колокольчиком, и затих в тамбуре. Сочно чмокнула герметичная прокладка.
– Ну, что, мнимый больной? – фыркнул Почтарь. – Наслаждаемся жизнью?
– Ага! – Почкин безмятежно улыбнулся. – Что за вопросы?
– Скажи, ты зачем вместе с Гарфилдом поехал?
– Да просто… – пожал Рома плечами. – Подвезешь, говорю? А то весь транспорт в разгоне. Садись, говорит. Ну, мы и поехали…
– Так он улавливателем не интересовался? – поднапрягся Павел.
– Раньше – да, а в тот день молчал. – Почкин пожал плечами. – Нервный какой-то был… Да я тогда к улавливателю и не собирался даже. Зачем? Всё работает, информация поступает… Меня Макаров просил помочь на «леднике», им рабсилы не хватало. Ну, чего б не помочь? А Джо меня у Южного Кластера высадил, оттуда до «ледника» десять минут идти. Только я не дошел…
– Вернулся?
– Да всё, знаешь, – замялся Роман, – как в дурацком детективе. Я уже за валом кратера был, когда вдруг вспомнил, что лопату на ровере оставил, балда. Сунул в багажник, когда выезжали, и забыл! Я обратно, ругаюсь на себя, а лунохода не видать. Помню, еще забеспокоился – там же провал рядом! Что толку с малого веса? Масса-то прежняя осталась! Грохнется со всей дури… Там же метров сто до дна! И точно! Подхожу к краю, гляжу вниз – луноход! Я, правда, не испугался тогда, а разозлился. В провал… там такая расселина была, типа желоба, и по нему можно было спуститься. Круто очень, но можно. Смотрю – точно! Пылится желоб! Я вниз… Что, думаю, за дурак такой? Обратно-то как выбираться? Я ж не знал тогда, что там еще один выход… Спустился, и кричу: «Ты что, совсем дурак?» А этот… оборачивается, и аж воркует в наушники: «Он слишком много знал!» И пистолет тянет… Я шарахнулся, хвать лопату, ору: «Брось оружие!» А тот стрелять… Три пули выпустил, две мне в ногу! Ну, я ему лопатой и съездил…
– И правильно сделал, – кивнул Павел. – Знаешь, меня больше эта тайная станция интересует, чем детали вашей драки… Ты, кстати, не волнуйся, ничего тебе не будет – самооборона! А вот станция…