Валерий Большаков Целитель. Сопределье

Глава 1


Пятница, 18 апреля 1980 года. Утро

Минск, улица Подлесная


…Минские скверы только-только окутываются зеленым листвяным маревом. На яблонях робко набухают почки, ловя неверный сугрев. Без куртки на улицу не выйдешь – зябко, и стылый ветер задувает. В небе – хмарь, на земле – слякоть…

– Слово предоставляется кандидату физико-математических наук Михаилу Гарину!

«А на Украине всё цветет и пахнет…», – перебирал я весенние думки, шагая к трибуне.

Актовый зал во 2-м корпусе МРТИ впечатлял большим и светлым объемом – наружу сквозили не окна даже, а стеклянный фасад от пола до недосягаемого потолка, словно забранный в гигантскую раму узкими полуколоннами. И по всему лучистому пространству расходился волнами гул людских голосов.

Зал набился битком, девятьсот мест – и ни одного пустующего!

Первый ряд, как водится, отдали почетным гостям – со сцены я различил и ректора Ильина, и физика Борисевича, рулившего Академией наук Белоруссии, и Колмогорова с Александровым. Академики зажали самого Машерова, и шушукались втроем.

Слава богу, каменеть в президиуме не пришлось, но приветить ученую братию надо. Как-никак, всесоюзный конгресс посвятили высокотемпературным сверхпроводникам, а уж тут приоритет за вашим покорным слугой – сей факт даже амеры не оспаривали. Мои губы изогнулись в усмешке – хронофизика не скоро станет темой научных сборищ…

– Товарищи!

Шиканье прошелестело от партера к задним рядам, и гомон стих.

– Не буду утомлять вас историей открытия, этапами развития и прочей шелухой, – начал я резво и дерзко. – Сразу отмечу главное – советская наука лидирует в раскрытии секретов сверхпроводимости едва ли не комнатной температуры. Более того, мы первыми в мире реализуем добытые знания. На днях запущена ВТСП-ЛЭП протяженностью два с половиной километра, она соединила две мощные подстанции в Ленинграде.

Обычно ВТСП-кабель создается на основе сверхпроводящей керамики в серебряной матрице, но это, так сказать, технология первого поколения. А мы уже пробуем наносить керамическую пленку на ленту из никель-вольфрамового сплава…

Говорил я минут двадцать. Рассказал, как в ленинградском Физтехе мудрят над сверхпроводящими магнитами для Новосибирского адронного коллайдера, и бездиссипативными тоководами. В общем, наука на марше.

На место я вернулся под бурные аплодисменты, и плюхнулся, тесня по-барски развалившегося Киврина. Володька тут же пришатнулся, шепча и давясь от хиханек:

– Представляешь, какой бы ор поднялся, объяви ты про ускоритель!

– Тише ты, несерьезная личность! – сердито зашипел я. – Лучше внимай.

– Да кому там внимать! – пренебрежительно фыркнул Киврин. – Отстающим всяким…

После меня выступил Келдыш, Капица-отец и Сахаров.


* * *


В обширном вестибюле с двумя рядами круглых колонн было людно, но глаз по привычке выцепил Вайткуса – тот по-дружески болтал с Машеровым. А генсек с жаром убеждал в чем-то техдира.

Старые знакомые, видать. Таких у Ромуальдыча – полстраны.

– Миша! – грянул Вайткус, подзывая. – Етта… Знакомься! Петр Миронович!

– Просто Миша, – я крепко пожал сухую, твердую руку Машерова, и бегло улыбнулся. – До отчеств пока не дорос.

– О, это вопрос времени! – отзеркалил мою улыбку Генеральный секретарь ЦК КПСС. – Послушайте, Михаил… Я тут с Арсением побалакал…. Понимаете, для меня очень важна репутация республики. Кто бы что не говорил – или не шипел про мой «бульбашский» национализм, а только вот это всё, – он повел руками в широком жесте, – моя родная земля! Как же за нее не порадеть? Да только «МАЗа» с «БелАЗом» мне мало. Хочется, знаете ли, чего повыше! Я, вот, как послушал вас, так сразу и замечталось мне. Знаете, о чем? О поезде «Москва – Минск», да не простом, а на магнитной подвеске! И чтоб магниты – сверхпроводящие!

– О-о… – завел я, качая головой. – Ну, и размах у вас, Петр Миронович! М-м… В принципе… Фришман в Гомеле, насколько я помню, ставил опыты еще года три назад… А прошлой осенью в Раменском запустили первый вагон на магнитной подушке… ТП-04, по-моему. Но там пути – с полкилометра всего, разогнаться не успеешь. Хотя… – мои губы повело в ухмылку. – Армяне уже вовсю пробивают строительство первой магнитной трассы от Еревана до Севана, а это километров шестьдесят, как минимум.

– Ну уж нет! – возмутился Машеров. – Белорусы должны быть первее! Михаил, а давайте мы это дело обсудим где-нибудь… э-э… на природе?

– Давайте, – улыбнулся я.

– Тогда приглашаю всю вашу группу в «Вискули»! – энергично толкнул Генеральный. – Беловежская пуща… Красотища… – искушал он. – Сосны, зубры – и тишина…

– Готов… – разморенно вымолвил Ромуальдыч. – Вези в свою пущу. И чтобы зубры… Володька! – трубно воззвал он. – Корнеев где?

– Тута! – отозвался Киврин.

– Зови его, и поехали!

– А куда?

– По дороге объясню. Поехали!

Мы всей толпой влезли в старую «Чайку». Машеров умостился рядом с водилой, пожилым, но крепким Евгением Федорычем, а наша четверка разделила салон с охранником генсека, бравым майором Чесноковым.

– Здорово, – загудел Вайткус, поручкавшись с прикрепленным. – И как ты его только терпишь? – кивнул он на посмеивавшегося «Мироныча». – Кортеж, называется…

– Притерпелся, – скупо улыбнулся офицер, подав мне жесткую ладонь. – Валентин Федорович.

– Михаил.

– Владимир, – потянулся Киврин.

– Витя… – ляпнул Корнеев, и побагровел. – Мн-э-э… Виктор.

Мощный двигун ГАЗ-13 басисто заурчал, и лимузин тронулся, плавно разгоняясь. Вперед вырвалась белая «Волга» без мигалки, но с «крякалкой» СГУ. Вот и весь эскорт.


Тот же день, позже

Брестская область, Вискули


Беловежская пуща – последний клочок древней европейской тайги. По счастью, охотились здесь лишь короли, да императоры. Стало быть, и живность уцелела, и растительность – дровосеков сюда, понятное дело, не пущали. Вот и укрепились в тутошних местах великанские ели в три обхвата, да дубы по шестьсот лет.

Даже воздух здесь иной, напоенный травами, каких в округе не сыщешь.

Выйдя из машины, я постеснялся хлопнуть дверцей – здешняя природа представала в образе именно храма, а не мастерской. Даже от названия здешней охотничьей усадьбы – «Вискули» – веяло древностью, идущей от ятвягов.

– Когда-то Хрущева, прибывшего с визитом в Югославию, Тито позвал на охоту, – оживленно заговорил Машеров, кивая на двухэтажный охотничий «домик», выстроенный в державном сталинском стиле. – Позавидовал Никита, да и решил себе такой же отгрохать. А ему вместо простенькой избушки выстроили какой-то Петродворец! Вот так и маемся… – хохотнул он.

Щурясь на солнце, я оглядел и помпезный павильон, и основательные коттеджи в сторонке, рубленные из бревен.

– Тишина-то какая… – убавил голос Петр Миронович, и с улыбкой кивнул на парочку прикрепленных, откинувших капот «Волги». – Мои знают уже – раз приехали сюда, то, чтобы никаких транзисторов! Успеют еще музычки своей наслушаться, а тут птахи поют…

Ветерок стих, перестав колыхать теплынь, и та сгустилась, ласково обволакивая. Прикрепленные скинули пиджаки, открывая плечевые кобуры, и запустили руки в моторную утробу.

Я улыбнулся: Ромуальдыч уже наводил мосты с кряжистым, заросшим бородой егерем, а Володька с «Витей» распускали хвосты перед егерской дочкой, краснощекой грудастой блондинкой. Хорошо!

И тут же контрапунктом птичьему пению засвиристели турбины, заколотились лопасти. Роняя свистящий рев и гул, проплыл над деревьями зеленый вертолет с красной звездой на борту.

Глядя из-под руки на «Ми-8», пропадавший за лесом, Генеральный секретарь прокричал, обарывая удалявшийся грохот винтов:

– Погранцы! Тут до Польши километров восемь всего!

– Ку-уша-ать! – разнесся зов.

Давешняя дивчина, румяная и синеглазая, с густой гривой волос цвета спелой соломы, приглашала за длинный «монастырский» стол, накрытый в павильоне. Голодный позыв скрутил нутро.

На расписных блюдах парили желтые, обсыпанные зеленым укропом, клубни «бульбы» – они сахарились и блестели, оплывая тающим маслом. Одуряюще пахли сочные колбаски и щедро нарубленные куски жареной кабанятины. Ну, и водочка с ледника, куда ж без нее, а, для городских коньячок припасен.

– Ну, Мироныч! – восхитился Вайткус. – Ну, вообще!

– Чем дальше в лес, тем толще партизаны! – посмеивался Машеров, плеская «Столичную» по мелким стакашкам. – Ну, будем!

Хлестко клацая, сошлась стеклопосуда. Армянские «пять звездочек» согрели меня, растекаясь и чуток кружа голову.

Что может быть лучше вареной картошечки? Только вареная картошечка с хрусткой капусточкой…

– Помню, фрицы как-то наш лагерь заприметили, и «Юнкерсы» наслали, – прижмурился Петр Миронович, хрупая огурчиком. – Ну, короче, отбомбилась немчура. У нас только деда одного оглушило, а вот зубра приблудного – наповал! Ох, и досталось же нам тогда мясца… И жарили мы его, и варили, и коптили! Да-а… Коль, не смотри на меня так, – заворчал он, – включай свой телик.

– Да там новости как раз, – оживился смущенный Николай, молоденький офицер охраны.

– Включай, включай…

«Рубин Нео» на старомодном комоде ожил, расцвел красками, а тут и голос диктора прорезался:

– На Минском автомобильном заводе освоен выпуск микрогрузовиков, прозванных в народе «полуторками»…

– Пр-равильно! – энергично кивнул Машеров. – А то гоняют пятитонный «ЗиЛ» за всякой ерундой!

– Продолжаются учения «Щит-80», – приняла эстафету строгая Анна Шатилова, похожая на завуча. – Министр обороны ПНР Войцех Ярузельский встретился с маршалом Куликовым, главнокомандующим Объединенными вооруженными силами стран-участниц Варшавского договора…

На экране высокий. нескладный поляк в черных очках старательно улыбался и тряс руку коренастому маршалу, а на заднем плане газовали танки. Свеженькие «Т-80», только что с Урала, лихо прокатывались по улочкам польского местечка, с ленцой пошевеливая башнями. Десантники весело скалились с брони, а туземное население робко помахивало им, будто прячась от недобрых глаз.

– Танкисты прославленной Кантемировской дивизии входят в город Бяла-Подляска, – жестко комментировала дикторша. – В тысяча девятьсот сорок четвертом году полки дивизии, тогда еще 4-го гвардейского танкового корпуса, заслужили почетные наименования Шепетовского, Житомирского, Тернопольского – за мужество и героизм, проявленные при освобождении городов Советской Украины. А за освобождение Кракова корпус был награжден орденом Ленина. И вот танки кантемировцев снова на польской земле – вооруженные силы СССР, Польши, Чехословакии и ГДР принимают участие в военных учениях «Щит-80»…

– И не придерешься! – хохотнул довольный Ромуальдыч. – Какое такое вторжение? Ученья идут!

– Да-а… – помрачнел Петр Миронович, качая головой. – Вот же ж, людишки… Немцы – вояки, но в спину нам не стреляли, как пшеки!

Глянув на Володьку с Витьком, я кисло улыбнулся. Для них откровения генсека звучали дико – нынешнее поколение знало поляков, разве что по сериалу «Четыре танкиста и собака». А как можно ненавидеть пана Владека или пани Монику из «Кабачка «13 стульев»?..

Мои дедовские мысли оборвала очередь из автомата. Лопнул кинескоп, брызгая осколками. Вздрогнул и поник Николай – белая рубашка страшно набухала алым. Его напарник успел выхватить табельный «Макаров», но пуля из «калаша» оборвала пульс.

– Рэце до гори! – разнесся гортанный грубый голос. – Руки вверх, российски швыни!

Человек восемь пшеков в мешковатом камуфляже заполнили собой всё, забегали, затопали кованными башмаками, завоняли…

Рука Чеснокова дернулась на рефлексе, спеша выцепить «Стечкин» из хитрой кобуры за спиной.

– Не время, Валентин Федорыч! – процедил я, рыская глазами по обветренным, но сытеньким мордам напавших.

– Да… – выдохнул майор.

– Что происходит? – рявкнул Машеров, привставая.

Самый большой и грузный из поляков глумливо ухмыльнулся, и ткнул толстым пальцем в манере Вия:

– Вот он!

Двое в изгвазданных «камках» моментально схватили Петра Мироновича.

– По какому праву… – каркнул генсек, вырываясь, но договорить не успел – немытый кулак ударил его под дых.

– По праву панов, быдло! – лязгающим голосом выдал грузный, и скомандовал: – Увести!

– А этих? – мотнулось дуло автомата у подручного.

– Они большие ученые… – со стоном выдавил Машеров, согнувшись в лапах боевиков.

– Большие ученые жрут яблоки моченые… – старшак задумчиво почесал за ухом, решая нашу судьбу, и махнул рукой: – И этих до кучи! Шибко, шибко!

Тумаками и прикладами нас выгнали во двор. Около «Волги» корчился бородатый егерь, зажимая руками распоротый живот. Повар в белом колпаке лежал недвижимо, уставив в небо широко раскрытые глаза.

Пахло потом, бензином и гарью.

Пара деревянных коттеджей уже пылала, а тощий дрыщ в камуфляже деловито обливал «Чайку» из канистры.

– Дошч, Яцек, – обронил командир боевиков. – Отходичь!

Дрыщ угодливо поклонился, боднув воздух головой, и бросил зажженную спичку. «ГАЗ-13» полыхнула.

А я будто замертвел. Ни страха не испытывал, ни бешенства. Просто запоминал с холодной ясностью всё вокруг – мерзкие рожи торжествующих подонков, покойные лица убитых, горящий дом, заполошные крики, словно на съемках фильма «про войну»…

Напряженное тело было готово взорваться движениями, но рано, рано… Какой бы быстротой ты не хвалился, а пуля всё равно догонит.

Нас выстроили колонной, и повели. Вороненые стволы хищно кивали – шаг влево, шаг вправо… Memento mori.

Впереди брел Машеров, шаркая модельными туфлями. Конвоиры по очереди цеплялись за Генерального, и толкали, придавая ускорения. Следом косолапил Ромуальдыч – бесстрастный, как ирокез, привязанный к столбу пыток. Он щурил глаза, будто целясь. Скользнул взглядом по мне, и чуть заметно качнул головой. Не вздумай, мол. Я опустил веки, соглашаясь потерпеть.

За мной шагали, сбиваясь в кучку, Чесноков, Корнеев и Киврин.

– Ядвига… – сипло вытолкнул Виктор. – Она… Ядзя в них из отцовой двухстволки, а они…

– Гады, – процедил Владимир.

– Молчат! – рявкнул дрисливый Яцек по-русски, но с противным местечковым акцентом, и саданул прикладом Киврину по почкам.

Старший научный сотрудник упал на колено, но шустро встал, кряхтя и кусая губы.

Миновав огромные, как пагоды, двухвековые ели, мы выбрались на просторную поляну, посреди которой свесил лопасти вертолет.

– Грузимся! – скомандовал старшак. – Бегом!

Я упал на жесткую откидную скамейку. Гулкие недра «вертушки» задрожали, полнясь надсадным воем турбин. Боевики, затолкав наших, согнали меня на пол, заняв сидячие места.

Поерзав, мне удалось привалиться к широкой спине Чеснокова – и в поясницу уперся «Стечкин».

– Чуешь? – шевельнул губами майор.

– Чую, – вымолвил я.

Двигун взревел, раскручивая хлещущие воздух лопасти. «Ми-8» наклонился, и взлетел, трепля верхушки ёлок и стряхивая с них хвою.

– До дому! – гаркнул старшак, и загоготал, хлопая себя по коленям. – Курс на заход!

Загрузка...