Ночь первая

Спит Царевич, распростерся,

Спит, не слышит ничего,

Ровно палочкой уперся

Месяц в личико его.


Соврала, что палочкой:

Перстом светлым, пальчиком.

И стоит бабенка шалая

Над мальчиком.


“Скрытные твои ресницы, —

Без огня сожжена!

Отчего я не девица,

А чужая жена!


Отчего-то людям спится,

А мне плачется!

Отчего тебе не мать родная

Я, а мачеха?


На кроваточке одной

Сынок с матушкой родной.

С головеночкой льняной

Ребеночек мой!


Молчи, пес цепной!

Не реви, царь морской!

Проходи, сон дурной!

Ребеночек – мой!


В кипяток положь яйцо —

Да как не сварится?

Как на личико твое цветочное

Не зариться?


Для одной твоей лежанки

Я на свет рождена.

Я царевичу служанка —

Не царёва жена.


Обдери меня на лыко,

Псам на ужин изжарь!

Хошь, диковинный с музыкой

Заведу – кубарь?


Гляжу в зеркальце, дивлюся:

Али грудь плоска?

Хочешь, два тебе – на бусы —

Подарю глазка?


Не введу в расход, – задаром!”

А сынок в ответ,

– К взрослым пасынкам – нестарым

Мачехам ходить не след. —

* * *

“Дай подушечку поправлю!”

– Я сам примощусь! —

“Как же так тебя оставлю?”

– Я и сам обойдусь! —


“Ай пониже? Aй повыше?”

– Мне твой вид постыл! —

“Видно, разум твой мальчиший

Звоном по морю уплыл.


Али ручки не белы?”

– В море пена белей! —

“Али губки не алы?”

– В море зори алей! —


“Али грудь не высока?”

– Мне что грудь – что доска! —

“Можно рядушком прилечь?”

– Постеля узка! —


“Коль и впрямь она узка – свернусь в трубочку!

Говорливые мои шелка? – скину юбочку!

Все, что знала, позабыла нынче за ночь я:

Я крестьяночка, твоей души служаночка!”


А Царевич ей в ответ

Опять всё то же:

Всё: негоже, да не трожь,

Не трожь, негоже!


“Али личиком и впрямь не бела?”

– Не страми родство, да брось озорство! —

“Ох, зачем тебя не я родила?”

– Мне не надо твоего – ничего! —


“Ох, височки, волосочки мои!”

– Корабельные досочки мои! —

* * *

Поздний свет в ночи, да треньканье струн…

То царевичев усердный шептун

Три свечи зажег – да вниз головой,

Да псалмы поет на лад плясовой.


На угодничков плюет, давит мух,

Черных сродничков своих славит вслух.

– Распотешь себя, душа, распотешь! —

Над лампадочкой святой клонит плешь.


– Слюнка, слюнка моя, верный плевок!

Ты в лампадочке моей – поплавок.

Я недаром старичок-колдунок:

Не царевичев ли вижу челнок?


Шея лебедем, высок, белогруд,

В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.

Всколыхнулася лазурная рябь:

К нам на гусельный на звон – Жар-Корабь!


Подивись со мной, пророк Моисей!

Купины твоей прекрасной – красней!

Посередке же, с простертой рукой —

Не то Ангел, не то Воин какой.


Что за притча? Что за гость-за-сосед?

Не то в латы, не то в ризы одет!

С корабля кладет две легких доски,

Да Царевичу дает две руки.


Всполохнулся мой Царевич – погиб! —

Половицы тут в ночи: скрип да скрип,

Голосочек тут в ночи: “Дядь, а дядь!

Научи меня, старик, колдовать!

Опостылела царёва кровать!

Я с Царевичем хочу ночевать”.


– Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? —

“Царь с бутылкою в обнимку храпит.

Ты царевичеву кровь развяжи:

Коршунком ко мне на грудь положи!”


Усмехнулся в бороденку старик:

Хоть царица, а проста на язык!

Ночевать одной, поди, невтерпеж!..

– Что ж, краса, мне за работу кладешь?


“Положу тебе шесть сот соболей”.

– Мне плевочек твой единый милей!


“Скат заморского сукна на кафтан”.

– Из сукна того скатай сарафан!


“Так червонцев нагружу чугунок”.

– Дешев, дешев тебе царский сынок!


Приклонись ко мне, Царица, ушком,

Цену сам тебе скажу шепотком. —


Помертвела ровно столб соляной,

Д’как сорвется, д’как взовьется струной,


Как плевком ему да вызвездит лоб!..

“Хам! Охальник! Худородный холоп!


Целовать тебя – повешусь допрежь!”

Старикашка ничего, вытер плешь:


– Хочешь проку, красоты не жалей!

Погляди-ка ты в лампадный елей!


Дунь и плюнь! Сделай рябь!

Что ты видишь? – “Корабь.


Без гребцов-парусов,

Само море несет”.

– Ну-кось? – “Чтой-то темно”.

– Плюнь на самое дно!


Ну-кось? – “Ходко бежит!

Кто-то в лежку лежит:

Человек молодой…

– Светел пасынок мой!”


Смотрит в синюю гладь.

Ничего не видать.


– Перстень в маслице брось!

Ну-кось? – “Рученьки врозь.

Бусы в левой руке,

Гусли в правой руке.


Привалился к корме.

Думу держит в уме”.


– Топни правой ногой!

Что ты видишь? – “Другой

В синеморскую хлябь

Выплывает корабь.


В сини-волны в упор

Грудь высокую впер.

Посередке – костер,

Пурпуровый шатер”.


– Полный круг обойди!

Ну-кось! Зорче гляди! —


“Душу сперло в груди!

Дева всех впереди!

Великановый рост,

Пояс – змей-самохлёст,

Головою до звезд,

С головы конский хвост,

Месяц в ухе серьгой…”

– Топни левой ногой! —


Левой ножкой топнула,

Да как охнет, взглянув!

Да как навзничь грохнется,

Колен не согнув!


Да как затылком чокнется

С заслонкой печной! —

Подсмотрел в окошечко

Месяц, сторож ночной.

* * *

– Ох вы, бабьи дела келейные! —

Положил свою кладь на лавочку.

– Вынь из ближнего, из нашейного

Из платочка сваво – булавочку.


Ты упрись ею в грудь высокую,

Напои ее кровью досыта.

А пленишь молодого сокола,

Помяни и меня, красоточка! —


Дерганула рукою спешною:

Грудь раскинулась – цветом яблочным!

Вынимает из тела грешного

Пурпуровую – всю – булавочку:


“Всю до капли кровь

За его любовь!

Всю из жилок прочь

За одну за ночь!”


Тот булавку враз

Ртом клыкастым – хвать!

– Как начнет в волнах

Дева-Зверь вставать —


И вколи ему змейку в шиворот,

Чтобы вся их любовь – навыворот!

От булавки той – будет крепко спать,

Она звать его, а он пуще спать…

Ляжет парень смирней травиночки,

От кровиночки-булавиночки.


Вру – оставь в руке

Бороденки клок! —

А она в тоске:

“Получай залог!”

И, прильнув к бороде взъерошенной,

В ночь – с улыбочкой перекошенной.

* * *

Лежит Царевич мой бессонный,

Как лебедь крылья разбросал;

“Всё отдал бы, весь сан престольный,

Кто бы мне душу распростал!


Не естся яблочко румяно,

Не пьются женские уста,

Все в пурпуровые туманы

Уводит синяя верста.


Каким правителем вам буду,

Каким героем-силачом —

Я, гусляришка узкогрудый,

Не понимающий ни в чем!


Как с конницей-свяжусь-пехотой,

Когда до бабы не охоч!”

И, опершись на локоточек,

Такой унылый смотрит в ночь.

* * *

А за дверью скреб да скреб…

“Дядька, ты?”

– Я, твой лодырь,

Твой холоп-лысолоб!


Светлый колос мой, опять клонишь лоб?

Слабый голос твой меня силком приволок!


Что ж не спишь опять? – “Не сплю, не дремлю,

Дрему, радужную птицу, ловлю.

Поступь легкая, и птица близка,

Да ни сети у меня, ни силка”.


– Не испить тебе бы маку? —

“He в настойке суть!

В этих подлостях и так уж

Я увяз по грудь.


Все-то нежат день-деньской,

Тешат, нянчат, —

Ровно цветик я какой,

Одуванчик!


Отчего душа теснится,

Грудь для вздоху мала?”

– Оттого, что Чудо-Птица

В ней гнездо завила.


“Отчего на бабьи речи

Весь – как ржавый замок?”

– Оттого, что узкоплечий:

Не по гостье – домок!


“Отчего корабь морями

Сам без весел плывет?”

– Оттого, что за морями

Царь-Девица живет!

Загрузка...