Золла сделала глубокий вдох, потом выдох, сердце в горле биться перестало. Ее зрение восстановилось и вернулось самообладание. Она посмотрела на сестру и покачала головой:

– Я совершенно не знаю, что мне делать со всем этим, но точно могу сказать, что выторгую свободу Азаду, обещаю, Милат. Только доверься мне, хорошо? А если смогу спасти Азада, то смогу и все остальное, – Золла старалась не плакать, она снова глубоко вдохнула и выдохнула. Её душа по привычке собиралась идти на полуденную миссию песнопений, как она делала много лет подряд. Но сейчас ей нужно выторговать то, что важно для Амореев. Она вышла на веранду перед храмом, там её ожидал высокий мужчина всё в той же чёрной одежде. – И, конечно же, моя самая главная цель в жизни – это сохранить Аморейские Просторы в целости, защитив их от завоеваний чужеземцев, мирно и без кровопролитных войн. А иначе нет никакого смысла в моем позорном отречении от Жречества. – Её слова были сказаны как будто больше самой себе, за что она попрала вековые заветы жриц.

Солнечный диск только поднялся над горизонтом, окрашивая скалы, горы, реки и густой лес в розовое ощущение счастья, озвучивая всё это утренней песней соловья. Воздух был пропитан утренней свежестью и обещанием больших радостей. А бывшая жрица, в роскошном одеянии царицы, поцеловала сестру в лоб и пошла на встречу новой жизни, которая ждала её в виде высокой мужской фигуры на веранде храма, в чёрном одеянии, в длинном военном плаще из шерсти вавилонского волка и с гербом царя Апель-Сина на правом плече.

Глава 5

«Самое естественное, что есть

в этом мире – перемены.

Живое не может быть застывшим»

Луис Ривьера

О Нинель, Золла совсем забыла во всей этой суете, совершенно забыла, что у этих вавилонян была только та одежда, что на них. Абуд стоял прямо, как и его брат, одетый во всю свою экипировку, как будто не замечал этой духоты. Она подозвала слугу и велела подготовить умывальню и приготовить завтрак. Время на скале показывало почти 7 часов. Ей было тяжело идти во всем этом ворохе царской одежды, и издалека казалось, что она идет через густой бурьян травы. Через двенадцать часов состоится церемония их бракосочетания, а жених, мягко говоря, не готов.

– Доброе утро, Абуд и…

– Ден, меня зовут Ден, – произнес высокий худой человек за спиной Абуда, даже не поднимая глаз на неё.

– Мне очень жаль, вы всё еще в этой плотной одежде, вам сейчас же подадут тонкие туники и проводят в умывальню. Потом приглашаю вас на завтрак, после которого проведём с вами переговоры. Следуйте за мной.

Он шёл за облаком волос, терзаемых ветром и украшенных заколками из тонких нитей золота и жемчугов. Тонкую изысканную ткань, в тон её наряда, свисающую до самого пола, которая пыталась покрывать большую часть длинных густых волос, тоже беспощадно теребил ветер. Он то и дело боялся наступить на эту вуаль. Она напоминала ему индийскую принцессу.

Спустя 40 минут, Абуд и вся четвёрка его братьев умылись и переоделись в одежду амореев, которая, несмотря на свою плотность и неудобную длину, на первый взгляд, очень хорошо охлаждала в этом теплом регионе. Единственная проблема – вся одежда на Абуде выглядела не как должна была бы, то есть свободно свисать, а, наоборот, сильно облегала его, что вызвало лёгкую улыбку у Золлы и смешинки у других женщин в зале.

Рим-Син со своими сыновьями восседал во главе стола и раздавал указания слугам. Увидев гостей и дочь, он пригласил их занять свои места. Как только все расселись, появились младшая дочь, жена лугаля и две старшие матроны. Абуд удивился, как преобразилась старшая жрица Мола в наряде Главной Жрицы, в котором вчера была Золла. Осанка Молы стала как у молодой женщины и в целом как будто перед ним сидела женщина средних лет с очень красивой родословной.

Окна малого зала для приема утренней пищи выходили на восток и показывали, как из-за гор поднимается солнце. Стены были расписаны фресками из блестящего стекла, изображающих еду и готовящих людей. А вокруг него, местами прямо на рисунках было описание рецептов различных блюд шумерской клинописью. Изображениям явно не один век, но костюмы на женщинах и мужчинах все те же, что и сегодня. Хотя кухарки с малых лет знают эти рецепты наизусть, видимо, они высечены на этих стенах, как молитвы. На полу, вдоль этой стены стояли каменные горки с углублениями внутри, в которых горели костры. Над ними на вертелах жарилось мясо, готовились в красивых котелках супы, каши и цветочные отвары. На более плоских чугунных котелках жарились яйца, тушились овощи, а в углублениях печей запекался хлеб и сладости. Весь дым от костра магическим образом оттягивался в открытые окна, а до сидящих за столами людей доносились лишь изумительные нотки еды и мяса. Готовилась яичница из куриных и утиных яиц, жарились тонкие кусочки мяса и тут же подавались на стол с нарезанными помидорами, перцем и огурцами. Вдоль другой стены стояли женщины, которые мыли фрукты и нарезали сладости, подающиеся в подносах с разноцветными травяными напитками. Посередине «царского» стола горел костер, в который лугаль и вся его семья скидывали остатки шкурок, косточки, кожуру от фруктов и остатки цветочного чая. Вокруг костра возвышалось что-то наподобие круглого широкого каменного кольца, которое служило столом. А вокруг последнего раскиданы, все те же красные подушки, заменяющие стулья. Солнце появилось из-за гор, и утренние розовые лучи падали на стены, раскрывая блеск и красоту кристаллов, которыми украшены рисунки, погружая всю комнату в атмосферу розового счастья.

Но самое удивительное для Абуда было то, что вокруг царского костра располагались около двух десятков таких же костров, где завтракали все работники дворца, постепенно сменяя друг друга по мере завершения трапезы. Рим-Син ел только то, что ему приносила из кухни Фатит. По её виду было видно, что она тут с раннего утра. Она же подавала сыновьям, но вот дочери, бабушки и гости ели то, что приносили слуги.

– Позвольте поинтересоваться, где ваши остальные братья? – улыбаясь, спросил Абуда Рим-Син.

– Они поехали за гостями.

– Какие гости? – Золла с тревогой уставилась на Абуда. Он старался не напугать её.

– Мой отец привёз сестру в эти края и, возможно, они присоединятся к нам на церемонии.

Рим-Син оживился. Он подозвал слуг, энергично замахал руками и прожужжал миллион заданий. Его слуга молниеносно вылетел в дверь, которая вела к покоям, и тут же завопил во все горло что-то торжественное и на аморейском. Уже через мгновение за дверью поднялся шум, как будто 1000 быков носятся по этажам, а истеричный мужской голос, надрывно завывая, раздавал задания и торопил всех, как истинный военный прапор гарнизона.

– Отлично, мы их встретим по высшему разряду. Приступайте к трапезе, – прокомментировал топот в прихожей Рим-Син и начал с упоением есть то, что приготовила ему его любимая жена.

Наступила тишина, загремели приборы, тарелки с едой заносились на стол и выносились пустые. Золле кусок в горло не лез, она ковыряла палкой рис, гоняя и размазывая его по всей тарелке, создавая в соусе странные круги.

– Вы колдуете?

Абуд пытался шутить, стараясь привести её к дружеской атмосфере и начать разговор.

– Думаю, пора приступить к переговорам, – произнес на чистейшем аккадском один из сыновей Рим-Сина. Ден и Абуд синхронно посмотрели на него, как будто только заметили его присутствие. Это был кудрявый мужчина лет 35-40, похожий на своего отца. – Да, я тоже знаю аккадский, как и мои сестры и мой брат. Меня зовут Джахуд, я младший сын лугаля.

Все продолжали жевать еду и слушать его, как будто шла светская беседа. Абуд почувствовал себя идиотом. Он взял нож и начал энергично разрезать мясо:

– Я, так понимаю, ваше высочество, вы тоже прекрасно понимаете мой язык? – он взял в рот кусок мяса и, глядя в глаза лугалю, стал его очень интенсивно жевать, хоть оно было мягким и таяло во рту. Лугаль очаровательно улыбнулся и, отвесив неловкий поклон, ответил:

– Простите мне моё своеволие, Чёрный Абуд, но, к сожалению, люди более откровенны и вольны в своих мыслях, когда считают, что их язык не понятен чужеземцам, – акцент Рим-Сина выдавал в нём больше печатный аккадский, где прописывалась буква «Р», но в разговорном почти не произносилась. – А я царь государства, который не знал, с какими целями вы попали к нам. Вот и пришлось прикидываться немым и недалеким.

Как ни странно, Абуда это не обидело, а больше насмешило:

– Знай я, что вы понимаете мой язык, мог бы и обидеться на тон, которым вы завершали конец каждого предложения.

Рим-Син искренне расхохотался:

– Знаете, вы тоже в конце своих предложений орали так, как будто ненавидите меня, – Абуд выпустил полуулыбку, полугортанный смешок и продолжил есть мясо.

– Это что?!! Теперь мы добрые соседи?! – голос Галы прозвучал как призыв к драке, её брови сошлись на переносице. – Вы, молодой человек, не обманите нас своей непринужденной позой. Настоятельно требую принять все наши предложения!

Гала сузила глаза, направив в него палочкой для еды, как саблю. Золла неловко посмотрела на свою бабушку, а затем на Абуда, пытаясь угадать его эмоции. Он спокойно ел, как будто слышать ругань от престарелых матрон – это для него обычное дело.

– Мама, вы могли бы держать свои эмоции при себе, нельзя же так откровенно нести… – пыталась урезонить свою мать царица Фатит, но Гала её бесцеремонно перебила:

– Я живу уже девятый десяток, мне некогда врать и лицемерить! Не сегодня, так завтра я могу отдать душу богам! – она зажевала кусок мяса, зло поглядывая на Абуда, как будто он мальчик-воришка, который может стырить её ридикюль с золотыми монетами. Эта старушка ему определенно нравилась.

– Я готов выслушать все требования, которые вы выставите, – Абуд отложил еду и прилег на красные подушки поудобнее, копируя позу лугаля. Ему определенно стало нравиться есть, сидя на полу, была в этом какая-то романтика. Он как будто ел на природе, только внутри огромной уютной пещеры с оконными отверстиями, что на деле так и было. И тут же была слышна трель соловья из далекого леса. Он откинулся назад. Золла тоже подвинула тарелку и пересела на другую ногу, развернувшись к нему.

– Хорошо. Я могу начать? – Она ждала кивка от него. Он кивнул и, разлёгшись окончательно, стал просто наблюдать за ней. Ей принесли тонкий высушенный пальмовый лист со слоем влажной глины поверх него и палочку-трость с наконечником. Писарь сел возле нее, готовый записать всё, что она попросит.

– Вы никогда не приведете к нашим воротам вавилонские войска и их жителей, это мое первое условие, – она выразительно посмотрела на него.

– Почему? – его вопрос звучал спокойно и походил больше на любопытство.

– Потому что это всколыхнет наш быт и тысячелетние устои ненасилия. Наш народ и есть наше сокровище, которое несет в себе индивидуальность в каждом из них и самобытность культуры матриархата. Нам вредны любые влияния извне. Мы разительно отличаемся не только от вас, но даже от других амореев.

– То есть вы что-то вроде заповедника?

– Да, и вы даже не представляете какого, – глаза Золлы загорелись от любви и радости, которая появляется у женщины с сорока кошками при виде своих питомцев. – Мы здесь живем и развиваемся без войн и склок, которыми полон внешний мир. Вся наша философия направлена на знания, науку и просвещение. Мой народ только на 20% состоит из крестьян, которые кормят остальные 80%, и то, только по своему выбору и желанию. Ибо это их путь и радость жизни.

– А чем же заняты остальные 80% населения? – Абуд искренне поразился такой информации.

– О! Великое множество интересных дел творится в этих землях. Мы изучаем окружающий мир, записываем все и относим в пещеру истины. Эта миссия священна, назначенная нам богами. Вы не должны будете вмешиваться и в это. Мы в знаниях, накопленных нашими путешественниками, и местными учеными мужами ушли далеко вперед в познании Мироздания. Мы владеем знаними, которые для вас могут показаться колдовством.

– Хорошо, приму это условие с небольшими поправками, – его ответ был спокоен и убедителен. Абуд смотрел на Золлу. Она приосанилась и расслабилась. Первая победа придала ей сил.

– Я слушаю вас, – выдохнула она.

– Здесь будут гостить члены моей семьи и полезные мне люди, а, может, некоторые из них даже останутся здесь жить, – его взгляд был непоколебимым, ибо он имел свои цели и планы на это королевство.