Федор III Алексеевич (годы правления: 1676–1682)
Фёдор царствовал всего 6 лет – но сколько же щегольства было в его правлении! Роскошные кареты, немыслимо дорогие скакуны, красивая жена в дерзких нарядах от европейских дизайнеров, шикарные дома. Никакой больше скромности – все должно быть не хуже, чем за границей! При этом сам Федор был образованным, энергичным, но немного стеснительным человеком. А история его первой любви заслуживает отдельного рассказа. Во всех приключениях царю Федору помогал его ближайший друг и советник – постельничий Иван Максимович Языков.
Ивану Языкову предстояла невыполнимая миссия. Уж лучше бы ему поручили найти иголку в царских амбарах, заваленных сеном до самой крыши! Это и то было бы проще, чем отыскать таинственную незнакомку, про которую только и было известно, что она живет в Москве… Предположительно. А может, и не в Москве. Уверенности даже в этом нет.
Но, если честно, вся эта история Ивану скорее нравилась. Всё это было очень похоже на современные рыцарские романы, которые он читал запоем – и собрал, кстати говоря, весьма неплохую библиотечку. Яркие цветные книжки на разных языках, с красивыми картинками, ему присылали со всей Европы знакомые дьяки Посольского приказа. Иван прочитал уже столько романтических историй, что мог бы и сам, наверное, написать нечто подобное. Тем более жизнь сама дарила ему увлекательный сюжет.
А поручение у Ивана было вот какое. В Вербное воскресенье, еще пару недель назад, царь Фёдор Алексеевич торжественно шествовал во главе крестного хода. И в толпе, между многим смотрящим народом, приметил голубоглазую боярышню. Незаметно указал на нее своему ближайшему помощнику – постельничему Ивану Языкову – и процессия двинулась дальше. «Лицом – ангел небесный, – смущенно вспоминал потом восемнадцатилетний Фёдор, ероша волосы, слежавшиеся под царской шапкой. – А ведь она была в простом венке из подснежников, с косой до пояса, без всякого платка – значит, не замужем! – радовался он. – Вань, а ты видел ее косу? Чистое золото!..» И, батенька, сразу понял опытный тридцатилетний Иван, а государь-то наш влюбился!
Да вот только в кого влюбился? В призрак, в тень, в фантазию! Как найти-то теперь этого голубоглазого ангела в двухсоттысячной столице? А если она просто на праздники приехала погостить к родным?
Но рыцари – они на то и рыцари, чтобы делать невозможное и до последней капли крови служить своему королю.
– Helfen – Wehren – Heilen, – пробормотал Иван девиз Тевтонского ордена, о котором столько читал в своих любимых романах, и прибавил от себя по-русски: – «Помогать – Защищать – Исцелять» … – Потом пришпорил белого коня: – Вперёд, мой верный Тинтагель! Добудем нашему Тристану его милую Изольду!
Тинтагель ловко скользил по утренним московским улочкам, суетливым, шумным и запруженным, а Иван раздумывал над своими шансами на успех. В глубине души он все-таки верил, что всё получится. Дело в том, что избранница царя была одета на шляхетский манер: меховая пелеринка, пышная юбка со складками. Значит, круг поисков сужался до уроженцев Речи Посполитой. За две недели Иван объехал десятки московских поляков, пересмотрел сотни голубоглазых панночек с золотыми косами, – но ни одна из них пока не была похожа на ту самую, единственную.
Пора было расширять зону поисков до ближайших деревень и подмосковных городов, где тоже проживало немало поляков. А для этого нужно было заскочить к окольничему Семёну Ивановичу, ведавшему устройством всего необходимого для царских посланников. Семён Иванович уже не раз снаряжал Ивана в поход по государевым делам, и походов этих за три года правления Фёдора свершилось великое множество. Юный царь оказался на удивление активным и во всём хотел докопаться до сути, потому и отправлял повсюду Ивана – это было то же самое, что отправить куда-нибудь свои глаза и уши. Ивану он доверял, а старым хитрым боярам – не очень. Они на молодого государя затаили обиду после того, как он заставил их сбрить бороды и собираться в Думе каждый день, а не когда захочется. Бояре на этих заседаниях стыдливо прикрывали руками голые подбородки и краснели от злости, когда Фёдор приступал к излюбленному занятию – самолично зачитывал им сводку свежих европейских событий, составленную по иностранным газетам. Да, за границей уже давно издавались газеты! «Вот бы и у нас такую выпустить, с нашими русскими новостями, – вздыхал Фёдор каждый раз, – да только кто ее будет читать? Все вокруг неграмотные… Надо с этим что-то делать».
Дом Семёна Ивановича был похож на сказочный замок, только из дерева. Среди обычной непритязательной московской застройки он выделялся, как фламинго среди уток. В этом доме было всё: и башенки, и мансардные окошки, и витые лесенки. Иван не упускал случая заскочить сюда лишний раз, и теперь тоже надеялся, что застанет Семёна Ивановича дома. Повезло – окольничий в домашней рубахе пил чай из самовара и ел на завтрак тушеную капусту с колбасками.
– Друже! – широко улыбнулся Семён Иванович и франтоватым жестом подкрутил свои седые усищи – предмет давней зависти Языкова. – Ну садись, отведай бигоса.
– Не откажусь, – Иван успел проголодаться. Шутка ли – пол-Москвы уже с утра отмахал! – Ох, острятина! – выдохнул он, распробовав блюдо. В тушеной капусте обнаружились специи в большом количестве – перец, можжевельник, мускатный орех. – Но вкусно – хоть на пиру короля Артура подавай! А колбаса у тебя, как всегда, образцовая. И в Немецкой слободе такую не сыщешь!
– Правильно, не сыщешь, по семейному рецепту делается… За чем сегодня пожаловал? В новую поездку собрался? – спросил Семён Иванович, с аппетитом принимаясь за пончики с повидлом. – Куда на этот раз? Еще одна тайная инспекция боевого духа наших солдат на войне с турками? Вот сам бы поехал, честное слово! На Чёрном море-то сейчас рай…
– Ага, рай – если не считать кровопролитных сражений с турками, – отметил Иван, пробуя пончик. – Что за повидло?
– Из дикой розы. Семейный рецепт. Так куда тогда? Проследить, как перепись населения в сибирских деревнях идет? Дам тебе с собой тулуп и сани, снег там до июня будет лежать… Или в Рим опять собрался за новыми нотами? Возьми в подарок монахам янтарные четки, а то над нашим вином они в прошлый раз потешались… Слышал, царь в восторге от их песнопений?
– А патриарх зол, как чёрт! – кивнул Иван, уминая уже, кажется, четвертый бесподобный пончик. – Кричит, нет ничего лучше нашего православного одноголосья, освященного веками. А царь ему: «А мне нравится новая музыка, это что, преступление?» В общем, летом снова за нотами поеду.
– Люблю нашего Фёдора, – Семён Иванович мечтательно подкрутил усищи. – Прямо свежий ветер ворвался в Кремль! Так куда тебя собирать, друже?
– Пока недалече, по окружным городам и сёлам. Ищу я панночку…
– Какую? – Любопытный нос Семёна высунулся из чайной чашки.
Нельзя было налево и направо болтать, что царь влюбился, поэтому Иван степенно сообщил:
– Царевна Софья подбирает себе горничную. – Проверить, так ли это, было никак нельзя, поскольку сестры государя жили крайне замкнуто, ни с кем не общались. Царский терем, по сути, мало чем отличался от монастыря. Поэтому Иван свободно продолжил вранье: – Царевна дала мне задание. Нужна девица из хорошей семьи, причём именно полячка, поскольку царевна желает в польском языке упражняться. Может, знаешь кого? – спросил Иван на всякий случай. – Одарим достойно, и тебя, и девицу, и родителей ее. Не сомневайся, дело верное.
Семён Иванович прищурился и намотал ус на палец.
– Есть у меня на примете одна девица, – наконец сказал он. – Племянница моя Агафья, дочь моей сестры. Она сейчас здесь, в северной башне. Дела у шурина пока не ладятся, ну я и взял всё семейство к себе. Одному-то скучно в таком огромном доме жить.
Иван вздохнул:
– Я бы рад, Семён Иваныч, но мы именно полячку ищем.
– А я-то кто, по-твоему? – усмехнулся хозяин.
Иван посмотрел на бигос… На пончики с розовым повидлом… На польские обои на стенах… И его наконец осенило. Он с размаху хлопнул себя по лбу:
– Вот лапоть! Забыл! Ты ж у нас Заборовский! А я-то всё привык – «Семён Иваныч», да «Семён Иваныч» …
– Из старинного рода Заборовских мы, – похвастался окольничий. – У нас и выписка из «Орбиса Полонуса» имеется, гербовника польского. А отец Агафьи из славного рода Грушецких. Ее настоящее имя – Агата. Агафья – на русский манер.
Пока прислуга бегала за племянницей, Семён Иванович нахваливал Агафью:
– По-русски читает и пишет, по-польски бегло говорит, латинские книги наизусть знает, французский язык понимает! А ты бы послушал, как она на клавесине бренчит! Светлая царевна Софья будет довольна. С нашей Агафьей ей будет о чём поговорить, не то, что со всеми этими мамками да няньками…
Распахнулись двери – и вошла она.
Да-да, та самая голубоглазая боярышня, которую они с царём видели в толпе на Вербное воскресенье. И вблизи она была еще красивее. Взгляд у Агафьи был прямой и смелый. Девушка держалась приветливо, спокойно – и с врожденным царским достоинством.
Это была победа.
Это был тот самый святой Грааль.
Иван наклонился к старому другу и зашептал:
– Слушай, Семён Иваныч, про царевну Софью я всё наплёл. Тут вот какое дело…
Спустя несколько часов двое всадников в белых плащах с капюшонами, скрывавшими их лица, остановились на пыльной дороге возле причудливого дома Семёна Ивановича. Из верхнего окна северной башни на мгновение выглянула златовласая принцесса, махнула рукой всадникам и тут же снова скрылась за бархатной шторой.
– Это она, – восхищенно воскликнул первый всадник. – Моя принцесса в башне! Как в той книге, Иван, помнишь?
Иван кивнул. Они с царём понимали друг друга с полуслова. Ведь Фёдор тоже обожал красивые рыцарские романы.