Часть II Шарада Шариде
1
Строить башню мы начали незамедлительно. Я провёл необходимые размеры и выяснил, что котлован (точнее – срез холма), вырытый Руданским, надо расширить. Иначе внутренние помещения башни будут слишком малы. Кирилл несколько огорчился, ибо рыть землю и выволакивать из неё тяжеленные камни он уже устал. Но, всё-таки с моими доводами согласился. К тому же, я и сам не прочь был взяться за лопату.
Вскоре работа, как говорилось в незабвенные советские годы – «закипела». Мы расширили левую стенку среза холма, и я с удовольствием находил всё новые камни. Некоторые из них являлись диоритом, и мне уже представлялось, как красиво этот зеленоватый камень «заработает» на лицевой стороне башни. Кирилл тоже втянулся в работу, так что денька за три я планировал уже приступить к следующему этапу.
Конечно, разбирая камни, я каждый из них тщательно осматривал, стараясь обнаружить какие-либо знаки. Но ничего приметного на глаза не попадалось. И вдруг…
Кто-то из нас, расчищая смежный с подпорной стеной участок, приблизительно на глубине одного метра, подсёк лезвием лопаты какой-то чёрный кружок, сантиметра два в диаметре. Такая мелочь… Её и заметить-то было почти невозможно.
Уж не знаю, каким чувством – шестым или седьмым, Руданский почувствовал, что этот кружок не простой. Он отставил лопату в сторону и, взяв находку в руку, принялся тщательно её рассматривать. Я, занятый своим делом, на манипуляции писателя не обратил никакого внимания.
Очистив кружок от глины, Кирилл с силой подул на него, но, не удовлетворившись результатом, быстро пошёл в направлении крана с водой. Под тонкой прозрачной струёй стал тщательно оттирать находку. И лишь тогда я окликнул Руданского, не понимая, по какой причине он покинул «строительный объект».
Кирилл вернулся ко мне, неся на мокрой ладони то, что так его заинтересовало.
– Смотри, что я нашёл!
– Что там у тебя?
– Кажется – копейка.
– Копейка?
– Да, царская… Надо очистить лучше. Но единица явственно видна. И слово «коп…». Смотри сам.
Я взял в руки находку и повертел ею так и этак. Бесспорно, это была монета, возможно даже царских времён.
– Как ты вообще умудрился рассмотреть её?!! – искренне удивился я.
Кирилл вздёрнул плечами.
– Даже сам не знаю… К тому же, на такой глубине… Как она сюда попала… Как думаешь?
Я никак не думал, предложив лишь Кириллу набрать в стакан воды и опустить туда на сутки эту монету. За это время глина, въевшаяся в неё, размокнет, что позволит находку очистить ещё лучше. Руданский так и поступил.
Сам же стал думать о том, что история с копейкой мне уже знакома. Вроде бы о какой-то подобной копейке мне приходилось слышать. Или читать?
Какие-то смутные воспоминания бродили в моей голове, но ничего вразумительного относительно царской копейки вспомнить не смог. А тут ещё Руданский вернулся и сбил меня с мысли… Мы вновь взялись за лопаты, расширяя (или углубляя?) фронт работ. Я самым тщательным образом просеивал землю, надеясь ещё что-то найти. Но безрезультатно. Кирилл тоже ничего не нашёл. И, тем не менее, он был рад и копейке.
Несколько дней он её тщательно очищал. Никаких особых средств для этого у него под рукой не оказалось. Да и навыками реставрации монет мы не владели. И, тем не менее, обычная вода и «железное» упрямство Кирилла сделали своё дело. Теперь копейка была как новенькая. Хорошо читался текст, был виден царский герб и даже очень мелкие буковки с.п.б., что значило – «Санкт-Петербург». Очевидно, это город, где монета чеканилась. Копейка была медная, что даже вытекало из текста, выбитого над двуглавым орлом. Странно только, почему она за столько времени не окислилась, не пошла «зеленью»? Или в те времена монеты покрывали особым защитным слоем?
Но самое главное, на лицевой стороне были выбиты большие цифры, обозначившие год чеканки – 1913. Кирилл, вертя монету в руках, вдруг сказал:
– Что-то мне этот год напоминает…
А у меня сердце бешено заколотилось. Где, где я слышал о подобной монете?
– Ах, да! – вспомнил писатель. – Это же год, когда в России отмечалось трехсотлетие дома Романовых. Выходит, юбилейная монета!
А я весь покрылся потом, не в силах вспомнить о «своей» копейке. Ну, где я о ней уже слышал, где?
Руданский позвал Ольгу и Вячеслава, обещая их порадовать сюрпризом. Надо сказать, всё это время он скрывал от хозяев дома свою находку, желая подать её в самом выгодном свете. Его замысел удался.
Ольга взяла копейку в руки и ахнула:
– Ты что, и в самом деле нашёл её здесь?
Кирилл победоносно посмотрел на хозяйку дома.
– Я такой!
– А как хорошо сохранилась…
Ольга передала монету Вячеславу, а сама начала выспрашивать у меня с Кириллом, при каких обстоятельствах копейку удалось обнаружить. Видела бы она, как выглядела монета, когда Кирилл нашёл её!
Когда Вячеслав возвращал копейку Кириллу, то заметил:
– Теперь у тебя уже две находки.
Я подумал, что речь, кроме монеты, идёт о камне с аккуратным отверстием посредине, поэтому особого внимания на эти слова не обратил. А Ольга вдруг оживилась.
– Сейчас принесу! – крикнула она и быстро пошла к дому.
Я покосился на лежащий рядом диорит со «жреческой дырой» посредине и тут же переключился на монету, рассказывая Вячеславу, с какой тщательностью мы просеивали землю, надеясь найти ещё что-либо интересное.
Ольга вернулась через минуту, держа в руке какую-то металлическую штуковину. Она передала принесённое Кириллу.
– На! Соедини их вместе.
– Что это? – поинтересовался я.
– Подсвечник, – сказал Кирилл, – точнее, его верхняя часть…
– Он нашёл его здесь же! – пояснила Ольга.
Я удивился. Кирилл ничего не рассказывал о первой находке.
Руданский лишь рукой махнул.
– Это было ещё год назад. Я уже и думать забыл о нём…
– Можно посмотреть? – я вопросительно посмотрел на писателя.
Тот тут же отдал мне какой-то «огрызок» подсвечника, и я почувствовал в руке тяжесть металла. Но не только это. Мне вновь сделалось жарко. Вдруг показалось, что такой подсвечник я уже видел. Даже в руках держал…
Откуда вообще взялись эти навязчивые мысли? Вначале с монетой, а теперь с обломком подсвечника. Может быть, это место так действует на мозги? Или я переутомился от тяжёлого физического труда. Давно я так не пахал: с рассвета и до заката, без выходных…
– Нет, надо сделать перерыв в работе, – предложил я, – а то загоняли друг друга…
Кирилл с радостью согласился. Он тоже устал и ему требовался выходной.
Решили продолжить землеройные работы через два дня. Мой сотоварищ остался в Счастливом, а я уехал домой, в Балаклаву.
2
Дома у меня было два дела. Одно – «официальное», ради которого я и выбрался из Счастливого: закупить и привезти для стройки необходимые материалы. Благо с этим проблем у меня быть не должно. Хорошие связи в «строительный кругах», да и свой личный опыт позволяли безошибочно определиться и с количеством, и с качеством, и, конечно, номенклатурой, выражаясь казённым языком профессионалов.
Что же касается второго дела… Речь шла о моём личном архиве. После переезда в Балаклаву я его не разбирал, и все бумаги преспокойненько пылились в кладовке. Что-то мне подсказывало: где-то там, в недрах бумаг, таится разгадка на мучавший меня вопрос о монете и подсвечнике.
Забегая вперёд скажу, что интуиция меня не подвела. Хотя повозиться пришлось порядочно. Я почти не вылезал из кладовки, переворачивая горы бумаги. Иногда удивлялся собственной запасливости, находя справки, срок годности которых истёк сто лет назад. Иногда находил какие-то чертежи и схемы и надолго «зависал» над ними, пытаясь вспомнить, при каких обстоятельствах они были выполнены. Дела давно минувших дней! Сколько надежд и планов пылилось в этой кладовой! Они были сложены «до востребования». Но придёт ли их час? Может быть, лет через пять я наберусь решимости и отправлю всю эту макулатуру на растопку чьего-нибудь камина. Да хотя бы печки в дом Ольги и Вячеслава…
Ага! Кажется, что-то нашёл. Я стал бережно разбирать перевязанный бечёвкой увесистый пакет, завернутый в жёлтую оберточную бумагу. Именно его я искал, надеясь здесь обнаружить следы ускользающей от меня монеты.
В этом пакете я держал то, что составляло основу моей книги «Замок воина». Нет, рукопись я хранил в особой папке. А в пакете содержалось то, что ей предшествовало: старые фотографии, воспоминания людей, какие-то документы, мои собственные находки, зарисовки местности и тому подобное. Всё это хранилось для истории. Воспользоваться вторично этим материалом я больше не собирался. И, тем не менее – вот, пришлось…
Я стал бережно перебирать бумаги, надеясь обнаружить в них то, что меня интересовало. Наконец в руки попалось несколько пожелтевших листиков с описанием моих встреч с дедом Василием. Речь шла о старике, который однажды привёл меня на территорию усадьбы, где сейчас живут Ольга и Вячеслав. Я ребятам рассказывал о нём, впрочем, не называя имени этого человека. Думал, не пригодится. Но сейчас чувствую: дед Василий ещё напомнит о себе…
Ага, вот и нужное! Я стал читать: «…Сулима рассказала смешную историю. Она была связана с сорокой. Речь о птице. Очень любопытное создание! К тому же, наделена пытливым умом и особым отношением к людям. Однажды сорока выкинула такую штуку. Было это в юсуповском имении, которое в Коккозах (нынешнее Счастливое)…».
Я читал строчки, написанные когда-то собственной рукой, и улыбался. В самом деле, смешная ситуация, причём почти забытая. А ведь в своё время я даже хотел рассказ написать на её основе. Да как-то не пришлось.
Дочитав до конца, вдруг вспомнил, с каким воодушевлением поведал мне о ней дед Василий. Так красочно рассказывал… Я ещё раз перечитал полузабытые страницы и тут же углубился в собственные воспоминания. Они касались тех дней моей юности, когда я впервые попал в охотничий замок князя Юсупова, как стал невольным свидетелем тайн, скрытых до наших дней в этом заповедном месте, как познакомился с дедом Василием. Для меня это была настоящая удача! Мой пытливый ум находил всё новые и новые способы проникновения в тайны прошлого. В конце концов, спустя несколько десятилетий я написал «Замок воина». Но в эту книгу крошечный эпизод с сорокой не вошёл. Тогда, следуя сюжету, он был второстепенным, лишним. А вот сейчас, кажется, из забытья он выходит на первый план. Ай да сорока!
А в назначенный день я вновь приехал в Счастливое. Только теперь не на автобусе, а в грузовичке-трёхтонке китайского образца. За рулём был мой хороший знакомый по имени Василий (его звали, как и деда из моей юности!), который помог подкупить необходимый стройматериал и дал в придачу собственную бетономешалку. Я, конечно, был благодарен ему за такую помощь. И удивлялся лишь тому, что эта поездка проходила под «знаком Василия».
Хотелось сразу же рассказать ребятам эту историю с сорокой, но Василия-водителя задерживать было нельзя. Пришлось срочно разгружать грузовичок, перетаскивая мешки с цементом, арматуру и прочий строительный материал в дальний сарай.
А когда мой добровольный помощник уехал, Ольга, глядя на меня, воскликнула:
– На кого ты похож! Весь белый.
Ясно, я был в цементе. И прежде, чем войти в дом, требовалось принять ванную. Но так, как таковой в их доме не было, то я быстренько сполоснулся из ведра.
– Чаю хочешь? – предложил Кирилл.
Я, конечно же, не отказался. Надо сказать, что к тому времени Руданский завёз на машине песок и щебёнку, которые самолично перетаскал под навес. Вот, до чего же упрямый и настырный мужик! Строительных навыков – никаких. А прёт вперёд – как танк. Откуда столько энергии в человеке?
– Кстати, – сказал он, – я «отмахал» половину твоего «Замка воина». Занимательная вещица!
– Тебе понравилось? – обрадовался я.
– Даже очень. В тебе дремлет талант писателя.
Я засмущался. Какой из меня писатель! Так каждый может. Было бы желание и соответствующий «материал».
– А вот на счёт материала, – подхватил Кирилл, – ты напрасно прибедняешься. То, что ты собрал – уникально…
Мы ещё долго говорили о значении писательского труда, о селе Соколином и тех людях, благодаря которым был построен охотничий замок Юсупова. К концу нашей беседы я почувствовал, как сильно устал за этот день. И сил для того, чтобы рассказать историю о сороке, у меня не осталось. Я решил припасти её на следующий день. Тем более, что Кирилл явно не был готов её выслушать.
Но утро следующего дня выдалось суматошным. Руданский поднялся ни свет, ни заря, и тут же принялся устанавливать опалубку для заливки фундамента. Пришлось и мне просыпаться… Я начал подсказывать Кириллу какие-то тонкости, затем сам «завёлся» и быстро втянулся в работу. За день мы связали и установили каркас, который называется армированным поясом, и проверили работу бетономешалки. Вот теперь можно приступать к заливке фундамента и стен. Так что историю с сорокой я отложил на вечер…
А после ужина попросил Кирилла показать мне монету и фрагмент обнаруженного им подсвечника. Взяв в руки находки, я долго вертел их в руках, собираясь с мыслями, а затем сообщил, что для Руданского и хозяев дома у меня есть интересное сообщение.
Вскоре все трое расселись вокруг меня, как возле новогодней ёлки, и я начал наконец-то свой рассказ.
3
– Однажды в юности я попал в подземный ход, который начинался под замком князя Юсупова в Соколином. Вместе с моим другом мы обследовали его значительную часть. Именно там удалось обнаружить княжеский архив, вернее, бумаги технического порядка, касающиеся строительства этого замка, а также фотоальбомы, книги и прочую дребедень.
– О! – воскликнул Кирилл. – Я только что прочёл об этом в твоей книге.
Он покосился на Ольгу и Вячеслава.
– Вот закончу книгу, дам вам почитать…
Обращаясь ко мне, Кирилл кивнул:
– Продолжай. Извини, перебил…
Я собрался с мыслями и продолжил:
– Нет нужды перечислять то, что нам удалось обнаружить. Руданский прав, в своей книге я перечисляю наши находки достаточно точно. Но об одной хотелось бы сказать особо…
Не говоря больше ни слова, я взял в руки фрагмент подсвечника и поднял его над головой.
– …точно такой же подсвечник мне повстречался в подземельях замка. Буквально – его собрат, двойник. Если бы я лично не оставил его там, в подземелье, то вполне мог подумать, что держу в руке именно тот.
– А может быть это он и есть? – с сомнением в голосе спросил Вячеслав. – Мало ли, как жизнь складывалась у него. Вот смотри – он повреждён. Значит, потребовались какие-то обстоятельства, чтобы специально, видно по месту слома, нарушить его целостность.
Кирилл взял у меня из рук свою находку и, повертев перед глазами, положил на стол.
– Я с особой тщательностью перерыл всё вокруг места его обнаружения. Но второй, то есть нижней части подсвечника в земле не нашёл.
– Так её там и быть не могло! – воскликнул я.
– Почему? – удивилась Ольга.
– Сейчас расскажу…
Тот подсвечник, который находился рядом с архивом князя Юсупова, тоже был без нижней части, сохранилась лишь его верхняя часть, куда вставляют свечу. Я ещё подумал, зачем понадобилось прятать в схроне от людских глаз то, что надо попросту выбросить? Но ответ на свой вопрос не получил.
По прошествии времени, познакомившись с дедом Василием, я рассказал ему эту историю.
– А кто такой, этот дед Василий? – не поняла Ольга.
– Это из книги, – пояснил ей Кирилл, – тот старик, который привёл Кира в «наш» дом. Так ведь?
Я согласно кивнул головой.
– …и, вот что он мне поведал. Оказывается, действительно существовало два одинаковых одно рожковых подсвечника. К тому же, есть и некая история о том, как они оказались в семье князя Юсупова. К сожалению, в своё время я её не записал, понадеявшись на память, а вот сейчас вспомнить не могу.
Поэтому буду говорить лишь о той её части, которая касалась последнего эпизода, известного лично мне. Когда архив князя Юсупова был спрятан под землёй, по совету суфии Шариде, о которой скажу позже, был проведён особый ритуал. Он должен был помочь оградить это место от проникновения в него посторонних лиц. А подсвечник использовался ею как оберег. Если его тронуть…
Тут я засмеялся, вспоминая, чем закончилось моё посещение Юсуповских подземелий в юности. О том, что в какой-то миг дикий страх вселился в наши с другом сердца, когда мы услышали лязг затворов, скрежет закрывающихся металлических дверей и пулей вылетели оттуда. Больше спускаться под землю тогда ни я, ни мой друг не желали. И дали друг другу слово никому не рассказывать о наших страхах и проявленном малодушии, а также о самих подземельях и обнаруженном там архиве. И пока надо мной довлела эта невидимая сила – и я молчал!
– Разделили надвое подсвечник по просьбе Шариде, – продолжил я, – в знак взятого обета. И ещё чего-то. Дед Василий этого не знал. Он лишь был уверен, что подсвечник сломали специально.
– А кто такая Шариде? – не унималась Ольга. – Ты обещал сказать.
– Колдунья, – сказал Кирилл, – в книге о ней написано, потом прочтёшь…
– Не колдунья, – поправил я, – а шаманка. Так её русские называли. Хотя она на самом деле – суфия, из рода дервишей. Но это совсем другая история… Я же возвращаюсь к подсвечникам.
Имелся кроме первого, ещё и второй подсвечник. Он случайно достался или был передан Шариде на каких-то условиях, не знаю. Главное, что он оказался у этой женщины ещё в период её проживания в юсуповской усадьбе.
– С какой стати она там жила? – удивился Вячеслав. – Какое отношение она имела к высокородному русскому князю?
Я хотел пояснить, но меня вновь опередил Руданский.
– В книге об этом всё написано. Прочтёшь сам.
А я продолжил свой рассказ.
– Когда случилась октябрьская революция, род Юсупова, как и другие аристократические роды, постигла незавидная участь. Они лишись всех своих имений и богатств, оказались в эмиграции и больше никогда на родину не вернулись.
Челядь из их дворцов и замков разбежалась. Такая же доля постигла и Шариде. Она покинула охотничий замок, точнее, скромную башню рядом с ним, где вела аскетический образ жизни, и переселилась к Сулиме.
С собой она перевезла нехитрый скарб, среди которого был и подсвечник. Так этот предмет попал в село, которое сейчас называется Счастливое…
– Кир, – спросила Ольга, – а я не поняла относительно Сулимы. Это ведь её дочь?
– Да.
– Но ты ещё раньше говорил, что наш дом был когда-то построен для Сулимы.
– Это правда, говорил.
– И что сделано это было по желанию её матери, то есть Шариде? – уточнила Ольга.
– Так и есть. И ещё я подчеркнул: Шариде настояла строить дом именно на этом месте.
– Выходит, – предположила моя собеседница, – она переселилась туда, где заранее подготовила «запасное место». Да ещё и выбрала его специально. Это был такой расчёт, как думаешь?
– Не знаю… Когда я слушал разъяснения деда Василия, из его уст это выходило естественно, события проистекали сами собой. Но сейчас, когда я анализирую произошедшее сто лет назад, то вижу определённую логическую цепь. И она явно указывает на предварительную продуманность свершившихся затем событий. Среди них – и переселение Шариде к дочери. Она должна была оказаться здесь. И оказалась.
Точно также я могу сказать: этот подсвечник должен был тоже оказаться здесь – и оказался. Ибо он принадлежал теперь лично Шариде. Как бы – всё закономерно.
Другое дело, что он…
Я взял подсвечник, вернее то, что после него осталось, в руки и повертел его на солнце, рассматривая с разных сторон.
– …он был разделен в том самом месте, что и его двойник из подземелий Юсуповского замка. Это, как мне кажется, тоже не случайно. Сделала это Шариде, либо это совершили по её просьбе.
– Но зачем? – удивился Вячеслав.
– Очевидно, он имеет такое же значение для какого-то дела, как и его собрат из тайника Юсупова. И эту роль играет успешно. Вплоть до сегодняшнего дня…
Ольга опасливо отстранилась от подсвечника. В комнате наступила гнетущая тишина.
– Я же говорила тебе, – сказала хозяйка дома, – что он опасен! Не тащи всё в дом. А ты…
Кирилл оторопело посмотрел на Ольгу.
– Извини… Откуда же я мог знать…
Я, в свою очередь, быстро приглушил этот спор.
– Да погодите вы! Подсвечник не опасен. Говоря о том, что он играет роль аналогичной той, что у его подземного двойника, я имел в виду другое. То, что он специально разломан, подтверждает мою версию о взятом кем-то когда-то… к примеру, обете. Вот и всё.
Оба подсвечника, образно говоря, связаны общей задачей. Это было известно Шариде. Но назначение у каждого было своё. Первому отведена роль «стражника», а второму – «маяка».
– Как это? – не поняла Ольга.
– Ну, – пояснил я, – первый – как бы не пускал никого из «чужих» в подземелья юсуповского замка. А второй – будто указывал «своим», где он находится.
– А этот важно? – уточнил Вячеслав.
– «Своим» – да. Там, где он находится – сокровенное место. Это своего рода подсказка. Мол, копать надо именно здесь.
– Тогда, погоди! – прервал меня Кирилл. – Ты утверждаешь, что второй подсвечник – это своего рода маяк.
– Да.
– Здесь я с тобой могу согласиться. Если вспомнить эпизод в бане, когда меня «ощупывали», возможно проверяя, годен ли я, к примеру, для возведения башни Юпитера, то и присутствие здесь подсвечника однозначно связано с этим местом. Здесь всё сходится. Хотя, видишь – проявилась ситуация лишь через год. А тогда я пребывал в полном неведении.
– Но интуитивно ты же всё делал правильно, – поддержал его Вячеслав.
Кирилл неопределённо повёл плечами.
– Надеюсь…
Я хочу вернуться к первому подсвечнику. Почему он, выполняя функцию стражника, тем не менее, «пропустил» к архивам Кира? Ведь тот фактически являлся чужаком?
– Нет же, он функцию свою исполнил. Нагнал страх! И ребята выскочили из подземелий…
– Но, он же и «выгнал» его из подземелий, – уточнил Вячеслав.
– Это – потом. А вначале-то «пустил»!
– Может быть, это проверка была, – предположил я, – как и у тебя. Только в случае со мной роль подсвечника стала ясна не через год, а спустя несколько десятилетий.
Ольга резко встала из-за стола.
– Ой, что-то мне нехорошо! Она посмотрела на мужа и добавила:
– День сегодня был суматошный – бесконечно длинный. Я, наверное, спать пойду.
4
Оставшись втроём, мужчины ещё какое-то время рассуждали по поводу явленных и тайных знаков, которые попадаются на пути. И о том, что люди их воспринимают по-разному, иногда правильно, а иногда – нет. Случаются же и знаки-ребусы, которые приходится разгадывать долго. К таковым можно отнести и наш подсвечник.
В тот вечер мы больше ни до чего не договорились. Наверное, весь дневной запас сил иссяк. Права была Ольга – надо идти спать.
Засыпая, я понял главное. Моя версия насчёт двух подсвечников, имеющих отношение к чему-то единому, общему – верна. Как и то, что во всём этом немаловажная роль принадлежит Шариде.
На следующий день мы с Кириллом занимались заливкой фундамента. Но прежде, под каждым из четырёх углов будущей башни положили четыре монеты. Два металлических рубля и две современные гривны такого же номинала. Совершив необходимый ритуал, мы включили бетономешалку и целый день, не разгибаясь, таскали готовый бетон, заливая его в опалубку.
Правда, однажды Кирилл неожиданно остановился и, посмотрев на меня, сказал:
– У меня из головы не выходит этот подсвечник.
– У меня тоже.
– Знаешь, – предложил он, – давай сделаем следующее…
Вскоре, отложив лопаты и вёдра в стороны, мы исполнили задумку Кирилла. Он принёс подсвечник, а я вставил в него свечу и, чиркнув спичкой, возжёг её.
Подсвечник мы установили в дальней, противоположной от входа, части «башни», под срезом холма. Свеча ярко горела, являясь отражением солнца, которое сейчас висело у нас над головой.
– А ведь он «работает»… – выдавил из себя Кирилл.
Я ничего не сказал в ответ. Огонь свечи завораживал меня. Огонь лизал воздух, стараясь проникнуть внутрь безмерного пространства Вселенной. И казался младенцем, который сразу после рождения тянет свои ручки вверх, к солнцу…
Тут же вспомнилось, как несколько лет назад я ходил с Алексеем Швецовым в горы. Мы поднялись на Бойко, и мой товарищ отвёл меня к сокровенному месту, где под завалами находился Крест Господень. (Об этом потом он писал в одном из своих романов). Там кто-то из нас возжёг свечу, и я также смотрел на этот огонь…
А потом, в память о посещении данного места, я взял небольшой камешек, который лежал возле свечи. Он, как мне казалось, был пропитан энергетикой этого места. С того времени камушек был всегда со мной, как оберег.
– Знаешь, Кирилл, – предложил я, – может быть, мы на месте, где сейчас горит свеча, устроим алтарь?
– Алтарь? – удивился Руданский. – Зачем в башне алтарь…
– Но башня же необычная, – настаивал я.
Кирилл задумался, а затем сказал:
– В описании башни Юпитера никакой алтарь не значится. Если мы будем отклоняться, то погрешим против истины, разрушив первоначальный вид башни. С другой стороны, алтарь в этом месте и в самом деле, был бы уместен…
Тогда я рассказал своему другу о походе со Швецовым на Бойко, и тут же показал ему свой камушек..
– Он будет закладным камнем этого алтаря! – сказал я.
Кирилл, конечно же, против такого довода устоять не мог. Так что мы тут же, на месте, чуть-чуть видоизменили внутреннюю конструкцию башни, выделив особое место под алтарь.
К вечеру закладной камень, к которому добавилась недогоревшая часть свечи из подсвечника, а также кусочек церковного мира (его принесла Ольга), мы торжественно залили бетоном, обложив по кругу небольшими камушками из диорита, которые составляли часть древней стены башни. Получилось красиво и достойно.
Забегая вперёд, скажу, что на следующий день, когда бетон застыл, мы вновь установили на этом месте подсвечник с новой свечой. И я вторично возжёг здесь огонь. Затем, когда свечка догорела, мы подняли опалубку повыше и залили ещё алтарь на несколько десятков сантиметров. Позже у него появились две поддерживающие колонны. А в центре – алтарная чаша.
Каждый день, приступая к работе, мы теперь возжигали свечу в подсвечнике, что служило нам «эстафетной палочкой» из прошлого в настоящее.
С каждым часом алтарь приобретал всё более зримые очертания. И теперь уже не Кирилл, ни я представить себе не могли башни Юпитера без этого алтаря.
Спасибо подсвечнику, который надоумил нас однажды возжечь здесь свечу. Спасибо Шариде, которая оставила его в толще земли. Это, действительно, была явная эстафета из прошлого и, кажется, мы смогли её подхватить…
5
На следующий день я собрал моих новых друзей и приступил, наконец, к рассказу, связанному с царской копейкой. Благо, строчки из моих записей помогли восстановить воспоминания в полном объёме.
Я стал рассказывать о том, как коротала свои дни в юсуповском имении в Коккозах шаманка Шариде. Она редко покидала верхний этаж башни, в которой жила, являясь настоящей затворницей, и её мало кто видел.
Когда в охотничий соколиный замок Юсупова приезжали важные гости, Шариде не подавала признаков жизни. Как будто бы её нет на белом свете вообще. Складывалось впечатление, что женщина делала всё, чтобы её все забыли. Одна лишь дочь Сулима была к ней вхожа. Тонкая, стройная, как лоза, девушка проникала в убежище матери через небольшой люк, принося скромную еду и воду.
На третьем этаже башни имелась достаточно вместительная комната с низкими, привычными Шариде, потолками. В одной из стен были устроены окна. Они были закрыты отлитой из бетона ажурной решёткой, выполненной в восточном стиле. Человек, находящийся на улице, если даже очень захочет, не сможет увидеть того, кто притаился за этими окнами. Такая особенность была у этой решётки.
В свою очередь, находясь внутри тайной комнаты, можно спокойно, не боясь быть обнаруженной, видеть через окно всё, что происходило в имении князя Юсупова. Как на ладони был и сам охотничий замок. Так что Шариде, даже находясь в «заточении», вполне была в курсе происходящего.
Иногда к князю Юсупову наведывались августейшие особы. Случалось это не часто, и каждое такое посещение оставляло в памяти Шариде след на всю жизнь. У неё не было личных встреч с Николаем II и, тем не менее, о русском царе ей было известно многое. Знал ли император об этой загадочной женщине? Не исключено. Ведь князь Юсупов делился о происходящем в то время в его охотничьем имении.
Шариде не раз видела, как император и князь уединялись на берегу шумной Коккозки и о чём-то подолгу говорили. Грохот реки скрывал их разговор, и ни одно слово не долетало до постороннего человека. Шариде не знала, о чём они беседовали. Она могла лишь предполагать или догадываться, строя собственные умозаключения. Шариде имела дар ясновидения и не всё, закрытое для посторонних, для неё являлось тайной…
Одно из последних посещений императором охотничьего дома-замка Юсупова женщина запомнила особо. Русский царь был очень напряжён, как будто именно в тот момент решалась его судьба. Несколько раз он уединялся, прогуливаясь в одиночестве вдоль каменистого берега реки. Что-то сосредоточенно обдумывая, резко дважды поднимал и опускал руки, будто бы тогда занемевшие.
Такое поведение Николая II озадачило Шариде. Почему так вел себя этот, всегда невозмутимый, умеющий держать себя в необходимых рамках, человек? Впрочем, в тот момент он бродил в одиночестве. И был вправе вести себя так, как диктовали ему обстоятельства и его собственные желания.
Несколько раз к императору подходил князь Юсупов, и их беседа казалась Шариде слишком уж оживлённой. Затем они вместе уединялись с другими господами, продолжая о чём-то говорить.
У наблюдавшей со стороны за всеми этими передвижениями женщины, сложилось впечатление, что Николай II вынашивает какой-то очень важный план. И именно сейчас он на пороге его осуществления.
Так ли это было на самом деле? Вполне допустимо. Везде в России в то время запускалось множество всевозможных проектов – тайных и явных. Так что ничего необычного в поведении русского царя не было. Хотя, чуткой ко всему Шариде показалось, что тот план был весьма и весьма необычным…
Сулима прислуживала в эти дни важным гостям, и она тоже видела, что некоторые из них часто уединялись и очень оживлённо спорили. Как будто действительно здесь, в замке, вынашивалось важнейшее решение. И касалось оно многих…
А перед отъездом император посадил несколько саженцев, что, впрочем, выглядело естественно. Это касалось будущего юсуповского имения, где было разбито два парка. И уже в те времена утверждалась традиция, когда знатные, уважаемые люди сажали свои, «именные» деревья.
Что любопытно, несколько саженцев кипариса остались не посаженными. Хотя и ямки для них были своевременно подготовлены. Почему-то император возжелал посадить эти оставшиеся невостребованные деревца не здесь, а у себя в Ливадии. Юсупов, конечно, не возражал. Ему даже льстило, что таким вот необычным образом царский Ливадийский дворец и юсуповский охотничий замок-дом в Коккозах породнятся. В то же время его сын – Феликс Феликсович-младший, должен был стать мужем царской племянницы – великой княгини Ирины Александровны. Так что намечалось и кровное родство.
Николай II под один из саженцев кипариса в юсуповском имении положил небольшой предмет. Как он всем сказал – на счастье. А посвящённые в последний замысел императора лишь склонили головы. Что это был за предмет, никто не знал. Но идея его закладки была понятна. Таким образом, император символически подтвердил то, что им было принято судьбоносное решение именно здесь, в стенах этого гостеприимного для него юсуповского охотничьего имения.