– Кир, на твоём месте я бы ещё раз проверил пациента на наличие трахеопищеводного свища, – делюсь своими мыслями с другом.
Для меня картина болезни совершенно ясная и я не понимаю почему Игнатов с его гигантским опытом отвергает самый логичный вариант.
– Все косвенные признаки указывают именно на него, – кладу на стол историю болезни и смотрю на Кирилла.
Реально. Других причин быть не может.
– А я говорил! – с победоносным выражением лица заявляет Саня Хмельницкий. Он как и я шикарный диагност. – Вот видишь, даже Славка на моей стороне, – ухмыляясь кивает на меня. Салютует.
Я салютую в ответ.
– Ну не может его там быть! – восклицает Кирилл и в сердцах ударяет кулаком по столу. Он полон расстройства. – Я два месяца назад делал ревизию. Всё было в порядке. Ребенок прооперирован, пищевод пробужирован. Все хорошо.
– Все, да не все, – подначивает Саня.
Бросаю в сторону Хмельницкого предупреждающий взгляд.
Санек, конечно, тот еще фрукт. Он любого выведет из себя, но отстоит правду и сегодняшний консилиум собрался именно по его инициативе.
Они с Кириллом во мнениях разошлись.
– Может быть два месяца назад так и было, а сейчас снова нет, – убеждаю Игнатова.
Пусть он заведующий отделения в федеральном центре, но помимо этого статуса Кир еще отличный врач и должен понимать, что вполне мог пропустить свищ. Человеческий фактор, такое бывает.
Все мы не идеальны, как ни крути.
Иногда и самым лучшим из нас требуется помощь, ведь не даром говорят, что у каждого врача свой список спасенных и свое кладбище. Только вот чем врач сильнее, тем список спасенных длиннее.
Только вот далеко не все и не всегда зависит от врача.
– Кир, а ведь Слава прав, – подключается Скворцов.
Никита самый молодой из всех нас, но его имя уже на слуху. Ник шикарнейший нейрохирург, он со своими пациентами творит самые настоящие чудеса, иначе не скажешь.
– Слушай, – произносит задумчиво и перелистывает страницы выписных эпикризов, смотрит на даты. – Понимаю, что мой вопрос прозвучит некорректно, но я все-таки должен его задать.
– Говори уже, – отмахивается Кир.
– Ты не мог случайно повредить трахею? – уточняет. И тут же ловит на себе убийственный взгляд.
Но Ник упрямо смотрит на Игнатова и не тушуется, не отступает. Продолжает стоять на своем.
– Случайно, – еще раз повторяет и делает особый акцент на этом слове. – Все мы люди и от ошибок никто не застрахован.
– Надеюсь, ты прикалываешься сейчас, – недобро щурится Кирюха.
Опасненько… Есть вещи, которые лучше вслух не произносить.
– Кирюх, бракованного тросика не могло быть? – разряжая накаляющуюся обстановку в кабинете к разговору подключается Димка Ланской.
Он еще недавно работал в моей клинике, а теперь перешел к парням. Мне, конечно, его не хватает, но мы вырастили с ним достойную смену. Ник, Пашка и Марк многого стоят.
Они еще покажут себя.
– Сам знаешь, бывают такие партии, – продолжает развивать тему. – Заводской брак, подделка. Да мало ли что могло привести к повреждению!
– Исключено, – тут же отметает предложенные Димой варианты Серега Карпов. Он реаниматолог и ему явно виднее. – Поверь, если б в партии был брак, мы с Саней точно знали. Сам знаешь, такого пациента после обследования только прямиком к нам и отвозить.
О, да… Таких анестезиологов-реаниматологов, как Карпов и Хмельницкий днем с огнем не сыщешь. Мне порой кажется, что они с пеленок знали как людей спасать.
– Ну да, – кивая головой соглашается Саня. – Серега прав, брак отметаем. Здесь что-то другое, – произносит задумчиво. – Кир не мог повредить трахею. Думаем ребята.
– Тогда только образование нового свища, – соглашается со мной Никита и миролюбиво разводит руки в разные стороны. Пожимает плечами. – Другие вариков нет.
– Я делал ревизию, – жестко заявляет Игнатов. Он упрямо стоит на своем, не сдвинешь с места.
Вот и как его переубедить?
– Кир, ты ведь мог его пропустить, – добавляю спокойно, пытаясь понять, как такое в принципе могло выйти. – Сам знаешь, человеческий организм непредсказуем, а свищ-то крохотный, ребенок растет, пищевод и трахея тоже, вот и получается, что свищ увеличился.
Крайне редко, но такое бывает. Я лично с подобным не сталкивался, но как-то пару лет назад присутствовал на научной конференции и слушал доклад по заболеваниям трахеи. И про трахиопищеводные свищи в том числе.
– Нужно делать бронхоскопию, – безоговорочным тоном заявляет Скворцов.
– За эти два месяца у ребёнка было две пневмонии и три бронхита, – продолжая отстаивать свою точку зрения открываю историю болезни и показываю пальцем на прикрепленные выписки из инфекционного отделения соседней больницы. Там диагнозов хоть отбавляй.
– При каждой госпитализации были высеяны вирусы, – не уступает мне Миша Майоров. – Заметь, при каждой, – кивает на выписные эпикризы.
– Бокавирус? Риновирус? Парагрипп? – перечисляя обнаруженные у ребенка возбудители не скрываю своего скептического настроя. – Вы смеётесь? – изумленно смотрю на друзей.
Нет, конечно, отрицать трахиопищеводный свищ и сваливать всё на инфекцию куда проще, чем дать ребёнку очередной наркоз, провести ревизию трахеи и пищевода, а после этого готовить к очередной операции. Только вот никакого иного способа подтвердить или опровергнуть догадку у нас нет.
Достаточно сделать бронхоскопию и сразу станет понятно кто прав, а кто ошибался.
И почему-то я просто уверен, что ошибочное мнение у Майорова и Игнатова. Не у меня.
– А я вам говорил, что инфекционистам верить нельзя, – с ехидной ухмылкой заявляет Марк Гнатюк. Он как всегда в своем репертуаре, наш извечный приколист. – Нужно смотреть на клинику, – показывает жестом на историю болезни. – Она у тебя как никогда чёткая. Признаки смотри, а не чужие эпикризы считай!
– Это будет двадцатый наркоз у шестимесячной крохи, – Кир обречённо хватается за голову.
Он не меньше моего знает, чем это чревато. Только вот иного выхода нет.
Без наркоза невозможно провести обследование и выявить реальную причину. Нельзя провести операцию и иссечь свищ.
– Я буду с тобой, – отзывается Хмельницкий. – Дам самый лайтовый наркоз, – заверяет.
Прыскаю со смеху. Ну-ну.
Только ленивый не знает, что если хочешь избежать проблем и провести операцию без форс-мажора,то ни в коем случае нельзя идти в паре с Хмельницким.
Там, где Саня, всегда завал.
– Пожалуй, на обследование я лучше пойду с Серегой, – беззлобно говорит Игнатов. – Сань, без обид.
– Да ну тебя! – отмахивается Хмельницкий.
Ржем.
Мы с друзьями еще некоторое время обсуждаем другие варианты, все отметаем и приходим к выводу, что кроме свища ничего другого такую клинику не даст.
Пашка правильно предположил, что возможно это гастроэзофагеальная рефлюксная болезнь, но он не доведет ребенка до двух пневмоний за месяц, так что остается лишь предложенный мною вариант.
Прощаюсь, отправляю своих обратно в клинику, а сам сажусь за руль и звоню в отделение. Сегодня должна была мать мальчика от Шурагина приехать, но почему-то мне до сих пор про ее появление никто не сказал.
Неужели передумала и решила отказаться от ребенка? Впрочем, я не удивлен.
Женщинам не нужны проблемы, а уж со здоровьем тем более. Генетика дело тонкое и сложное, а тут так вообще.