Я не могу.
Наверное, в сотый раз за вечер посмотрев на лежащий поверх вороха чертежей и каталогов телефон, я зажмурилась.
Я не могу. Не могу. Не могу.
«Но ты должна», – возразил мой внутренний голос.
Ради Миры, ради ее благополучия, конечно, я должна набрать номер телефона человека, одна мысль о котором вызывает у меня знакомую тянущую боль под ребрами.
Но ведь я уже пережила все это! И мучительное чувство потери, и неудовлетворенное желание, и пугающее ощущение одиночества и пустоты. Все давно в прошлом, и один звонок не может изменить этого. Нужно взять себя в руки и повести себя как взрослый человек, которым я, по сути, и являюсь. Просто позвонить и рассказать все как есть. В конце концов, от этого зависит будущее человека, которого мы оба любим до умопомрачения.
Не давая себе больше ни секунды на раздумья, я схватила iPhone и быстро набрала номер. Номер своего бывшего мужа.
Спустя всего несколько гудков в трубке раздалось равнодушное и холодное «Да» Владислава Громова.
От одного этого голоса, от его тембра, интонации, высокомерной отчужденности у меня перехватило дыхание. Я не могла не то, что ответить – даже выдохнуть казалось делом невероятной сложности.
– С кем я говорю? – настойчиво произнес он спустя мгновение.
– Здравствуй, Влад, – хрипло пробормотала я. – Это К-Ксения.
На несколько секунд, которые показались мне вечностью, в трубке воцарилась оглушительная тишина. Я прекрасно понимала, что своим звонком мне удалось выбить из колеи этого холодного и неприступного мужчину. Однако, молчание длилось недолго.
– Что случилось с Мирой? – требовательно, с ноткой неприкрытого волнения в голосе, произнес он. – Где моя дочь?
Конечно, он сразу сложил два плюс два и понял, что я звоню из-за Мирославы, нашей общей дочери. Это была единственная причина, по которой я могла переступить через свою гордость, подпитанную болью затаенной обиды и горечи, и обратиться к нему за помощью. Он знал это ничуть не хуже, чем я сама.
– Она дома, – поспешно произнесла я. – С ней все хорошо. По крайне мере, пока.
– Пока? Видимо это «пока» здорово пугает тебя, раз ты соизволила позвонить мне впервые за три года, – ухватился он за окончание фразы, но затем повторил свой первоначальный вопрос. – Что случилось с моей дочерью?
– У меня с ней проблемы, – честно призналась я. – Я думала, что справлюсь, но ситуация выходит из-под контроля. Она прогуливает школу. Забросила уроки живописи. Вчера вернулась домой с татуировкой на плече. Пригрозила мне, что уйдет из дома, если я буду «учить ее жизни», как она выразилась.
– И давно это началось?
– Пару месяцев…
– Пару месяцев? – зашипел он. – И ты только сейчас звонишь мне?
– Я надеялась, что разберусь со всем этим сама, – пролепетала я, сбитая с толку его яростью. – Что у Миры банальный кризис переходного возраста.
– Ты надеялась! – жестко повторил он. – Мирослава – моя дочь! Ты должна была позвонить раньше.
Этот упрек, пусть даже в чем-то справедливый, здорово разозлил меня. Да как смеет этот Мистер Совершенство повышать на меня голос? Он что, святой?
– А разве ты по общению с Мирой не заметил, как сильно она изменилась? – саркастично произнесла я. – Помнится, ты обещал регулярно звонить ей. Или ты был так занят зарабатыванием очередного миллиона, что тебе ни до кого не было дела, в том числе и до дочери?
Видимо, мой удар попал в цель, потому что Влад поубавил пыл и уже спокойнее произнес:
– В последнее время наши разговоры были короткими и не такими частыми. У меня было много важных дел…
– Важнее Миры? – не упустила случая поддеть его я.
– Не передергивай! Я несколько раз в неделю созваниваюсь с ней, чтобы узнать, как у нее дела. То, что я звоню, а не вижу свою дочь постоянно – твоя заслуга.
– Не стоит обсуждать меня.
– А почему бы не обсудить тебя? Ты ушла от меня, забрав с собой Миру. Ты увезла ее в другой город, зная, что у меня обязательства в Москве. Ты подала на развод. Ты…
– Я не желаю ворошить прошлое! – воскликнула я. Хотя в данный момент меня заботило совсем не прошлое, которое вдруг начал ворошить Влад. Меня взволновало настоящее, в котором я, видимо, приобрела тяжелую степень астмы, иначе, чем еще объяснить перебои с моим дыханием и вспотевшие ладони во время всего нашего разговора. – Меня волнует Мирослава.
– Ты права, – холодно согласился Влад. – Не время и не место предаваться воспоминаниям. Ты уверена, что Мира сейчас дома?
– Я разговаривала с ней несколько минут назад.
– Мне кажется, у нее на следующей неделе начинаются каникулы, – не спросил, а утвердительно сказал он. – Я хочу забрать ее в Москву.
– Это не лучшая идея, – устало произнесла я. Это так типично для Громова – не вдаваясь в суть проблемы и толком не разбираясь в ней, сразу предлагать подходящее, по его мнению, решение. – Я надеялась, ты сможешь поговорить с ней…
– У тебя есть идея лучше? Мире пойдет на пользу смена обстановки и отдых в кругу семьи. А разговоры по телефону – это чушь.
– Я тоже ее семья, – напомнила я.
– Ты ее мать, но, кажется, ты перестала справляться со своей ролью, – безжалостно заявил он. – К тому же, мои родители будут в восторге, если Мирослава приедет погостить раньше, чем было запланировано.
– Что ты знаешь о моей роли? – возмутилась я. – Мире четырнадцать, а не четыре. Она подросток, и ей нужна свобода. Я не могу контролировать ее двадцать четыре часа в сутки. И ты не сможешь тоже.
– Тогда, объясни мне, почему ты звонишь мне? Ведь ты у нас такая современная либеральная мать, предоставляющая своему ребенку полную свободу действий!
Я вздохнула. Пора переходить к сути дела, а не продолжать эту бессмысленную перепалку.
– Потому что вчера я застала ее в спальне с одним парнем, который мне…
«Не нравится», – хотела закончить я, но не успела договорить, потому что в трубке послышалось сочное ругательство, а вслед за ним – короткие гудки.
Что ж, очень в стиле Громова завершить диалог подобным образом. Я просто забыла, каким невыносимым он может быть.
Тяжело вздохнув, я бросила телефон на стол.
Надо же, я позвонила бывшему мужу, и мой мир не взорвался на миллионы осколков.
Или это мне только так кажется?