Интервью 29 июля 1990 г.
Марк Макаров: Отец Александр, вопрос, на который я иногда сам отвечаю, хочу от имени радиослушателей задать Вам: нужно ли быть христианином? И если нужно, то зачем?
О. Александр Мень: Тут есть, пожалуй, один-единственный ответ. Он заключается в следующем: человек всегда стремится к Богу. Нормальное состояние человека – в той или иной степени быть связанным с Высшим, с Идеалом.
Даже когда этот Идеал в сознании человека искажен, обеднен. Даже когда он превращен вообще во что-то светское.
И все-таки эпоха сталинизма, маоизма и прочих «измов» показала, что человек, у которого отнят Бог насильственно, – все равно стремится к псевдобогу. Он заменяет истинную веру идолопоклонством, и все равно инстинкт стремления к Богу сохраняется.
Но совсем иначе выглядит дело, когда мы ставим вопрос: а почему же христианство?
Священные книги?
В каждой религии есть священные книги, иногда очень высокого качества и высокого духовного полета и поэтического свойства. Многие священные книги Востока – скажем, индийские: Махабхарата, Бхагаватгита как часть ее, буддийские сутты имеют богатое содержание и написаны великолепно. Что тогда еще?
Искусство?
У нас сейчас часто восхищаются древнерусским искусством. Да, я сам очень его люблю, и оно для меня неотделимо от всей духовной культуры; но, говоря объективно, если смотреть не пристрастно, как я, а со стороны, – то искусство Древней Греции с ее религией, искусство индийской духовности, все пагоды, храмы, все это прекрасно. А в мечетях разве нет своей прелести? Я был в Бухаре, смотрел на мечети – в них тоже голос Божий как-то запечатлен… И если брать эстетические критерии, то – кто знает, это субъективно, может быть, тогда религия Зевса и Афины будет лучшей… Есть много древних (и новых) прекрасных культовых сооружений, у всех религий, поэтому христианство не может сказать, что оно обладает здесь козырной картой. Тогда почему же христианство?
Нравственность?
Да, конечно. И я рад, что сегодня в нашем обществе признают высокие нравственные ценности христианства. Но было бы ложью и пропагандой утверждать, что за пределами христианства не существует нравственных ценностей. Это говорится либо в пылу полемики, либо от невежества.
Я не имею здесь возможности вам пересказать нравственные доктрины всех народов, но, безусловно, высокие этические идеи содержатся в писаниях стоиков, буддистов. Естественно, в Ветхом Завете (который хотя и связан с христианством, но все-таки дохристианская религия). Да, конечно, там есть и иные мотивы. Да, в Ветхом Завете есть суровость, которой, как утверждают у нас, нет в Новом. Но это тоже аберрация сознания. Ибо Господь наш Иисус никогда не был сентиментален, и суровых обличений у него достаточно. Надо читать Евангелие только с помощью розовых очков, чтобы не слышать голос: «Горе вам, книжники и фарисеи!» или: «Отойдите от меня, проклятые, в огонь вечный!» Это же не сентиментально!
Конечно, у христианской этики есть свои особенности. Тем не менее, если б кто-то пришел со стороны и начал сравнивать этику христианства и этику, скажем, стоицизма (Эпикура, Эпиктета, Сенеку – тех, кто жил почти в евангельскую эпоху), нашел бы там очень много общего с Евангелием, хотя греческие философы ничего этого не читали.
Но в чем же дело тогда, почему христианство? Не остаться ли на позиции окончательного плюрализма религий? На позиции, согласно которой Бог открывается или познается в любой форме религии? И в таком случае исчезают идея и вера в абсолютность христианства.
Так вот. Мне кажется, ничто не доказывает абсолютность христианства, кроме одного: кроме Иисуса Христа. Ибо каждый из учителей, создавших мировые религии, я уверен, говорит нам истину.
И давайте прислушаемся к ним. Будда говорит, что он достиг состояния абсолютной отрешенности после долгих и упорных упражнений. Мы можем ему верить? Можем, почему нет, это великий человек, он добился этого.
Греческие философы говорят о том, с каким трудом интеллект добирается до идеи Бога и духовного мира. Это истина.
Или Магомет, который говорил, что он чувствовал себя ничтожным перед Богом, что Бог ему взял и открылся, сам же он перед Ним как муха. Можем мы верить? Да!
И вот среди них единственный, Который говорит от Своего лица как от лица Бога: «А Я говорю вам», или, по Иоанну: «Я и Отец одно». Никто из великих учителей мировой религиозной мысли никогда ничего подобного не говорил. Таким образом, единственный случай в истории, когда Бог открывает Себя через конкретного Человека в некой абсолютной полноте, – это тот случай, который мы имеем в Евангелии.
Иисус, проповедующий мораль, – это исторический миф. За одно это не могли б его распять.
Иисус, назвавший себя мессией? Ну, почему ж тогда не распяли Бар-Кохбу, который тоже называл себя мессией? И много было лжемессий. Чем вызвал Он такую любовь и такую ненависть? «Я есть дверь», – сказал Он. Дверь в вечность. И мне кажется, что все ценное в христианстве лишь потому ценно, что оно Христово. Если оно не Христово, оно в такой же степени принадлежит исламу или буддизму.
Всякая религия есть путь к Богу, догадка о Боге, приближение человека к Богу. Это вектор, устремленный снизу вверх. А явление Христа – это ответ. Это вектор, идущий с Неба к нам. С одной стороны – находящийся в рамках истории, с другой стороны – ни на что не похожий.
Христианство потому уникально, что уникален Христос.
Теперь давайте подумаем о том слушателе, который сейчас находится на распутье: ну хорошо, откуда я знаю, что Христос действительно был Тем, за Кого Себя выдавал? Откуда я знаю, что Библия говорит правду? Как мне разобраться в разных религиях? Что мне ответить родителям-атеистам или кришнаитам, которые на площади танцуют? Почему я должен приходить ко Христу? Только потому, что отец Александр, или Марк Макаров, или другие считают, что Библия говорит правду? Как мне проверить, правы ли они?
Во-первых, для человека, который все-таки имеет какие-то религиозные представления, ответ может быть тот же, что я уже сказал: надо верить всем. Если мы верим, что Магомету открылся Бог, – почему мы должны делать исключение для Основателя христианства и отвергать Его свидетельства? Если мы верим, что Бог открывается, – Он открывается всем по-разному. И я верю, что в каждом великом учителе Бог как-то действует, поэтому нет никакого основания говорить: «А вот Иисуса Христа мы отстраним». Нет. Они все правы – значит, прав и Он, сказавший о Себе: «Я и Отец одно».