Цветок рыцарства – такая же отличительная и исконная особенность Японии, как и ее символ – цветок сакуры. Он не засушенный образчик устаревшей добродетели, хранящийся в гербарии нашей истории. В нашей культуре этот цветок по-прежнему живое олицетворение красоты и силы. Пусть у него нет материальной формы или очертаний, его благоухание тем не менее пронизывает нравственную атмосферу, давая нам понять, что мы по-прежнему находимся под его мощным влиянием. Уклад жизни, взрастивший и взлелеявший его, давно канул в лету, но как свет далеких и уже угасших звезд доходит до нас, так и свет рыцарства, дитя феодализма, пережив породивший его уклад, продолжает освещать наш нравственный путь. С большим удовольствием я вспоминаю по этому поводу высказывания Берка[7], произнесшего хорошо известный и трогательный панегирик на смертном одре своего европейского эталона[8].
Даже такой эрудированный ученый, как доктор Джордж Миллер, не колеблясь утверждает, будто рыцарства или иного подобного ему института никогда не существовало у народов античности или современных народов Востока[9]. Это свидетельствует о прискорбной нехватке знаний о Дальнем Востоке. Но это неведение вполне извинительно, поскольку третье издание труда почтенного доктора увидело свет в том же году, когда Мэтью Перри[10]прибыл с дипломатической миссией в нашу до того закрытую страну. Более десяти лет спустя, примерно в то время, когда японский феодализм доживал свои последние дни, Карл Маркс в своем «Капитале» обратил внимание читателей, сколь огромную пользу может принести изучение социальных и политических институтов феодализма, который на тот момент в непосредственной, живой форме сохранился только в Японии. Таким образом мне бы хотелось посоветовать западным ученым, занимающимся историей и этикой, изучить дух и кодекс рыцарства в Японии современной.
Как бы ни была привлекательна мысль сравнить европейский и японский феодализм и рыцарство, но такие пространные изыскания не являются целью моей книги. Я скорее стараюсь изложить материал: во-первых, об истоках нашего рыцарства, во-вторых, о его характере и системе взглядов, в-третьих, о его влиянии на людей, и, в-четвертых, о преемственности и непрерывности этого влияния.
При рассмотрении первого из этих пунктов мне придется быть кратким, иначе я рискую завести читателей в дебри нашей национальной истории. На втором пункте я остановлюсь подробнее, поскольку он может заинтересовать тех, кому интересна этика разных народов, наш образ мыслей и обычаи. Остальное будет рассмотрено в качестве выводов к первым двум пунктам.
Японское слово, которому я дал приблизительный перевод «рыцарство», в оригинале более выразительно, чем простое обозначение «человека верхом на коне»[11]. «Бусидо» означает буквально «обычаи воина-рыцаря»,[12] и им можно назвать свод норм поведения, которых воин благородного происхождения должен придерживаться как на воинском поприще, так и в повседневной жизни, иными словами «кодекс рыцарства», обязательный для воинского сословия. Пояснив здесь буквальное значение японского слова «бусидо», я позволю себе в дальнейшем пользоваться только им. Употребление оригинального слова желательно еще и по той причине, что изложение учения, такого уникального и специфичного, породившего своеобразный и свойственный только Японии образ мышления и нравственный уклад, должно самим названием указывать на его исключительность. Кроме того, некоторые слова имеют ярко выраженное национальное звучание в отражении черт того или иного народа, и даже самый лучший перевод не сможет передать сути, не исказив ее.
Кто способен передать в переводе смысл немецкого слова «gemuet»[13], кто не чувствует разницы между английским gentleman и французским gentilhomme?[14]
Таким образом, Бусидо является сводом нравственных правил, которые должны были соблюдать воины благородного сословия. Бусидо – неписаный кодекс, в лучшем случае это лишь рекомендации и нормы поведения, передававшиеся из уст в уста или вышедшие из-под пера прославленного воина или мудреца. Кодекс этот не имел строгой закрепленной формы, но обладал юридической силой документа, запечатленного на скрижалях сердца. В его основу легли не умозаключения ученого, пусть даже очень мудрого, и не описание жизни воина, пусть даже самого прославленного. Бусидо естественно складывался на протяжении нескольких столетий военной деятельности.
Вероятно, в истории этики бусидо имеет то же значение, что и английская конституция в истории политики, однако в нем нет ничего от Великой хартии вольностей[15] или акта «Хабеас корпус»[16]. В начале XVII века были изданы «Законы о военных домах» (Букэ Сёхатто[17]), но тридцать его коротких положений были посвящены главным образом брачным церемониям, владению замками, заключению союзов и подобным организационным вещам и лишь вскользь касались этических наставлений. Мы не можем сказать точно, что в это время и в этом месте зародился бусидо. И говорить о том, что его истоки в эпохе феодализма, можно только лишь потому, что именно тогда общество осознало его существование. Но феодализм как полотно сплетался из множества нитей, и бусидо был сходен с его замысловатой структурой. Считается, что феодализм в Англии возник во времена нормандского завоевания. В Японии расцвет феодализма совпал с приходом к власти Минамото-но Ёритомо[18]в конце XII века. Однако, как в Англии элементы феодального общества можно обнаружить в период, предшествовавший Вильгельму Завоевателю, так и в Японии зачатки феодализма существовали задолго до упомянутого периода.
И в Европе, и в Японии с утверждением феодализма главенствующее положение естественным образом заняло сословие профессиональных воинов. В Японии эти воины именовались самураями, что буквально означало то же самое, что и староанглийское слово cniht (английское knight, «рыцарь»), то есть телохранитель или стражник. Сходные функции выполняли soldurii (соратники), о существовании которых в Аквитании писал Юлий Цезарь, или comitati, которые, согласно Тациту, составляли свиту германского вождя, или, если провести параллель с более поздними временами, milites medii, о которых можно прочесть в трудах по истории Средневековой Европы.
Привилегированные военные в Японии назывались сино-японским словом «бу-кэ» или «бу-си» (воины-рыцари). Это были сильные и безжалостные люди, для которых война стала способом заработка. Вполне понятно, что за долгий период непрерывных войн это сословие пополнялось из самых храбрых и отчаянных, а слабые и робкие покидали его в силу естественного отбора. Выжила только, по выражению Эмерсона[19], «обладавшая животной силой, грубая порода, мужественная до мозга костей», из которой и сформировались кланы самураев. Со временем они стали пользоваться уважением и получили немалые привилегии. Так как взамен на них возлагалась большая ответственность, вскоре самураям потребовался общий кодекс поведения, особенно еще и потому, что кланы постоянно враждовали между собой. В точности, как врачи не соперничают друг с другом в рамках профессиональной этики, как юристы предстают перед судом чести, нарушив закон, так же и военные должны иметь критерии, по которым можно осудить воина за неблаговидный проступок.
Бой по правилам! Сколь многообещающие зачатки нравственности кроются в этом примитивном призыве, в котором смешались варварство и наивность. Не это ли исток всех воинских и гражданских добродетелей? У нас вызывает улыбку детское желание (как будто мы его переросли!) маленького мальчика Тома Брауна[20] «оставить после себя репутацию парня, который никогда не трусил перед большими и никогда не наезжал на маленьких». Но совершенно ясно, что подобное желание – краеугольный камень, на котором возводятся могучие здания нравственности. Более того, оно согласуется с заповедями самой кроткой и миролюбивой религии. Желание Тома – основание, на котором по большей части выстроено величие Англии, и весьма скоро мы обнаружим, что и бусидо зиждется на не менее прочном пьедестале. Любая война, будь она наступательная или оборонительная, – это насилие. Однако мы попробуем согласиться с Лессингом[21], утверждая: «Мы знаем, из каких пороков добродетель вырастает»[22].
Трус и подлец – худшие оскорбления для здоровой натуры. Это усваивается еще в детстве и относится к зарождению рыцарства, но по мере взросления жизнь становится сложнее и отношения многограннее, детские понятия о чести нуждаются в одобрении и подтверждении высшим авторитетом для удовлетворения и дальнейшего развития. Если бы сословие воинов существовало само по себе, без нравственной опоры, мы бы не восхищались благородными идеалами рыцарства сейчас! В Европе христианство, пусть и вольно истолкованное, духовно облагородило рыцарство. Как писал Ламартин[23]: «Религия, война и слава – вот три начала истинного рыцаря-христианина».
В Японии у бусидо было несколько истоков.