Прозвонил будильник. Я чувствую себя такой уставшей, будто целые сутки провела на ногах без отдыха. Не понимаю, как такое может быть? Не помню, чтобы даже просыпалась ночью. Хотя нет, подождите. Точно, я просыпалась! Мне показалось, что в комнату кто-то вошёл и отодвинул стул! Но кто это мог быть? Живу одна, Лаки – умный котик, но открывать двери и двигать стулья ещё не научился.
Еле заставив себя подняться с кровати, я поплелась на кухню поставить чайник. По совершенно бесполезной и, возможно, дурной привычке, я перед тем, как нажать клавишу включения, всегда кладу ладони на чайник. Будто чтобы удостовериться, что его никто не включал без моего ведома. Не знаю, если честно, зачем делаю это каждый божий день.
Последовав привычке и сегодняшним утром, я от неожиданности отдёрнула руки – чайник ещё тёплый! В нём воды больше, чем оставалось вечером. Оглядевшись, я заметила на крыле раковины любимую чашку. Никогда не оставляю посуду, когда иду спать, даже если очень устану. На безмерное очарование вчерашнего покупателя можно было списать звуки посреди ночи – я очень впечатлительная, – но тёплый чайник и оставленную чашку – нет.
Наспех привела себя в порядок и убежала из дома. Жутко, очень жутко. Я бегу по улице и постоянно оглядываюсь. Не могу отделаться от ощущения, что за мной кто-то следит. Впечатлительность играет со мной злую шутку. У скромного книжного магазинчика с незамысловатым названием «Книги» я оказалась за полчаса до положенного времени.
Кондитерская уже открыта. Владелец и по совместительству сам пекарь Уилсон Джеффри – человек плотного телосложения и с вечно хмурым выражением лица – уже вовсю трудится. Мистер Джеффри из принципа не надевает очки, пока занимается тестом. Говорит, они портят всё волшебство. Униформа пекаря нежно-розового цвета, такого же оттенка все фартуки, а сам Уилсон очень уж напоминает Санту, особенно когда надевает свои очки на цепочке.
У него густая совершенно седая борода, скрывающая большую часть лица, добрые серые глаза и потрясающий смех, очень напоминающий «хо-хо-хо» Санта Клауса. Дети со всей округи бегают в эту кондитерскую хотя бы для того, чтобы увидеть собственными глазами и сфотографироваться с удивительным пекарем.
– Привет! – поздоровалась я, стеснительно зайдя внутрь.
– Мэри? – удивился Уилсон, выглянув из кухни. – Что-то ты рано. – бородач надел чистый фартук и вышел из подсобного помещения.
Он внимательно рассматривает моё лицо, а я стараюсь улыбаться как можно естественнее.
– Всё в порядке, Мэрилин? – сощурившись, спросил мистер Джеффри, пригладив густую бороду. – Выглядишь как-то… иначе.
– Странный сон приснился. – отмахнулась я и снова попыталась улыбнуться. – Не выспалась из-за него.
– Да? – недоверчиво произнёс мужчина. – И что же снилось, если не секрет?
– Плохо помню, если честно. – отмахнулась я сначала. – Знаешь, всё началось со вчерашнего дня. – разоткровенничалась я и заодно попросила чашку чая. – Зашёл покупатель и представился… Люцифером. – вполголоса произнесла я, зная, как Уилсон относится к упоминанию дьявола. Он очень религиозен. – Сказал, что он… сам знаешь кто.
– Что за дурацкие шутки в такое время? – открестился пекарь. – Свят-свят.
– Не знаю. – пожала плечами я. – Но он рассказывал историю. – продолжила я. – Пока его слушала, не заметила, как день прошёл, представляешь?
– На твоём месте, Мэри, я бы даже разговаривать с ним не стал. – напористо произнёс пекарь. – Кто же в трезвом уме называется именем диавола?
– Кем бы он ни был, история была потрясающей. – сказала я. – Но он не закончил.
– Мой тебе совет, дорогая Мэрилин, – Уилсон аккуратно взял мою руку в свои, – не говори ты с ним.
– Ты правда думаешь, что он может оказаться… – усмехнулась я, – настоящим?
– Кем бы он ни был, он уже мне не нравится. – ворчливо произнёс Джеффри. – Если он снова придёт, Мэрилин, сразу же позови меня. – по-отечески сказал пекарь. – И, пожалуйста, помни, Мэри, Бог один. Клеветник этого не выносит, он сам себя мнит богом.
Я распрощалась с мистером Джеффри ровно в девять часов и пошла открывать магазин. Уилсон дал мне с собой четыре булочки с корицей и апельсином. По его мнению, я слишком тощая для девушки. Эх, считали бы так мои джинсы!
До полудня ничего интересного не происходило. Пару раз забегали дети и набирали горстями бесплатных конфет. Ровно в час дня начался снегопад. Все снежинки, как на подбор, такие большие, будто из бумаги вырезали. Я подошла к окну, чтобы лучше видеть их. Ровно в тот же момент в снежной завесе замелькала высокая мужская фигура. Внутри всё сжалось на мгновение. Неужели, снова он?
Назвавший себя Дьяволом вчера, вернулся. Правда, на этот раз он явился без зонта, а его волосы покрывают снежинки, похожие на пепел. Глаза его мерцают неясным светом. Может, в этом фокус? Может, на самом деле, он просто какой-нибудь искусный гипнотизёр, типа тех, которые людей обворовывают? Поэтому я так внимательно его слушала вчера?
– Вовсе нет, Мэрилин. – внезапно сказал мужчина, будто ответив на мой немой вопрос, и устроился в кресле. – Между прочим, это оскорбительно.
– Что? – непонимающе сказала я и сделала чашку американо, хотя меня ещё никто не просил об этом.
– Я не вор, Мэрилин. – пояснил мужчина. – А твоя внимательность вполне объяснима и понятна – человеческое нутро всегда тянется к божественному. Как бы вы это не отрицали.
Изрядно залившись краской, я потупила взгляд и поджала губы. Чёрт, надо же было так оплошать! Наверное, я не подумала, как считала, а сказала всё вслух. Мне очень вредно плохо спать, начинаю творить нечто невообразимое и сама об этом не помню. Однако, загадочная личность покупателя не давала покоя. Кто же он на самом деле?
Уилсон говорил, что Дьявол мнит себя богом. Возможно, стоит попробовать заговорить о Боге. В крайнем случае, сильнее опозориться уж точно не получится.
– Ты веришь в Бога, Люцифер? – издалека начала я, кажась себе невероятно смышлёной.
– Разумеется. – кивнул он, соединив кончики пальцев. – Как я могу не верить в того, кто породил меня? – усмехнулся мужчина. – Ты веришь в своего отца? Веришь ли ты в то, что он существует?
– Да, существует. – без особого энтузиазма ответила я, готовя кофе для себя. – Где-то здесь и существует. – криво улыбнулась я себе. Моё лицо отражается в натёртой до блеска кофемашине.
– Он любит тебя. – коротко вполголоса произнёс Люцифер. – Действительно любит и гордится тобой настолько, насколько умеет его сердце. – добавил Денница. – Как бы сейчас издевательски это не звучало, но так было лучше для тебя. Папочка всегда знает, как будет лучше.
Мне не нравится говорить об отце, и я предпочитаю называть его по имени, но сейчас… Я почему-то верю Люциферу. Может, это всё-таки правда? Нет, чёрт возьми! Такого просто не может быть!
Из собственных мыслей меня вырвало одно слово, произнесённое странным гостем – «папочка».
– Прости, как ты сказал?
– Папочка. – легко повторил мужчина. – Ну, вам, людям, он известен как Бог.
– А ты хочешь быть богом?
– Я и так Владыка Ада, нужно ли мне больше? – с усмешкой спросил Денница. – Вообще, я пришёл ради продолжения истории мистера Спеллфайра. Ты хочешь его услышать?
– Конечно. – ни на секунду не замявшись, ответила я.
– Прекрасно.
Как бы Джонатан ни был привлекателен, как бы он ни был очарователен, его первую рукопись никто не хотел печатать. Произведение получилось небольшим, но дотягивало до звания романа. Очень неплохого романа для начала, я бы сказал.
Это было как раз то сочинение, которое мистер Спеллфайр долгое время ото всех скрывал. Оно казалось Джону слишком личным, чтобы позволить другим читать и критиковать его. Но в один день, решив, что он сможет перерасти собственные «грязные сказки», юный Спеллфайр отважился отнести рукопись в издательство. В нём отчаянно говорил внутренний голос, утверждающий, что Джонатан способен на нечто большее, чем бессмысленные, мерзкие рассказы.
Джонатан собирался оставить след в истории мировой литературы. Юноша был полон уверенности и не собирался отступать.
Прошло три месяца. Юноша потерял счёт отказам за это время. Покидая кабинет очередного издателя, Джонатан спрятал туго перевязанные листы бумаги под куртку и, понуро опустив голову, зашагал в дом родителей, с которыми жил до сих пор.
Лил дождь. Погода грустила вместе с юным писателем. Капли барабанили по крышам домов и машин, сильно пахло сырой землёй и наступающей на пятки осенью. Листья деревьев медленно окрашивались в жёлтый цвет, трава желтела тоже.
Джонатан опустился на ступени лестницы и закрыл лицо руками. В нём бушевал гнев. Мистер Спеллфайр ненавидел всех тех, кто отверг его и его рукопись.
Держа под курткой своё творение, Джонатан чувствовал себя матерью, чьё дитя не принимают. Молодой человек готов был поклясться – он слышит, как в пачке бумаги бьётся самое настоящее сердце! От этого на душе становилось только паршивей – его бедное бумажное сердце разрывалось.
Ровно на следующий день будущий писатель был весел и как никогда уверен в себе. Даже родители, привыкшие ко всякой перемене настроения младшего сына, удивились, но от расспросов воздержались. Джон выпорхнул из дома и полетел навстречу с человеком, имевшим значительную власть в литературном мире. Юноша взял с собой все те «сказки», которые имели наибольшее количество отзывов у читательских сердец.