Когда они стали заходить друг за дружкой, он сидел на столе перед доской, спиной к ним. Наступил первый день второго семестра, и многие из этих второкурсников его в глаза не видели, разве слышали что-то от своих предшественников. Они начали рассаживаться по рядам, уходившим амфитеатром до самого верха, кто-то заглянул ему через плечо – прочитать, что написано на доске. Те, кто знал, понимающе улыбнулись про себя. На большинство тех, кто не знал, написанное не произвело никакого впечатления. Но все-таки кое в ком проснулось любопытство, закрались сомнения, хотя преподаватель еще не произнес ни слова. На доске рядком заглавными буквами было написано следующее: СУЩЕСТВЕННОСТЬ, ОБОСНОВАННОСТЬ, ДОМЫСЛЫ, ПОДТВЕРЖДЕНИЕ и ПРИОРИТЕТ. Пять пунктов по Макмертри – для сведущих. Сегодня первый день курса «Доказательства». И вести его будет Томас Джексон Макмертри. Профессор. Тот самый, который и написал книгу о доказательствах в практике Алабамы.
Повернувшись к аудитории, Том улыбнулся про себя – как обычно, когда перед ним столько молодых лиц, он ловит на себе самые разные взгляды. Страх. Опасение. Заносчивость. И то, что он терпеть не мог, – апатия. Том вполне уживался с работягами, пусть и слегка запуганными. Уживался он и с придурками, которые считали, что разбираются в праве лучше, чем он. Но он не выносил и не собирается выносить тех, кому все по барабану. С этих он будет драть три шкуры, пока не уйдут. «Говнюки нам в команде не нужны», – как говаривал Великий.
– Ну что ж, меня зовут Том Макмертри, наш курс называется «Доказательства». Задача моя проста, и она состоит из двух частей. Во-первых, я хочу, чтобы все вы, все до единого, в мае вышли из этой аудитории юристами, подкованными по этим пяти пунктам. Во-вторых, кто не хочет работать и платить цену за то, чтобы стать подкованным по пяти пунктам юристом, тому лучше уйти сейчас, чтобы не получилось, что однажды вы уйдете от клиента. – Том сделал паузу, давая студентам понять смысл сказанного.
На лице девушки в первом ряду он прочитал озабоченность. Он взглянул на журнал курса, где были фотографии всех студентов. Девушку звали Дон Мерфи. Двадцать шесть лет, из Элбы, штат Алабама.
– Миз Мерфи, – зарычал Том, достаточно громко, чтобы говнюкам на задних рядах не пришлось нагибаться вперед.
Девушка, возможно, вполне привлекательная, когда лицо не перекошено от страха господня, оторвала руку от желтого блокнота, в котором лихорадочно что-то писала, и подняла ее до уровня плеча.
Держа ее в воздухе, она пролепетала:
– Ой… Да, сэр?
– Вы – миз Дон Мерфи? – спросил Том.
– Да, сэр, – выдавила из себя Мерфи, и Том знал, что, кроме двух ее соседей в первом ряду, никто из девяноста пяти студентов ее не услышал.
– Миз Мерфи, говорите громче. Ваши уважаемые коллеги, которые считают, что первое впечатление лучше производить издалека, вас наверняка не услышали.
– Да, сэр.
Чуть получше, возможно, звуки добрались до середины аудитории.
– Миз Мерфи, вы ведь из Элбы?
Раздалось несколько смешков. Элба – один из самых крошечных городишек в Алабаме. По какой-то причине Том всегда отдавал предпочтение студентам из маленьких городков. Элба. Опп. Гамильтон. Может быть, дело в том, что он и сам был из небольшого городка в Северной Алабаме, Хейзел Грин.
– Да, сэр. Там родилась и выросла.
Именно так Том и думал. «От бирмингемцев или аристократов из Моби`ла «родилась и выросла» не услышишь. А от милашечки из Элбы – запросто. Родилась и выросла, боже ты мой!» Том улыбнулся Мерфи, надеясь помочь с ответами студентке, которой уже удалось ему понравиться.
– Миз Мерфи, когда в мае вы выйдете из этой аудитории, вы… – для пущего эффекта Том сделал паузу, просканировав лица других студентов, – будете юристом, подкованным по пяти пунктам?
Том знал, что это вопрос с подвохом. Скажешь «да» – остальные подумают: за кого эта птаха себя принимает? Скажешь «нет» – проявишь слабость перед лицом врага.
– Да, сэр, я очень на это надеюсь. С Божьей помощью, – ответила она с улыбкой, и по аудитории пронесся нервный смешок. «Ай, молодец, девочка, – подумал Том. – С Божьей помощью. Обожаю маленькие городки».
– Я тоже надеюсь, миз Мерфи. Я тоже. Мы все сделаем, чтобы так оно и вышло. Что ж, займемся делом.
Том просканировал лица в последнем ряду, выбирая показательный экземпляр. Ягненка на заклание. Свою жертву он обнаружил на самом верху, на предпоследнем сиденье от верхнего выхода. «Блондин, волосы взъерошены. Трехдневная щетина. Перед ним – девственная пустота. Никаких учебников. Не успел зайти в книжный магазин, приятель? Никаких тетрадок. Даже ручки нет, черт подери. Что ж, это будет весело». Глянув на свой журнал, он сразу нашел искомое. Джонатон Тинсел. Двадцать пять лет. Бирмингем, штат Алабама.
– Мистер Тинсел, – загромыхал Том, сотрясая фундамент здания. – Где у нас Джонатон Тинсел из сказочного города Бирмингема?
Взъерошенный и небритый малый с последнего ряда поднял руку и со стеклянным взглядом в глазах отозвался:
– Наверху.
– Наверху. А что так далеко, мистер Тинсел? Вы хотите меня огорчить? – Не дожидаясь ответа, Том продолжил: – Мистер Тинсел, дайте краткое описание фактов и судебного решения в деле Ричардсона против Каллахэна. – Его ответ заранее известен, но ему хотелось услышать, как малый сформулирует свою версию «я как-то не скумекал, что надо в магазин за учебниками зайти да программу посмотреть».
– Я… вообще-то я это дело еще не прочитал. Мне очень жаль, – произнес Джонатон Тинсел, перекатывая во рту жвачку, чего Том раньше не заметил.
– И мне очень жаль, мистер Тинсел. Тогда рассмотрим дело, которое вы прочитали. Давайте так. Возьмите любое дело, которое есть в списке обязательного чтения к первому занятию, и дайте мне факты и судебное решение.
– Сэр, у меня не было возможности взять нужные материалы. Извините, но сегодня не смогу быть вам полезным.
После этой фразы мерзавец даже улыбнулся.
– Что ж, мистер Тинсел, в таком случае боюсь, что и я не смогу быть вам полезным. От сегодняшнего занятия вы освобождаетесь. Надеюсь, до завтрашнего утра ради собственного благополучия книжный магазин вы найдете.
Не дожидаясь реакции Тинсела, Том стал сканировать лица в поисках следующей жертвы. Он уже собрался вызвать Ванессу Йэраут, симпатичную чернокожую девицу из середины аудитории, но заметил, что Тинсел не двинулся с места.
– Тинсел, вы плохо поняли слово «освобождаетесь»? Я не шучу. Убирайтесь из аудитории, – сказал Том, яростным взглядом прожигая дырку в переносице Тинсела.
Тинсел прошаркал к верхнему выходу, и Том перевел взгляд на остальных студентов, стараясь, по возможности, заглянуть каждому в глаза, молча донести до них простую мысль: так оно и будет. «Либо по-моему, либо за дверь. Кому из вас, говнюков, не нравится, можете следовать за Тинселом в коридор».
Выдержав легкую паузу, Том громко выдохнул и снова вперился в журнал.
– Хорошо… Миз Йэраут, – заговорил Том, уже спокойным голосом.
Буря пронеслась, результаты были очевидны. Почти все студенты подались вперед, ручки прижаты к бумаге, не сводят с преподавателя глаз, угадывая, кого преподаватель может вызвать на этот раз.
Том задал вопросы еще нескольким студентам, включая симпатичную Дон Мерфи из Элбы, наконец часы показали 9.50, и вся группа смогла присоединиться к Тинселу в коридоре. Первое занятие курса Макмертри «Доказательства» закончилось. Такие, как Тинсел, не успевшие ничего прочитать, вздохнули с облегчением и направились в книжный магазин. Дон Мерфи вычеркнула «Доказательства» из списка своих дел и пошла в библиотеку – готовиться к завтрашнему занятию. Том стоял у доски и ждал, когда аудитория опустеет.
И вот так уже сорок лет. Том улыбнулся. Но первый день – это и сейчас весело.
Через час он сидел за столом в своем кабинете на третьем этаже, и веселья у него поубавилось. Пятое издание «Доказательств по Макмертри» – или Библии, как любили называть книгу студенты, – должно было выйти из печати через два месяца, и Том старался уложиться в сроки. Преподавательскую сторону своей работы он любил всегда. Разжечь огонек интереса в голове студента – именно это делало его профессию стоящей. А печатные труды – это совсем другое дело. С тех пор как через три недели после предложения Великого он вошел в стены этого здания, все деканы – Хикок, Джексон, а теперь и Ламберт – заставляли преподавателей печататься. Первое издание увидело свет в 1973 году. По сей день это было самое популярное методическое пособие для всего факультета за всю историю юридической школы Алабамы. Каждый год Том приписывал в конец дополнение, которое содержало правовые новшества по отношению к основному материалу. И каждые пять-семь лет он печатал новое издание. Публикации неплохо отражались на доходах, но эту работу Том ненавидел. Чистая мука – и больше ничего. От печальных мыслей отвлек стук в дверь.
– Войдите, – пригласил хозяин чуть громче необходимого. Потер глаза, стараясь взбодриться.
Дверь приоткрылась, и Тому было явлено лицо Дон Мерфи.
– Профессор, у вас минутка найдется?
Девушка чуть нервничала, но испуга не было. Видно, что старается держаться уверенно.
– Конечно. Миз Мерфи, да?
Том улыбнулся и жестом пригласил ее занять кресло перед своим столом. На Дон Мерфи были черные брюки и белая кофточка, но этот наряд простушки никак не скрывал ее обаяния. Каштановые волосы до плеч, карие глаза, хоть и усталые, но все равно красивые. Она улыбнулась Тому и сложила руки на коленях.
– Профессор, хотела спросить, не нужен ли вам помощник. – Она вспыхнула, опустила голову и сжала руки. – Я мать-одиночка. Дочке пять лет, только пошла в садик. Мы живем с мамой, квартира в Ривервью. Мама работает официанткой в «Сити-кафе» с пяти утра до половины второго. Я отвожу Джули в садик, мама ее забирает и сидит с ней, пока я не вернусь. Пособие нам здорово помогает, но Джули растет, и мне нужны деньги. Секретарь в отделе по работе со студентами сказала, что некоторые профессора нанимают студентов, помогать во время семестра. Ну, я… может, вы уже кого-то взяли… но если нет… вот я и хотела узнать…
– Я вас беру, – прервал Том мучения Дон Мерфи. – Десять долларов в час, двенадцать в час за работу в выходные. Работать будете в рамках вашего учебного расписания, а на выходные – когда понадобится.
На сей раз Том не улыбнулся, просто перевел взгляд на рукопись нового издания. Он поднял глаза от прикосновения. Дон Мерфи обошла стол и вцепилась в его правую руку обеими руками.
– Спасибо, профессор, я… огромное спасибо, – выговорила она, пожимая руку Тома, с неподдельным волнением в голосе, по щеке покатилась слеза. – Мне это очень поможет.
– Не за что, – сказал он с улыбкой и положил руку поверх ее рук, помочь ей справиться с дрожью. – Давайте поговорим…
– Гм, профессор, – послышался мужской голос, и оба повернули головы к двери.
В дверь, которая осталась незакрытой, просунул голову декан Ричард Ламберт.
– Извините… если помешал, – сказал декан, глядя на Тома. – Но надо поговорить насчет совета директоров в пятницу.
– Хорошо, – согласился Том и повернулся к Дон Мерфи, которая покраснела как рак. – Миз Мерфи, вот ваше первое задание. Прочитайте в моей книге раздел «стандарт Дауберта» о приемлемости экспертных показаний. Потом изучите все дела по этой теме в Алабаме за последний год. Результаты жду в пятницу. Будут вопросы – мои приемные часы с десяти до двенадцати и с двух по половины четвертого по понедельникам, средам и пятницам.
– Хорошо, сэр.
Все еще пунцовая, девушка улыбнулась и вышла мимо декана за дверь. Том улыбнулся ей вслед. Студент, который жаждет знаний и рвется в бой, – этих он любит больше всех. Но улыбка его погасла, когда он встретился взглядом с деканом Ламбертом.
– Так что там в пятницу? – спросил Макмертри, когда тот прикрыл дверь.
К Хикоку и Джексону Том всегда испытывал симпатию, с Ламбертом история была противоположная. Карие глаза, гнусавый голос – что-то здесь было не по душе. Работа в суде, потом сорок лет учебных слушаний в университете – так что Том умел разбираться в людях. И если Дон из Элбы – человек открытый и естественный, эдакое дитя природы, то Ричард Ламберт – весь неискренний, наигранный, ненатуральный, как поле с искусственным газоном на стадионе. Кроме всего прочего, за полтора года после прихода Ламберта четверо давних коллег либо ушли сами, либо их отправили на пенсию. Декан явно хотел обновить факультет, влить свежую кровь и умел избавляться от людей, которые не вписывались в его замыслы.
– Том, совет директоров в пятницу хочет с вами кое-что обсудить, – сказал декан, глядя не на него, а в окно. Он помолчал. – Во-первых, случай на юридическом чемпионате.
Том уставился на начальника. Этого можно было ожидать.
– Прошло девять месяцев, Дик. Совету директоров больше делать нечего? Сколько можно хлестать мертвую лошадь? Это вышло случайно, люди погорячились. Никто в этом не виноват.
– Знаю… – Декан снова помолчал, глядя в пол. – Знаю, что вы искренне так думаете, но вы дотронулись до этого парня. По своей инициативе. Из видео это ясно следует. И это видео висит на YouTube, под заголовком: «Профессор из Алабамы нападает на студента и получает сдачи». Там, кажется, число просмотров за пятьдесят тысяч перевалило.
Том покосился на декана.
– Нападает?
– Так там написано. И люди это смотрят, Том. Складываются мнения, и они не в пользу нашей школы. Вот что… – Декан Ламберт сел и подтолкнул через стол листок бумаги. – Совет составил извинение, которое вы должны подписать. Это мы отдадим прессе. Подпишите – и все. Хорошо?
Макмертри пробежал глазами текст. Он целиком признавал вину за случившееся и извинялся за то, что «неправильно оценил ситуацию» и «неподобающим образом коснулся Рика Дрейка».
– Дик, если школе нужно, чтобы я извинился, позвольте мне написать извинение самому. Это чересчур. Я очень сожалею о перебранке с Риком, но не думаю, что действовал неподобающе, когда схватил его за руку.
Декан скрестил руки на груди.
– Мы хотим, чтобы вы это подписали, Том. К тому же… это не все.
– Что еще?
– Есть жалобы на «Доказательства по Макмертри». Многим студентам кажется, что читать это очень трудно. Студенты давно назвали эту книгу Библией, но теперь я слышу: она похожа на Библию тем, что она такая же длинная и сквозь нее невозможно продраться. Совет хочет знать, можно ли ее сделать более удобоваримой для пользователя.
Том ничего не ответил, просто сверлил шефа взглядом.
– И больше не надо выгонять студентов из аудитории, Том. Про сегодняшнюю историю с Джонатоном Тинселом мне известно. Поскольку про видео с Дрейком в YouTube помнят, вы просто не можете себе такое позволить.
– Он пришел на занятие не готовым, – возразил Том. – Я всегда так со студентами поступаю. Иначе они после выпуска придут не готовыми в суд.
– Том, так не пойдет. Мир изменился. Кому-то это может показаться оскорбительным.
– Оскорбительным? Вы хотите…
– Том, совет директоров обеспокоен тем, что вы можете…
Декан замолчал, разглядывая ковер.
– Могу что? – спросил Макмертри. Лицо его горело.
Декан поднял глаза.
– Помните случаи с Вуди Хейсом и Бобби Найтом? Сегодня вы схватили парня за руку, а что будет завтра?
Том скрестил руки на груди и с прищуром посмотрел на декана.
– Это чушь, Дик, и вы прекрасно это знаете. Я работаю здесь сорок лет и ни разу не ударил студента. Я всегда действовал на благо нашего университета.
Несколько секунд декан молчал. Потом медленно поднялся и подошел к двери. Прежде чем закрыть ее за собой, сунул голову в проем.
– Времена меняются, Том. Надо меняться вместе с ними. – После паузы он добавил: – До пятницы.
Макмертри приехал домой в половине восьмого. Разъяренный, он вышел из здания юридической школы, быстро перекусил, потом отправился на первую в семестре встречу со своей юридической командой. Декан здорово испортил ему настроение, но тут ничего не поделаешь. Как ни крути, Ламберт – босс. Значит, надо идти на совет директоров, а там будь что будет. За последние два года состав совета заметно изменился, но в нем еще есть люди, которые знают Тома не меньше двадцати лет. Сомнительно, что против него настроено именно большинство. «Но что декан хочет меня вытурить – это факт», – подумал Макмертри, вспомнив своих четырех павших коллег.
Он достал из холодильника бутылку пива и вошел в кабинет – там на кушетке растянулся Массо. Мощного белого английского бульдога, килограмм на двадцать пять, Джонни Массо Макмертри, едва ли стоит оставлять одного в кабинете: слюнявый, много шерсти. Можно ли позволять ему валяться на кушетке? Но Джули нет, а Тому, если честно, на шерсть и слюни плевать.
– Как дела, парень?
Услышав голос хозяина, Массо в мгновение ока слетел с кушетки и, возбужденный, едва не сшиб его с ног. Дрожа от нетерпения, Массо лизнул Тома в сухие губы и издал какой-то горловой звук, от которого сотрясся весь дом. Том почесал его за ушами, несколько раз погладил, Массо заерзал на задних лапах, и Том понял.
– Парень хочет прогуляться?
За кушеткой находилось раздвижное окно, оно выходило на крылечко, а дальше – обнесенный забором задний двор. Том обошел кушетку, Массо за ним по пятам. Том открыл двери – и бульдог вырвался на свободу с оглушительным лаем, объявляя о своем появлении всем мелким тварям и прочей живности, которые осмелились ступить на задний двор – собственность Массо Макмертри. Хозяин уселся в одно из двух кресел-качалок на крылечке и смотрел, как носится по двору его пес. Он отхлебнул пива, и взгляд его остановился на среднем пальце левой руки. Он до сих пор носил обручальное кольцо, которое когда-то надела ему Джули – через месяц будет сорок пять лет. Том провел по кольцу большим пальцем и прикрыл глаза.
Со дня смерти Джули прошло почти три года. В субботу утром, три января тому назад, после долгой прогулки они вместе принимали душ, и Джули попросила его пощупать ее правую грудь. Том пошутил – мол, секса захотелось, – но потом понял, что она говорит серьезно. Потрогал грудь – опухоль была очевидной. Визит к врачу, череда анализов, и Джули поставили диагноз – рак груди. Два месяца она лечилась – лекарства, облучения, все, что положено. Но 17 апреля 2007 года, в 15.42, ярким солнечным днем Джули Макмертри не стало.
Том никогда не забудет, не сможет забыть эту минуту. Он держал жену за руку. Он не плакал, не кричал – по крайней мере, тогда. Он наклонился над Джули, прошептал ей в ухо «Я тебя люблю», легонько прикрыл ей глаза и вышел из комнаты – сообщить сыну.
Томми пытался крепиться, как отец, но ничего не мог с собой поделать. Он рыдал, и, наверное, минут десять они крепко обнимали друг друга. Макмертри гладил затылок сына, из глаз текли слезы. Томми, тридцатипятилетний врач, живший в Нэшвилле с женой Нэнси и двумя детьми, Джексоном и Дженни, с самого рождения был маминым любимчиком. И смерть матери для него и его семьи оказалась тяжелым ударом. Они тогда пробыли целую неделю, помогли с похоронами и вообще постарались как-то утешить. Том держался молодцом. Он не мог позволить себе показать слабость перед сыном. Он знал – если тот увидит его плачущим, тоже зальется слезами. За ним разрыдается и Нэнси, потом дети; все будут плакать, а Том такой скорби не хотел. И Джули этого не хотела бы.
Когда они уехали, Макмертри заглянул в первый попавшийся супермаркет на бульваре Макфарленда. Купил дюжину бутылок пива, вернулся домой и до конца дня просидел на крылечке. Тут он дал волю слезам. Никогда в жизни он так не плакал. Он оплакивал Джули, себя, сына и даже его внуков, которым не доведется узнать самую прекрасную женщину на земле. Заснул в кресле и проснулся около полуночи – вокруг валялись пять или шесть пустых бутылок. Он собрал их и пошел спать. С того дня он старался проводить на крылечке как можно больше времени. Джули любила покачиваться в своем кресле, и Том, сидя там, чувствовал ее присутствие, ее прекрасные голубые глаза смотрели на него откуда-то с небесных высот. И на душе становилось легче.
Правая рука Тома увлажнилась, он глянул вниз – ее лизнул Массо, ткнулся в нее мокрым носом. Том взял Массо за передние лапы и положил себе на колени, посмотрел псу прямо в глаза.
– Что будем делать, парень? Скучаешь по маме, да?
Он глубоко вздохнул, Массо подался вперед и лизнул его в лицо. Том вытер сухие слезы, поднялся и прошептал:
– Я тоже по ней скучаю.
Он вернулся в дом, открыл холодильник, изучил содержимое. После бутылки пива захотелось есть. Его вполне устроил бы чизбургер с жареной картошкой и еще пара бутылок пива, но он предпочел замороженный обед «Здоровый выбор».
Пища готовилась в микроволновке – и тут зазвонил телефон.
Том напрягся, глядя на кафельный пол. Еще один разговор с деканом ему сейчас не нужен. Он подошел к телефону, но увидел на табло какой-то неизвестный номер – и взял трубку.
– Да.
– Это Том?
Женский голос, что-то неуловимо знакомое.
– Он самый.
– Том, наверное, не стоило звонить домой, но дело важное, я просто не знаю, к кому еще обратиться…
– Простите, кто вы? – перебил Макмертри.
В голосе на другом конце трубки, явно знакомом, слышалась неподдельная печаль.
– Том, это Рут Энн.
Они решили встретиться за ленчем. Кабинет Тома в лабиринте юридической школы еще попробуй найди, а есть все равно надо, верно? Том именно так и сказал. «Есть все равно надо». Он покачал головой и поморщился – до чего нелепо, должно быть, звучал его голос во время вчерашнего телефонного звонка. Рут Энн Митчелл, ныне Уилкокс, нуждалась в консультации юриста. Беспокоить его дома она не хочет, но посоветоваться надо, дело важное. Может быть, прямо завтра? Хорошо. Вот, собственно, и весь разговор. Никаких «Как дела?», «Что у тебя нового?» или «Что у тебя сейчас творится?». Либо она сильно нервничала и забыла об этих правилах хорошего тона, либо выполняла задачу, которая отвлекаться на подобное просто не позволяла. Так или иначе, от неожиданного звонка Том все-таки оправился и назначил встречу в ресторане на Пятнадцатой улице. И вот он сидел перед ней.
Потягивая подслащенный чай, Том подумал: а ведь ему всегда было интересно, как сложилась жизнь у Рут Энн. В университете они встречались три года, и Том собирался на ней жениться. Но после окончания учебы ему предложили практику в Нэшвилле, он согласился, не обсудив это предложение с подругой, и она решила с ним расстаться. Сказала, что дистанционные отношения – это не для нее, и как можно доверять человеку, который принял такое серьезное решение без обсуждения. «Наверное, моя вина», – всегда считал Том. Но жалеть не жалел. Если бы они не расстались, он бы не встретил Джули.
Над входной дверью звякнул звоночек – пришел новый посетитель, и Макмертри тут же ее узнал. Те же зеленые глаза, длинные ноги, узкая талия, разве что в светлых с рыжиной волосах появилась седина. Том, сидевший в кабинке у дальней стены ресторана, махнул рукой, Рут Энн улыбнулась и подошла к нему.
– Привет, – сказала она.
Том поднялся ей навстречу, не зная, обнять ли ее, поцеловать в щеку, сделать что-то другое. Рут Энн протянула руку, и Макмертри мягко ее пожал. Красота осталась при ней, думал он, глядя, как она садится.
– Выглядишь отлично, – заметил Том.
– Спасибо за комплимент, – ответила Рут Энн, улыбнувшись, но улыбка тут же погасла, и она опустила глаза. – Хотела бы и чувствовать себя на «отлично», – сказала она, не поднимая взгляда, хотя Макмертри не сводил с нее глаз. – Том, я…
– Надеюсь, с тобой ничего страшного..? В смысле, ты не заболела? Я… – Том остановился, поняв, что не дал ей договорить. – Извини. Продолжай.
Рут Энн нервно засмеялась, коснулась его руки.
– Все нормально. Нет, я не заболела. Но… У меня есть проблема. Юридическая. – Она помолчала. – Несколько месяцев назад моя дочь и ее муж попали в автомобильную катастрофу на трассе 82, около Хеншо. Это неподалеку от дороги, которая ведет в Фонсдейл, знаешь?
Том кивнул. Пару раз он и Джули ездили в Фонсдейл на фестиваль раков. Ему попадались знаки – поворот на Хеншо. Но что-то с этим городком связано еще. Хеншо. Не приходит в голову.
– В общем, было лобовое столкновение с тягачом на светофоре, и… – Она смолкла, отхлебнула чай, капельки потекли по подбородку. Она схватила салфетку и зацепила нож с вилкой, заставив их звякнуть. – Черт, извини. – Она взглянула на него. – Неуклюжая, как раньше, – добавила она, заставив себя улыбнуться, но по щекам катились слезы. Руки ее дрожали. Том не знал, что сказать, и ничего не сказал.
– Моя внучка… Николь… она… – Рут Энн смотрела вниз, и Том видел, как руки ее побагровели – так крепко она их сжала. – Николь тоже была в машине… Она погибла. Погибли все. Даже водитель тягача. Все погибли.
Она стиснула голову руками и зарыдала.
Том вспомнил, что об этой аварии читал, но с Рут Энн никак не связал.
– Рут Энн, прими соболезнования. Это ужасно. Я…
Он замолчал. Надо заткнуться и дать ей выговориться, когда придет в себя.
Через полминуты Рут Энн подняла голову и улыбнулась сквозь слезы.
– Извини, я… – Она глубоко вздохнула. – Короче, после похорон я заказала копию полицейского отчета.
Она полезла в сумочку и достала бумаги – скрепленные четыре или пять страниц. Подтолкнула отчет Тому через стол.
Том взял бумаги, на первой странице вверху было написано «Отчет о происшествии в округе Хеншо». Он быстро проглядел текст, внимательно слушая Рут Энн.
– Из полицейского отчета следует, что водитель тягача ехал со скоростью сто тридцать километров в час при разрешенных ста. Тут же упомянут его работодатель, компания по грузоперевозкам в Таскалусе. «Уиллистоун». Кажется, она на бульваре Макфарленда. В отчете есть заявление работницы бензоколонки, которая видела аварию, и она написала, что мой зять повернул прямо перед этим бензовозом. – Женщина умолкла, вздохнула. – Но этого не может быть. Боб не мог просто взять и вырулить прямо перед фурой. Я думаю, этот водитель – Ньютон, кажется – отставал от графика и гнал что было мочи, и Боб, когда начал поворот, просто его не видел. Вся эта история… шита белыми нитками.
Последние слова она произнесла сквозь стиснутые зубы, и в ее глазах Том увидел огонь, какой помнил с давних времен, много-много лун тому назад, огонь и гнева, и страсти.
– Рут Энн, я…
– Том, я в жизни ни на кого не подавала в суд. Но… – Она замолчала, глянула мельком в окно и снова повернулась к Тому. – Просто не знаю, к кому еще обратиться. Мне нужно твое мнение – как мне поступить?
– Рут Энн, я судебными делами не занимаюсь уже много лет. Тебе надо обратиться к какому-нибудь практикующему юристу. Я…
– Перестань, Профессор. – Рут Энн шмыгнула носом и расплылась в улыбке. – Я слышала, какой у тебя авторитет в юридической школе. Ты же единственный и неповторимый. Как Тренер Брайант в свое время. Да и газеты я иногда читаю. Старые добрые «Новости Таскалусы» пишут, как твои парни выигрывают разные турниры. Не надо мне говорить, что ты насчет чего-то не в курсе.
Макмертри засмеялся – Рут Энн всегда отличалась прямотой, ходить вокруг да около не любила. Он начал отвечать, но женщина схватила его за руку:
– Прошу тебя, Том. Почитай дело. Твоему мнению я доверяю. Если увидишь, что там что-то не так, подскажешь мне, что делать, к кому обратиться. У меня чувство, что так оставлять это нельзя. Я должна знать, почему погибла моя семья.
Ее глаза, как и раньше, прекрасные и живые, смотрели на него с мольбой. Казалось, она вот-вот снова расплачется.
– Хорошо, – согласился Том. – Я посмотрю. Но я уже сказал, сам не практикую…
– Спасибо, Том. Огромное тебе спасибо. – Она обошла столик, обняла его за шею и поцеловала в щеку. – Спасибо! – шепотом повторила она, и в ее дыхании он уловил приятный аромат чая с лимоном.
Она села на место, и разговор перешел на старых друзей. Но Том почти не слушал. В нем вдруг проснулось возбуждение – вперемежку с чувством вины. Когда Рут Энн его обняла, что-то в нем всколыхнулось, чего в его жизни давно не было. Легкий трепет внизу живота, когда тебя тянет к женщине. Это заставило его встрепенуться, но он смотрел на свое обручальное кольцо на левой руке – и испытывал укоры совести. «Да что с тобой такое?»
Но была и еще одна причина, по которой Том плохо слушал воспоминания Рут Энн. Он кое-что понял. Сообразил, откуда ему известно про Хеншо.
Хеншо – это город Рика Дрейка.
Ричард Дрейк, глава юридической компании «Ричард Дрейк», сидел у задней стены ресторана «Обочина» в Таскалусе, попивал кофе и думал, где взять клиентов. С тех пор как Ричард – для семьи и друзей просто Рик – занялся частной практикой, он приезжал в «Обочину» перекусить не реже раза в неделю. Еще раз в неделю он трапезничал в «Сити-кафе» в Нортпорте. Надо, чтобы тебя видели. Надо держать ухо востро в надежде отхватить прибыльное дельце. На этом все и строится. Такова жизнь адвоката по исковым заявлениям. «Обочина» когда-то была психиатрической лечебницей, ее открыли в Таскалусе в 1951 году. Но потом здание обшили вагонкой и превратили в ресторан, где любила тусоваться местная публика. Говорили, что в прежние времена здесь в половине шестого утра пил кофе и почитывал газету сам «Медведь» Брайант. Как и во многих заведениях в Таскалусе, стены в «Обочине» были увешаны фотографиями Тренера Брайанта и его футболистов. Фото висели даже в туалете.
Звякнул колокольчик над передней дверью – пришел новый посетитель. Рик поднял голову от газеты и увидел, что к нему идет Эмброуз Пауэлл Конрад, самый молодой помощник окружного прокурора в округе Таскалуса.
– Что нового? – спросил Пауэлл, садясь и кладя руки на стол. Высоченный, кряжистый, лысеющий блондин. Более громогласного человека Рик в своей жизни не встречал, и стоило ему войти в «Обочину», все как по команде повернули в его сторону головы.
– Да так, ничего особенного. Вот соображаю, за какой каретой «скорой помощи» сегодня побегать, да жду, когда завтрак принесут, – сказал Рик. – А что у тебя?
– Сегодня еду в квартал, где «Ребрышки мечты». Один чудак там продавал травку, так покупателю товар не понравился, и он его пришиб. Я поговорил с женой ответчика, которая, кстати, трахалась с этим наркоторговцем; выплыли два имени. Есть шанс, что один из них был свидетелем разборки. А у меня есть шанс сегодня полакомиться ребрышками на ленч. – Пауэлл изобразил омерзительную улыбку, будто пришлось съесть что-то жуткое. – Обожаю свою работу.
Рик знал: несмотря на ухмылку, Пауэлл не преувеличивает. Что и говорить – прирожденный прокурор. В зале судебных заседаний он просто расцветал, хотя обычно молодые юристы там тушевались. В университетские годы Дрейк и Пауэлл были в одной команде, когда проходили учебные слушания. Пауэлл сразу стал звездой, Рик поначалу – на вторых ролях. Пауэлл как следует поднатаскал Рика перед окончательным отбором участников, иначе его, скорее всего, вообще бы в команду не взяли. Пауэлл – душа-человек. И лучший друг.
– Как загрузка? – спросил Пауэлл с неподдельным интересом – еще одна причина, по которой Дрейк его любил. Родители Рика, когда спрашивали, как дела, не могли скрыть разочарования, а Пауэлл – черт, вся история с падением друга с высот в самую грязь развернулась на его глазах – всегда поддерживал его и подбадривал.
– Хило, – признался Рик. – Как и на прошлой неделе, и на позапрошлой. Жалоба трех работяг. Как раз сегодня иду на смотрины к судье. Если он мою кандидатуру одобрит, гонорар в две штуки обеспечен. Как раз хватит на накладные расходы – и сходить пару раз в супермаркет. – Дрейк улыбнулся. – Вот такая моя загрузка…
– Что и славненько, – закончил за него Пауэлл, смеясь над цитатой из фильма «Гольф-клуб», которая стала расхожей в их постоянном обмене шутками.
Они быстро слопали завтрак, разговор перешел на женщин. Футбольный сезон закончился; не о работе же говорить все время? Они вышли, попрощались.
– Давай завтра вечером завалимся к Филу, пропустим кружечку-другую? – предложил Пауэлл, закрыв дверцу своей «Хонды» и высунувшись в окошко.
– Вполне возможно, а там кто знает? Явится ко мне в контору шикарный клиент – вот тебе и загрузка. Или, милостью Божьей, возникнет какая-нибудь подруга. – Рик засмеялся. – Позвоню.
Через десять минут он уже тащился по запыленным ступенькам на второй этаж, к себе в контору. До здания суда всего два квартала. Юридическая фирма Ричарда располагалась над компанией дизайнеров по интерьеру. «Ларри и Барри»; два гомика из Миссури, Ларри Горовиц и Барри Бостаймер открыли ее три года назад. Если верить Пауэллу, который, работая в окружной прокуратуре, знал все и про всех, дела у Ларри и Барри шли неплохо. Не важно, что у них там с доходами, но Рика они всегда поддерживали, даже как-то прислали ему свою знакомую, лесбиянку по имени Шарнис: ее машина попала в дорожно-транспортное происшествие. Дрейку удалось быстро договориться о компенсации со страховой компанией другого водителя, после чего он в глазах Ларри и Барри вырос до невообразимых высот.
Рик зажег свет на лестничной площадке и отпер свою дверь. Его контора когда-то была квартирой на две спальни, но Дрейк, как ему казалось, сделал из нее конфетку. Теперь дверь открывалась в зону для приема посетителей, там сидела секретарша, Фрэнки. Ковер за ее спиной был заменен на кафельную плитку, получился отсек для кухни, с кофейником и холодильником. Налево от кухни ты попадал в большую спальню, а сейчас там стоял длинный стол и несколько стульев, так что получилась комната для переговоров. Направо уходила спальня поменьше, и ее Рик превратил в собственный кабинет.
Дрейк вошел в контору, и взгляд его сразу выхватил фотографию на стене. «Чемпионы округа, Университет Алабамы», гласила узорчатая надпись под фото Рика, Пауэлла и Профессора. Всякий раз, когда Дрейк глядел на этот снимок, он думал: эх, а ведь тут могла бы стоять надпись «Лучшая юридическая команда страны». Вспомнилось и другое: «Нельзя быть таким вспыльчивым, Дрейк. В суде это большой минус». Рик глянул в серые глаза Профессора, которые словно дразнили его.
Дрейк помотал головой, стараясь обдумать предстоящий день – как обычно, ничего особенного. В 11.00 он идет к судье Бэйрду – тот должен одобрить его кандидатуру в деле по жалобе работницы. Клиентка, Майра Уилсон, упала с автопогрузчика на заводе «Мерседес» в Вансе и сломала бедро. С ней он должен встретиться в 10.30 и посмотреть документы – если получится, урегулировать дело без суда.
Рик взял со стола папку Уилсон и прошел с ней в комнату для приема клиентов, там принялся вышагивать, внимательно читая текст – все ли там правильно. Время от времени он поглядывал на пустующий стол Фрэнки, но тут же напоминал себе – сегодня ее не будет. К сорокадвухлетней маме двух детей – муж, Бутч, работает на стройке – у Рика претензий не было. Она печатала со скоростью восемьдесят пять слов в минуту, обычно пребывала в бодром настроении, работала сколько полагалось и особенно не жаловалась. Помимо сегодняшнего дня она лишь один раз взяла отгул – в пятницу, в канун Дня труда, Бутч повез ее с детьми в Панама-Сити на длинные выходные.
В бумагах Уилсон он обнаружил ошибку: на второй странице появился пункт о том, что в будущем медицинское пособие выплачиваться не будет. Вот мерзавцы, думают, а вдруг проскочит. Рик вздрогнул – раздался звук, который он любил больше всего на свете. Самый чудесный-расчудесный звук. Всемогущий телефон. Он звонит. В его конторе. А ведь еще даже нет девяти утра! Только не Пауэлл, а клиент, ладно? На втором звонке Рик поднял трубку, предвкушая удачу. Удача, которую он не упустит, и о Ричарде Дрейке узнают все.
– Ричард Дрейк, – сказал Дрейк своим самым адвокатским голосом.
– Чувак, ты не представляешь, куда меня занесло!
Пауэлл. Вот сукин сын. Рик улыбнулся – что ж, погоня за прибыльным дельцем продолжается, ждем следующего звонка. Такова жизнь адвоката по исковым заявлениям.
Том наблюдал за работой своей команды со скамьи присяжных в комнате для учебных слушаний – на жаргоне ребят «штабной комнаты». Он вглядывался в глаза своих воспитанников. Внимательно ли слушают другую сторону или лихорадочно вспоминают, что именно скажут сами, когда придет их черед? Том учил их первому, но, судя по всему, они сосредоточились на последнем. Да, хорошо выступить на окружном турнире этой команде будет трудно.
В судейском кресле сидел судья Арт Хэнкок – досточтимый судья Кок, именно так он был известен всей коллегии адвокатов в Бирмингеме. Судьей Хэнкок стал еще в середине шестидесятых. Решения выносил всегда быстро, точно и, как правило, по делу. Никакого позерства со стороны юристов он не терпел и каждый год вызывал на ковер как минимум одного молодого адвоката, который в его зале суда «вел себя, как дурак». Своего первого клиента Том защищал как раз перед судьей Хэнкоком и, кажется, сразу завоевал его расположение за то, что хорошо ориентировался в законах и не играл на публику – этим грешат многие молодые юристы.
Семидесятисемилетний судья – он выглядел на свой возраст – сидел в кресле и поглаживал одну из своих кустистых и густых бровей. Еще в начале восьмидесятых Том и судья договорились – раз в год Хэнкок будет приезжать в Таскалусу и вести имитационный судебный процесс между двумя командами Тома. Молодежь приобретала колоссальный опыт, выступала перед настоящим судьей, с которым предстояло встретиться после выпуска.
Но сегодня присутствие Хэнкока было для студентов не единственным подарком.
Рядом с Томом на скамье присяжных сидел, без преувеличения, самый влиятельный в Алабаме судебный юрист. Джеймсон Рэндалл Тайлер. «Большой Кот», как его с восторженным трепетом величали в коллегии судебных адвокатов Бирмингема.
– Ничего, пообтешутся, – почувствовав настроение Тома, шепнул Джеймсон и толкнул его локтем. – Между вторым и третьим годом они здорово вырастают.
Том кивнул – конечно, Джеймсон прав. Именно это доказал Рик. На втором курсе – какой-то неуклюжий бык, но на третьем он расцвел пышным цветом.
А потом бык попал на национальный турнир юридических школ…
– С Джерри пересекался? – шепнул Том, стараясь не думать о Дрейке. После разговора с Рут Энн он копался в памяти – кого из адвокатов ей порекомендовать? Но всякий раз возвращался к Рику. Хеншо – городок маленький, а присяжные в маленьких городках любят местных адвокатов. И получалось, что единственной более или менее достойной кандидатурой, имеющей отношение к Хеншо, был Дрейк. Но, во-первых, он всего восемь месяцев назад окончил учебу, а во-вторых, Том понятия не имел, где он сейчас живет и чем занимается.
А тут еще эта прошлогодняя история, когда голова Макмертри чуть не полетела с плеч…
Джеймсон улыбнулся.
– Три раза в прошлом году. – Он помолчал. – Все решения в пользу защиты.
Том тоже улыбнулся и покачал головой. Джеймсон был старшим партнером в юридической компании «Джонс и Батлер», крупнейшей в штате. Он специализировался на делах о серьезных физических травмах, многие из которых готовил его однокурсник, Джерри Снайдер. Джеймсон и Джерри были в команде Тома, с которой он в 1979 году впервые выиграл национальный чемпионат среди юристов. После выпуска их пути разошлись, Джерри стал адвокатом истцов, Джеймсон защищал ответчиков. Каждый в своей сфере считался лучшим.
Снайдер, безусловно, заработал себе прекрасную репутацию – многие считали его лучшим адвокатом по исковым заявлениям в штате, – но не мог тягаться с Джеймсоном, если факты были не очевидны. И тот регулярно клал Джерри на обе лопатки, как и всех остальных.
– Все еще встречаешься с судебной журналисткой? – спросил Том.
Улыбка собеседника стала еще шире.
– С двумя судебными журналистками, – шепнул он. – Надо поддерживать конкуренцию.
– И кто кого? – спросил Том.
Джеймсон пожал плечами.
– Как сказать? Пытаются переиграть друг друга.
Он поднял брови, заставив Тома засмеяться.
– Ну ты зверюга, Джеймо, – заключил Том, хлопнув Джеймсона по спине.
Тот осклабился.
– Сами знаем.
Через несколько минут процесс завершился, стороны пожали друг другу руки. Том передал слово Хэнкоку и Джеймсону, те выступили с конструктивной критикой и сказали добрые слова каждому из участников, строя свои замечания в позитивном ключе. Когда студенты покинули зал заседаний, Том с улыбкой подошел к судье.
– Судья, как всегда, спасибо за терпение. Поделитесь, пожалуйста, вашими наблюдениями.
– Конечно, Том. Ты еще держишь виски у себя в кабинете?
Том улыбнулся. Он забыл, что Кок обожает виски.
– Держу, а как же. Идем наверх?
Через пять минут все трое сидели в кабинете и попивали из пластиковых стаканчиков «Джек Дэниэлс».
– Похоже, братцы, я слишком стар для этой работы, – сказал Хэнкок со смешком, пристроившись на краешке стола. – Но ведь куда без нее? Кажется, две недели без процесса – сердце зайдется, и до свидания. – Он отхлебнул виски, кашлянул и продолжил: – Как твои дела, Том?
– Все нормально, судья, – солгал тот, глядя на лежавшее тут же письмо с извинениями. Завтра совет директоров. – Что скажете о ребятах?
– Что скажу? Видно, что вышколены. С риторикой хорошо, вопросы задают кратко и дружелюбно, наглядные средства в начале и конце подобраны толково. Хотя не скажу, что пришел в полный восторг, как в прошлом году. Вот там были орлы… Такой костер запалили без спичек!
– Дрейк и Конрад, – кивнул Том и глянул на Джеймсона, который отошел к окну. – Та команда должна была получить первое место. Но я… с Дрейком вышла дурацкая история, и…
– Это тот, который тебе врезал, да? – со смехом перебил Хэнкок. – Видел я на YouTube.
– Господи. – Том повернулся к судье. – Вы смотрите YouTube?
– Еще как, – ответил Кок. – У меня внук в футбол играет, я их новости смотрю. Да и старые матчи чемпионата Алабамы люблю. – Он улыбнулся. – У Дрейка удар с правой поставлен.
Лицо Тома запылало, но не сердиться же на судью? Он снова взглянул на Джеймсона – вспомнил, о чем именно хотел того спросить.
– Джеймо, а где сейчас Дрейк? Он на вас летом не работал?
Джеймсон сощурил глаза.
– Как же, два лета подряд, после второго мы предложили ему работать в штате. Он согласился, мы даже хорошие подъемные ему выписали. Но после этой боевой истории контракт с ним разорвали, и я точно знаю, что больше ему никто ничего не предлагал. – Он засмеялся. – А подъемные у этого драчуна забирать не стали – в контракте не было сказано, что он должен их вернуть. Десять тысяч долларов. Для сольной карьеры неплохая подпитка, если, конечно, дело этим и кончилось. – Джеймсон помолчал, изучающе посмотрел на Тома. – А зачем вдруг понадобился Дрейк?
Макмертри почувствовал колики в желудке, уставился в пол. Его охватило чувство вины. Он не знал, какими тяжелыми последствиями для Рика обернулась их перебранка. «Господи, вся карьера рухнула, едва начавшись. Как же я ему не помог?»
Том покачал головой:
– Да тут такое дело. Дрейк из Хеншо, а у моей старой приятельницы там семья погибла в аварии. Я бы порекомендовал ей кого-то из Хеншо.
Джеймсон улыбнулся.
– В Хеншо я адвокатов не знаю, но, похоже, это дело для Джерри. Его фирма ведет такие дела от Хантсвилла до Мобила. Вполне можно порекомендовать ей Снайдера.
– Знаю, может, так и сделаю, – сказал Том, не поднимая головы. – Хотя мне хочется, чтобы это был кто-то из местных, Джерри наверняка сам дал бы такой совет. Даже если он живет сейчас в Монтгомери, успехов он добился в округе Грин, где родился и вырос и где его мама по сей день преподает в воскресной школе.
Джеймсон кивнул.
– С этим не поспоришь. Я знаю только одного адвоката, который раздавил его в округе Грин.
Джеймсон улыбнулся, и Том ухмыльнулся в ответ.
– Твое честолюбие, Джеймо, скоро в четыре стены не поместится.
– Да, Профессор, как себя унять, не знаю. Ничего не могу с собой поделать. – Он вздохнул, допил виски. – Выигрываю и выигрываю. – Поставил стаканчик на стол и протянул руку. – Надеюсь, подходящий адвокат найдется. Главное, чтобы ему не пришлось схлестнуться со мной.
Том засмеялся и пожал Джеймсону руку, задержал на секунду в своей.
– Спасибо, Джеймо, что приехал. Ты делаешь важное дело.
– Пустяки. Я ведь теперь представляю университет. Так что все равно должен был приехать – есть встречи сегодня и завтра.
– Шутишь? – Том ухмыльнулся. – Приглашенный юрист этого замечательного заведения – ты?
Джеймсон выставил вперед руки, шутливо протестуя.
– Что всегда говорил Тренер Брайант насчет работы здесь? «Мамочка зовет».
– Какая, к черту, «мамочка», – сказал Макмертри, качая головой. – То есть эту поездку тебе оплатили?
Джеймсон пожал плечами.
– Зарабатывать-то надо. – Он подмигнул Тому и пожал руку Хэнкоку. – Судья, всегда рад вас видеть.
Кок поднял свой пластиковый стаканчик, и Джеймсон вышел за дверь.
– Так что у тебя все-таки творится? – спросил судья, как только за тем закрылась дверь.
Том покосился на него.
– Что вы имеете в виду?
– Да вот это!
Хэнкок поднял со стола бумагу с извинениями и потряс ею.
Макмертри пожал плечами – надо было идиотскую бумажку в ящик убрать.
– Не знаю. Наверное, кто-то поднял бровь, увидев видео в YouTube.
– Чушь собачья, – резюмировал Кок, прочитав текст извинения. – Полная чушь.
– Знаю. Если бы это было все. Завтра меня вызвали на совет директоров. Они хотят, чтобы я сделал «Доказательства по Макмертри» более удобоваримыми для пользователя. А еще декан сказал, что я не имею права выгонять студентов из аудитории, если они пришли неподготовленными.
– Господи, Том. Ты думаешь, это все из-за истории с Дрейком?
– Не знаю. Ламберт не дает мне житья с первого дня. Как я понимаю, он хочет влить свежую кровь и использует историю с Дрейком, чтобы меня выпереть.
Том вздохнул, потер глаза. Он устал. Вчера полночи не мог сомкнуть глаз, все думал о деле Рут Энн и о совете директоров.
– Ты собираешься эту хрень подписывать? – спросил Хэнкок, бросая бумагу с извинениями на стол.
Он снова налил себе виски и уселся в кресло напротив Тома.
– Не знаю, судья.
– Сказать, как бы поступил Кок?
Том улыбнулся.
– Скажите, ваша честь, как поступили бы вы?
– Случись такое со мной, я бы отнес эту бумажку на завтрашний совет. Аккуратненько положил бы ее на стол перед ними. Потом, завладев их вниманием полностью и безраздельно, я расстегнул бы брюки и поссал на эту хреновину. А после свернул бы прибор, убрал назад в штаны – и вышел оттуда к чертовой бабке.
Том засмеялся.
– Так вам тоже приходится сворачивать?
Судья как следует отхлебнул виски.
– Висит, как у доброго жеребца, – сказал он, икнул и вытянул ноги. – А если серьезно, Том, я бы не стал перед ними пресмыкаться. Неблагодарные сукины дети. Ты этой школе отдал всю жизнь. – Он отпил еще и скорчил гримасу. – Вот что я тебе скажу. Ты ведь совсем не обязан был сюда возвращаться и преподавать.
– В смысле?
Хэнкок наклонился вперед, поставил стаканчик на край стола, посерьезнел.
– Том, за пятьдесят лет я повидал всех лучших адвокатов в нашем штате. Всех до единого. На второе место ставлю Джеймсона Тайлера. – Он помолчал, осклабился в улыбке. – А на первое – тебя.
– Что?
– Я серьезно, дружище. Круче тебя не было никого.
Том покраснел. Давно он не вспоминал те дни.
– Слышал, что Джордж Макдафф скончался? – спросил Кок.
– Инфаркт, да?
Судья кивнул, и Том почувствовал укор совести. Со своим давним боссом Том не общался давно. Джордж так и не простил Тому решение преподавать в университете Алабамы. «Ты там ничего не заработаешь, – сказал он тогда, – это тупик». Но Том не послушался. Не было выбора. Его позвал Великий.
– Ты когда-нибудь задумывался, как бы сложилась твоя судьба, не вернись ты в Таскалусу?
На лице судьи появилась легкая ухмылка, он словно читал мысли Тома.
– В последнее время да.
– Кстати, еще не поздно. Не такой ты и древний. Сколько тебе – шестьдесят, шестьдесят пять?
Том покосился на Хэнкока.
– Шестьдесят восемь. Вы куда, собственно, клоните, судья?
Кок оперся двумя руками о стол и медленно поднялся на ноги.
– Том, я готов повторить то, что только что сказал. В жизни не встречал адвоката лучше тебя. Еще не поздно. Можешь попытать счастья во второй раз. Долг этой школе ты вернул с лихвой. Если они это не ценят, пусть идут в жопу. – Он сделал паузу и показал на фото – единственное украшение стены в кабинете Тома, кроме табличек о победах в национальных чемпионатах.
На снимке был запечатлен Великий: он стоял в клетчатой шляпе, прислонившись к штанге футбольных ворот.
– Том, Тренер Брайант такой херни терпеть бы не стал. Великого я знал хорошо. Услышь он, как они с тобой обращаются, запихнул бы этому Ламберту ботинок в задницу, да так глубоко, что тот закусил бы шнурками. И ты сам это знаешь. Так и вижу, что он им говорит. – Хэнкок упер руки в бока, хитро прищурился. – Вы говнюки. Говнюки сраные. Ультиматумы здесь ставлю я. И не смейте просить моего парня об извинениях. Вы ему должны памятник поставить и не путаться у него под ногами.
Мизансцена получилась замечательная, и Макмертри расхохотался.
Судья обошел стол и положил руку Тому на плечо:
– Том, мне семьдесят семь. Я слишком стар, чтобы обращать внимание на всякую херню – время осталось только на главное. – Он умолк. – Вот что скажу, а ты меня послушай. Я знаю, почему ты пришел сюда преподавать, но знаю и другое: если бы Пикассо не нарисовал ни одной картины, это был бы стыд и позор. Или если бы Элвис Пресли не записал ни одной песни. – Он снова сделал паузу. – Или если бы Великий не стал тренером. Ты прирожденный судебный адвокат, а время у тебя еще есть. Если Профессор вернется, в выигрыше будут все.
Том усмехнулся.
– Ничего себе возвращение. В шестьдесят восемь лет? Да будет вам.
– Помнишь, что сказал Август в «Одиноком голубе»?[2] «Чем старше скрипка, тем слаще музыка». – Он похлопал Тома по плечу и подмигнул. – Подумай об этом. Услышав такую новость, кое-кто в этом штате уписается. – Судья засмеялся и пошел к двери. Перед выходом обернулся. – Я бы не спешил никому отдавать дело в Хеншо. – Он снова подмигнул. – По-моему, оно как раз по зубам одному моему знакомому.
Том запер дверь и спустился на второй этаж. Он уже собрался выйти через двойные стеклянные двери на преподавательскую парковку, но вспомнил, что оставил машину на парковке для студентов, возле спортивной арены. Вечером баскетбольный матч, и он думал на него сходить. В свое время он и Джули ходили на баскетбол регулярно. После ее смерти он несколько раз хотел выбраться, но так и не выбрался. «И сегодня не выберусь», – огорченно подумал Том, медленно шагая по коридору второго этажа, ведущего к другой лестнице. Стены были увешаны фотографиями выпусков разных лет. Выпуск 1969 года, 1972. 1977. Многие лица он и сейчас помнил. На первом этаже висели фотографии посвежее. Выпуск 1997 года. 1999. 2004. 2009. Среди выпускников 2009 года он нашел Рика Дрейка – вот он, в третьем ряду. Рик улыбался, и Тому снова стало не по себе.
«Надо ему помочь. Рик из Хеншо, и дело Рут Энн может стать для него отличным трамплином. Старина Кок совсем спятил. Я стар, давно без практики, куда мне браться за такое? Надо передать это дело Дрейку, а самому как-то наладить отношения в университете. Разве я вправду хочу, чтобы Ламберт меня выпер? – Том закрыл глаза. – А если Рик снова не сдержится? Это ведь не игра, это настоящее дело, причем серьезное».
Том открыл глаза, покачал головой – как же так, не может принять решение? Он отошел от фотографий прежних выпусков и зашагал к дверям, выходившим на студенческую парковку. Охранник у двери сидел, закинув ноги на стол. Увидев преподавателя, он тут же вскочил.
– Здравствуйте, профессор. Может, вам зонтик?
Том моргнул, посмотрел сначала на охранника – первокурсник Джеффри, по вечерам подрабатывает, чтобы платить за учебу, – потом на стеклянную дверь – на тротуары лился дождь, слышались раскаты грома.
– Все нормально, Джефф, – ответил Макмертри, вытаскивая из портфеля складной зонтик. – Вон как поливает!
– Да, сэр.
Они посмотрели сквозь стекло, и Том увидел одинокую фигуру: девушка тащила гору книг – столько, что ей приходилось идти по тротуару зигзагами.
– Ее за книгами не видно, – заметил Джеффри и шагнул к двери. – Наверное, вышла через другие двери, где студенческий зал. Может, ей…
– Не беспокойся, – остановил его Макмертри. – Мне как раз в ту сторону. Сиди спокойно.
– Хм… Хорошо… – Джеффри остановился. – Спасибо, профессор.
– Ладно тебе, – сказал Том и вышел под косой дождь.
Он открыл зонтик, побежал и догнал девушку.
– Помощь требуется?
Девушка подняла голову – это была Дон Мерфи.
– Профессор! – вскрикнула она с улыбкой. – Я бы побежала, да боязно, вдруг книги уроню? – Едва она это сказала, одна книга из стопки упала на землю.
Том поднял книгу и вернул на место. Потом улыбнулся девушке и зонтиком, никак не рассчитанным на двоих, укрыл ее от непогоды.
– Так лучше, – сказал он и машинально приобнял девушку за плечи. – Держите книги и сами держитесь поближе.
После секундной заминки она уступила, и Том почувствовал прикосновение ее тела. Чуть смущенный, он провел Дон по длинному булыжному тротуару до парковки. Они остановились у белого «Мустанга» с открывающейся вверх задней дверью. Сумочка Дон соскользнула с плеча и упала на землю.
– Ключи там сверху, – сказала она, кляня себя за неловкость.
Том наклонился, расстегнул молнию и легко нашел ключи. Нажал кнопку и открыл дверцу за спиной водителя.
– Мой любимец, – сказала Дон и выгрузила книги на заднее сиденье. Она обернулась, и Том увидел, что ее футболка спереди вымокла.
– Вот… дело сделано, – сказал он и протянул ей ключи, стараясь не поднимать глаз.
– Профессор, спасибо вам огромное, – поблагодарила Дон и забрала у него ключи. – Мимо меня несколько парней прошло, ни один не предложил помочь.
– А я рад помочь, – только и сказал Том. Тут ему вспомнился разговор с Дон в его кабинете, после первого занятия. У нее дочка, нужны деньги. Живет с мамой. – Как вообще дела?
Дон цокнула языком, покачала головой.
– Да все ничего. Перехожу на роль мамы. Сегодня в школе у Джули родительское собрание, и… – она посмотрела на часы и вздохнула. – Уже опаздываю, а еще надо переодеться.
Джули… Том даже вздрогнул, услышав произнесенное вслух имя жены. Он отвернулся, чувствуя, как его снова наполняет тоска.
– Промокнете, – сказала Дон, перехватила ручку его зонтика и подняла над ним. Макмертри, сморгнув капли дождя с глаз, взглянул на нее сверху вниз. Увлекшись разговором, он укрыл ее зонтиком, совершенно забыв о себе. Но ему было хорошо.
– Все в порядке, профессор? – спросила Дон и озабоченно наморщила лоб.
Том просто смотрел на нее. Знал, что нужно кивнуть или что-то сказать, иначе Дон почувствует себя неловко, но слова не приходили. Нет, не все в порядке. Вот уже три года, как не все в порядке.
– Ладно, еще раз спасибо, – сказала Дон, подалась вперед и похлопала его по плечу.
Она передала ему зонтик и открыла дверцу машины. У него даже немного закружилась голова. Что за глупости? Том отступил назад, дождался, когда «Мустанг» с ревом проявил признаки жизни, – и пошел к своей машине. Тут же он услышал голос Дон и обернулся.
– Пока! – крикнула она сквозь открытое окно, проезжая мимо.
Том махнул ей вслед и покачал головой. Поди разбери, что за девица. Он сел в свой «Эксплорер», сложил зонтик. Включил зажигание, дал двигателю разогреться, а сам откинулся на сиденье, стараясь успокоиться.
«Да что со мной такое творится?» Тоска уступила место тревоге. Внутри словно что-то бурлило. Что-то пробуждалось. Как старый велосипед – цепь заржавела, ручки затянуты паутиной, но так и просит: смажь меня, прокатись на мне. Том достал мобильник, прокрутил контакты и нашел Рут Энн. Выделил ее номер и уставился на зеленую кнопку. Большой палец сам завис над ней. Как минимум он должен Рут Энн позвонить, что-то сказать о ее просьбе, но сейчас он думал не об этом. Рука покрылась гусиной кожей – он вспомнил, как она прикоснулась к нему. Вперед. Позвони ей. Он опустил большой палец и уже собрался нажать кнопку.
Нет. Сердце было готово вырваться из груди.
– Что с тобой творится? – произнес он вслух. Нервно засмеялся, покачал головой, стараясь взять себя в руки.
Виски, что ли, перепил? Набрался, а тут еще Кок со своими дурацкими идеями, вся эта хрень с советом директоров. Езжай домой и ложись спать.
Том глубоко вздохнул.
– Домой, – прошептал он, включил передачу и швырнул мобильник на пассажирское сиденье.
Езжай домой.
На следующий день идя по коридору школы, он заглянул в туалет. Справив малую нужду, облокотился о бетонную стену, подпер рукой затылок. Ночью он почти не сомкнул глаз. Из университета поехал прямо домой, выгулял Массо, налил ему воды, выключил свет и залез под одеяло. Лежал и смотрел в потолок – из головы не шел разговор с Коком. Он все не мог решить, как быть с делом Рут Энн, как себя вести на завтрашнем совете директоров. Он также не мог прогнать странное чувство после разговора с Дон Мерфи, зов плоти после общения с Рут Энн. Им овладели беспокойство и неуверенность, словно земля качалась под ногами.
Том застегнул молнию на брюках, вздохнул. Хотел было смыть воду в туалете – и вдруг заметил в писсуаре легкий сгусток крови. Это еще что за?..
Справляя нужду, на струйку он не обратил внимания, да и в писсуар перед началом не заглядывал. Пару месяцев назад было несколько капелек крови после долгой игры в гольф, но он не придал этому значения. Это не повторилось, да и крови было мало. Решил: наверное, из-за стресса, либо какая-то мелкая инфекция.
Он тряхнул головой, спустил воду. Может, кто-то до него.
Том подошел к раковине, плеснул в лицо водой. Взглянул на себя в зеркало – глаза налиты кровью. В них – тоска из-за совета директоров. За сорок лет бывал на совете множество раз, но объектом обсуждения не был никогда. Он знал, что если займет глухую оборону, в выигрыше не будет – но подавить раздражение не мог. Что эти говнюки себе позволяют? Он вспомнил наставление Кока – нассать на бумажку с извинением.
Вышел из коридора и направился к большому конференц-залу в конце коридора. У двери из красного дерева остановился, чувствуя прилив адреналина.
«Ну, держи марку», – велел себе он, взялся за ручку двери и вошел в зал.
«Уже пришел?»
На телефоне декана Ричарда Ламберта вспыхнуло загадочное сообщение, над ним стоял знакомый номер. Ламберт прочитал текст, поднял глаза – в зал вошел Том Макмертри.
«Да», – быстро напечатал декан и нажал «отправить». Он и еще несколько членов совета директоров стояли вокруг стола.
– Здравствуйте, профессор. Спасибо, что пришли. Прошу вас… садитесь.
Макмертри окинул декана тяжелым взглядом, и тому стало не по себе.
– Я не знал, что у меня есть выбор, – сказал Том, вежливо, но достаточно жестко. – Если не возражаете, я постою.
– Как вам удобно. Мы ждем еще одного человека, но…
В дверь громко постучали, и декан оборвал себя на полуслове. Он улыбнулся, оглядел помещение, глубоко вздохнул.
– Войдите.
Дверь открылась – и Тому словно изо всех сил дали под дых, а заодно и по яйцам. Он уставился на стоявшего перед ним человека и непонимающе затряс головой.
– Профессор, – поздоровался тот, без привычного веселья в голосе.
– Джеймо?
– Уважаемые члены совета, – произнес Ламберт, подходя к Джеймсону и беря его за руку. – Надеюсь, все вы знакомы с новым юрисконсультом университета, Джеймсоном Тайлером.
Том не сводил глаз с Джеймо, а тот продолжал смотреть на Тома, хотя и пожимал руку декану. Протянул он руку и Макмертри, но Том не шелохнулся.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он с легким рычанием.
– Я же вчера сказал, у меня тут пара встреч, это – одна из них, – объяснил Джеймсон, хлопнул Тома по руке и подошел к столу. Кому-то он сжал плечо, с кем-то обменялся рукопожатием, а единственную представительницу слабого пола, Барбару Бостик, даже поцеловал в щеку, после чего сел рядом с деканом.
– Всех очень рад видеть, – сказал Джеймсон собравшимся. – Садитесь, пожалуйста.
Все сели, кроме Тома. Он продолжал стоять навытяжку и яростно зыркал на своего друга.
– Профессор, прошу садиться.
– Я уже сказал декану – я постою.
Джеймсон не моргнул, никак не выразил своих чувств. Он положил ногу на ногу и снова посмотрел на Тома.
– Хорошо, профессор. Перейдем к делу.
– Да, если можно, – откликнулся Том. «Что, черт возьми, происходит? Почему вчера Джеймо ничего об этом не сказал?»
– Совет директоров, – начал Джеймсон, оглядел собравшихся и снова перевел взгляд на Тома, – по моей рекомендации решил вынести вам порицание за случай с вашим студентом Риком Дрейком. Члены совета, как и тысячи других людей, смотрели видеозапись вашей перебранки и считают, что вы вели себя неподобающим образом, когда схватили его за руку и пару раз толкнули.
Еще один удар в солнечное сплетение! Том не верил собственным глазам и ушам.
– В связи с конфликтом с Дрейком и еще одним случаем, более личного порядка, совет решил вынести вам порицание, вписать его в ваше дело, и считает, что вы можете остаться работать – при соблюдении определенных условий.
Макмертри хранил молчание. Нужно выслушать до конца, говорить он будет потом.
– Условие номер один, – продолжал Джеймсон. – Вы работаете до первого замечания. Еще один случай, похожий на перебранку с Риком Дрейком, – и контракт с вами прекращается немедленно.
Он остановился, посмотрел на Тома, который сверлил его взглядом.
– Условие номер два. За вами будет наблюдать преподаватель школы на занятиях в аудитории, а также во время судебной практики и участия в турнирах. Выполнять эту работу вызвался Билл Стюарт, преподаватель с кафедры «Доказательств»; к этой работе он приступит завтра.
Том с трудом сдержал смех. С Биллом Стюартом у них были отношения кошки и собаки, о чем Джеймсону было прекрасно известно, потому что ему сказал об этом сам Том. И не только это…
– Условие третье. Вы подписываете бумагу с извинениями, полученную вами от декана Ламберта в понедельник, и передаете ее совету директоров в ходе этого заседания. – Джеймсон остановился. – Вчера вечером совет директоров собирался для обсуждения этих условий – они приняты большинством голосов. Если работа на таких условиях вас не устраивает, тогда контракт с вами совет будет вынужден прервать.
– Вчера вечером? – переспросил Том в изумлении. Слова словно жгли ему язык. – До или после того, как вы оценивали наш учебный процесс?
Джеймо налил себе воды в стакан, отпил, оставив вопрос без ответа. Члены совета сидели неподвижно, словно прикованные к своим местам. Оглядев собравшихся, Том поймал лишь один взгляд. Уильям Руфус Коул. Самый старый член совета смотрел на него печально и строго. Он медленно поднялся.
– Я хочу кое-что сказать, – заявил он, и голос его звучал хрипло.
Джеймсон улыбнулся.
– Разумеется, Руфус.
– Я считаю, профессор имеет право знать, что с этим решением согласились не все. – Коул сделал паузу, откашлялся. – Решение было принято пятью голосами против четырех. Я – один из четырех. Следует заметить, что все пять членов совета, проголосовавшие за это решение, вошли в него в течение двух последних лет и не так хорошо знакомы с огромными заслугами профессора. – Он прошел вдоль стола и положил руку на плечо Тома. – Я прошу записать, декан Ламберт, и пусть это будет в протоколе сегодняшнего заседания совета директоров, что Уильям Руфус Коул из округа Чокто, штат Алабама, считает: сегодняшнее заседание совета директоров – это чистейшее, безоговорочное, жутчайшее позорище. Этот человек отдал нашей школе всю свою жизнь. Еще в 1961 году он играл за команду Тренера Брайанта в национальном чемпионате. Никто из вас ту команду не помнит, а я помню. Та команда была первой, с которой «Медведь» выиграл национальный чемпионат. Защита – а Том был защитником – потеряла всего двадцать пять очков. За весь сезон. Та команда стала предметом гордости не только нашей школы, но и всего штата. – Руфус стиснул плечо Макмертри. – А потом, когда Великий пригласил Тома подготовить программу по судебному процессу и преподавать курс «Доказательства», что сделал Том? Он согласился. Трижды его команда выигрывала национальные чемпионаты среди юристов, он, черт подери, написал книгу «Доказательства» для нашего штата.
– Пожалуйста, Руфус, следите за выражениями, – сказал Джеймсон с едва заметной улыбкой.
Коул навел на Джеймсона дрожащий от гнева палец.
– А вы… вы – подлый Иуда. Именно вы, Джеймсон, должны быть на стороне Тома. Без профессора вы бы нипочем не стали тем, кем стали.
– Руфус, в первую и единственную голову я на стороне моего клиента – университета Алабамы. Клиент запросил у меня рекомендацию, я ее дал. – Джеймсон повернулся к Тому. – Что скажете, профессор? Условия вы слышали. Согласны их соблюдать?
– Не соглашайся, Том, – сказал Коул дрожащим и усталым голосом: монолог отнял у него много сил. Сейчас он смотрел только на Тома и обращался только к нему. – Прости меня.
– Ничего страшного, Руфус, – заговорил Том, похлопав старого друга по руке. Потом перевел взгляд на Тайлера, стараясь хранить спокойствие.
– Помимо перебранки с Дрейком, есть что-то еще, так я понял? Нечто «личного порядка». Что именно?
– Да чушь, Том, – выпалил Руфус. – Полная…
– Руфус Коул, – перебил декан, в ярости вставая. – Вас предупредили дважды. Либо держитесь на совете в рамках приличий, либо выйдите.
– Не смей угрожать мне, сукин ты…
Коул пошел на декана, но Том схватил его за руку и шепнул на ухо:
– Сядь, Руфус. Я твой жест ценю, но сейчас он не поможет. Хорошо?
Коул глянул на него с мольбой в глазах, потом кивнул и сел на место. Том снова повернулся к Джеймсону, который поднялся на ноги.
– Случай личного порядка – это ваши отношения с одной из студенток, неприемлемые, по мнению совета. В понедельник декан видел, как вы держались за руки с ней и… – Тайлер открыл лежавшую перед ним папку и подтолкнул по столу конверт. – У нас есть еще это.
Том заглянул в конверт и едва поверил своим глазам. Крупным планом улыбка на лице Дон Мерфи – Том, чуть приобняв, ведет ее по тротуару. Следующий снимок – ее влажная футболка. Еще два снимка – Дон прижимается к Тому, ее рука на его плече, но лица их закрыты зонтиком, и можно предположить, что они обнимаются в романтическом порыве.
– Вы установили за мной слежку?
Том поднял глаза на декана, тот увел взгляд на Джеймсона.
– Ну… да, – признал декан. – Когда стало известно, что вы и миз Мерфи держались за руки, наш юрисконсульт порекомендовал совету установить за вами наблюдение. По-моему, из снимков ясно следует, что мистер Тайлер дал нам мудрый совет.
Том уставился на Джеймсона.
– Помочь студентке добраться до машины в дождь – с каких пор это считается нарушением? – спросил Макмертри, следя, чтобы голос звучал ровно. Он убрал фотографии в конверт и толкнул его назад в сторону Джеймсона.
– Мое мнение, равно как и мнение совета: поведение, которое запечатлено на этих снимках и свидетелем которого стал декан, является неподобающим, – заявил тот сурово. – Из уважения к вам и в память о вашей ушедшей жене совет, по моей рекомендации, решил не упоминать эти факты в письменном порицании, но вы должны знать, что совет принял их во внимание.
Вот так-то.
В третий раз за последние пятнадцать минут Том получил удар под дых, но на сей раз терпение его лопнуло.
Он метнулся к Джеймсону, схватил его за ворот, прижал к стене и приподнял над полом.
– Профессор, вы меня душите.
Том яростно встряхнул его, и лица их едва не коснулись одно другого.
– Не смей при мне говорить о моей жене. Не смей говорить о ней так, будто вы были близко знакомы. Для тебя она – миссис Макмертри, а ты крыса и продажная шкура.
Том услышал, что декан вызывает службу безопасности, кто-то положил ему руку на плечо. Это был Руфус.
– Отпусти его, Том. Не надо. Я бы сделал то же самое, но ты его отпусти.
Медленно Том опустил своего бывшего студента и наперсника на пол.
– Как ты мог со мной так поступить? Ты был моим другом, Джеймсон. Я тебе доверял. Почему же?..
– Спасибо, что предъявили доказательства моей правоты, – прошептал Тайлер. Оправившись, он обратился к совету директоров: – Думаю, что всем ясно: сегодня вы приняли мудрое решение, и мои рекомендации оправданы. А если бы он так обошелся со студентом? Или коллегой?
– Ты его спровоцировал, негодяй. Ты его подставил.
Коул было бросился на Джеймсона, но Том схватил его за руку.
– Это лишнее, Руфус.
– Как юрисконсульт университета, я рекомендую совету изменить свое решение и заменить порицание временным отстранением, – сказал Джеймсон, уже громко и властно. – Очевидно, что профессор не в себе, ему нужно время, чтобы… взять себя в руки. Отстранить от работы на три месяца. Потом, если он одумается и согласится на предложенные сегодня условия, он сможет продолжить работу в школе. Все за?
– Можно не голосовать, – сказал Том, слыша в собственном голосе тяжелую усталость. Весь адреналин из него вышел.
Он медленно прошел вдоль стола и остановился у двери. Повернувшись, он заставил себя улыбнуться Джеймсону.
– Ты был моим другом тридцать лет. Надеюсь, это предательство пойдет тебе на пользу.
– Клиент обратился ко мне за советом и консультацией, я их дал. Было бы неэтично поставить нашу дружбу выше интересов клиента.
– Скорее, это было бы менее прибыльно, – фыркнул Том. – Ламберт хотел от меня избавиться с первого дня своего деканства. Он попросил тебя высказать свое мнение, и ты его высказал – такое, за которое можно предъявить счет – ты же потратил время! – и получить деньги.
– Я сказал то, что считаю верным. Ваши руки коснулись двух студентов. Один раз в гневе, другой – в похоти. Этого достаточно, чтобы с вами вообще попрощаться, но совет директоров, как мне кажется, проявляет великодушие – по причинам, которые упомянул Руфус.
Том покачал головой, оглядел членов совета директоров.
– Поздравляю, вам удалось заманить меня в ловушку. Но хочу довести до вашего сведения: то, что видел декан и запечатлели снимки, – лишь безобидное проявление благодарности со стороны молодой студентки, сначала за предложенную работу, а потом за зонтик. Надеюсь, что против нее совет не примет никаких мер и оставит ее имя в тайне.
– Против нее мер принято и не будет, – подтвердил декан. – Совет считает, что виновны в этой истории вы, Профессор. Как и в случае с Риком Дрейком, студентка не виновата, и ее имя нигде упомянуто не будет.
Том кивнул, чувствуя, как по его утомленному телу разливается горечь.
– Совет не оставляет мне выбора – я должен уйти. Временного отстранения я не принимаю, работать на ваших идиотских условиях не буду.
Джеймсон лицемерно нахмурился.
– Профессор, поймите, никто здесь не хочет, чтобы вы…
– Заткнись, – оборвал его Том. – На сегодня херни с меня достаточно. Свой кабинет освобожу к выходным.
– Профессор, – заговорил Ламберт, глаза его блестели, голос звучал возбужденно, – может быть, в знак благодарности, и чтобы как-то смягчить эту ситуацию, давайте организуем в банкет в вашу…
– Не просто «нет», – пресек его Том, – а ни за что на свете. Никаких банкетов, никаких церемоний, никакой прочей дребедени. – Макмертри помолчал, окинул взглядом собравшихся. – Просто оставьте меня в покое.
Он взялся за ручку двери.
– Профессор, прошу вас…
Но голос Ламберта заглушил громкий хлопок двери из красного дерева.
Том стоял, уперев руки в колени, и смотрел в унитаз. Выйдя за дверь, он прямиком пошел в туалет и выблевал весь свой завтрак. Еще минут десять его мучили сухие позывы: тошнота не отступала, но сил на то, чтобы окончательно очистить организм, просто не было. Он вытер стульчак, уперся руками в бетон. Как такое вообще возможно? За эти тридцать лет Тайлер не раз ужинал у него дома, сначала студентом, потом молодым адвокатом, а потом и верным другом. Когда Джули умирала, пару раз Джеймсон приходил в больницу.
«Я считал его другом».
Именно от этого предательства на душе у Тома было скверно как никогда в жизни. Все-таки он умел разбираться в людях и ни разу не ошибался, кроме случая с Риком Дрейком. Макмертри считал, что Джеймсон – это старая школа. Работяга. Ценит дружбу. Победитель на всех фронтах. Том несколько раз ударил в бетонную стену кулаками.
Что же оказалось? Для человека самое главное – его выгода. Дружбу с Томом он использовал для карьерного роста в «Джонс и Батлер», а когда помощь уже не требовалась, Джеймсон вышвырнул его вместе с мусором.
Дверь в туалет распахнулась, и Том выпрямил спину. Кто-то там мочился и счастливо насвистывал. Кто-то из преподавателей; он и не в курсе, как безжалостно обошлись с коллегой.
Макмертри расстегнул брюки. Начал опорожнять мочевой пузырь, глядя перед собой в стену. «Вот и все», – думал он, не в силах в это поверить.
Сорок лет. Три победы в национальном чемпионате. Четыре переиздания «Доказательств по Макмертри». Три декана. Сотни преподавателей. Тысячи и тысячи студентов.
Все.
Он оперся о стену. Жуткая усталость. Собираясь спустить воду, заглянул в унитаз.
Это еще что?..
Том весь подобрался, моргнул. Посмотрел еще раз, и рука покрылась мурашками. Вместо привычной бело-желтой мочи – красные разводы. Макмертри шагнул назад, протер глаза, отгоняя увиденное. Потом заглянул в унитаз снова.
Красные сгустки. Везде. Кровь. Сердце заколотилось – он вспомнил визит в туалет перед советом директоров. Он снова отвел взгляд, на несколько секунд. Надо подумать о чем-то другом. Может, это глаза играют с ним дурную шутку? Ведь всю неделю толком не спал, а усталые глаза могут и подвести.
Прождав достаточно долго, Том глубоко втянул воздух и повернулся к унитазу – чтобы уже не было никаких сомнений.
– Мать честная, – только и вымолвил он.
Он вышел из кабинки туалета и на неверных ногах подошел к раковине.
– Все нормально, Профессор?
Том взглянул на молодого преподавателя, Уилла Бербейкера, и через силу улыбнулся.
– Слегка подустал, только и всего, – выговорил он, подставил дрожащие руки под воду, а потом вытер их бумажным полотенцем.
– Точно? – спросил Бербейкер.
– Все в порядке, Уилл, – успокоил коллегу Макмертри. – Потом поговорим.
Том подошел к двери, в голове – полная сумятица. Выйдя из туалета, он направился было в свой кабинет, как-то собраться с мыслями… но попасть туда ему было не суждено.
За руку его схватила журналистка, сунула микрофон под нос и подала знак парню с камерой. Мелькнуло сразу несколько вспышек, и Макмертри внезапно ослеп. Усталость от бессонных ночей, обезвоживание после рвоты, шок при виде полного крови унитаза, а тут еще резкий свет – он едва не потерял равновесие. Том направился к лестнице, журналистка припустила следом.
– Профессор… Профессор, что скажете об университетском пресс-релизе насчет вашей отставки? После случая с вашим бывшим студентом Риком Дрейком в прошлом году в Вашингтоне вы оказались в центре внимания – эта история как-то связана с вашим уходом? И ходят разговоры о ваших неподобающих отношениях со студенткой. Что можете сказать?
Том остановился у основания лестницы, прислонился к стене, его снова затошнило. Его отставке пятнадцать минут от роду, а пресса уже здесь. Видимо, Джеймсон предупредил их заранее. Этот подлец все заранее просчитал, обо всем позаботился.
– Без комментариев, – он окинул журналистку недобрым взглядом.
Потом спокойно, со всем достоинством, на которое был в эту минуту способен, Томас Джексон Макмертри спустился по ступеням и вышел из здания юридической школы.
В десять вечера Том сидел на кушетке в своей берлоге, мертвой хваткой вцепившись в трубку беспроводного телефона. Массо положил голову на колени и громко сопел, но хозяин не обращал на него внимания. Не обращал внимания даже на экран телевизора, где вечерние новости трубили о его вынужденной отставке. Были проблемы поважнее.
Выйдя из здания школы, Том навестил доктора Билла Дэвиса. Билл был урологом Макмертри вот уже десять лет. Брал анализы крови и мочи, делал рентген мочевого пузыря. Он не стал вдаваться в детали, но был явно обеспокоен.
Теперь забеспокоился и Том. Билл обещал позвонить, но было уже поздно. Том знал: надо тщательно обдумать дальнейшие шаги. Со школой у него бессрочный контракт, причины, по которым совет вынес такое жесткое решение, не стоят и выеденного яйца. Но хочет ли он работать с таким советом директоров и с таким деканом, если они запросто выбросили его на помойку после сорока лет? И как быть с делом Рут Энн?
В руке ожил телефон, и он поморщился. Взглянул на аппарат – и увидел имя, которое ждал – и боялся – увидеть последние пять часов.
– Да.
– Том, это Дэвис.
– Привет, Билл. – Том закрыл глаза, приготовился к худшему. – Каков вердикт?
На другом конце провода тяжело вздохнули.
– Рентген показал уплотнение в мочевом пузыре. Думаю, дело поправимое. Наверное, стадия первая или вторая. Но на всякий случай придется удалить.
– Уплотнение? – переспросил Макмертри, пытаясь осознать услышанное. – Билл… ты хочешь сказать, что у меня рак?
Несколько секунд на линии стояла тишина. Потом врач вздохнул:
– Да, Том. Рак мочевого пузыря.
Контора Рика по субботам производила странное впечатление. Тихо, спокойно, как в парке аттракционов по утрам после бурной ночи – сами аттракционы на месте, но никакого движения. Даже в кабинетике все выглядело иначе. Нет обычного верещания, когда Фрэнки целый день что-то печатает. Как нет и самой Фрэнки – Рик редко просил ее работать в выходные. И телефон, который и в будни его не сильно баловал, вообще молчал как убитый. Самое время заняться делом, только разве просидишь тут целый день, когда студенты начинают бухать еще до полудня, а все остальные просто радуются выходному дню.
Но в это утро никакой работы не было. Зато телефон словно прорвало: журналисты хотели узнать, что он думает по поводу вынужденной отставки Профессора, чувствует ли себя отмщенным, что хочет об этом сказать? Новость Рика ошарашила, но ответил он ровно так же, как и сам уволенный. «Без комментариев». И повесил трубку. И еще раз. И еще раз. Ну, расскажет он об этой истории – и что, найдет работу лучше, повалят валом клиенты? Только выставит себя на еще большее посмешище, чем сейчас. Хотя куда уж больше. Он положил голову на стол. От этих звонков нет покоя со вчерашнего вечера, надо передохнуть, тогда он переварит, что именно произошло. Прикрыв глаза, Рик набрал в легкие воздуха и попробовал расслабиться.
Четыре громких стука в дверь прервали его поиски уединения и покоя.
– Господи, – пробормотал он едва слышно.
Придя утром у контору, он не заметил, чтобы кто-то его ждал или шел следом – может, какая-то радиостанция пронюхала, где он пашет? И что им неймется? Он подошел к двери – хоть бы это был Пауэлл.
Дрейк отпер дверь и чуть приоткрыл – если там кто-то незнакомый, захлопнет, и все. Но когда он увидел гостя, все внутри замерло, и он машинально позволил двери распахнуться.
– Что… что вы хотите? – спросил Рик.
– Хочу с тобой кое о чем поговорить, – сказал Профессор и шагнул в дверной проем, не дожидаясь приглашения.
Том снял плащ и бухнулся на кушетку – видимо, здесь приемная. «Судя по всему, переделанная квартира», – подумал гость, видя у себя за спиной кухню, а справа – пару комнат.
– У меня есть… комната для переговоров. Можно перейти туда, если вы…
– Сойдет и здесь. – Том махнул в сторону кресла на колесиках по ту сторону стола. Наверное, секретарши. – Садись, Рик. Я ненадолго.
Хозяин сел в кресло и выкатился поближе.
– Симпатичная контора, – заметил Том, заставив себя улыбнуться и стараясь говорить искренне. – Ты здесь давно?
– Пять месяцев, – сообщил Рик, и в его голосе послышались нотки раздражения. – Так о чем вы хотели поговорить?
Том отвел взгляд, наклонился вперед, уперся локтями в колени. После звонка он всю ночь провел в поисках вариантов и понял, что их нет. Где-то под утро он принял решение. А поутру, увидев свою физиономию на страницах всех газет, в этом решении только утвердился. Надо кое-что подчистить; так, по мелочи – и все.
Сложив руки домиком, Том взглянул Рику в глаза.
– Про мою «отставку» ты наверняка слышал.
Тот кивнул, но ничего не сказал.
Макмертри посмотрел на ковер.
– Я на некоторое время уеду. Может, и надолго. Тут устроили цирк, мне это совершенно ни к чему. Сегодняшние газеты видел?
Рик снова кивнул.
– Какое-то время они будут это обсасывать, и… – Том умолк. – Я для такой рекламы слишком стар. – Со вздохом он поднял глаза от пола. – Тебе наверняка звонили.
– Я всем им сказал «без комментариев».
Том кивнул. Минуту оба молчали. Гостя одолевала усталость. «Ну, что ты молчишь? Говори, что надумал».
– Профессор, зачем вы пришли?
– Сейчас скажу. Ты ведь из Хеншо, так?
– Так.
– У твоей семьи там ферма?
– Да. Но при чем тут моя…
– Ты знаешь перекресток между Лаймстоун Боттом Роуд и трассой 82?
Рик наморщил брови.
– Профессор, а в чем…
– Ответь на вопрос.
Хозяин хлопнул себя руками по голеням.
– Там бензоколонка, «Тексако». Давным-давно. Раньше был магазинчик.
– Знаешь кого-то, кто там работает?
Рик фыркнул.
– Там только один человек всю мою жизнь и работает – Роуз Бэтсон. – Дрейк встал, сделал шаг вперед. – Все, хватит. Либо вы мне говорите, зачем пришли, либо я прошу вас уйти.
– У тебя кто-то есть? Помощник, секретарша, ассистент?
Том знал, что Рик вот-вот сорвется, но без этого вопроса нельзя.
– Есть секретарша, – произнес Дрейк сквозь стиснутые зубы. – А теперь уходите…
– Я хочу передать тебе дело, – сказал Том, поднимаясь с кушетки. – Смерть в результате автокатастрофы. Погибла вся семья моей хорошей знакомой – дочь, зять, внучка. Все произошло рядом с этой бензоколонкой «Тексако»; миз Бэтсон – свидетельница, грузовик перед столкновением ехал со скоростью сто тридцать километров в час по оценке, – Том достал из кармана смятый отчет о происшествии, – полицейского Болларда.
– Джимми Боллард, – проговорил Рик едва слышно. – Шериф Джимми Боллард.
– Я хотел передать это дело человеку из Хеншо, который может знать всех людей лично. – Том пожал плечами. – Этот тест ты прошел. – Он помолчал, прищурился. – Берешься?
Сердце Рика заколотилось. Об этой истории он прочитал в тот же день и сразу понял – судебного разбирательства не избежать. Он даже звонил по этому поводу миз Роуз и шерифу Болларду. Но его связи в Хеншо не помогли – погибшая семья была из Хантсвилла, и привлечь внимание к своей персоне не удалось. Адвокатская этика такова, что напрашиваться к потенциальному клиенту нельзя. Он выбросил этот воздушный замок из головы – достанется кому-то из именитых. И вот объявился Профессор. Пришел к нему в контору и предлагает ему взяться за это дело. Может, ему это снится? Рик несколько раз моргнул, поглядел в упор на человека, к которому пылал ненавистью целый год. После случая на национальном чемпионате прошли месяцы, и Дрейк не раз мечтал, как случайно столкнется с Профессором. В магазинчике. В торговом центре. На футболе. И всегда мечтал, как поставит этого мерзавца на место. Но сейчас язык прилип к гортани.
– Вам… смелости не занимать, – выдавил из себя он. – Явиться сюда после того, что вы со мной сделали.
– Насколько помню, это ты ударил меня в лицо, – возразил Том. – Так что хуже пришлось мне.
– У меня, между прочим, была работа. И не самая завалящая. «Джонс и Батлер». Сто кусков в год. Я работал у Джеймсона Тайлера. После этой истории меня уволили на следующий день. Сказали, нам горячие головы не нужны.
– Знаю, – сказал Том.
– Естественно, знаете, – согласился Рик, с трудом сдерживаясь. – Вы же с Тайлером кореша. Наверное, он, как меня выгнал, тут же вам позвонил, да вы еще и выпили по такому поводу. Ну и пусть идет в жопу. – Хозяин шагнул вперед. – И вы вместе с ним. По вашей рекомендации я ни за какое дело браться не буду. Даже за самое грандиозное.
Том подошел к двери, двигаясь медленно, неторопливо. Взявшись за ручку, он обернулся.
– Мне жаль, Рик. Я не знал, что эта история тебя так подкосила. В частности, из-за нее я и пришел. Надеялся, что это дело как-то компенсирует вред, который я нанес твоей карьере.
От ярости Дрейк не мог даже здраво мыслить.
– Уходите, – только и сказал он.
Не дожидаясь ответа, повернулся, ушел к себе в кабинет и захлопнул дверь. Он услышал тяжелый вздох, потом входная дверь скрипнула и закрылась.
«Господи, – думал он, вышагивая по кабинету. Взгляд упал на снимок с чемпионата округа. – Черт бы драл эти серые глаза! Когда он уже от меня отцепится? Заявился сюда, устроил мне идиотский тест, который я, видите ли, успешно прошел – вот тебе дело! А пошел он. Не нуждаюсь. Не нуждаюсь в его подачках».
Рик глубоко вздохнул, посмотрел на свой стол. Четыре тоненькие папки. Три жалобы работников, дело о транспортном происшествии. Четыре жалкие папки, а ты отказываешься от дела на несколько миллионов со смертельным исходом в твоем родном городе, с такими свидетелями, как миз Роуз и шериф Боллард? Да ты совсем ополоумел?
Рик оглядел кабинет. Да, в этом штате работа на компанию вроде «Джонс и Батлер» ему не светит. Из-за истории с Профессором путь наверх ему закрыт. Что же остается? Обслуживать истцов и ждать, когда к нему в контору придет дело на миллион долларов.
Дрейка всего затрясло – какую глупость он только что сделал! Вот же оно, дело на миллион долларов, а он выгнал его за дверь!
Он побежал. Через приемную. За дверь. Вниз по лестнице. «Только не уезжай… Пожалуйста, не уезжай». Он вылетел на улицу, едва не бухнулся на тротуар. Посмотрел по сторонам – никого.
– Передумал? – услышал он у себя за спиной хриплый голос. Рик обернулся – Профессор прислонился к кирпичной стене, прямо у входа к «Барри и Ларри».
– Я… извините. Я… вы меня застали врасплох, – пролепетал Дрейк, наклонился вперед и обхватил руками колени, стараясь наладить дыхание.
– Ерунда. За дело берешься?
Рик поднял голову и медленно кивнул.
– Берусь, но… с одним условием. Вы не вмешиваетесь. Не ходите поблизости, не даете мне по любому поводу мудрые советы. Не…
– Можешь не беспокоиться, – перебил его Том. – Я же сказал – на какое-то время уезжаю. Больше не буду тебя беспокоить – ни по этому делу, ни по каким другим. – Том достал из кармана несколько сложенных листов бумаги и протянул их Рику: – Здесь отчет об аварии, мои замечания. Это все, что у меня есть. Наверху приклеена бумажка с именем клиентки и номером ее телефона. – Он помолчал. – Ее зовут Рут Энн Уилкокс, и… это очень близкий мне человек. Вот тебе и мое условие: ты звонишь ей сразу, как поднимешься к себе. Не жди понедельника. Скажешь, что я вынужден уехать, что я передал тебе письмо. – Он остановился и достал из внутреннего кармана конверт. – При вашей первой встрече передай этот конверт. Пожалуйста, раньше его не открывай. – Том передал конверт и схватил за руку: – Обещаешь передать?
Рик покосился на него.
– Обещаю.
Том быстро кивнул, повернулся и пошел по тротуару.
– Профессор… но почему…
Рик умолк – что, собственно, он хочет спросить? Голова пухла от тысячи вопросов.
Профессор дошел до угла, повернулся и пристально посмотрел на Дрейка.
– Второй шанс на дороге не валяется, сынок. – Он помолчал. – Не спусти его в унитаз.
Дорогая Рут Энн!
Новости ты уже наверняка читала или слышала. Антиреклама мне ни к чему, и на некоторое время я уезжаю. Рик Дрейк – очень способный адвокат родом из Хеншо; он все для тебя прекрасно сделает. Рекомендую нанять его для ведения твоего дела.
С любовью,
Рут Энн прочитала письмо, потом еще раз. «На некоторое время я уезжаю»? Как же так?
– Он еще что-нибудь сказал, когда передавал вам письмо? – спросила она, глядя на Дрейка через стол для переговоров. «Совсем еще мальчик».
– Сказал, что вы – очень близкий ему человек.
Рут Энн кивнула, стараясь сдержать слезы. «Очень близкий человек» – а сам уехал, даже не простившись.
– Миз Уилкокс, я взял на себя смелость подготовить иск, – сказал Рик и подвинул через стол несколько скрепленных листов бумаги. – Мы выдвигаем обвинение против компании «Уиллистоун Тракинг» по двум случаям преступной халатности. Во-первых, поведение водителя, приведшее к аварии. Я уже говорил с шерифом Джимми Боллардом по телефону, и он подтверждает скорость, указанную в отчете: сто тридцать километров в час при разрешенной скорости сто. Это серьезное основание для первого пункта. – Рик смолк, отпил воды.
– А что говорит свидетельница? Миз…
– Бэтсон. Роуз Бэтсон. Я с миз Роуз – все в Хеншо называют ее так – тоже поговорил. К сожалению, она повторила мне то, что сказано в ее показаниях. «Хонда» повернула прямо перед фурой. – Рик пожал плечами. – Правда, она добавила, что когда «Хонда» начала поворот, фура была в сотне метров от перекрестка. Надеюсь, мы сможем пригласить специалиста, он восстановит картину аварии и докажет: ваш зять, когда начал поворот, фуру видеть не мог.
При слове «зять» Рут Энн вся сжалась, сердце тревожно кольнуло. Боб был такой хороший человек. Сильный. Надежная опора жене и ребенку. Именно о таком для дочери мечтает любая мать. Такой просто так не выедет под колеса огромному тягачу.
– Что ж, разумно, – согласилась Рут Энн. – Вы говорите, есть второй пункт?
Рик кивнул.
– Второй пункт – преступная халатность компании, которая наняла Ньютона, готовила его и следила за его действиями.
Энн Рут приподняла бровь.
– Вы считаете, тут есть вина компании?
Рик снова кивнул.
– Я на выходных посмотрел, соблюдал ли Ньютон правила дорожного движения. Эта информация есть в базе данных, в Сети. За полгода до аварии у него было два штрафа за превышение скорости.
– Два штрафа за превышение скорости?
Дрейк подтвердил.
– Во время аварии Ньютон ехал с превышением скорости, компания знала о предыдущих штрафах, знала об этой проблеме. Думаю, для суда присяжных нам понадобится больше материала, но эти штрафы – серьезное основание для иска.