Глава вторая

Пропажа


Вот, честно вам скажу, страна Иванов, самая не верящая страна. Я им про зайца, а они про компресс на лоб. Обидно, знаете ли. Даже пробовал кулаками свою правду доказывать. Собрались как-то у колодца с молодыми Иванами мою тему обсуждать. Так, да эдак судили.

– Врёшь ты всё! – заявили мне. – Солнечный удар это был! Иди, не отвлекай нас от дел важных.

Какие дела-то у них важные? На кровати лежать и пироги есть? Будто я не знаю, что у нас с обеда и до ужина одно дело – отдыхать.

Обида меня проняла. Вот им хоть лоб колом чеши – всё одно! Отхлебнул я водицы холодной, колодезной. Вкусная, скажу вам, не чета той, что вы в квартирах своих пьёте. Откуда про квартиры знаю? Так от водицы, что я сгоряча отхлебнул, моя-то история в вашу сторону и потянулась.

Отхлебнул значит. Губы рукавом рубахи вытер. Вздохнул глубоко, решив правду свою кулаками отстаивать. Рот открыл, собираясь заявить: «Сами вы врёте!». А… голоса-то и нет!

Я так и эдак. Ни писка мышиного из горла выдавить не могу. Какое уж тут кулачное правдолюбие. От одних кулаков правды мало.

Посмеялись надо мной Иваны всех мастей и характеров и разошлись. Остался я один в растерянности и глубокой печали. Вот как так? Я же только жить начал после превращения обратно из зайца в человека, а тут такая оказия.

Печаль-то моя хоть и была глубокая, но не так чтобы уж слишком. Я ж знал, пара дней и голос появится, простыл наверно в спорах жарких, переохладился от отсутствия подходящих аргументов. Прожил я два дня тихо и спокойно, как мышь в норе. Из дома носа не высовывал, на насмешки не нарывался. Потом третий день прошёл, следующий. А голос ни в какую возвращаться не хочет.

Я уж в доме от скуки все дела переделал, все маменькины просьбы, в долгий ящик отложенные, выполнил, забор починил, даже за прополку цветочных клумб взялся…

«Всё, – думаю, – жизнь без голоса – это не жизнь. Решать вопрос как-то надо»

А как решать – ума не приложу.

Вот уж неделя прошла. Звука по-прежнему ни одной ноты выдавить не могу. С утра, значит, сижу, скучаю…

И в обед маменька ко мне подходит.

– Ванюш, измаялся бедненький, – обняла она меня, по волосам моим кудрявым, хорошо, что не рыжим, погладила. – Хворь с тобой непростая приключилась. Сходил бы ты к Яге, вдруг да поможет…

А сама мне панамку красненькую своими руками связанную, мне на голову надевает, приговаривая:

– Это чтобы снова голову не припекло. Лето-то нынче какое жаркое. Сходи сынок, успокой моё сердечко, вдруг да совет какой она даст. Я и гостинец приготовила – пирожков напекла.

Делать нечего. Какое-никакое, а решение моей неприятности появилось. Встал я с насиженного места, панамку посильнее на уши натянул, взял корзинку с пирожками.

А маменька советует:

– В этом узелке пирожки для Бабы Яги, ты их не трогай, а то принесёшь, она догадается, что пирожков не хватает – неловко будет.

Я киваю, её советам внимая.

– Для тебя пирожки в другом узелке. Не перепутай. Ну ступай, сынок. Буду ждать тебя с хорошими вестями.

Помахал я рукой маменьке на прощание и двинул в дальнюю дорогу. Ну как дальнюю… Если помнить, что с обеда до ужина мы стараемся дальше отхожего места не ходить, то дальнюю. Часа на два-три дальше получится, а может и больше. Никто ж не считал.

Вот и деревенька наша миновала, леса начались людьми малопосещаемые, а потом и вовсе непроходимые. И среди этих непроходимых лесов была тропинка заветная к Бабе Яге. Никогда я прежде её не видел, но по слухам женщина она была внешности неприятной, а характера мстительного и злопамятного. И шли к ней лишь те, кого конкретно припёрло – то есть такие как я. А меня припёрло, но чем дальше я шёл, тем помаленьку меня стало отпускать.

«А чего это я к Яге попёрся? Без голоса что ли люди не живут? То, что немых в нашей деревне нет, ещё не доказывает, что не живут. Можно без голоса прожить! Сяду-ка я на пенёк, съем пирожок»

Я сел и съел. Одного не хватило, все пирожки, что мне маменька откладывала, съел.

Узелок, что с пирожками для Бабы Яги так и притягивал к себе взгляд. Так и потянуло меня взять ещё один, всё равно Яга не знает, сколько маменька пирожков ей положила. Да и вкусные пирожки – с ягодами и вареньем, капусткой и лучком с яичками. Вот кто бы удержался от соблазна? Вот вам легко говорить. А сидели бы вы посреди тёмного дремучего леса, да с мыслями, вот на какой понадобилось к Яге переться в послеобеденный час? Вот посмотрел бы я на вас. Умники!

Ну да потянуло меня к чужому узелку. Но я же слово – пусть и не́мое – маменьке дал. Вот как потянуло, так назад и оттянуло. Не стал я своё слово ивановское крепкое нарушать! А вы… насмехались небось?

Встал я с пенька замшелого, мох рукой поправил – негоже после себя мятым место оставлять – негармонично это. И продолжил свой путь, неведомо, когда заканчивающийся.

И когда уж было решил, что заплутал, а вечер на носу, и волки могут быть, и есть с собой нечего, кроме Бабы Ягиных пирожков, и что слово своё нарушить придётся по причине непредвиденных обстоятельств, увидел перед собой хоромы чуть ли не царские. Аж сел на мягкое место от изумления. Это же надо! Посреди леса чудо стоит! Да такое ладное, красивое, придраться не к чему. Добротно сделано! На совесть! Ставни резные, вместо конька ворон чёрный, как настоящий сидит. А не-е… улетел, и правда, настоящий.

Пока я глаз не мог отвести от чуда, руками человеческими сотворённого, хозяйка этого строения на меня с интересном смотрела. Но почувствовал я взгляд и глянул в сторону. А там она – Баба Яга!

Ещё подумал тогда:

«Может… внучка её?»

Уж очень она на страшную женщину не походила. Красоты неописуемой! В платье красном, золотым поясом подвязанном. Волосы чёрные, лентой алой в косу заплетённые.

– Здравствуй, Иван. Меня все называют Бабой Ягой, так что не внучка я ей. Чего расселся? Проходи, коли пришёл.

Прошла женщины к крыльцу, по ступеням поднялась и двери своих хором передо мной распахнула.

«Да не-е… внучка. Баба Яга не такая. Ошибся я наверно, не туда свернул…»

Был уверен я.

– Не ошибся, ты Иван. Все дороги лесные ко мне ведут.

Удивился я. Она мысли читать может. Как не удивиться?

– Не стой у порога, проходи, – приглашает женщина.

Прошёл я в её дом, поклонился, ну как это положено.

Пригласила меня хозяйка за стол, и сама села, заметив корзинку в моей руке.

– Не нужно церемоний, Иван. Вижу с гостинцем от матушки пришёл. Как моя сестрица Алёнушка поживает?

Кстати, может вам странно покажется, но у нас всех женщин, девушек и девочек Алёнушками зовут. Без исключений. Как родится девочка – сразу Алёнушка! Никаких тебе вопросов, как назвать.

Хотел я рассказать, о том, как хорошо поживает моя матушка, но только рот открыл.

– Говоришь, хорошо поживает. Это хорошо.

«Так вас не Баба Яга зовут? А… Алёнушка?» – догадался я.

– Меня зовут Баба Яга. Не многовато ли Алёнушек у вас в деревне, Иван? И Иванов – не многовато ли? Что за придурь местная детей одинаковыми именами величать?

Не задавался я прежде таким странным вопросом.

«А если у всех имена будут разные, разве всех запомнишь?» – спросил я мысленно.

– Вот в знак протеста против местной придури я и ушла в лес. Ваши Иваны вон часто ко мне захаживают, видишь какие хоромы построили – самой себе завидно. Всё пытаются Алёнушку из меня сделать и в жёны взять. Невдомёк им, что пустое это… Вижу, Иван, замужество на мне тебя не интересует.

Я головой отрицательно покачал и пальцем указательным на горло своё указал.

– Ещё бы интересовало, племянничек. Голос, говоришь, пропал и до этих пор не нашёлся.

Я опять киваю, удивляясь, как она ловко мои мысли читает.

– Обиделась я на тебя, Иван, вот голоса и лишила.

Он слов таких я даже подскочил на месте.

«Что я такого сделал, чтобы обижаться на меня?»

– Да ты не горячись. Просила я у Вселенной помощника себе на время. Я же не виновата, что это ты оказался. Ты же моих серых ребят извёл, когда зайцем был?

«Ну, я. Дак, они ж меня могли…»

Растерялся я. Ведь и прежде свою правду не шибко-то мог доказать, а тут как оправдаться?

– Волки деревенских не трогали, на скот никогда не нападали, разве не так? Они гусей-лебедей моих стерегли. А ты на них охотников натравил. А как волков не стало, лисы гусей-лебедей порешили. Чудом одного спасти успела, да и тот чёрным оказался. Так что, Иван, придётся тебе исправлять дела свои по недомыслию сделанные.

«Как исправлять?»

– Послужишь мне некоторое время, а если службу нести исправно будешь – верну тебе голос.

«И сколько служить?»

– Исполнишь три моих заветных желания и свободен.

«Три желания?»

– Заветных желания, – поправила женщина.

«Три заветных желания… Вроде немного получается. Маменька не успеет соскучится»

– Как знать, как знать… Желания-то заветные. Если не хочешь, двери открыты. Ступай себе с миром.

Что тут думать? Не возвращаться же домой с пустыми руками и без голоса.

«Хорошо, говори желания, буду исполнять»

– Не спеши. Желания заветные созреть должны. Будет готово первое – тогда и скажу. А пока располагайся в этом доме, выбери себе апартаменты и привыкай к новой жизни. А между делом, подлатай, если что-то где-то отладилось. Через три часа ужинать будем. Ужин я сама приготовлю.

Первый день непривычно было в чужом доме находиться. Кроме как рассматриванием помещений и ценностей, в них находящихся, не знал, чем заняться. И подлатать нечего, во дворе только тропинку от мусора подмёл.

Потом был ужин. Баба Яга вкусно готовит, но маменька всё же вкуснее. Только я об этом даже в мыслях не произнёс. Мало ли что…

Дни шли за днями, а первое заветное желание Бабы Яги всё никак не созревало. Я от безделья измаялся. Начал баньку ей рубить. Руки-то у меня золотые. Посмотрит она на моё старание, поулыбается загадочно и уйдёт по своим делам.

Много дней прошло. Стал я всерьёз подумывать отказаться от этой затеи. Да и нет у Бабы Яги заветных желаний. Банька ей нужна была. Она решила, я сам догадаюсь. Я и догадался. Не дурак же! Банька готова, хватит гостить, маменька заждалась поди.

И вот месяца два спустя складываю я свои узелки без пирожков в корзинку с твёрдым намерением покинуть эти гостеприимные хоромы. А тут подходит хозяйка и говорит:

– Никак уходить собрался, слово своё не сдержишь?

«Слово-то немо́е, можно и не сдержать» – вымолвил я сердито.

– Как знаешь, как знаешь, двери открыты. А я же на терпение тебя проверяла. Сдюжишь ли? Два дня осталось, как я произнесу своё первое желание. В нём шапка-невидимка нужна, леший вернуть должен, но задерживается чего-то, опять поди с чертями воду мутит. Так как, Иван, два дня потерпишь ещё?

«Потерплю, чего не потерпеть»

И потерпел два дня. Но они мне неделей показались. Вот так бывает, когда чего-то ждёшь.

И в последний обещанный день я в баньке попарился и ужина стал дожидаться. Ибо за столом, да за вкусным ужином, хозяйка и собиралась мне поведать своё первое заветное желание. Только не усмехайтесь, не о том вы подумали. С тем желанием любой бы справился. А с заветным желанием только Ивану под силу, да и то не всякому. Когда Яга его озвучила, в силах своих и способностях я шибко усомнился…