Его разбудили негромкие звуки. Доктор Кацав и доктор Ашруни готовили к работе прибор, тот самый, который уже применяли. Вновь была снята пижама. Облегающие накладки охватили ноги выше и ниже колен. Потом – руки выше и ниже локтей. Он почувствовал уже знакомое покалывание.
– Повышаю интенсивность, – сообщил доктор Кацав.
Питера опять мучила щекотка в мышцах. И опять он терпел. На этот раз процедура продолжалась дольше, чем прежде.
– Как вы себя чувствуете? – осведомился Кацав, едва накладки были сняты.
– Нормально, – с легкостью ответил Питер. – Когда я смогу ходить?
– Через два или три дня. Если все пойдет так, как мы рассчитываем.
Ему казалось, два-три дня – чересчур много. Как выдержать столько? Им владело нетерпеливое желание поскорее покинуть эту палату, вторгнуться в большой мир, тот, который он совсем не знал, но страстно хотел узнать.
– Может быть, мне самому потренироваться? – Он смотрел на доктора Кацава с надеждой.
– В этом нет необходимости. Процедуры достаточно эффективны. Отдыхайте. Доктор Андерсон скоро придет.
Он вовсе не нуждался в докторе Андерсон. Ему хотелось побыть одному, поразмышлять о важных для него вещах. Как это – перенестись во времени? Он перенесся. На пятьдесят лет вперед. Правда, не в машине времени. Которой, скорее всего, и быть не может. Какая разница. Все эти годы как бы не существуют для него. Пронеслись незаметно. Теперь он в ином времени. Иная жизнь – там, за пределами этой палаты, этого здания. Иные люди. Самое удивительное было в том, что он мог коснуться этой жизни, выйти за пределы этого здания, узнать этих людей, то, как и чем они живут.
Дверь пропустила в палату доктора Андерсон. Высокая женщина, двигавшаяся плавно и с достоинством, вновь появилась передним. Продолговатое, аккуратное лицо излучало приветливость.
– Как вы себя чувствуете, господин Морефф?
– Хорошо, – бодро ответил он, потом сдержанно усмехнулся. – Насколько это возможно в моем положении… Госпожа Андерсон, скажите, насколько нынешняя жизнь отличается от той, которая была пятьдесят лет назад? Я не про технику. Я про жизнь обычного человека. Чем он сейчас живет?
Глянув на него внимательными глазами, она села на стул.
– В этом вопросе я вижу ваши опасения перед тем миром, с которым вам предстоит познакомиться, – сколь тактична была ее интонация. – Уверяю вас, люди не изменились за прошедшие полвека. Их волнует всё то же, что и раньше.
Взгляд Питера наполнился озорством.
– Жажда власти, денег, славы?
Легкая улыбка скользнула по ее лицу.
– Для кого-то – да. Но большинство хочет жить нормальной жизнью: иметь работу, семью. Ни в чем не испытывать нужды. Интересно проводить свободное время.
Питер смотрел на нее с некоторым сомнением.
– А что изменилось? К чему вы меня должны готовить?
– Изменился ритм жизни, объем информации, с которым сталкивается современный человек. Нагрузки сейчас более высокие, чем в ваше время.
– И как, люди справляются?
– Не всегда. Серьезная проблема – нервные срывы. И у молодых, и у тех, кто постарше. Для психотерапевтов много работы. – Ее лицо хранило вежливое спокойствие. – Как вы спали?
– Нормально.
– Что вам снилось?
– Не помню… Во всяком случае, ничего неприятного. Иначе бы я запомнил.
– Что-нибудь вас волнует?
Он стушевался.
– Да… Мне надо… в туалет.
– Никаких проблем, – невозмутимо произнесла она. – Вызовем робота-медсестру.
Она повернулась к двери, которая минуту спустя раскрылась, пропуская внутрь искусственное создание, призванное помогать больным.
– Господину Мореффу нужна помощь, – по-русски произнесла Линда. – Ему необходимо справить нужду.
– Будет сделано, – деловито проговорил робот, развернулся, выехал из палаты и через несколько мгновений появился вновь с больничной уткой в механической руке. Приблизившись к Питеру, он протянул свободную руку, схватил краешек одеяла, намереваясь поднять его.
– Не надо! – Питер смутился. – Я попробую сам сходить. Где туалет?
– Там. – Робот показал механической рукой на одну из небольших дверей, расположенных сбоку.
Питер не без труда сел на кровати, свесил ноги, поставил ступни на пол.
– Вам не стоит этого делать, – услышал он голос доктора Андерсон. – Послушайте, мистер Морефф…
– Я все-таки попробую.
Опираясь руками на край кровати, он поднялся. И чуть не упал – его повело вбок. Если бы не робот, подставивший руку, Питер не удержал бы равновесия.
Он сделал несколько шагов. Как странно было ощущать ненадежность собственных ног. Робот помогал ему, плавно передвигаясь рядом. Так, через силу, опираясь на механическую руку, он дошел до аккуратного прямоугольника двери, собрался отворить ее, но дверь двинулась сама, открывая проход.
Его удивило убранство туалета: унитаз, раковина, стены – всюду был серебристый металл, весьма приятный на ощупь, не холодящий пальцев при касании. Кран, который включает воду сам, едва опускаешь руки в умывальник, Питер видел еще тогда, пятьдесят лет назад. А вот регулировки отсутствовали. Но едва он пробормотал в недоумении: «Как же сделать погорячее?» – вода стала теплее. Случайность? «Больше струю», – сказал Питер. И тотчас вода сильнее хлынула ему на руки. Кран понимал то, что ему говорят.
С не меньшим трудом Питер вернулся на кровать. Робот безмолвно двигался рядом, помогая ему. Лишь когда Питер лег, он проговорил скороговоркой:
– Вы – настойчивый, мистер Морефф. Это хорошо.
Питер с удивлением покосился на робота – он умеет оценивать поведение людей? Надо же!
– Где их производят? – теперь он смотрел на доктора Андерсон. – В Китае?
– Почему только в Китае? Основные промышленные зоны расположены также в Индии, Бразилии, России. Кстати, можете говорить с ним по-английски или по-французски. Как вам удобнее.
– Да, – робот в момент перешел на французский, – можете говорить со мной на том языке, на каком вам удобнее. Я полностью к вашим услугам.
Постоянное упоминание о языках насторожило Питера. Он вновь перевел глаза на худощавую женщину, сидевшую рядом.
– Вы столько внимания уделяете языкам.
– Еще бы. Этот век – гуманитарный. Образованный человек должен знать не менее четырех языков и на всех общаться свободно. Мы сейчас уделяем серьезное внимание истории. Хорошо знаем все основные религии. Это обеспечило улучшение взаимопонимания между разными народами. А еще прибавилось терпимости. Особенно в тех странах, где раньше ее не хватало… Вам пора ужинать. – Она глянула на робота. – Необходимо подать господину Мореффу ужин.
– Будет сделано.
Развернувшись, робот укатил к двери, скрылся за ней и довольно скоро появился вновь. Опять в ход пошли плошки.
Питер еще не закончил есть, когда распахнувшаяся дверь впустила мужчину, достаточно полного, невысокого роста, но стремительного. Он двигался напористо, часто перебирая не слишком длинными ногами. Взгляд у него был нахмуренный, пронзительный. Приблизившись, он произнес по-английски:
– Давайте знакомиться. Карло Фацио. Заместитель директора Всемирного бюро расследований.
Он протянул руку, пожатие было энергичным. Опустился на прозрачный стул, который пододвинула доктор Андерсон. Темно-карие глаза смотрели на Питера задумчиво и даже немного трагично. Энергичность движений никак не вязалась с наступившей паузой.
– Как вы себя чувствуете? – проговорил гость наконец.
– Нормально. Ходить пока не могу. А так – нормально.
– Ну… ходить вам еще рано. Голова не болит?
– Нет.
– Прекрасно… То, что вы помните момент покушения… это хорошо. – Взгляд стал пристальным. – А дело, которым вы там занимались, не забыли? То, ради чего вы находились в Риге, помните?
– Да. Помню.
– Тогда прошу вас рассказать всё, что вы помните. Вплоть до деталей.
– Пожалуйста. Но разве не осталось никакой информации в архивах?
– В том-то и дело, что никакой информации в архивах нет. И скорее всего, она туда не поступила. Из Риги. Пока что не знаю, по какой причине. В этом тоже предстоит разобраться.
– Вас интересуют события пятидесятилетней давности? – в голосе Питера звучало сомнение.
– Да. – Фацио помолчал с хмурым видом. – Я пока что не хотел бы вдаваться в подробности.
Питер был тактичным человеком. Не хочет, и Бог с ним. Он вернул плошку роботу, уставился на серебристый потолок, решая, с чего начать.
– В две тысячи девятом году была раскрыта международная преступная группа, штаб-квартира которой располагалась в Гамбурге. Торговля наркотиками, оружие, проституция, финансовые махинации. Полный набор. Они работали по всей Европе: распространяли героин, снабжали преступников стрелковым оружием, украденным с заводов в Бельгии и Германии, поставляли русских девушек в испанские и португальские бордели, контролировали игорный бизнес в Германии, Голландии и Франции, отмывали деньги, украденные чиновниками в России. Состав был интернациональный, но выходцы из России превалировали. Собственно говоря, по этой причине я и был включен в состав особого подразделения, которое создали тогда на временной основе. Проработав полтора года, мы добились успеха. Удалось арестовать и руководителей, и основных функционеров, и мелких исполнителей. Более сотни человек в разных странах. Из руководителей – Владимира Сайнакова, Михаила Вайнберга, Бориса Тишукова, Иоахима Брюнинга и Эриха Куртиуса.
– С этими фактами я знаком, – угрюмо сообщил Фацио.
– Тогда вам известно, что уже через полгода преступная деятельность была во многом возобновлена. Стало ясно, что существовал еще один центр, хорошо законспирированный, незаметный, который держал всё под контролем, и, когда потребовалось, тут же приступил к восстановлению структур. Нам удалось внедрить своего агента в группировку, занимавшуюся отмыванием наркоденег. Очень скоро мы увидели, что многие ниточки ведут в Ригу. Более того, возникло предположение, что из Риги координируют и работу многих российских преступных групп, вовлеченных в наркотрафик, в незаконную торговлю оружием, в поставку девушек в публичные дома. И стало ясно, что представителю нашего особого подразделения необходимо ехать в Ригу, чтобы на месте развернуть работу. Этим представителем был назначен я. Мой приезд состоялся в начале мая две тысячи одиннадцатого. Я поселился в гостинице неподалеку от Национального центрального бюро Интерпола в Латвии. Об истинной цели моего пребывания в Риге знало четыре человека, включая руководство бюро. Для всех остальных сотрудников я был инспектором, приехавшим из Лиона выискивать недостатки в работе. А в гостинице я представился бизнесменом из Англии. Этакий скучный предприниматель средней руки, с утра до позднего вечера занятый делами.
– Вы не замечали слежки? – быстро проговорил Фацио. – Кто-нибудь пытался познакомиться с вами?
– Разумеется, я обращал внимание на тех, кто окружал меня. Никто не пытался познакомиться со мной. Слежки я тоже не замечал. Никаких оснований для беспокойства не было.
– Кто непосредственно работал с вами?
– Двое. Ивар Звиедрис и Линард Калныньш.
– Что можете сказать о них?
– Нормальные ребята. – Неожиданно вспомнив о прошедших пятидесяти годах, Питер не сдержал не-веселой усмешки. – Были тогда нормальными ребятами. Знающими. Разве что несколько медлительными. Но это – национальная черта. Калныньш, пожалуй, опережал Звиедриса по аналитическим способностям, зато Звиедрис был дотошнее.
– А еще двое, знавшие о вашей работе? Это начальник бюро и его заместитель?
– Совершенно верно. Юрис Ясинкевич и мой тёзка Петер Биркавс.
– Мой друг, простите, что я вас прервал. Продолжайте.
Несколько мгновений потребовалось, чтобы вернуть мысль в прежнее русло.
– Нам удалось выйти на явный след. Прежде всего, в поле зрения попала транспортная фирма под названием «Балтике цельс», что в переводе с латышского означает «Балтийский путь». Хозяин, латыш по национальности, похоже, был подставным лицом. Фамилию точно не помню. Кажется, Мелнайс. Самая любопытная личность – его заместитель Андрей Володин. Человек с уголовным прошлым и уголовными повадками. Но он скорее был поставлен присматривать за Мелнайсом. Частые звонки в Москву, партнерам из компании «Международные перевозки». Разговоры деловые, на тему поставок. Но странное дело: в ряде случаев машины из Москвы в указанные сроки не приходили. Объяснение одно – в этих случаях под видом перевозок сообщали другую информацию. Потом мы взялись за переписку по Интернету. Много подозрительного, хотя всё расшифровать мы не смогли. Кроме того, мы вышли на банк «Финанс-Гарантия» и на охранную фирму «Стражник». Они работали в теснейшем контакте с фирмой «Балтийский путь». Разумеется, не только они. Однако в данном случае их связывали, помимо обычных партнерских, и особые отношения. За всем стоял хозяин банка «Финанс-Гарантия» Леонид Коган. Фигура весьма импозантная, значимая в масштабах Латвии. Он прикормил некоторых высокопоставленных чиновников. Но я весьма скоро пришел к убеждению, что Коган не самостоятелен в той части своей деятельности, которую он тщательно скрывал. Нити шли в Москву. И, по-моему, на очень высокий уровень. Я написал доклад, итогом которого было предложение подключить к работе российское бюро Интерпола. Я понимал, что если преступники сидят высоко, это вряд ли поможет. В этой стране коррупция в высших сферах недоступна для закона… – Он хмуро усмехнулся – опять забыл о пятидесяти годах. Поправился. – Была недоступна. Похоже, это и сгубило Россию… Простите, отвлекся. В тот вечер, когда я закончил отчет и шел в гостиницу, в меня стреляли.
– Так вы успели отправить отчет? – тут же спросил Фацио.
– Нет. Я собирался сделать это утром.
– А те, с кем вы работали… Они знали про отчет?
– Конечно, знали. Я писал его в Бюро, в кабинете. Обсуждал с ними некоторые положения этого документа.
– С Ясинкевичем тоже обсуждали?
– Нет. С ним не обсуждал. И с Биркавсом не обсуждал.
Фацио хмуро молчал, темные глаза были устремлены куда-то вниз. Потом глянул на Питера.
– Мой друг, то, что вы рассказали, очень важно. – Подозрение появилось в его взгляде. – Вы не устали?
– Хотел бы сказать «нет». Но если честно, устал.
– Сейчас я уйду. – Он замолчал с таким видом, словно пытался принять решение. Потом проговорил. – Вы не должны удивляться, что я пришел к вам вечером. В дневное время каждый мой выход из кабинета привлекает внимание. А мне хочется, чтобы как можно меньше людей знало, что я побывал у вас.
После таких слов Питер невольно посмотрел на стройную женщину, стоявшую сбоку от Фацио. Тот правильно понял его взгляд. Довольная ухмылка выплыла на смуглое лицо.
– Доктора Андерсон можете не бояться. Она – один из лучших агентов, которые работают лично со мной. Пока она рядом с вами, я за вас спокоен. Но это строго между нами. До свидания.
Стремительно просеменив к двери, он исчез. Питер с укором глянул на стоявшую перед ним женщину.
– Так вы не психотерапевт?
– Вас не обманули. Я – дипломированный психотерапевт. – Она излучала уверенность. – Закончила Кембридж. Стажировалась в Берлине. Вы можете доверять моим советам… Вам пора отдыхать. Что-нибудь хотите?
– Да, – с легким озорством выговорил он. – Поскорее увидеть мир, который за этими стенами.
– Это не зависит от меня. – Она смотрела на него абсолютно спокойными глазами. – Робот останется рядом с вами. Если что, он поможет. Вы не против?
– Нет.
– Всего доброго. Утром я вернусь.
– До свидания.
Они остались вдвоем – Питер и робот, замерший у изголовья. Глядя в потемневший потолок, Морефф размышлял о том, что с ним случилось. Этот прыжок во времени он понимал, он верил, что его не обманывают. И все-таки ощущение чего-то неестественного не покидало его. Он еще не свыкся с тем, что за окном две тысячи шестьдесят первый год, вторая половина двадцать первого века. Другое время, другие люди. Другая жизнь.
«Господи, – в смятении думал он. – Я попал в мир, которого не знаю, в котором совсем чужой. Я – анахронизм. Что мне здесь делать? Смогу ли я стать своим? И, пожалуй, самый главный вопрос: хочу ли я жить в этом мире?.. Он так разительно отличается от того, который мне знаком. Дело не только в роботах и Всемирном правительстве. В нынешнем мире нет России. Столь важной для меня страны. Какие-то самоуправляемые территории. На Дальнем Востоке – китайцы. Зато в Европе – русский язык. Непонятно, как относиться ко всему этому?.. Какое мне дело до России? Я родился и вырос в Англии. Я — подданный Ее Величества… Но я – русский. Мои родители русские…»
Отец Питера Олег Морев стал невозвращенцем. Он был родом из старой театральной семьи, закончил балетную школу, танцевал в Большом в кордебалете. Ненавидел советскую власть, ибо знал от отца и деда многое, жителям СССР тогда почти не известное, – о том, как пришли к власти большевики, о том, что они творили в Гражданскую войну, о репрессиях, которые начались задолго до тридцать седьмого года. Морев тихо ушел из гостиницы, когда театр был на гастролях в Лондоне. Попросил политического убежища, но воздержался от каких-либо громких заявлений, к которым его склоняли. Он ненавидел ту власть, но любил Россию. Эту любовь Олегу удалось передать сыну.
Мать Питера была младшей дочерью штабс-капитана Белой Армии Петра Зеленина, бежавшего, как и многие, из Крыма, успевшего пожить и в Дании, и во Франции, но потом осевшего в Англии на должности банковского служащего. Во Франции штабс-капитан Зеленин встретил свою будущую жену, дочь князя Бутурлина. Князь к этому времени тоже был в стесненных обстоятельствах, поэтому с радостью отдал дочь за небогатого в прошлом дворянина. Петр Зеленин – в честь деда Питер и получил свое имя, – смог дать своим детям хорошее образование. Мать Питера прекрасно знала историю, литературу, читала на французском, немецком, английском языках.
В семье Питера говорили на русском. Мать уделяла много внимания тому, чтобы он читал русские книги, причем не только беллетристику, но и историческую литературу – Карамзина, Ключевского, Сергея Соловьева. Любые гастроли из Советского Союза были предметом их благожелательного внимания. Вот почему он прекрасно знал русский язык и говорил, в отличие от многих выходцев из России, без всякого акцента. Как, впрочем, и по-английски.
С дедом Петром он виделся довольно часто. Когда Питер был подростком, они гуляли в Гайд-парке или Грин-парке неподалеку от Букингемского дворца, а позже, когда Питер вырос, ходили в паб выпить пива. Дед любил его. Своего московского деда, Владимира Морева, Питер так и не увидел – тот умер в конце восьмидесятых, незадолго до того, как наступили новые времена, и в Россию стало можно ездить. Питер отправился в Москву вместе с отцом в девяносто втором. Их встречала бабушка, Анна Сергеевна. Она была совсем старенькой. Заплакала, впервые увидев Питера. Москва поразила своей красотой и запущенностью. Питер гулял по старым улицам с таким чувством, словно бывал здесь прежде, словно вернулся сюда после долгого отсутствия. Город, столь не похожий на Лондон, не казался ему чужим.
«Я — русский, хотя вырос в Англии, – размышлял он, по-прежнему глядя в серебристый потолок. – Тот язык, на котором мне привычнее думать, – русский. – И тут странный вопрос явился к нему. – Что такое Россия? Где она? Это земля? Это язык? Это люди? Это история? Что именно? Евреи не уберегли свое древнее государство, но в течение двух тысячелетий сохраняли свой народ, культуру. И наступил момент, когда Израиль возродился. А вот греки и болгары утеряли свой облик, стали похожи на завоевавших их турков, но сохранили, помимо территории, веру и культуру. Зато албанцы и прежний облик утратили, и веру сменили, превратились в мусульман. Выходит, перестали быть албанцами? Нет Албании? Есть. Это другая Албания, чем могла бы быть. Но кто об этом сожалеет? По крайней мере, не албанцы. Что касается Англии, то бриттов еще Бог знает когда вытеснили во Францию, в тамошнюю Бретань, Англию уже больше тысячи лет населяют англосаксы, правда, вместе с потомками кельтов, пиктов и гэлов, и все они после возникновения Унии в тысяча семьсот седьмом году гордо именуют себя британцами. Ну и что?.. А если сформулировать так: Россия – это страна, где говорят по-русски… Это ничего не дает. Оказалось, что сейчас во многих странах Европы говорят по-русски. Значит, там Россия? Отчасти, да. Но лишь отчасти. Можно сформулировать условие жестче: Россия – страна, где говорят только по-русски. Но в России никогда не говорили только по-русски. Там всегда жила уйма народов со своими языками и традициями… Что такое Россия? Непростой вопрос. Во мне она жива. И еще во многих русских. Но этого мало. Должна быть территория. Пусть даже самоуправляющаяся. Территория…»
Питер не заметил, как заснул.
Через какое-то время его разбудил шум. Он открыл глаза. Робота рядом не увидел. Питер повернул голову. Робот стоял подле входной двери. И больше в палате никого не было.
– Что-нибудь надо? – раздался приглушенный голос робота.
– Нет, – выговорил Питер, опустил голову на подушку и тотчас уснул.