Одна из хорошо усвоенных с детства привычек – «ходить в ногу». Это важное умение целеустремлённо вырабатывали у советских подданных, ещё со времён Маяковского: «Кто там шагает правой? Левой, левой, левой». Шли годы, и ходьба в ногу стала всеобщим требованием, необходимым условием нормального существования. За шаг в сторону или ходьбу не в ногу увольняли, штрафовали, сажали в психушку, а в сталинские времена расстреливали. Помню как на скучных и обязательных к посещению собраниях (комсомольских, профсоюзных, до партийных дело не дошло), я усаживался где-нибудь сзади, утыкался в заранее приготовленную книгу, отключался и только в конце сосед толкал в плечо: «Поднимай руку! Ты что, воздерживаешься?». И я поднимал, не имея понятия за что голосую. Воздержаться от голосования в те времена было высшей формой протеста. До «против», как правило, дело не доходило.
Политбюро единогласно (кроме Громыко) голосует за отставку Громыко и избрание Председателем Верховного Совета М. Горбачева
Находились, конечно, особенно в послесталинские времена «чудаки», вроде Валерии Новодворской, Натана Щаранского, Андрея Сахарова, или той «великолепной семёрки», что вышла с протестом на Красную площадь после событий 1968 в Праге, которые ничего не боялись. Но про них было мало что известно простому обывателю. А из тех, кто знал, подавляющее большинство считало, что у этих ребят «крыша поехала». Немало было и таких, которые искренне верили, что все кто против, шпионы, враги, агенты империализма…
Об одном таком «чудаке» с поехавшей крышей, Михаиле Поляцкине (он жив, фигура довольно известная и потому я изменил имя и фамилию), хочу рассказать…
Миша родился в Москве 30 августа 1956 года. Дату запомнил хорошо по двум причинам. Во-первых, в этот же день 30 лет назад (такое случается не часто) родился и его отец, Игорь Поляцкин, с которым много лет проработал в одной музыкальной школе. Во-вторых, первого сентября, в день начала занятий и после двойного праздника, Игорь, который, вообще-то, практически, не пил, являлся на работу крепко под шафе. В первый школьный день приходили многие родители, бабушки, дедушки. Сильно выпивший педагог бросался в глаза и портил имидж школы. Однако, директор, Иван Александрович, бывший военный дирижёр, окончивший войну подполковником, долго и безуспешно пытавшийся ввести в музыкальной школе военную дисциплину, ему это прощал: «У человека особые обстоятельства. Святое дело».
Игорь воевал, на фронте вступил в партию и до самой смерти (он умер в конце 90-х) сохранил не только красную книжечку, но и веру в коммунистические идеалы. Эту убеждённость в непогрешимости дела Ленина и в чистых помыслах верных ленинцев он передал сыну. Единственным, но весьма существенным диссонансом, нарушавшим светлую и гуманную политику CCCР, по мнению Игоря, был антисемитизм. Причём, не бытовой, а самый что ни есть государственный: евреев не брали на работу в элитные учреждения и не принимали в престижные институты. А если принимали и брали, то небольшой процент. Чем престижнее институт или учреждение, тем меньше процент. Но и тут Игорь находил оправдание. То самое, которое испокон веков бытовало на Руси: царь – батюшка не знает, что творят его бояре. «Товарищ Брежнев, – говорил мне Игорь, – понятия не имеют обо всех этих безобразиях».
Свои убеждения Игорь передал единственному сыну. Я познакомился с Мишей в середине семидесятых, когда начал работать в одной школе с Игорем и был приглашён на двойной день рождения. Мальчику исполнилось 15 или 16 лет и я уже был наслышан о его исключительных способностях к точным наукам. Худенький, небольшого роста, в очках, с аккуратной причёской, он не производил впечатления еврейского пай-мальчика, отличника и маменькиного сынка. Напротив, в доброжелательном, слегка ироничном выражении, с которым он принимал поздравления, крепком пожатии руки, в чём-то ещё неуловимом, чувствовался независимый и уверенный характер человека, умевшего за себя постоять. Да и за столом, среди взрослых Миша (он пил уже не сок, как другие дети за столом, а лёгкое красное вино) удивил меня умением не только слушать говоривших, но и самому во время и по делу вставить слово. Тот день рождения мне запомнился как раз репликой Миши.
Разговор за столом, как это нередко бывало в то время, когда собирались вместе носители неправильного пятого пункта, зашёл о случаях антисемитизма, которых в жизни каждого из нас было предостаточно.
– Представляете, пришёл на днях к учёному секретарю в один НИИ, чтобы узнать нельзя ли у них диссертацию защитить, – рассказывал, накладывая себе салат и похихикивая, как будто речь шла о скабрезном анекдоте, один из гостей, полный молодой человек с типично еврейской внешностью. – Там старичок сидит. Вида вполне интеллигентного. Так он даже на документы не взглянул. Сразу заявляет: «Думаю, что в нашем институте у Вас не получится». «Это почему же?» – спрашиваю. – Так этот старичок-боровичок заявляет, вы не поверите, лепит прямым текстом: «Потому, молодой человек, что у Вас неблагоприятная генетическая информация». – «А как, – спрашиваю, – у этого товарища с генетической информацией»? – И на портрет Карла Маркса показываю, который прямо над ним висит. – Все смеются. – А он? – А что он? Молчит. Набычился, побагровел, в бумаги уткнулся и молчит.
И тут началась мазохистская, одновременно, грустно-весёлая истерия. Истории, случаи, примеры из жизни посыпались один за другим, как из рога изобилия. На эту, горячую для потомков Авраама тему, почти у всех было что рассказать. Как в коммуналке пьяный сосед ломился в дверь с топором: «Жиды, убью» и старенькая бабушка с семилетним внуком, находившиеся в квартире, прыгнули зимой в сугроб из окна второго этажа… Как из списка ехавших за рубеж на симпозиум учёных чиновник из КГБ вычеркнул фамилии Зак и Гольшдмидт, которые должны были делать главные доклады и, вообще, были единственными специалистами в делегации. Остальные ехали, так сказать, для сопровождения… Как при поступлении в институт, один профессор, не еврей, а самый что ни на есть русский, отказался ставить заниженную оценку евреям-абитуриентам и от участия в приёмных экзаменах был отстранён.
Рассказ о совестливом профессоре-интернационалисте, как я заметил, Миша слушал с особым вниманием. Тогда и прозвучала та самая реплика, о которой я упомянул. Даже не реплика, а тост. Мальчик неожиданно для всех встал и произнёс тост негромко, но чётко, не стесняясь, абсолютно по— взрослому:
– Я, верю, что в нашей стране есть справедливые законы, которые дают возможность евреям чувствовать себя равными среди других народов. Другое дело, что эти законы не всегда соблюдаются, с одной стороны, а мы, евреи, не умеем свои права защитить, с другой. Думаю, что в этом проблема. Предлагаю выпить за то, чтобы евреи научились защищать свои права.
Мы выпили, в душе посмеявшись над, как нам казалось, наивным мальчиком. Но, как позже выяснилось, оказались не правы.
На следующий год после того запомнившегося дня рождения Миша окончил школу и решил поступать в институт. Для поступления мальчик выбрал два самых престижных вуза. Учитывая его склонность к точным наукам, это были физический факультет МГУ и физико-технический институт, или, как его называли, Физтех. К счастью, в Физтехе экзамены проходили немного позднее, чем в МГУ. В том и в другом институте профилирующими предметами были физика и математика. В том и другом институте Миша получил по физике и математике тройки. Как по письменному, так и по устному. Конкурс был большой и тройка по профилирующим предметам являлась непроходным баллом. Вот тут-то всё и начиналось. Юный борец за права организовал защиту по высшему разряду: на устном экзамене все вопросы и ответы записывались на диктофон, на письменном, во избежание фальсификации, решения задач дублировались на отдельном листе. Более того, после экзамена Миша попросил двух абитуриентов расписаться на этом листе под словами: «Подтверждаю, что этот черновик Михаил Поляцкин попросил меня подписать сразу после письменного экзамена». И указывались дата, время, адреса и телефоны подписавших.
Все записи Миша через адвоката (Игорь уверял, что 16-ти летний мальчик действовал абсолютно самостоятельно) передал в специальную, аттестационную комиссию, которая существовала при министерстве образования. Потянулись тягостные дни ожидания. Никто из знавших про эту затею не верил в успех. Все понимали, что члены комиссии получают указания из того же источника, что и преподаватели принимающие экзамены. Но случилось невероятное. Через пять недель, когда уже начались занятия в вузах, радостно-возбуждённый Игорь влетел в класс и, не обращая внимания на игравшего ученика, протянул мне помятый, видимо, уже читанный – перечитанный лист с печатью: «Ты не поверишь! Получилось!» И я прочитал, примерно, следующее (цитирую по памяти): «Аттестационная комиссия министерства образования СССР, рассмотрев предоставленные материалы, считает возможным изменить оценки Михаилу Игоревичу Поляцкину с 3 (удовлетворительно) на 4 (хорошо)».
Это, повторяю, было невероятно. Как говорил один из героев Чехова: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Что-то в системе не сработало. Может быть, нашёлся ещё один совестливый профессор-смельчак, не желавший указаниям подчиниться. Может устные ответы и письменные решения Миши были гениальными. Может, какой-то другой сбой. Не знаю. Миша поступил в МГУ. Впоследствии стал хорошим физиком. От своих юношеских политических идеалов отказался. Более того, в восьмидесятые годы стал диссидентом. Да и сейчас он среди лидеров оппозиционного движения в России. В 90-е годы его дочка поступила на тот же факультет МГУ, что и папа. Но на этот раз всё обошлось без аттестационной комиссии. Евреев сейчас принимают во все вузы. Только, как выразился Жванецкий: «Где евреев взять?».
Весной 1994-го на меня непонятным образом вышла журналистка местного, магдебургского телевидения – Хильда Кригер. Лет сорока, худющая, баскетбольного роста и сложения, с нескладными движениями и неразборчивой, смазанной речью, она располагала к себе удивительной непосредственностью и открытостью. Наверно, поэтому, несмотря на мой сомнительный немецкий, уже через полчаса мы общались как старые, добрые знакомые. Фрау Кригер искала помощника с журналистским опытом говорящего по-русски, (российские воинские части уходили из Германии и появилась возможность получить ответы на накопившиеся за годы «железного занавеса» вопросы) и, одновременно, секретаря, который навёл бы порядок в бумагах и напоминал о встречах. От второй роли я отказался, так как не мог навести порядок в собственных делах. На журналистскую же работу, тем более, по-русски, согласился с удовольствием. И сразу получил необычайно интересное задание.
– Незадолго до конца войны, в апреле 1945 года, – рассказала Хильда, выкуривая сигарету за сигаретой, (мы сидели в её бюро и пили крепкий, чёрный кофе без сахара) немцы в срочном порядке вывозили немногих оставшихся в живых заключённых, в основном, евреев, из Освенцима на Запад. Километрах в 30-ти от Магдебурга поезд попал под налёт американской авиации. Рельсы были разбиты, охрана разбежалась. Заключённые, тяжело больные, измождённые до предела, более скелеты, чем люди, оказались на свободе. В открытом поле. Без еды и тёплой одежды. Как узники продержались до прихода войск союзников (туда первыми вошли американцы), не совсем ясно. По некоторым сведениям, приносили продукты жители окрестных деревень. Впрочем, продержались немногие. Большинство людей (около ста человек) умерли и были захоронены там же. Среди американских военных были евреи. Оказался даже раввин. Так в чистом поле, недалеко от маленького городка Хиллерслебен появилось еврейское кладбище. Хильда протянула мне фотографию, перепечатанную из американской газеты. Снимок был нечёткий, любительский.
– Вот, взгляните, – она водила длинными пальцами с хорошим маникюром по снимку. – Надгробные камни с магендовидом, кирпичная ограда. Всё по еврейским законам.
Хильда закурила очередную сигарету и замолчала. Она молчала, нервно постукивала пальцами по столу, делала ненужные, суетливые движения и мне казалось, что эта давняя история с еврейским кладбищем (крошечным эпизодом в страшной трагедии Холокоста) волнует её больше, чем подобная история может волновать немецкую журналистку. Это было непонятно, но спрашивать я не стал.
– В марте 1946 года, после каких-то политических игр, – продолжила Хильда, наконец, – территория, где было кладбище, отошла к советской зоне. Здесь расположилась воинская часть. Кладбище, тем более еврейское, не вписывалось в стандартный набор необходимый для несения воинской службы, и его, попросту, срыли бульдозерами. Потом заасфальтировали. А на этом месте построили строевой плац и спортивную площадку.
Хильда говорила быстро, часто затягиваясь, и, по прежнему, волнуясь. Иногда вставала и начинала ходить по комнате. Я с трудом схватывал суть.
– Недавно эта история попала в немецкую печать и вызвала много шума. Российские военные выступили с опровержением. Что никакого кладбища не было. И, вообще, всё это чушь и погоня за сенсацией.
– Поговорите с комендантом, другими офицерами или солдатами, с местными жителями. Может, удастся достать какие-нибудь документы или фотографии.
Она протянула мне листок бумаги, – Вот телефон коменданта, подполковника Агафонова Арсения Витальевича (Хильда выговорила имя с трудом, сделав всюду неверные ударения) и адрес воинской части – А это, – она вынула из сумочки сто марок, – на возможные расходы. Но спешите. Ещё две-три недели и, – Хильда неожиданно закончила по-русски, – поезд ушёль.
На следующий день с утра я позвонил коменданту. Разговор получился странный:
– Алле. Лейтенант Мучных у телефона.
– Позовите, пожалуйста, Арсения Витальевича.
– Кто спрашивает?
– Мадорский, корреспондент местного телевидения.
– По какому вопросу?
– Договориться о встрече.
– С какой целью?
– Хочу задать несколько вопросов.
– Минутку.
В трубке надолго воцарялась тишина, сквозь которую иногда пробивались голоса, смех, отдалённая музыка. В комнате работал телевизор. Наконец, когда уже, казалось, никто трубку не поднимет, раздавался новый голос:
– Слушаю. Кто говорит? – И разговор повторялся. Раз за разом. День за днём. Ясно было, что комендант Агафонов, если и мечтает о чём-то, то не о встрече с корреспондентом немецкого телевидения.
Прошла неделя, дозвониться не удавалось. Я решил ехать без договорённости. И вовремя. Завтра было бы поздно. Часть уходила домой. На КПП остановил смуглый, похожий на грузина часовой. Я протянул паспорт.
– К коменданту, товарищу Агафонову. По личному делу.
Грузин позвонил. Потом ещё раз. Никто не знал, где находится комендант.
– Ни фига не разберёшь. Видите, что творится.
К пропускному пункту подъехал микроавтобус. Вышли двое мужчин в непонятного образца, синей форме с немецкими овчарками на поводке.
– Слушай, отойди, дорогой. Смена караула.
Двое с собаками вошли в пропускной пункт, поздоровались с солдатом за руку. Подумали, подали руку и мне.
– Всё – сказал грузин. – Ухожу. Немцы будут охранять. – Неожиданно наклонился и прошептал, путая ты и вы:
– Проходи. Я Вас не видел. Ищи своего коменданта.
Я прошёл на территорию части. Здесь всё напоминало декорации из триллера. Или фильма ужасов. На улицах ни души. У серых, обшарпанных домов кучи мусора. Только изредка на огромной скорости проносятся раздолбанные машины без номеров и исчезают за поворотом.
– Вам кого? – раздался голос.
Я вздрогнул. Голос доносился откуда-то сверху. Почти с неба. Взглянул наверх. Из раскрытого настежь окна низкого второго этажа задумчиво смотрела на меня голова. С большим, мясистым носом, широкими, немного свисающими щеками, небольшими, навыкате глазами. Других частей тела не было видно и ощущение сюрреалистической нереальности происходящего охватило меня.
– Вам кого? – приветливо повторил голос.
– Ищу коменданта, Арсения Витальевича. Не знаете, где он?
– Не знаю. Может, в штабе. А зачем Вам?
Я вгляделся. По расслабленному лицу, непроизвольно закрывающимся глазам, другим неуловимым приметам, понял, что владелец голоса пьян. Хотел идти дальше, но желание получить информацию заставило остановиться и, глядя вверх на странную, задумчивую голову, кратко изложить историю с кладбищем.
Голова приподнялась. Показались руки, широченные плечи с капитанскими погонами, волосатая грудь из под расстёгнутой формы. Голова высунулась из окна, осмотрелась и тихо, почти как в известной сцене из фильма «Белое солнце пустыни», произнесла:
«Заходи».
По грязной лестнице поднялся на второй этаж. В однокомнатной квартире мебели почти не было. На полу мусор, пустые бутылки. Капитан был пьян, что называется, в дымину, но руку пожал крепко, уверенно:
– Андрей Иванович. Присаживайтесь. Выпьете?
– Я за рулём. Чуть-чуть.
Выпили. Андрей Иванович рассказал, что жена с дочкой на днях уехали. А он собирается завтра. Пожаловался:
– Только нормальные бабки пошли. В валюте. И уходим.
Я напомнил о кладбище.
– Не знаю, связано с кладбищем или нет. Но два года назад, когда только начинал здесь службу, рядом со спортплощадкой решили бассейн построить. Вон там, – он ткнул пальцем куда-то в сторону, – стали рыть и сразу откопали, твою мать, череп и кости. Приносят мне. Я к генералу комдивизии. И получаю приказ:
– Строительство прекратить. Место забетонировать. Вот такие дела. – Капитан развёл руками:
– Ещё выпьете?
Я поблагодарил, отказался и отправился дальше на поиски Арсения Витальевича.
Ближе к центру городка стали попадаться прохожие, похоже, офицеры. Но странные. В штатском. Небритые. Некоторые навеселе. На вопрос: «Где можно увидеть коменданта»? отвечали по-разному: «Трудно сказать. Нет в части. В штабе». Я запутался окончательно и обрадовался, когда неожиданно лицом к лицу столкнулся со знакомым часовым – грузином. Тот тоже вроде был мне рад.
– Всё ищете?
– Да.
– Так комендант в этом доме. Во втором подъезде. Столярничает.
В подъезде явственно слышался звук рубанка. Дверь в квартиру на первом этаже была открыта. Я вошёл. Пахло свежеструганной доской, столярным клеем, чем-то ещё приятно – лесным. Первое, что бросилось в глаза – два, прислонённых к стене, и сделанных, видимо, только что, больших, с человеческий рост креста. Невысокий, плотный мужчина средних лет, плавными, точными движениями строгавший очередную доску, остановился. Выпрямился:
– Слушаю.
– Арсений Витальевич?
– Да. Вы кто?
Я представился. – Немецкое телевидение интересует история с еврейским кладбищем, которое было после войны на месте спортплощадки. – Вынул фотографию, которую мне дала Хольда.
– Как попали в расположение части? – раздражённо спросил комендант, мельком взглянув на фото.
– Да там немецкая охрана. Они пропустили, – соврал я.
– Безобразие. Ничего не знаю ни про какие еврейские кладбища. Уходите. Здесь нельзя. – Он снова принялся строгать. Про меня как будто забыл. Я не выдержал, спросил:
– Зачем кресты?
Комендант некоторое время продолжал работать молча, как будто не слышал вопроса. Потом распрямился, отложил рубанок, присел на стол, где лежали доски. Ответил неожиданно спокойно и доброжелательно:
– В прошлом году погибли на учениях пять солдат. Приняли решение похоронить по— христиански. Теперь это можно. – Комендант закурил, глубоко затянулся. – Если хотите списки погибших солдат, я Вам дам. Пусть немецкое телевидение о них расскажет. Какая разница – русские или евреи? Русское кладбище или еврейское?
– Это не просто евреи, – возразил я. – Это узники Освенцима. Память о них – память о том, что произошло. Память о Катастрофе. Вы правы – нет разницы между русскими и евреями. Но Вы делаете кресты для могил русских солдат и, конечно же, не хотите, чтобы на месте, где они похоронены, построили жилой дом, магазин или ещё одну спортивную площадку. Верно?
Комендант помолчал.
– Покажите ещё раз Ваше фото – Я достал снимок. Он долго всматривался. Потом подвёл меня к окну. – До конца улицы и направо, похоже, там и есть это место. – Он как-то смущённо потёр руки. – Желаю успеха. Извините, погорячился.
Я поблагодарил коменданта. Вышел на улицу, прошёл до конца, свернул направо, потом долго стоял, глядя на заасфальтированную, спортивную площадку с кажущимися теперь одинокими и ненужными турником и брусьями. Пытался представить, как здесь всё происходило более чем полвека назад.
– Через два месяца по магдебургскому телевидению показали сюжет о еврейском кладбище.
– Через два года на месте кладбища при содействии правительства земли Саксония – Ангальт и еврейской общины Магдебурга был поставлен памятный камень.
– В июне 1995 года камень памяти узникам Освенцима был осквернён местными неонацистами: разрисован свастиками и частично разрушен.
– Позже Хильда Кригер рассказала мне, что бабушка её была еврейка. В 1942 году попала в Освенцим. Дальнейшая судьба ее неизвестна.
Так выглядит еврейское кладбище в Хиллерслебене сегодня.
Я рассказал, как начиналось расследование истории с еврейским кладбищем в Хиллерслебене. Кладбищем, которое превратилось в спортплощадку. Моё участие в расследовании на этом закончилось. Однако позже оно было продолжено другими журналистами и стали известны некоторые детали, о которых ни Хильда, ни я не знали. Нацисты заметали следы и поезд с 2400 узниками лагерей разных национальностей (особенно большая группа была венгерских евреев) следовал из концлагеря в Берген-Бельзен в концлагерь Терезиенштадт. После бомбёжки поезда авиацией 7 апреля 1945 года (это были англо-американские самолёты) узники, действительно, оказались на свободе и до прихода американских войск поселились в близлежащих деревнях. В каждом доме жило по несколько семей. Многие умерли от тифа и истощения. Евреи, как я уже писал, были похоронены на еврейском кладбище. После ухода советской армии в 1994 году на спортплощадке провели раскопки и обнаружили останки 144 человек. Из них в 136 случаях удалось установить личность умерших узников.
Шесть останков остались неопознанными.
Таким людям, как я, пытающимся объединить все и вся, а в каждом противостоянии ищущим компромисс или, как им кажется, золотую середину, приходится нелегко. Они постоянно попадают под перекрёстный огонь или, попросту выражаясь, «получают по шапке» с обеих сторон.
Именно так получилось, когда я недавно был в Москве, остановился у сестры и оказался в компании глубоко верующих, интеллигентных, образованных христиан (в том числе, евреев по национальности), и одного, подходящего под те же определения (верующего, интеллигентного, образованного) иудея. Имею в виду, естественно, не себя, который хотя и верит в Б-га, или, как мне больше нравится, в Высший Разум, еврейского образа жизни почти не придерживается. Собрались по случаю дня рождения мужа сестры. Разговор за столом шёл, как и положено на дне рождения, спокойный и мирный, с тостами в честь именинника и дружескими подкалываниями, но принял эмоциональный и даже резкий характер, а закончился, прямо-таким, скандальным событием, когда неожиданно перешёл к обсуждению темы, вынесенной в подзаголовок. Должен признаться, что виновником такого перехода, сам того не ожидая, оказался я сам – искатель компромиссов и золотой середины.
На стене комнаты среди икон и бесчисленных полок с книгами, в основном, богословского характера, я обратил внимание на репродукцию фрески Леонардо да Винчи «Тайная вечеря».
Подошла сестра, крещённая еврейка, и стала мне рассказывать про историю создания фрески и про апостолов на ней изображённых. Вот тут-то я и задал свой вопрос. Вопрос, который оказался провокационным и привёл к взрыву эмоций: «Говорит ли священник прихожанам, хотя бы изредка, что все апостолы и сам Христос были евреи?»
Замечу сразу, что вопрос возник у меня не случайно. Незадолго до этого я зашёл во вновь отстроенный храм Христа Спасителя (не помолиться, естественно, а посмотреть) и там разговорился с пожилой женщиной. Когда я сказал ей, что Христос был еврей и Дева Мария, и апостолы, старушка возмутилась таким богохульством до глубины души, очень разволновалась, замахала руками: «Чур меня! Чур меня!»
Вопрос мой был задан (не старушке, а сестре) громко и ответила почему-то не сестра, а один из гостей. Назовём его Андрей:
– Тебе не кажется, Лёва, что если священник будет рассказывать прихожанам о еврейском происхождении Христа и апостолов, то он должен будет сказать и о том, что евреи распяли Христа и что среди апостолов был Иуда (вон он стоит справа и сжимает в кулаке те самые 3 °Cеребренников), который его предал?
– Нет, – ответил я. – не кажется. Во-первых, не стоит увеличивать и без того высокий уровень российского антисемитизма. Во-вторых, о том, что «предали и распяли» и без того знают все. Хотя, всё-таки, распяли не евреи, а римляне. Кстати, им за это никто претензий почему-то не предъявляет. И, в третьих, (это главное) задача священника найти то, что объединяет христиан и евреев, а не что их разъединяет.
– Что же их такое, интересно, объединяет? – спросил Андрей.
– Как что? – удивился я. – Очень многое. Еврейское происхождение Христа и апостолов, а также то, что первые христиане были евреи. Кроме того, я бы на месте священника повторял при каждом удобном случае, что христианство выросло из иудаизма и что Ветхий Завет их общая книга.
– А я думаю, Лёва, – вступил в разговор именинник, Владимир, – что если что-то и нужно говорить священнику прихожанам на эту тему, то только то, что Ветхий Завет и есть ветхий, устаревший. Христианство, фактически, сбросило его, как змея сбрасывает старую кожу. Главным для христиан является не кровавый и жестокий Ветхий Завет, а милосердный, обращённый к человеку Новый, который фактически, после рождения Христа, заменил Ветхий.
Тут, буквально, взорвался верующий еврей, Исаак:
– Дорогой Володя! Ты, конечно, мне друг и сегодня главная фигура, которой надо говорить только приятные вещи, но, после такого богохульства, как говорится, истина дороже. Мне кажется что ты, дорогой Володенька, позабыл, что Ветхий Завет, как ты выразился, жестокий и кровавый, был вручён евреям, а через них, всем людям, Всевышним. На горе Синай. И записан с Его слов. Кроме того, Завет этот никто пока не исключал из числа главных канонических, или, как говорят христиане, боговдохновенных книг. И переводится Ветхий, со старославянского не как обветшавший и устаревший, а как старый, древний. Что совсем не одно и то же. Тем не менее, я, как и Андрей, не разделяю мнение Лёвы, что священник должен постоянно рассказывать прихожанам о близости и родстве христианства и иудаизма. Это разные религии и их невозможно объединить.
– А, по-моему, – возразил я, – не только возможно, но и необходимо. – У христианства и у иудаизма одинаковые моральные ценности: любовь к Богу, к людям, милосердие, готовность к состраданию, к помощи нуждающимся. Записанное в Библии «золотое правило»: «Итак, во всём как хотите, чтобы с вами поступали, так и поступайте сами», является важным и для евреев, и для христиан. Христианство выросло из иудаизма, это религии стоящие очень близко, рядом и надо, повторяю, подчёркивать то, что их объединяет, а не то, что разъединяет.
– Значит ты, Лёва, считаешь, – Исаак уже говорил громко, почти кричал, – что христиане всегда придерживались этого, как ты выразился, золотого правила? А как же быть с крестовыми походами, погромами, веками дискриминации и унижения, насильственного крещения, наконец, с Холокостом? Где тут золотое правило? По твоему, выходит надо забыть про зло, которое христиане причинили иудеям?
– Ребята, успокойтесь, – вмешалась сестра. – Вспомните, что мы сегодня отмечаем. Давайте ещё раз выпьем за именинника. За то чтобы ему хватило сил придерживаться всегда этого самого золотого правила. Общего и для иудеев, и для христиан.
Но остановиться уже было невозможно.
– Ты говоришь, Исаак, – Андрей тоже говорил громко и взволнованно, – о зле, которое христиане причинили иудеям. Согласен. Всё так и было. Но если посчитать сколько зла причинили иудеи христианам, то ещё неизвестно куда перетянет чаша весов. Даже если забыть о распятом Христе, разве не евреи, разве не все эти последователи Маркса: Троцкий, Свердлов, Богров, убивший спасителя России Столыпина, Ленин (его я тоже считаю евреем) убили Романовых, совершили Октябрьскую революцию, привели к власти усатого злодея и ввергли Россию в 70 лет ужаса и геноцида? Почитайте об этом у Солженицына.
– Читал я Солженицына, читал, – возразил Исаак, – я, как и ты, Андрей, уважаю гениального писателя, но эта книга слабая и, несмотря на вроде бы доброжелательный тон по отношению к евреям и даже некоторые реверансы в их сторону, по сути антисемитская. Книга эта не только поддерживает, но даже закрепляет самые злобные антиеврейские предрассудки. Особенно в отношении несправедливого и безумного утверждения, что революцию сделали евреи, так как еврей Богров убил Столыпина, а, как ты выражаешься, евреи последователи Маркса возглавили революцию. Кстати, заметь, что никто, несмотря на национальность Сталина и Берии, не говорит, что грузины организовали Гулаг и уничтожали русский народ.
Господи, что тут началось. Мы до этого разговора прилично выпили и этим я объясняю не только то, что говорили излишне громко, перебивая друг друга, но и то, что некоторые вещи участники семейного торжества вряд ли сказали бы в трезвом виде. Приведу некоторые запомнившиеся высказывания:
– Лютер реформировал христианство, осудил его за отношение к евреям, пытался найти с ними тот самый компромисс, о котором говорит Лёва. А что они? Они категорически отказались, тем самым плюнув ему и всем христианам в лицо…
– Ты говоришь, Исаак, что Гулаг создали грузины. Может быть и так, но руками евреев. Ты, видимо, не знаешь, дорогой Исаак, что при руководителе НКВД еврее Ягоде, 45 % руководящих кадров в ЧК были евреи: Рапопорт, Коган, Финкельштейн, и т. д. Всё это руководители лагерей.
– А сегодняшние миллиардеры, построившие свои финансовые пирамиды если не на крови, то почти всегда, на обмане и коррупции. Все они тоже евреи…
Исаак стоял молча, скрестив руки на груди. Смотрел на своих друзей изумлённо-невидящим, а, может быть, даже ненавидящим, взглядом и молчал. И дальше произошло то, чего никто не ожидал. Он сказал тихо и серьёзно, глядя в сторону.
– Как же случилось, что я много лет дружил с вами и не видел, что вы, по своей сути, антисемиты? Жаль… Очень жаль…
Он повернулся и вышел.
– Исаак, дорогой, вернись! – закричали ему вслед. – Не обращай внимания на нас, дураков. Просто мы слегка перебрали и болтаем Бог знает что… Мы тебя любим…
Но Исаак уже ушёл, тихо прикрыл за собой дверь. Наступило неловкое молчание. Все стали расходиться.
– Ну зачем ты поднял эту тему? – упрекнула меня сестра, когда мы остались одни. – Испортил весь день рождения. И с Исааком поссорились.
Прошло больше месяца после того разговора. Сестра и её муж звонили Исааку пару раз. Хотели извиниться. Но он не берёт трубку.
Я уже давно уехал в Германию, но часто вспоминаю тот разговор: «Как всё нехорошо получилось! Кто тянул меня за язык! Какой же я дурак!».
Когда меня спрашивают, чем занимаюсь, – отвечаю с гордостью:»Работаю учителем музыки». С гордостью, потому что в Магдебурге (столица Земли Саксония-Ангальт, Германия), где живу, безработица чуть ли не 25 %. Среди эмигрантов ещё больше. Потому что мало среди работающих тех, кому за 50. Коллектив, как было и в России, сплошь женский. Кроме меня, один мужчина – завхоз. Недавно он поделился: «Жена в школу зашла и теперь ревнует. Ищи, говорит, другое место.» Действительно, учительницы в большинстве молодые, симпатичные. Особенно нравится мне классная руководительница 4 «Б» фрау Гедеке. Энергичная, улыбчивая, сохранившая, несмотря на двоих детей, «точёную» фигуру и лёгкую, летящую походку. Удобного случая поговорить, поближе познакомиться не было. Фрау Гедике, как и другие учительницы, исчезает сразу после окончания уроков. Не забывая улыбнуться и пожелать хорошего дня.
Но недавно был приятно удивлён. Фрау Гедеке не пролетела мимо, а подошла. Как всегда, сияющая и оживлённая: «Господин Мадорский! Хочу у Вас спросить. Правда, что Вы – еврей?» По «совковым» понятиям, вопрос звучал почти неприлично.
– Что да, то да, – ответил я, не уверенный, что одесский юмор будет понят.
Фрау Гедеке, как девчонка, запрыгала, захлопала в ладоши: «Ой как здорово! Вы сможете провести в 4 «Б» урок, посвящённый годовщине образования Израиля?»
– Как это? – растерялся я.
– Расскажете об истории, религии, культуре. Сыграете несколько израильских песен. Ну, в таком духе…
Через две недели 20 мальчишек и девчонок, а также фрау Гедеке с интересом рассматривали меня в кипе, израильский флаг, прикреплённый к классной доске, менору, молитвенник, другие вещи, сувениры из Страны Обетованной, найденные дома и одолженные у знакомых.
Посыпались вопросы: – Почему звезда шестиконечная? Почему молитвенник читают с другой стороны? Правда, что в Израиле живут евреи? Почему евреи носят шапочку? Почему? Почему?
Я отвечал, как мог. Сыграл гимн Израиля. Стал читать заранее подготовленный текст, который переписал из туристического проспекта, написанного в рекламном, слащаво-приторном стиле: «…солнечная страна, белоснежные отели на берегу ласкового моря, вечнозелёные пальмы…» Минут пять почитал и с ужасом увидел, как 4 «Б» на глазах исчезает с урока. Наиболее старательные девочки, правда, пытались изобразить внимание. Но подавляющее большинство смотрели в окно, зевали, перешёптывались, играли в крестики-нолики, делали домашнее задание. То есть занимались тем, чем занимаются школьники всего мира, когда на уроке скучно.
Надо было спасать положение. Я отложил проспект и рассказал на своём ломаном немецком о том, что для меня на Святой Земле было интересным… О солдате израильской армии, – худенькой, маленького роста девчушке лет 18-ти, с которой ехал в автобусе. Девчушка заснула и автомат с грохотом упал на пол. Она проснулась, спокойно подняла оружие и заснула опять… О мальчике-бедуине, лет шести-семи, который прогнал палкой верблюда, вышедшего на шоссе… О малышах детского сада в кибуце, играющих (по израильской воспитательной методике) со старыми, испорченными, но настоящими автомашинами, холодильниками, электроплитами. Потом показал видеокассету, которую снял сам: Стена Плача, сафари, виды Тель-Авива. Мы разучили песню «Хава Нагила» на иврите. В глазах детишек зажёгся интерес.
И тут неожиданно появилось ощущение, что я упустил что-то важное. Не сказал о том, о чём обязательно должен был сказать. На уроке об Израиле. В Германии. Ощущение было таким сильным, таким осязаемым, что я замолчал, не понимая, что делать дальше. Ребята и учительница тоже молчали. Пауза затягивалась.
Наконец, в полной тишине я стёр слова «Хава Нагила», написал во всю доску 6.000.000 ЕВРЕЕВ и поставил восклицательный знак.
– Что означает эта цифра?
Четвероклашки молчали. Я видел как фрау Гедеке что-то прошептала на ухо сидевшему рядом мальчику, и тот поднял руку:
– Их Гитлер убил.
Учительница попросила слова:
– Во время второй мировой войны нацисты во главе с Гитлером расстреляли, повесили, умертвили в газовых камерах 6 миллионов евреев. В том числе детей, женщин, стариков. Только за то, что они были евреи. Встанем и почтим память погибших минутой молчания.
Такого не ожидал. Класс встал легко и бесшумно. В одном эмоциональном порыве. И замер в полной тишине. Чуткие, детские сердца непостижимым образом прониклись серьёзностью минуты. Я смотрел на сосредоточенные, напряжённые лица и комок подступал к горлу. Не выдержал, отвернулся…
Несколько следующих дней 4 «Б», а за ним и почти вся школа пели «Хава Нагила». А когда фрау Гедеке спросила четвероклассников, в какую страну ребята хотели бы съездить, то они в один голос ответили – в Израиль. Это были мои счастливые дни.
Хорошо известны успешные операции одной из лучших разведок мира, израильской Мосcад: арест нацистского преступника Эйхмана, руководившего в третьем рейхе окончательным решением еврейского вопроса, освобождение более сотни заложников в Энтеббе (Уганда), захваченных террористами, многие другие.
Но есть операция, о которой за пределами Израиля мало кто слышал. Она связана с поисками похищенного еврейского мальчика Йоселе. Обычного шестилетнего мальчика… Это удивительная операция. Не имеющая прецендентов.
Искали Йоселе лучшие силы Моссада. В течении двух лет. По личному поручению премьер-министра Израиля Бен Гуриона. Похитили мальчика не арабы, а… евреи(!)
Бывший руководитель Моссада Иссер Харел признался в интервью немецкому журналисту Эрику Фоллат, много лет изучавшего тайные и явные дела израильской спецслужбы, что освобождение Йоселе было не только не легче, но, пожалуй, даже труднее ареста Эйхмана.
Суть операции Моссада станет понятней, если мы вспомним о «Наторей Карта».
14 мая 2000-года, в День Независимости Израиля я прогуливался с приятелем по Иерусалиму. Из окна второго этажа одного из домов свешивалась 2–3-х метровая траурная лента.
«Неужели арабы»? – удивился я.
«Думаю, не арабы, а «Наторей Карта»– возразил приятель. – У них сегодня день траура».
Так я узнал про эту еврейскую, ультраортодоксальную, экстремистскую секту-общину, члены которой, проживаюшие в Израиле, Нью-Йорке, Франции, некоторых других странах Европы, известны не только тем, что не признают Государство Израиль, считая создание его делом богопротивным, но и рядом скандальных высказываний и поступков.
Бывший руководитель Моссада Иссер Харел
Так, например, во время сражения за Иерусалим в Шестидневной войне 1967-го года они направились с белым флагом в сторону иорданских позиций. Демонстративно поддерживают террористические, палестинские организации. А недавно мы видели по телевизору шокирующие кадры: представители «Наторей Карта» обнимаются с президентом Ирана Ахмадинеджадом на так называемой международной конференции по отрицанию Холокоста.
Время от времени члены «Наторей Карта» даже похищают еврейских мальчиков и девочек и воспитывают их внутри секты, так как считают, что религиозное воспитание в школах Израиля противоречит основным постулатам иудаизма.
Именно таким случаем стало в январе 1960 года исчезновение Йоселе. Начиналась эта драма вполне обыденно. Родители Йоселе, выходцы из России Ида и Артур Шумахеры, проживающие в Тель-Авиве, послали своего шестилетнего сына погостить у дедушки, отца Иды Нахмана Штаркеса, в Иерусалим. Через некоторое время они попросили деда вернуть мальчика, но Штаркес, состоявший членом «Наторей Карта», и считавший свою дочку и зятя, «ненастоящими» евреями, не соблюдающими то, что, по его мнению, иудеи должны соблюдать, вернуть Йоселе отказался. Более того. Он попросил братьев по «Наторей Карта» спрятать мальчика.
Родители обращаются в полицию. Безрезультатно. «Наторей Карта» закрыта для посторонних глаз. Это государство в государстве, попасть в которое не может даже полиция. Драма развивается по нарастающей и получает всеизраильское звучание. Местный суд, Высший суд, арест и тюремное заключение Нахмана Штаркеса, специальное заседание кнессета, обращение к Бен Гуриону, создание «Национального Комитета по освобождению Йоселе» и, наконец, поручение премьер-министра руководителю «Моссад» – найти и осовободить Йоселе. В сентябре 1960-го года начинается «Операция Тигр».
Такого не было ни в одной стране мира. Одна из лучших спецслужб мира бросает лучшие силы на поиски одного мальчика.
Принимаются все возможные и невозможные меры: обыски, допросы, тотальная слежка, прослушивание разговоров, внедрение агентов в ультрарелигиозную среду, предложение значительного денежного вознаграждения за любые сведения о местонахождении ребёнка. Ни малейшего продвижения. Посвятившие жизнь изучению Торы молчат, «как партизаны», и не идут ни на какие разговоры с «противником». Один из агентов признался позднее: «Это было равносильно полёту на Марс и попытки найти общий язык с марсианскими зелёными человечками». Обидно и непостижимо! Моссад, великий израильский Моссад, не может найти еврейского мальчика, которого спрятали не арабские террористы, а сами евреи…
Через 2–3 месяца поисков у руководителей операции «Тигр» появляется подозрение, что Йоселе нет в Израиле.
С согласия Бен Гуриона вводится крайняя мера, которая до сих пор не применялась в Святой Земле: открывается почтовая переписка. И вот проблеск надежды – фраза из письма израильского солдата матери в Брюссель: «Как поживает мальчик?»
Иссер Харель, постоянно контролировавший ход операции, заявляет: «Мы должны найти эту женщину». Агенты летят в Брюссель. Но Мадлен Ферэ (так зовут мать солдата) уже в Париже.
Газеты освещали «Операцию Йоселе»
Появляются сведения, что она связана с сектой «Наторей Карта». Теперь руководители операции уверены – ключ к поиску Йоселе в руках у Мадлен. Это необычная женщина. С сильным характером. Француженка из аристократической семьи, принявшая гиюр. Во время войны она участвовала в Сопротивлении, где близко познакомилась с французами еврейского происхождения. Среди её друзей ультраортодоксальные раввины Парижа и Лондона.
В лице мадам Фер Моссад нашёл достойного «противника». Не уверен, что в данной ситуации слово это надо ставить в кавычки. Всё на войне как на войне. Но мальчика нет. Правда, у Мадлен некоторое время проживала девочка (это подтверждают соседи), дочка хороших знакомых, но она в настоящее время вернулась к родителям в Нью-Йорк. Агенты Моссада летят в город Большого Яблока. Действительно, в ультраортодоксальной еврейской семье живёт девочка, примерно, того же возраста, что и Йоселе. Аналитики всматриваются в её фото и… всё становится на свои места. Черты лица парижской гостьи Мадлен и Йоселе абсолютно идентичны.
Успешное завершение операции «Тигр» сделало счастливыми родителей Йоселе, но не принесло в израильское общество ощущения гордости и удовлетворения. Действительно, если задуматься, это довольно-таки грустная история. Евреи, похитившие Йоселе, ультраортодоксальные, глубоко верующие евреи, похитившие еврейского мальчика, принёсшие страдания его родителям, совершили с точки зрения иудаизма большой грех. Евреи, точно следующие букве иудаизма, грубо нарушили его дух. Нельзя оправдать несправедливость верой в Бога. Цдака (справедливость) выше религиозных предписаний. Фанатизм и нетерпимость всегда порождают зло.
Среди основных феноменов новейшего времени – ускорение темпов изменения окружающего мира. С таким утверждением согласно (подобное случается не часто) подавляющее большинство философов, футурологов и теологов. Сегодня невероятными, постоянно возрастающими темпами меняется, буквально, всё: технологии, скорости передвижения, способы коммуникации, даже моральные нормы, психология и мировоззрение людей. Изменения, на которые в прошлом уходили века и даже тысячелетия, сейчас происходят на протяжении жизни одного поколения.
Элвин Тоффлер
Первым на этот феномен обратил внимание Элвин Тоффлер в 1970 году в книге «Шок будущего». Сейчас, спустя почти полвека после выхода книги, стало очевидным, что Тоффлер был прав. Особенно высокие темпы ускорение набирает силу после изобретения Интернета. Благодаря всемирной паутине, мы живём в соседних комнатах и тесно связаны друг с другом. Перемены, которые происходят в одной из комнат нашего земного дома, касаются всех его жителей.
Элвин справедливо пишет, что далеко не всем нравятся подобные темпы изменений. Некоторые жители Земли, особенно, в промышленно-развитых странах, пытаются вырваться из вихря ускорения. Они хотят отгородиться от несущегося вперёд мира и прожить жизнь спокойно, в привычных с детства условиях. Многие земляне плывут по течению, не задумываясь о том, как быстро меняется мир. Но есть и другие люди. Их меньшинство. Они тонко улавливают голоса будущего и стремятся следовать изменениям, к которым эти голоса призывают. Американкий футуролог называет их «люди будущего».
В XXI веке мы находимся, как и предсказал Тоффлер, на развилке двух дорог. Одна ведёт к сепаратизму, религиозным и национальным противоречиям, другими словами, к войнам и мировой катастрофе. Другая – к объединению, взаимопониманию, глобализации, а, значит, к миру и процветанию. Я верю, что «люди будущего», а за ними и всё человечество выберут второй путь. Оглянитесь кругом. Мы уже начинаем движение в правильном направлении. Это образование и расширение Европейского Союза, нарастание интеграционных настроений во всех сферах жизни, увеличение роли ООН. И ещё одно важное изменение. Изменение, сигналы о котором всё громче и громче посылает нам будущее, и о котором я и хотел бы поговорить в этих заметках. Имею в виду тенденцию к исчезновению одного из самых древних и страшных человеческих пороков – антисемитизма.
Не все с этим согласны. Недавно в интервью младший брат премьер-министра Израиля, драматург Идо Нетаньяху сказал, что антисемитизм вечен, все народы евреев не любят, и так будет продолжаться всегда. Я не согласен с Идо. Думаю даже, что в сегодняшнем мире всё большее влияние и силу приобретает не антисемитизм, а уважительное отношение к потомкам Авраама, а иногда даже юдофильство.
Лет десять назад произошла странная история, о которой я уже как-то писал. В Магдебурге (Германия) на рыночной площади молодой человек предлагал прохожим какие-то книги. Когда я подошёл ближе, то он предложил и мне. Это была библия. Новый завет. Я поблагодарил, но отказался: «Мне больше подошёл бы Ветхий. Я еврей». И тогда случилось нечто невероятное. Молодой человек встал передо мной на колени: «Вы, евреи, наши старшие братья. Спасибо вам». Я ретировался в смущении.
Христиане-евангелисты
Позже обратился к Интернету и понял, что юдофилами сегодня становятся многие христиане. Особенно в Германии и в США. Речь идёт о десятках миллионов человек и количество их постоянно увеличивается. Мнение значительной части христиан выразил в своей проповеди известный лютеранский богослов Ф. В. Марквардт. Его проповедь это и есть голос из будущего: «Сегодня Освенцим надвигается на нас, как призыв к исправлению. Освенцим зовёт, чтобы мы услышали Слово Божие не так, как мы его понимали до сих пор». Миллионы христиан во всё мире пришли к соглашению по пяти ключевым пунктам:
1. Признание ответственности за Холокост.
2. Осуждение антисемитизма.
3. Связь христианства и иудаизма.
4. Избранность Израиля.
5. Отказ от миссионерства среди евреев.
Благодаря новой позиции христиан-евангелистов, Израиль и еврейство в целом получают массовую поддержку, а антисемитов становится всё меньше.
В наше время лицо антисемита, или, по Жванецкому, «морда лица», всё больше становится похожим на радищевское «…чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй». С развитем образования и распространением Интернета ряды юдофобов редеют. Кто сегодняшние антисемиты? Невежественные маргиналы, считающие, что евреи распяли Христа и понятия не имеющие, что и сам Христос, и апостолы, и первые христиане были евреи; фанатики-мусульмане, с их безумным желанием «убить неверного», некоторые интеллигенты, скрывающие за антисемитской риторикой зависть к творческим успехам евреев.
Странно, но мы, потомки Авраама, тоже вносим свой вклад в раздувание антисемитской истерии. Знакомому из Магдебурга отказались выплачивать пособие по инвалидности. «Ну, конечно, – сказал он мне. – Антисемиты как были, так и остались». Сын другого знакомого был отчислен из университета. И опять причиной отчисления называлась не плохая успеваемость, а плохое отношение к евреям. Между тем, мне было известно, что юноша не посещал занятия и не сдал ни одного экзамена. Приятель проехал на красный цвет и за это его, как и полагается по закону, лишили водительских прав на месяц. При этом приятель, опять-таки, посчитал полицейских антисемитами. Таким примеров можно привести немало. Мы запуганы тысячелетиями насилия и дискриминации и нам мерещится антисемитизм там, где его нет и в помине. И ещё.
Особенно в отношении будущего евреев в странах ЕС. Такое случается и на нашем Портале. Не знаю, делается это намеренно или журналисты искренне заблуждаются. То тут, то там читаю: «Жить евреям в Европе становится опасно. Положение напоминает начало 30-х годов в Германии. Антисемитизм набирает силу». И т. д. и т. п.
Я, как и многие авторы подобных статей, считаю, что евреям хорошо жить в Израиле. Уверен, что сегодня еврейское государство прочно стоит на ногах и сумеет противостоять арабской агрессии. Но не надо запугивать евреев, которые живут в других странах и по тем или иным причинам не могут или не хотят переехать в Страну Обетованную. Отношение к потомкам Авраама в Европе, как на уровне государства, так и на бытовом, не только не хуже, чем к не евреям, но даже лучше. Мне, например, не раз приходилось слышать восторги немецких знакомых и коллег по работе: «Ах, какие евреи умные и талантливые». После этого я напоминал им, что у иудеев, как это не печально, есть не только великие скрипачи, шахматисты и Нобелевские лауреаты, но также подлецы и мерзавцы.
Сказанное не означает, что бытовому, а, в некоторых странах, и государственному антисемитизму приходит конец. До этого, конечно, ещё далеко. Но для меня очевидно, что голоса из будущего сегодня звучат всё громче. Антисемитизм, как и, вообще, ненависть к другим нациям, становится атавизмом, делом грязным и позорным. Таким же аморальным, как воровство, терроризм или, скажем педофилия. Не знаю какое будущее ждёт землян. Никто не знает. Одно ясно. Это будет будущее без антисемитизма.
В апреле 92-го в Москве было холодно. С хлебом перебои. На прилавках одни трёхлитровые банки с берёзовым соком. Молчаливые, хмурые очереди выстраивались задолго до открытия магазинов. Двери брали штурмом, отметая слабых и чересчур интеллигентных. Поэтому радостным событием стал этот телефонный звонок в квартире моих престарелых родителей. Приветливый, женский голос произносил слова правильно и излишне отчётливо. С чуть заметным акцентом.
– Здравствуйте. Здесь проживают Софья Моисеевна и Рувим Монусович Мадорские? С вами говорят из финского общества «Евреи за Иисуса». Приезжайте, пожалуйста, 3 мая к 10 часам утра по адресу Б.Дмитровская 6 за продуктовым набором. Спаси вас Христос.
Несмотря на рабочий день, 3 мая во дворе на Б.Дмитровской уже за полчаса до срока собрались человек 40–50. В основном, соплеменники. Народ прибывал и прибывал. Двор с трудом вмещал желающих отовариться на халяву. Обратил внимание на высокого, могучего телосложения мужчину, лет 40. Он выделялся не только ростом, но и тем, что единственный был в кипе, с трудом зацепившейся за густую, чёрную шевелюру. Евреи подходили и откровенно его рассматривали, так как больше в этом обычном, грязноватом московском дворе глазу зацепиться было не за что. Я тоже подошёл.
– Зачем в кипе? Здесь же христанские дела.
Гигант посмотрел на меня. Не почувствовал насмешки и ответил откровенно: «Продукты для евреев. А я по паспорту русский. Но только по паспорту. Так что, думаю, кипа не помешает. – И добавил, как бы, оправдываясь, – надо родителям помочь».
Ровно в 10 во двор въехал рафик, груженный большими, картонными коробками. Судя по тому, с каким напряжением выгружал их водитель, коробки были серьёзными. Толпа одобрительно загудела. Сначала принял водителя, высокого роста, аккуратно одетого, за финна. Но когда он споткнулся и, чуть не уронив коробку, длинно выругался, понял, что ошибся.
В другом конце двора высокая, средних лет женщина отмечала получателей продуктов и желающим выдавала Библию. Новый завет. Никто не отказывался. В придачу к Библии евреи получали, тоже бесплатно, устные сентенции. Примерно, одинакового содержания: «Первые христиане были евреи. Христос был еврей. Евреи-избранный народ». Мы, привыкшие слушать в свой адрес высказывания совсем другого рода, смущённо улыбались. Доброе слово и кошке приятно.
Потом раздавали коробки. Наиболее дотошные стали проверять, что дают. Маленького роста, бочкообразный мужчина пошёл жаловаться. У него не оказалось бутылки масла, которую он заметил у других. После долгих поисков бутылку нашли.
И тут, по-театральному неожиданно, в центре двора возник невысокого роста молодой человек. Похожий на еврея. В чёрном до пят пальто. С длинными волосами. Непокрытой головой. Угольными глазами. Вскинутыми к небу руками. Он молчал. И было в его молчании, в его позе что-то завораживающе-напряжённое. Разговоры прекратились. Воцарилась тишина. Как музыканту, мне ближе слово пауза. Долгая пауза. Нарушаемая отдалённым, уличным шумом. Точно выдержать паузу большое искусство. Ещё мгновение и она оборвётся. И в это мгновение молодой человек заговорил. Отчётливо произнося каждое слово. По-артистически непринуждённо.
– Величайшая трагедия человечества – евреи вне Христианства. И Христианство без евреев. Избранный Богом народ отказался от сына Бога – Иисуса Христа. От этой чудовищной ошибки тянется цепь кровавых событий от Крестовых походов до двух Мировых войн и Катастрофы. Он неё – неисчислимые страдания израильского народа. Они кончатся, когда евреи вернутся к Христу. К предкам, которые первыми пошли за Христом. Первые поняли его божественную суть.
Молодой человек говорил долго. Рассказывал о рождении Христа-царя Иудейского. Крещении евреев в Иордане. Чудесах, которые творил Иисус. Учении его и учениках. Говорил вдохновенно. Казалось, слова рождались сейчас. В эту минуту. Серый, московский двор раздался, посветлел. Я огляделся. Евреи стояли отрешённо. С задумчивыми, торжественными лицами. Словно не слушали, а вслушивались в себя. Показались мне они другими. Не суетливыми и замотанными, как ещё полчаса назад, а спокойными и уверенными. Потомками великого, древнего народа, осознавшими своё величие.
Потом мы окружили еврея-христианина. Он выглядел вблизи симпатичным парнем, лет 25. Держался просто, естественно.
– Вы еврей?
– Да.
– Почему ушли к Христу?
– Я не уходил. Я пришёл.
– Но почему пришли не к своей религии? Почему изменили религии отцов?
– Потому что поверил. Этим объясняется всё.
Молодой человек застенчиво улыбнулся: «Я не считаю, что изменил. Христианство – дерево. Огромное и прекрасное. Иудаизм – корни. Христианство – тоже учение отцов. Закончил неожиданно, как бы, сам удивляясь тому, что говорил: «Иисус не нарушал еврейских законов. И ученикам своим не велел: «Не нарушать пришёл я, а исполнять».
Среди евреев не нашлось по-настоящему религиозных. Знатоков Торы. Никто не мог возразить юному христианину. Мы молчали и растерянно переглядывались. Да и не хотелось спорить с хозяевами после таких прекрасных подарков. Уходил я вместе с гигантом в кипе.
– Что скажете?
Он заглянул в коробку: «Ради таких продуктов готов записаться куда угодно. Даже в адвентисты седьмого дня».
В пяти минутах ходьбы от двора, где нас обращали на путь истины, находилось израильское посольство. Около него, прямо на улице располагался рынок, на котором можно было купить всё – от магендовида до квартиры. Пообщаться. Узнать последние новости. Придерживая драгоценную коробку двумя руками, я направился туда, надеясь приобрести саквояж. Мы собирались на постоянное жительство в Германию. Походил между рядами, с удивлением рассматривая евреев со всего Союза. Из Грузии – в огромных кепках. Среднеазиатских— небольшого роста, смуглых, даже, кажется, слегка раскосых. Высоких, блондинистых из Прибалтики. Две тысячи лет не прошли бесследно. Прочитал объявление о том, что в Хайфе одинокой женщине до тридцати лет могут на определённых условиях сдать комнату бесплатно…
И вдруг замер поражённый. Не может быть. За маленьким столиком, на котором лежали непонятные вещи, стоял тот самый еврей-христианин, с которым я расстался недавно. Или его брат-близнец. Подошёл поближе. Присмотрелся. Нет. Всё-таки не он. Но до чего похож! Те же пронзительно-чёрные глаза. Длинные волосы. Даже пальто того же покроя.
– Что продаёте?
– Я не продаю, – возразил молодой человек и внимательно посмотрел на меня.
– Вы еврей?
– Да.
– Мать еврейка?
– Да.
– Хотите сделать тфилин?
Моё невежество было безграничным.
– Что это такое?
– Молитва. Еврей должен делать ежедневно. – Близнец смотрел спокойно и приветливо, – Особенно важно тфилин сделать первый раз. Это Ваш первый шаг к Богу.
Я шёл к Богу уже несколько лет и обидно было узнать, что не сделал ещё и первого шага..
– Хотите? – повторил молодой человек.
– Хочу.
Вскоре понял, что согласился легкомысленно.
– Снимите плащ, пиджак, часы. Закатайте рукав на левой руке. Закройте глаза. Повторяйте за мной. – Команды следовали одна за другой. Одновременно близнец еврея-христианина намотал мне чёрную ленту выше локтя, как будто собирался измерить давление. Одел предмет непонятного назначения на голову. Чтобы поглазеть на спектакль, стал собираться народ.
Я повторял слова молитвы. Тягучие, странные, ни на что не похожие: «Барух ата Адонай…» До чего прекрасен язык, на котором Бог говорил с людьми. Лёгкое, светлое чувство захватило и понесло. Всевышний слышал меня. Остальное не имело значения.
Потом, взволнованный таинством молитвы, рассказал молодому человек о событиях сегодняшнего утра. Он слушал внимательно, не перебивая, с непонятным мне внутренним напряжением. Долго молчал А когда заговорил, я поразился сходству с евреем христианином. Та же непринуждённость. Чёткая дикция. Такая же подчёркнуто-интеллигентная манера растягивать слова.
– Господи, почему не могут оставить евреев в покое. Тысячелетиями одно и то же. Примите христианство. Примите мусульманство. Тех, кто отказывался, сжигали, вешали, расстреливали. Тысячелетиями… Молодой человек помолчал. Как-то по особому, с усмешкой посмотрел на меня. – Впрочем, действовали не только кнутом, но и пряником. Евреев, принявших христианство или мусульманство, во все века гладили по головке, освобождали от налогов, предоставляли высокие должности. Короче, подкармливали. Как Вас сегодня.
Он снова помолчал, перебирая религиозные принадлежности. И сказал фразу, которая поразила меня: «Что же касается Христа, то он жил по законам Галахи. И ученикам своим велел». Час назад, примерно, те же слова произнёс еврей-христианин.
Не знаю почему, но домой шёл в радостно-приподнятом настроении.
– Как было бы здорово, – фантазировал я, – если бы они встретились. Поговорили. Может быть, даже подружились. Ведь у них так много общего. У обоих мать еврейка. Оба, как говорится, руками всевышнего вылеплены. Оба одинаково относятся к Христу. Или почти одинаково. Верят в одного Б-га…
С тех прошло много лет. Что они делают? В какой стране живут? Наверно этого мне узнать не удастся. А очень бы хотелось…
В заголовок вынесены (подзаголовок о розовых очках пока не принимаем во внимание) слова из отчёта Федерации еврейских общин России за 2012 год и, одновременно, из недавнего интервью первому каналу Российского телевидения главного раввина ФЕОР Берла Лазара. Мне кажется, что в СМИ заявление это получило недостаточно яркое освещение. Так же как мало сказано о том невероятном факте, что начиная с 90-х годов прошлого века, впервые за всю многовековую историю, после черты оседлости, Погромов, дискриминации, «дела врачей», борьбы с космополитизмом Россия, практически, избавилась от государственного антисемитизма.
Я это впервые почувствовал в Москве, в 1990 году, ещё до отъезда в Германию. Сын окончил школу и решил вместе со своей одноклассницей поступать в Институт радиоэлектроники и автоматики на Юго-Западе. Институт принадлежал КГБ и пользовался у евреев дурной репутацией. Не потому, что плохо учили. Напротив, оттуда выходили высококлассные программисты. Потому что евреев не брали. На моё счастье был знакомый, профессор-электронщик, который раньше преподавал в этом институте. Позвонил ему. Профессор подтвердил: «Отговори его. Не берут, никакая процентная норма в расчёт не принимается».
Но отговорить было не просто. Во-первых, сын в своей школьной жизни, практически, почти не сталкивался с антисемитизмом и с трудом верил, что такое возможно. А, во-вторых, тут имели значение романтические отношения. Да и поздно было что-либо менять: документы поданы, экзамены со дня на день. И тогда я решил действовать в открытую. Записался на приём к ректору. Шансов узнать правду, конечно, было немного, но попытка не пытка. Да и времена уже, вроде, наступали другие. Симпатичный, спортивного вида мужчина лет 50-ти, одетый несколько необычно для ректора в джинсы и рубашку с открытым воротом, встретил меня приветливо.
– Чем могу помочь?
– Не знаю, как сказать. Дело у меня необычное, – замялся я.
– Да говорите, не смущайтесь, – улыбался ректор.
– Понимаете, сын поступает в ваш институт. А я слышал, что евреев не берут.
Ректор удивлённо нахмурился:
– От кого слышали?
– Один знакомый преподавал раньше у вас. Не хочу называть фамилию. Да это и не имеет значения. Вы просто скажите – так или не так. Поверьте, никаких диктофонов у меня нет. Просто, не хочется травмировать мальчика. Ректор помолчал:
– Чего уж тут скрывать, раз Вы знаете? Было такое. Не брали. Но сейчас всё переменилось. Пускай Ваш сын спокойно поступает. – Ректор рассмеялся, встал из-за стола и пожал мне руку.
В заключение этой истории скажу, что Саша, действительно, поступил в институт, но после первого курса мы уехали в Германию.
Разговор с ректором был, что называется, первой ласточкой. Времена, действительно, менялись. Евреев теперь принимали в престижные институты и, практически, на любую работу. Это было удивительно и непостижимо. Казалось, теперь потомкам Авраама, оставшимся в России, только жить и жить. Но…
Свято место пусто не бывает. На смену государственному антисемитизму пришёл бытовой. Он, конечно, был и раньше, но… бедные ребята. Раньше антисемитам не было где разгуляться. Ненависть к евреям накапливалась, отравляла жизнь, не давала спать, но не всегда имела возможность выплеснуться наружу. А тут, в начале 90-х, словно прорвало запруду. Для юдофобов наступили весёлые времена. Тысячные толпы на площадях стали собираться под чёрные знамёна общества или как его ещё называли, народного фронта «Память». Если раньше вместо евреев писали о каких-то непонятных сионистах, то теперь на плакатах и заборах открытым текстом запестрели согревающие душу лозунги: «Смерть жидомасонам» и «Бей жидов, спасай Россию». Да что там заборы. Антисемитская тема открыто зазвучала в прохановской газете «День», журналах «Молодая гвардия», «Наш современник». Даже с трибун Съезда писателей. А в мае 1990 года по центральному Телевидению открыто предупреждали о возможности в Москве Погрома. На книжных развалах стало возможным свободно купить «Моя борьба» Гитлера, «Протоколы сионских мудрецов» и другую антисемитскую литературу.
Митинг общества «Память»
Новая страница бытового антисемитизма открылась с появлением Интернета.
Достаточно набрать кириллицей в любой поисковой системе слово «еврей» и вы сразу вляпаетесь двумя ногами в черносотенно-антисемитские сайты. Сайты, в которых грязная ложь и звериная ненависть, как в статьях, так и, особенно, в форумах, нередко заканчивается призывами: «Смерть евреям!».
Потомков Авраама обвиняют во всех мыслимых и немыслимых грехах:
– Распяли Христа.
– Спаивали народ.
– Сделали Октябрьскую революцию.
Антисемитский плакат начала 90-х
– Захватили власть в России и используют её в корыстных целях.
– Распродают богатства России.
– Коварные, хитрые, жадные.
Так было в начале 90-х. Но шли годы. Постепенно маятник бытового антисемитизма стал всё больше склоняться в другую сторону.
Многое стало меняться. Канула в лету «Память». Антисемитизм всё более становится в России вчерашним днём. Об этом говорят не только мои личные впечатления, не только разговоры с друзьями и знакомыми евреями, живущими в Москве. Мнение это подтвердил в недавнем интервью центральному Телевидению и главный раввин России Берл Лазар. На вопрос об уровне антисемитизма в сегодняшней России раввин сказал: «С каждым годом отношение к евреям становится всё более доброжелательным и позитивным. Антисемитизм в России идёт на убыль.
Кроме того, россияне по-другому смотрят на обстановку на Ближнем Востоке. Отношение к еврейскому государству становится всё более положительным».
Мне могут возразить, что Лазар «прокремлёвский» раввин и говорит то, что от него хотят слышать. Но, во-первых, трудно представить себе прокремлёвского раввина, который родился в Милане и получил образование в США. А, во-вторых, слова раввина подтверждают опросы на интересующую нас тему, которые проводил по заказу Американского еврейского комитета крупнейший в России центр общественного мнения «Левада» в 1992 году. Кроме того, имеются данные ежегодного мониторинга антисемитских инцидентов ФЕОР (Федерации еврейских организаций России).
Я выбрал пять вопросов, которые, правда, были в разные годы по-разному сформулированы, но близки по сути.
1. Как относитесь к евреям?
2. За что, по-Вашему, не любят евреев?
3. Хотели бы, чтобы евреи стали членом Вашей семьи.
4. Хотите, чтобы все евреи уехали из России?
5. Как относитесь к Израилю? (не любите, безразлично, положительно)
Возьмём для сравнения 1992 и 2012 г.г. Было опрошено около 1000 человек разного социального уровня. Результаты впечатляют. Хотя за 20 лет, количество россиян, не любящих евреев, осталось, примерно на том же уровне 8–9 %, но количество тех, кто не испытывает к евреям неприязни или относится положительно возросло с 56 до 83 %. Значительно увеличилось (с 17 % до 32 %) и число тех, кто считает, что к евреям плохо относятся не в силу их плохих качеств (назывались скупость, хитрость, непорядочность), а потому что завидуют. С 23 % до 41 % увеличилось также число тех, кто был бы не против видеть евреев членами своей семьи. С 16 % до 11 % уменьшилось и число желающих, чтобы все евреи уехали из России.
Но особенно впечатляет изменившееся в лучшую сторону отношение к Израилю.
На этом графике из влиятельной американской газеты «General Tribun» показаны результаты ответов россиян на вопрос «Как Вы относитесь к Израилю?» в 2003, 2006, 2008 и 2012 гг. Хорошо к еврейскому государству относятся от 60 до 70 % (синий цвет). Плохо – от 15 до 30 % (красный цвет). Пик хорошего отношения к стране Обетованной приходится на 2011 год.
Главный раввин России Берл Лазар
В докладе ФЕОР (Федерация Еврейских Организаций России) за 2012 год читаем: «Антисемитизм идёт на спад и практически исчез из государственной политики». В последние годы, по оценкам ФЕОР, ощутимо снижается количество юдофобских инцидентов
2004 г. – 124
2007 г. – 101
2010 г. – 45
2011 г. – 21
2012 г. – 17
Почему?
Давайте, попробуем разобраться. Почему в стране с многовековой антисемитской традицией улучшается отношение к евреям? Я вижу несколько причин.
Тысячи россиян побывали в Израиле (как туристы, как паломники, в гостях у друзей, на лечении) и увидели, что евреи обычный народ. Постепенно исчезает миф о том, что они не любят заниматься физическим трудом и умеют только на скрипочке пиликать. Россияне увидели, что евреи в своём государстве умеют делать всё, что нужно: и улицы подметать, и землю пахать, и в армии служить. Они увидели, что потомки Авраама за несколько десятков лет сумели не только создать, практически, c нуля прекрасную страну, но и победить в пяти войнах с арабами.
Несколько меняется отношение к евреям и наиболее просвещённых православных священников. Они стали рассказывать прихожанам не только о том, что Иисуса Христа распяли римляне с согласия евреев, но и о том, что сам Иисус был еврей. Также как евреями были апостолы, и Дева Мария, и первые христиане. Такие проповеди медленно и постепенно помогают излечиться россиянам от вековой, казалось, неизлечимой болезни. Даже на форумах самых злостных, юдофобских сайтов всё чаще можно встретить реплики: «Успокойтесь, ребята. Никто уже вам не верит. Евреи, как и русские, бывают разные». Или: «Чем ругаться и искать виновников наших бед среди евреев, лучше внимательно посмотрите в зеркало».
Это совершенно новое направление в деятельности российских правоохранительных органов. Впервые стали наказывать за антисемитские материалы в Интернете. Так в 2012 году было осуждено 32 человека. Причём, в двух случаях речь шла уже не о денежных штрафах, а о реальном сроке тюремного заключения.
Конечно, немалую роль в спаде антисемитизма России играет и смена приоритетов. По опросу ВЦИОМ 2010года среди россиян в антирейтинге лидируют кавказцы: азербайджанцы, грузины, армяне, дагестанцы, чеченцы. На втором месте – представители народов Средней Азии: таджики, узбеки, казахи. На третьем – цыгане. Евреи переместились с первого на четвёртое место. Такого, пожалуй, не было никогда.
За последние годы выпущено в России немало фильмов, где потомки Авраама положительные герои. Это, например, фильмы «Ликвидация», о работе одесского УГРО во главе с Давидом Гоцманом, «Песня длиной в жизнь» о Лениде Утёсове (Лазаре Вайсбейне), «Под небом Вероны» о любви русского парня и израильской девушки, некоторые другие. Даже в фильмах-сериалах о бандите Мишке-Япончике и воровке Соньке Золотой Ручке, криминальные герои-евреи показаны в романтическом ореоле и вызывают симпатию у зрителей.
Помогают борьбе с юдофобией и популярные политические программы, которые ведёт Владимир Соловьёв.
Рассказал приятелю, бывшему москвичу, о том, что собираюсь написать в этих заметках. Тот был возмущён и, прямо-таки, ошарашен: «Лёва, сними розовые очки. Проснись! В какую Москву ты ездил? Все эти российские опросы общественного мнения и заявления прокремлёвского раввина яйца выеденного не стоят. Ты посмотри российский сайт «Жить без страха иудейска» и ему подобные. Ты попробуй, выйди на улицы Москвы в кипе. Так, как ходят, например, евреи в Швейцарии или в Нью-Йорке. Сразу увидишь реакцию москвичей. В лучшем случае услышишь: «Жид пархатый! Убирайся в Израиль!», а, в худшем, могут и физиономию начистить. Россия как была, так и осталась антисемитской страной».
Я так не считаю. Конечно, к опросам общественного мнения надо относиться осторожно. Не стоит забывать слова Бенджамина Дизраэли: «Есть три вида лжи – наглая ложь, ложь и статистика», но мониторингу ФЕОР об уменьшении антисемитских инцидентов и об улучшении отношения россиян к Израилю, на мой взгляд, можно верить. Значительное же снижение уровня государственного антисемитизма, о котором я писал в начале заметок, это непреложный факт.
Так устроена человеческая память. Плохое забывается. Остаётся хорошее. Особенно, если прошлое подпитывается ностальгией. Григория же Голдшмидта, вдовца, бывшего москвича и бывшего инженера-строителя, 67 лет, живущего почти два года в Бонне с разведённой дочкой и внуком, ностальгия замучила. Небольшого роста, плотного сложения, с кустистой, седой бородой и постоянно взлохмаченными волосами, Гриша был похож на бомжа. Бездомные в Бонне приветствовали бывшего москвича, принимая за своего, когда он передвигался по городу на найденном на выбросе велосипеде. Григорий всем говорил, что в Москве жил хорошо. Приехал в Германию ради дочки и внука.
А, если бы не они, то ноги его здесь не было. Без конца повторял, что скучает по белокаменной. И, действительно, скучал. Он забыл как тяжело жил последние годы. Как пенсии хватало на хлеб и молоко. Сердце пошаливало. Требовалась операция и дорогие лекарства. А денег не было. Гриша всё забыл.
– Ты нас достал, – сказала дочка. – Поезжай в Москву и поживи, если там так хорошо. Посмотрим, сколько ты продержишься. Летом дядя Миша перебирается на дачу и квартира пустует.
И Григорий поехал. На автобусе. От фирмы «Крош». Что это означало – никто не знал. И в дороге, где ввиду избытка времени любая тема для разговора на вес золота, фантазии разыгралась.
– Это фамилия владельца, – говорили одни.
– Сокращённое название городка Крошино под Москвой, где тот родился», – другие.
– Прозвище, которое он получил за маленький рост в школьные годы, – третьи. Впрочем, к самому владельцу, хотя автобус шёл с опозданием на четыре часа, туалет не работал, а чай и кофе существовали только в рекламе, особых претензий не высказывалось. Поездка туда и обратно стоила 130 евро и для такой цены всё было вполне прилично.
Григорий никогда бы не узнал о владельце фирмы каких— то подробностей, если бы не решил возвращаться в Германию на автобусе другой фирмы. Не потому, что надеялся на лучшее обслуживание или более дешёвые цены. Просто автобусы другой фирмы, (о ней рассказал приятель в Москве) останавливались непосредственно в Бонне. Автобусы же «Крош» на автобане, при выезде из Бонна. Откуда добраться до города можно было только на машине. Впрочем, сдача билетов была оговорена в условиях (сдающий терял 10 % стоимости) и вроде бы не должна была вызвать затруднений.
Поэтому через несколько дней, встретившись с друзьями, побродив по знакомым местам и досыта наговорившись на родном языке, Григорий разыскал указанный в рекламе адрес на окраине Москвы. Всё выглядело не броско, но солидно. На подъезде табличка – «Экскурсионное бюро “Крош”. У входа охранник в камуфляжной форме. За столом длинноногая девица современного вида. Супружеская пара за столиком в углу комнаты рассматривала проспекты.
– Слушаю Вас, – девица приветливо улыбнулась. – Научились, наконец, и у нас улыбаться, – подумал Григорий и улыбнулся в ответ.
– Хочу сдать обратный билет.
– Ваш паспорт, пожалуйста. – полистала его. – Надо посоветоваться с шефом.
– Чего здесь советоваться? – удивился Григорий, предчувствуя, что сдача билета не будет безоблачной. Но девица уже подняла трубку внутреннего телефона: «Вас спрашивают, Сергей Иванович».
Из соседней комнаты вышел здоровенный детина лет 30-ти, в белой рубашке без пиджака, с неряшливо повязанным галстуком, небритый, с казалось раз и навсегда застывшим хмурым выражением лица.
– Какие проблемы? – Сергей Иванович старательно попытался улыбнуться, но получилась кривая гримаса.
– Я бы хотел сдать обратный билет.
Гримаса сползла с лица шефа:
– Почему?
– Мне нужно до Бонна. Решил поехать с другой фирмой, автобусы которой останавливаются в городе, – откровенно признался Григорий. И сделал ошибку, так как после его слов лицо шефа затвердело окончательно:
– Останавливаемся, где хотим. Вас не спросили. И, вообще, денег не возвращаем. – Возможно, у него было плохое настроение. А, может, он просто не умел иначе разговаривать в подобных ситуациях. Когда терял деньги. Супружеская пара в углу подняла головы от проспектов и прислушалась.
– Как не возвращаете? – Гриша достал из сумки проспект. – Позовите владельца фирмы. Кроша или как его там. Пусть он почитает свои же правила.
– Я Крош, – Сергей Иванович покраснел и набычился. Маленькие глазки зло буравили Гришу. – Правила сам написал. Если потребуется – перепишу. Для таких как Вы нужны особые правила.
– А таких как ты, вообще, нельзя допускать работать с людьми, – завёлся Гриша. – Потому что на людей тебе наплевать. Тебе нужно дрова возить или кирпичи. Из за таких как ты бизнесменов липовых и пропадает Россия. Потому что делаешь ты бизнес не по закону, не по совести, а лишь бы бабок нахапать.
– Вам-то что до России? – Крош побагровел. Руки сжались в кулаки, так что костяшки пальцев побелели. – Защитничек пархатый. Сидите в своих Боннах и Израилях и молчите в тряпочку. Нина, выдай ему 40 марок и пусть уматывает.
Супружеская пара в углу отложила проспекты и направилась к выходу. Охранник почему-то встал и стал прохаживаться по комнате.
Гриша почувствовал, что сердце кольнуло и сжалось. Потянулся за таблетками. Надо было уходить. Срочно. Но он не мог уже остановиться:
– Фашисткая рожа, антисемит, гад ползучий. Из-за тебя и тебе подобных мы и вынуждены были уехать. Засунь эти сорок марок себе в глотку и подавись ими.
– Андрей, – крикнул Крош охраннику. Владелец фирмы побагровел и тяжело дышал. Казалось, он сейчас бросится на Гришу – Отведи старика в отделение. За оскорбление. Там сегодня Фёдоров дежурит. Он его охладит суток на пятнадцать. Нина, паспорт не отдавай.
– Отдай паспорт, сволочь, – кинулся Григорий к Крошу, но неожиданно осел, покачнулся. Опустился на пол. Всё кругом поплыло. Он увидел склонившееся над ним испуганное лицо Нины, прошептал: «Достань таблетку из кармана»…
Через три дня Григория выписали из больницы и он уехал в Бонн на автобусе другой фирмы. Он больше не рвётся в Москву. Ностальгия прошла.
Как ни мелодраматично и ни амбициозно звучит, но, по моему убеждению, именно слова заголовка явственно высвечиваются на развилке, к которой подошли сегодня жители Земли. Других вариантов нет и не предвидится. Если понятие «объединение» при этом не обязательно понимать однозначно (речь идёт в большей степени о совместных действиях, умению договориться, взаимном уважении, чем об одном правительстве), то слово «исчезновение» точно и однозначно отражает второе направление.
Его можно заменить только синонимами: смерть, конец, путь в никуда. Те, кто не видит начертанных на развилке слов, либо предубеждён, либо слеп, либо фанатик. Впрочем, последние два определения мало чем отличаются.
Я уже писал на эту тему («Одно правительство, одна нация, одна религия»), обсуждал её с приятелями и не встретил поддержки. Вот главные доводы против:
Есть понятия, взгляды, мнения (национальные, религиозные, политические) которые настолько противоречат друг другу, что привести их к общему знаменателю просто невозможно. Никакими доводами нельзя, например, убедить исламских фундаменталистов, что Израиль имеет право на существование. Или русских, что воссоединение Крыма с Россией противоречит международному законодательству. Подобных неразрешимых проблем (Курилы, Кёнигсберг, Нагорный Карабах, Южная Осетия) в мире накопилось много и число их постоянно увеличивается.
Сегодня можем наблюдать рудиментарные остатки «единства взглядов» в Северной Корее. Подобное, так называемое, «объединение» как раз и ведёт к «исчезновению». Пусть люди думают и чувствуют по-разному. Пусть они, вообще, будут разные: белые, чёрные, красные, в полосочку. В этом разнообразии сила человечества. Символично, что браки между родственниками, между, так сказать, себе подобными, запрещены, так как ведут к деградации.
Пусть каждый идёт своим путём, ищет свою дорогу. Жизнь на Земле тоже, в определённом смысле, эксперимент. В будущем никто не был и никто не может знать что правильно, а что не очень. Ведь и учёный, решая ту или иную проблему, использует разные методы, двигается к цели методом проб и ошибок. Разнообразие культур, традиций, религий, даже моральных принципов идёт на пользу человечеству. Всё равно жители Земли рано или поздно выбирают оптимальную систему отношений. Правда, иногда выбор ошибочного пути приносит людям много страданий и лишений. Так было, например, когда большевики насадили в России марксистский вариант развития. Но, видимо, без ошибок не бывает. Отрицательный результат это тоже результат.
Был бы готов подписаться под каждым словом оппонентов, если бы не одно но… Если бы не существовало фанатичное меньшинство. Готовое ради победы своих идеалов уничтожить весь мир. Чтобы остановить его, надо объединиться. Иначе не получится. В этом вся штука.
Фанатичное меньшинство фундаменталистов всех сортов: красных, белых, в полосочку, особенно, исламских, это самая большая опасность для нас, землян. Они способны сбросить мир в пропасть и уже сегодня пытаются это сделать. Поэтому главным результатом объединения должна стать борьба с фанатиками, радикалами и фундаменталистами. Перед этой опасностью все другие (потепление, перенаселение, падение метеорита и т. п. «мелочи» на букву «п») отступают на второй план. «Господи, – могут мне возразить, – сколько этих фанатиков? Единицы.
О чём здесь говорить?». Да, их немного. Но и большевиков в 17-м году было всего 20 тысяч. Их, повторяю, немного, но их раковые метастазы (Хамаз, Хизболла, Аль-Каида, режим КНДР, всевозможные секты и т. д.) разбросаны по всему телу Земли и продолжают распространяться. Если их сегодня не остановить, то завтра они получат в руки оружие массового уничтожения, и тогда будет поздно.
Но для того, чтобы остановить фанатичное меньшинство, необходимо единство действий.
Порфирий Иванов (1902–1985 гг.)
Необходимо понимание смертельной опасности. Более того, у меня ощущение, что без этого понимания человечество никогда не пойдёт на крайние и решительные меры, связанные с обузданием фанатиков.
Тут вспоминаются впечатления, связанные с моей журналистской деятельностью в Москве. Я тогда работал внештатным корреспондентом в популярном всесоюзном журнале «Семья и школа». Шёл 1989 год, открывались многие закрытые темы и мне дали задание написать о последователях Порфирия Иванова. Их было довольно много и они называли своего учителя «победитель природы», «народный учитель» и даже «бог земли». Порфирий Корнеевич учил излечиваться от всех болезней, обливаясь ледяной водой, зимой купаясь в проруби, и подолгу воздерживаясь от пищи и воды. В Москве был даже организован клуб «Порфирия Иванова», в который входили несколько тысяч человек. И вот что интересно в рамках этих заметок: все они стали следовать учению Иванова, потому что были смертельно больны. Находились на грани жизни и смерти.