– Как выбраться?
– А данные находятся в этом досье. На «Объекте-44» вместе с академиком Горном работал физик-теоретик профессор Даниэль Арамов. Он марсианин. Закончив расчеты и выполнив свою часть опытных разработок, он улетел домой. Вот кто нам поможет восстановить утраченные данные.
– А разве мы не будем искать академика?
– Рамиль, при всем моем уважении к нашему светиле науки, академик может быть уже трупом. А следствие может затянуться надолго, раз. Ни к чему не привезти, два. И в-третьих, мы упустим время.
Урманчеев задумался и вывел резюме:
– Марс не отпустит профессора. Нам нечего предложить им взамен кроме мифического будущего, которое сулят дублированные исследования.
Лемман улыбнулся:
– Ты забываешь, что я стратег. И не предложил бы этот вариант, если бы у меня не было, что предложить Марсу. Разумеется, следствие и операция по поиску и спасению академика будут идти параллельно, но главный приоритет – это возвращение к работе профессора Арамова.
– А что предложить-то можно?
– Погоди, погоди, сейчас узнаешь, – генерал нажал на кнопку селектора. – Принесите нам чай и бутерброды, пожалуйста.
– Вы проголодались, генерал?
Стратег молчал.
Дежурный андроид поставил поднос на стол и удалился. Лемман разлил чай по чашкам и с видом триумфатора начал намазывать на хлеб черную икру. Адмирал последовал примеру командира. Проглотив первый кусок и отпив из чашки, он спросил:
– Мы собираемся завалить колонию Марс бутербродами?
На лице Леммана появилась хитрая улыбка:
– Нет, дорогой адмирал. Вы едите, как не странно, пищу будущего. Она называется «Омуль 109». А к баночке с этой икрой прилагается описание, почитайте.
На экране высветились инструкции. Арамов углубился в чтение.
«Омуль 109». Сто девятая модификация, созданная на основе байкальского омуля. Новый биологический вид.
Классификация – амфибия.
Среда обитания – водная и воздушная.
Климатические условия выживания – от +2 градусов Со – до + 60 градусов Со при 20% насыщенности кислородом окружающей среды.
Организмы потребления – любые биологические виды.
Вид размножения – икра.
Производимые продукты при промышленном разведении – мясо, масло, икра.
Ограничения – содержать в закрытых водоемах.
– Моментальное освоение любой территории, адмирал. Мы не можем выпустить этот вид в океаны. Потому что он вытеснит все остальные. А вот для Марса, где гибнет практически все привезенное нами – это спасение. Адмира-ал! Рамиль!
Лемман дернул Урманчеева за плечо. Тот вышел из задумчивости, и, держа в руках бутерброд, произнес:
– Никогда не думал, что буду вот так запросто держать в руках и есть живую бомбу.
– Вы сообразительный человек и грамотный офицер, Рамиль. Поэтому вы отправляетесь с посольской миссией на Марс. Верните нам профессора, адмирал, и нация обретет надежду.
– Через мрак космоса – к свету, генерал? – пошутил Рамиль.
– Нет. «Омуль 109» выведен здесь, под землей. Так что я бы сказал – из темноты пещер – к цивилизации…
7
– Темно-о, страшно-о, безнадежно-о-о…
Денеул бредил. Милостивый рассудок не выпускал его из забытья. На фоне черного провала ему мерещились расплывчатые очертания, похожие на людей. Мужчины, женщины, дети. Они кружились в замысловатом танце, их голоса отражались многократным эхом.
«Иди к на-а-ам», – звал женский голос. «Мы ждем тебя-я-я», – звали танцующие.
«Я не могу-у, я не знаю куда идти», – грезил Инникса.
Очертания людей обрели светлые контуры, частично разгоняя тьму, ритм танца участился. Глухие барабанные удары напоминали звук шаманского бубна. Инникса мысленно потянулся, представил, что пляшет вместе с ними.
«Еще немного-о, старайся-я», – звали тени, все приближаясь и приближаясь.
Вдруг красный свет застил ведение. Превратился в ком и свернулся, словно насаженный на вертел.
Горечь разорвалась пожаром и сотрясением. Распростертое тело свела судорога. Охотника спасли рефлексы. Боль и адреналин вернули его сознание в действительность. Мышцы сработали рефлекторно. Легкие горели. Он тонул. Дышать было невозможно. В горле булькала теплая жижа. Согнувшись и из последних сил пытаясь выдохнуть, Денеул ударил себя кулаком в грудь. Моментального облегчения не произошло. В глазах заблестели светлые круги. Еще немного и он задохнется, но липкая патока медленно освобождала дыхательные пути. Теперь нужно сделать маленький спасительный вдох. В горле заклокотало. Огонь в легких утих. И тут же рвотный рефлекс освободил гортань и дал воздуху пополнить кровь кислородом. Сознание вернулось окончательно. Денеул в бессилии откинулся на спину. Зрение отсутствовало. Он потер глаза, никакого эффекта. Размазал по лицу жидкость, которой его тошнило.
«Кровь? Да, это кровь. Я задыхался собственной кровью».
Лицо горело. Руки не слушались. Было холодно.
«Пить! Надо найти воду», – это была первая мысль, которая побудила его к осознанному действию.
«Где я?»
Денеул полз в кромешной темноте, натыкаясь на какие–то предметы. Инстинкт выживания гнал его вперед. Он понимал, что если останется на месте, то это навсегда. Рука нащупала ботинок. Дальше униформу.
«Это андроид. У него должна быть фляга!»
Руки отыскали заветный предмет, но отвинтить крышку не удалось. Ладони прошила нестерпимая боль. Обхватив флягу кулаками, Инникса зубами сорвал крышку. Вожделенная спасительная влага, словно нектар, наполняла организм жизнью, а с жизнью и надеждой. Надежда разгорелась в сознании ярким пламенем, питаемая жаждой мести. Он откинулся на спину. Через какой-то проем виднелись звезды. Была глубокая ночь.
Силы оставили охотника. Он впал в забытье и вскоре отключился в беспокойном и страшном сне. Он сражался с демонами. Сжигал их, крошил и рубил на куски. Даже во сне Денеул Инникса, Собачья Шкура, охотник, добряк уже никогда не станет прежним человеком.
На груди было что-то теплое, живое. Оно копошилось и подрагивало.
Открыть глаза было невозможно. Веки слиплись запекшейся кровью. Денеул потер их, глаза прослезились, слезы увлажнили кровавую корку, свет сквозь неясные очертания лился мягкий и равномерный. Он еще раз потер глаза, резкость пришла в норму, теперь можно было оглядеться. В глаза охотника в упор смотрела огромная крыса, сидевшая у него на груди. Он не испугался. Прогнать крысу просто. Нужно приподняться, тогда она соскользнет с тебя и убежит. Инникса приподнял голову. День сменил ночь. Он находился в трюме разбитого «Титана». Сквозь незакрытый верхний люк синело небо, покрытое редкими облаками. В середине были свалены различные ящики, вокруг разбросано оборудование, рядом лежало разрезанное лазером тело андроида. Инникса с трудом поднялся и тутже присел. Сильное головокружение сбивало равновесие. Переборка, ведущая в жилые помещения, была сорвана с петель. Гора ящиков напоминала муравейник, только вместо муравьев кишела корабельными крысами. Видимо они перебрались из затопленных помещений в носовой трюм.
«Нужно найти аптечку», – Инникса чувствовал, как распухло лицо, руки одеревенели, пальцы отказывались подчиняться. Шатаясь и опираясь предплечьем о стенки, он медленно пошел к каютам офицеров. Вот они уютные и покинутые. Дальше должна находиться санитарная часть.
«Проклятье! Дверь заперта. Придется начинать все заново».
Денеул развернулся и пошел к трюму.
«У андроида должно остаться тепловое ружье. Только не потерять сознание. Дышать глубоко. Идти медленно».
В глазах темнело, судорога тисками сжимала лодыжки. Рядом с телом андроида валялось ружье, оно было переломано надвое.
«Не повезло».
Думалось с трудом.
«Но не может же все время везти. Сначала ударили тепловым ружьем, а могли бы лазером, и валялся бы я, как этот андроид. Потом катер не взорвался или все же взорвался? А как я оказался на корабле? Затем фляга с водой. Везенье, называется. Аж, плакать хочется. И вот ружье…»
Думая, охотник разглядывал помещение трюма.
«Вот, нашел, баллон с газовой горелкой! Кто-то меня там, наверху любит!!!».
Но как поднять искореженными руками тяжелый баллон и донести его до санитарной части? Инникса перекинул крепежный ремень баллона через плечо и пополз по коридору. С каждым метром баллон становился тяжелее и тяжелее.
«Огонь. Чтобы воспламенить горелку, нужен огонь или искра. Я не курю. Знать бы, что понадобится зажигалка, закурил. Ха! Если следовать моей логике, то не сел бы на корабль – ничего бы не случилось. И вообще в Чумикан идти не надо было. Бред. Я брежу!». Мысли отвлекли от тяжелой работы. Спасительная дверь была по–прежнему заперта, хоть и баллон был рядом. Денеул прислонился к стене.
«Думай, думай. Тепловая винтовка разбита. Если в магазине остались тепловые патроны, то можно один детонировать. Как? Сначала открыть газовую горелку и положить на пол рядом с теплозарядом. Потом ударить, чем–нибудь тяжелым по капсюлю. Не-ет. Самоубийство. Газ да теплозаряд, и вот из меня жареная куропатка получится. А мне надо жить, жи-ить! Поквитаться надо…» Инникса поплелся обратно в трюм. Осматривая разбросанный хлам, он рассуждал:
«Я думаю как охотник. Ружье, патроны и все… Нужно думать как моряк или как андроид. Андроид…»
Взгляд снова остановился на распростертом теле. Прибор силового щита, разрезанный лучом лазера, был прикреплен к груди.
«У него на спине должен быть блок питания».
Инникса перевернул останки. Аккумулятор был в полном порядке.
«Спасибо тебе, Гордон. Твои уроки не пропали даром. Правильно ты говорил: «Не ленись, это спасет тебе жизнь».
Открыв газовый вентиль, Денеул поднес к жалу горелки оголенные провода и закоротил их. От электрической искры вспыхнуло пламя, обугливая пол коридора.
«Ничего, будут ремонтировать, за это я заплачу».
Дверь подалась быстро и легко. Анализатор впился в вены, впрыскивая стимуляторы и обезболивающие препараты. В голове прояснилось, боль ушла, мыслить было удивительно легко. Радостное и приподнятое настроение нахлынули вместе с жаждой деятельности.
«Я явно переборщил» – подумал Инникса. Он осмотрел руки. Сквозные раны на ладонях напомнили недавние события. Обработав и перевязав их, Денеулу захотелось умыться. Он подошел к раковине и взглянул в зеркало.
– А-а-а!
Крик «раненого зверя» огласил коридоры того, что раньше называлось кораблем.
На него смотрело черное, опаленное лицо, лишенное век, бровей и волос. Уши превратились в лохмотья, как будто их кто-то жевал. Носа не было вообще! Кровавый сгусток посередине уродливого подобия лица. Остались только глаза, смотрящие из заскорузлой корки. Моргающие веки закрывались, как хлопающие белые ставни на фоне сгоревшего дома. Инникса не испытывал жалости к себе, это чувство он утратил, когда его прибивали к катеру. Он был одержим, одержим местью.
После того как лицо было очищено от грязи, обработано антибиотиками и смазано заживляющим кремом, в зеркале появилось новое изображение. Денеул смотрел и думал, но не про свою новую внешность, а про то, как найти и покарать всех, кто сломал ему и его друзьям жизнь.
Первыми жертвами его плана, как ни странно, оказались крысы. Опытный охотник легко определил, что именно они обгрызли ему нос и уши, когда он оставался без сознания. Дальнейшее пребывание с прожорливой колонией грызунов в его планы не входило. Под жилыми помещениями находились носовые погреба боеприпасов. Там было достаточно напалма, чтобы превратить посудину в раскаленную груду металла. Ют «Титана» был затоплен. Инникса достал четыре бочки и плотно задраил люки погребов. Его план состоял в последовательном выжигании помещений от шкафута до бака. Он собирался согнать крыс в носовой трюм и превратить его в крематорий.
Тщательно и последовательно машинное и котельное отделения, жилые помещения офицеров, кубрики личного состава промазывались напалмом, выжигались и задраивались. Когда сорванная переборка носового трюма была поставлена на место и приварена, «крысолов» поднялся на носовую палубу. Из открытого проема носового трюма слышался писк сотен крыс. Он сорвал запор с последней бочки и толкнул ее в трюм. Импровизированный факел – черенок лопаты, обернутый материей и пропитанный тем же напалмом, запылал от зажигалки, обнаруженной в одном из отделений кубрика. Охотник как опытный поджигатель отошел подальше и бросил факел. Через несколько секунд столб огня вырвался наружу, затем повалил черный дым, еще больше измазывая копотью капитанскую рубку. Теперь единственным живым существом на полузатонувшем корабле остался человек. Он мог свободно отдыхать и работать, где хотел и когда хотел, не опасаясь нападения стаи голодных грызунов.
После проделанной работы тело и одежда Денеула были измазаны копотью и залой. Но он не стал умываться, понимая, что пока действуют транквилизаторы, предстоит многое сделать. При поверхностном осмотре оказалось, что все электронные приборы в капитанской рубке разбиты, остались только карты, справочники и компас. Да и не смог бы охотник воспользоваться сложными корабельными компьютерами. Инникса не привык лениться, но если бы кто-нибудь ему сказал, что он будет изучать навигационные справочники, то от души бы посмеялся. Будучи опытным проводником, Денеул знал – в критической ситуации нужно определить свое местоположение, задать направление и выбираться. Долготу примитивными способами в море не определить. Если на земле можно воткнуть палку и в течение дня отследить движение тени, определяя полдень, то на раскачивающейся посудине это сделать невозможно. А вот широту можно определить с помощью Полярной звезды, транспортира и отвеса. Только транспортира нет. Впрочем, есть! Вот он, нарисован в справочнике. Смекалка выручала бывалого таежника, он вырезал из картона копию транспортира и прикрепил к ней картинку из справочника. Отвесом послужил карандаш на веревочке. Теперь нужно дождаться темноты. Но до захода солнца еще далеко. Инникса пошел еще раз исследовать останки судна. При отсутствии воды и съестных припасов нужно было выбираться и, по возможности, скорее. Как и на чем – оставалось загадкой. Кроме выгоревших помещений и склада с бочками напалма ничего не сохранилось.
«Придется на бочке полететь, – горько усмехнулся Денеул. – А что я, собственно, делаю в прогоревших помещениях?»
На правой и левой палубах он увидел два сигарообразных, наглухо закрытых устройства, под острым углом направленных в океан. С первого взгляда было ясно, что это оружие. Но какое? Причем при более внимательном рассмотрении, никаких повреждений обнаружено не было.
«Нужно свериться с планом корабля».
В рубке на схеме «Титана» устройства были помечены как «торпедные аппараты». Инникса отыскал инструкции и углубился в изучение устройства торпеды и замысловатого пускового механизма. Ненависть пробудила его гений. Зачитав до дыр инструкцию, он открыл запорный люк, отвинтил взрыватель, вскрыл кожух аппарата и заблокировал механизм запуска двигателя. Из спецификаций следовало, что торпеда разгоняется до огромной скорости – девяносто километров в час – за считанные секунды. Если сделать плот и привязать к торпеде, то передвижение с такой скоростью окажется невозможным. Нужно снизить мощность. Но как? У торпеды два винта. Один – долой. Газовой горелкой Инникса отрезал две из четырех лопастей оставшегося гребного винта. Мощность понизилась вдвое, но все равно оставалось слишком большой. Если ограничить поступление воды к винту, мощность снизится еще. Он сварил железный ящик, проделал в нем дырки и приварил к корпусу торпеды. Таким образом винт оказался помещенным в коробку, испещренную мелкими отверстиями. Это должно было еще понизить мощность. Теперь плавсредство. Все, что легче воды сгорело. Бочки! Денеул открыл носовой погреб и выкатил три бочки с напалмом.
«Напалм вылью за борт».
Связав пустые резервуары канатом от мачты, он критически осмотрел конструкцию. Строение скорее походило на поплавок, нежели на плот. Мысленно перебрав варианты, Инникса не стал ничего переделывать, только к бочкам привязал лопату от пожарного щита, как будто это весло. В спецификации значилось – дальность хода торпеды тридцать километров. Значит, путешествие будет не продолжительным. Да и его целесообразность будет зависеть от определения координат.
Солнце на горизонте садилось в воду, оставляя золотую дорожку, как всегда ведущую к каждому наблюдателю, любующемуся закатом. Только сумерки оторвали Денеула от конструкторских разработок. Он поднялся на мостик, взял транспортир и, усевшись поудобнее, посмотрел в небо. На еще синевато-золотистом небосклоне начали появляться самые яркие звезды, определяющие контуры созвездий. Большая Медведица, Малая, а вот и Полярная звезда. Ему вспомнились родные края. Как он по вечерам, сидя у костра, смотрел на звезды и слушал тишину тайги. Здесь Полярная располагалась намного ниже. Инникса прицелился в звезду основанием транспортира, словно ружьем. Теперь вычесть из полученного угла девяносто и получится примерно сорок пять. Сорок пять градусов восточной долготы. Он бросился в рубку к старым бумажным картам. И как они сохранились на судне, напичканном электроникой?
«Сорок пя-ять, – палец искал координаты. Не сорок пять, а сто сорок пять. Я на востоке. Долгота восточная». Вспомнился голос академика Горна: «Дорогой Трамп, мы в нейтральных водах, идем вдоль цепи заброшенных Марианских островов».
«Марианские острова! Я как раз нахожусь на долготе островов! И двигаться нужно на восток! Они где-то недалеко».
Денеул вспоминал дни, проведенные на корабле, и друзей по несчастью.
Связиста Меду. Как он был несправедлив к ней. Лейтенанта Гордона. Это его он должен благодарить за лекции по боевой экипировке. Академика Горна. Он и сейчас слышал его последние слова: «Скоро начнется захват. Действуй. Помни про вахтенного и течение».
«Стоп. Течение!».
Охотник вскочил и, перебирая карты, думал о том единственном слове, которое он в суматохе пропустил мимо ушей.
«Течение. Нужна карта морских течений», – пальцы с трудом перелистывали стопку. Обезболивающие средства, как и транквилизаторы, заканчивали свое действие. Усталость наваливалась все больше и больше. С каждой минутой тяжелели веки, движения давались с трудом, кости ломило немилосердно. Стемнело. Нужно было соорудить факел, но сил спускаться в трюм за еще одной бочкой с напалмом не было.
«Завтра, я сделаю все завтра», – подумал измученный Инникса. Легкое головокружение заставило его прилечь. Он завернулся в ковер, лежащий на полу, и перед тем, как закрыть глаза, посмотрел на звезды.
А на безоблачном ночном небе миллиарды светлых песчинок кружились в замысловатом танце, незаметном для глаз смертного. Танце, длинною в вечность.
8
Ярко-оранжевое зарево, поднимающееся из-за горизонта, постепенно затмевало звездный узор ночного неба. Легкий бриз играл шелковыми занавесками, скрывающими позолоченный орнамент, украшающий ложе под балдахином, стоящее прямо на берегу моря. Солнце постепенно из оранжевого становилось бело-желтым. Волны омывали прибрежный песок и пеной растворялись в нем. Проснулись чайки, наполняя своим криком окрестности и разгоняя утреннюю дрему.
Василиск Погостини любил просыпаться под шум прибоя. В то время, когда ночь медленно сменяла день, ему казалось, что он пробуждается вместе с природой. Эти тихие рассветные часы придавали ему сил на целый день. Дрема затягивала и расслабляла, но нужно было подниматься. Будучи человеком внутренне организованным, не ленивым, а наоборот, очень занятым начальник информации и пропаганды резким движением встал. Двойной хлопок в ладоши – и сигнал управления изображением возвестил окончание утреннего режима пробуждения. Голографический пейзаж утренней береговой линии исчез, только постель и ночной столик остались от интерьера. Кроме любви к морю и рассвету больше всего на свете Василиск любил себя и свою жизнь. Поэтому он не мог себе позволить отдыхать на натуральном берегу моря, а экспонировал изображение прямо в пещеру, прорытую в горе, на которой стоял его замок. Спальня медиамагната представляла собой бункер, оборудованный нетрадиционными мерами безопасностями. Входные двери отсутствовали. Небольшой бассейн соединялся подводным коридором с аквариумом, выходившим в апартаменты владельца. Таким образом, только проплыв под водой можно было заглянуть в спальные покои. Но и здесь было все не так просто. В аквариуме жила четырехтонная касатка, готовая попробовать на зуб любого, кроме хозяина. Василиск сам вырастил это животное. Он кормил касатку, играл с ней, искренне полагая, что это не охранник, и за деньги животное не предаст.
Водные процедуры неизменно доставляли Погостини минуты наслаждений. Выбравшись из аквариума и накинув халат, он вышел на террасу. Из замка, построенного еще франками, открывалась великолепная панорама города. Василиск любил свой дом. Семь лет назад он купил полуразрушенное строение на горе посреди города Каламата в Греции, что на юго-западе Пелопоннеса, отреставрировал его, внес некоторые изменения. Хоть по законам Греции памятники старины и нельзя было покупать, Погостини оформил сделку, как реставрацию музея, и щедро финансировал традиционный ежегодный марафонский заплыв на тридцать километров от Каламаты до Корони, приняв в нем участие. Став, таким образом, почетным горожанином, он уговорил власти, передать ему замок-музей на время в личное пользование.
Любуясь красотами города и бухты, Погостини заметил приближающееся судно, небольшое, но в очень плохом состоянии. Краска на нем поблекла и облупилась, некоторые иллюминаторы разбиты, на корпусе виднелись вмятины. Больше всего его внимание привлекла пара, сходившая по мосткам на причал. Мужчина средних лет, весьма потрепанного вида, катил перед собой инвалидную коляску, в которой находился старик в широкополой шляпе, надвинутой на глаза, и с пледом, прикрывавшем ноги.
– Первый, принесите мне бинокль, – не поворачиваясь к андроиду-секретарю, приказал хозяин. Андроид, с желтым лицом и в белой тоге, молча повиновался. Василиск не давал имен слугам-андроидам. Первый – это секретарь, второй – повар, третий – управляющий и так далее. Он был очень занятым человеком и не считал, что себя нужно обременять заучиванием имен слуг. Людей он не нанимал. Во-первых, андроиды дешевле. Во-вторых, не задают вопросов. В-третьих, поддаются психическому программированию, которое не запрещено в отношении андроидов. Скрывать чиновнику было что. Его доходы на службе ООН едва покрывали расходы на хобби. Погостини коллекционировал животных-мутантов, как земных, так и марсианских, и лунных особей. Его многочисленные приобретения были собраны в зоопарке, находившемся на территории замка. Он самозабвенно был привязан к своим подопечным и часами проводил с ними время. Настоящим бизнесом, который приносил Василиску огромный доход, была продажа информации и манипулирование ею. Благо, высокий пост, занимаемый им в ООН, располагал к этому.
Держась одной рукой за перила террасы, другой поднеся бинокль к глазам, хозяин роскошных апартаментов разглядывал приближающуюся пару. Хоть лицо мужчины, катившего кресло-каталку и скрывала борода, но черты показались знакомыми наблюдателю.
– Первый, передайте второму, завтрак на троих в гостиной, через час, – он отдал бинокль андроиду и добавил, – у нас гости. Да, и пусть охрана сканирует посетителей.
Чувство опасения, как всегда, вызывало беспокойство у чиновника.
Дорожка, засыпанная гравием и ведущая в гору, привела двух путников к деревянным воротам, обитым старинными коваными узорами. Скрип открывающихся створок говорил, что их узнали или, по крайней мере, ждали. Человек с бородой в шортах и мятой рубашке защитного цвета усталой походкой вкатил кресло во двор. Хозяин сам вышел встречать гостей:
– Полковник, ваши появления как всегда неожиданны.
– Сэр, – сдержанно приветствовал Шор Кан.
– Я мало кого принимаю без предварительной договоренности, – Василиск посмотрел на сидящего старика в кресле-каталке, – но сегодня мне придется сделать для вас исключение. Прошу.
Жестом он пригласил полковника пройти в дом.
– Похоже, сэр, исключения для меня скоро войдут у вас в привычку.
Было заметно, что Шор изрядно устал, осунулся и нуждается в отдыхе. Старик в кресле не поддерживал разговор, на первый взгляд было похоже, что он дремлет.
Холл встретил уставших путешественников приятной прохладой и ароматным запахом завтрака.
– У академика сломаны обе ноги, поэтому он погружен в сон. Ему требуется медицинская помощь, а мне горячая ванна, – Шор Кан наконец мог расслабиться и тяжело упал в ближайшее кресло.
– Ну, разумеется, – хозяин щелкнул пальцами и в помещение вошли два врача–андроида и управляющий,– окажите помощь больному и, третий, прошу показать мистеру Кану ванную комнату.
– Я вас жду к завтраку, полковник. Не торопитесь. У меня до нашей встречи еще дела.
Погостини направился в рабочий кабинет, который в точности походил на его офис в штаб-квартире ООН, с одной единственной разницей – он был настоящий, именно с него снимали голографическую копию для офиса в Вашингтоне.
Присев за рабочий стол и превратившись из радушного хозяина в чиновника, он распорядился включить информационные панели. Только что полученная информация еще не была новостью, новостью будет то, что захочет начальник сбора информации. В каком виде, в каком объеме и в каком политическом аспекте будет обнародовано событие, требовало от чиновника внимательности, концентрации, сообразительности и оперативнисти.
«Из Южного Китая продолжается исход. Кровавая резня в Таиланде и Вьетнаме грозит перекинуться на другие регионы».
– Продолжаем давать в полном объеме, – продиктовал начальник пропаганды.
«Продолжается следствие о нападении на «Bacterium of light» (Бактерия света), Хот-спрингс, Канзас. Западные обвиняют восточных в шпионаже».
– Даем только западным, бездоказательные обвинения ни к чему не приведут. Выяснить, чем занимается «Bacterium of light».
«Три дня назад совершено нападение на порт Обок, северо-восток Африки, государство Джибути. Потоплено несколько кораблей, стоящих в бухте. Остальные суда удалось вывести из-под обстрела. По официальной версии властей Джибути нападение совершено радикальным движением «Свобода». Следствие продолжается».
Погостини приостановил поток новостей и погрузился в раздумье, что-то подсчитывая в уме. Потом опять запустил информсообщения, диктуя в микрофон:
– Информацию дать только в Джибути.
«После долгого перерыва восточные восстанавливают дипломатические отношения с колонией Марс. Ракета с их представителем на борту вылетела с космодрома объединенных сил».
Василиск отличался хорошими аналитическими способностями и скоростью принятия решений. Собственно, другой на его месте не продержался бы и дня.
– Соедините меня с пресс-службой Кремля, – попросил он, нажав на кнопку визифона.
Женское лицо руководителя пресс-службы появилось на экране.
– Миссис Крисла, есть ли какие-нибудь подробности, посвященные Марсу?
Ни приветствия, ни «как дела» в разговоре двух профессионалов были неуместны. Они понимали, что ограничены во времени. От краткости вопросов и точности ответов зависела скорость распространения новости и реакция зрителей целой планеты.
– Сэр, мы восстанавливаем дипломатические отношения, вот и все.
– А какие планы отношений? Экономические или политические?
– Успокойтесь, никакой политики, только экономическая помощь. Новость отдана вам. Можете распространить ее по всему миру.
Кремль отключился.
Погостини тут же соединился с Вашингтоном:
– Белый дом на связи, – ответил вице-президент.
– Сэр, восточные восстанавливают экономические отношения с колонией Марс. Я вынужден дать ее в эфир. Это официальная новость.
Вице-президент задумался.
– Не отключайтесь, Погостини, – сказал он и вышел за пределы видимости камеры.
– Нет, давать на Западный альянс категорически нельзя, – ответил через минуту представитель «Белого дома».
– А то подумают, что ресурсы восточных достаточны, для того чтобы не только себя содержать, но и помогать космическим колониям. В этом случае предпочтения нашего электората будут склоняться на сторону востока, что приведет к дестабилизации в регионах. Погостини, я как всегда буду благодарен, если новость будет просто о старте ракеты.
Визифон отключился.
«А за утро мой счет немного пополнился», – удовлетворенно подумал Василиск.
Стол был заполнен различными салатами, колбасами и сырами. В поданых горшочках дымилась тушеная говядина. Вареная кукуруза источала ароматный запах. Повар сам вывез столик на колесиках с морепродуктами, подогреваемыми снизу на медленном огне. Легкий греческий завтрак, обычно состоящий из йогурта, сладких бугаццу и кофе, был отменен.
Шор Канн, в одном из халатов хозяина дома, чистый и выбритый, набросился на предложенные яства.
Василиск, попивая сок и наблюдая, как гость насыщается пищей, как бы невзначай спросил:
– Полковник, а зачем вы напали на Обок?
Кан ел, будто не замечая вопроса, поглощая пищу с жадностью голодного волка, изрядно сдабривая яства столовым вином. Наконец, утолив голод, он вытер сальный подбородок и ответил:
– Отвлекающий маневр. Как бы я еще прошел по Суэцкому каналу? На подлодке – это невозможно, а вот в составе эвакуируемой флотилии рыболовецких траулеров, вполне. Да, и не называйте меня полковник.
– Почему?
– Потому, что я разжалован, уволен из разведки и военно–полевой трибунал приговорил меня к расстрелу, казнь приведена в исполнение.
Хозяин оживился, глаза Погостини заблестели, он прямо–таки заерзал в кресле. Шор Канн, прикурив сигару, продолжил:
– Последнее было бы правдой, если…
– Что, если? – переспросил Василиск.
– Если бы я появился в штабе контрразведки перед Янгом Пиглзом без академика и груза.
Жадно затянувшись сигарой, рассказчик откинулся на спинку стула:
– Оправдания никто бы ни принял. За провал приоритетной операции, санкционированной лигой государств континентальной Америки, положена смертная казнь, сэр. А так, на сегодн, груз утонул, местонахождение ученого и меня неизвестно. Команда, принимавшая участие в операции на подлодке, мчится к берегам Америки, не подозревая, куда пропали пленник и командир.
– Как вам удалось уйти?
– Очень просто!
Кан усмехнулся:
– Обыкновенное слово, «война»…
– Уже интересно, – усмехнулся Василиск.
– Война – это нападающий и объект нападения. В связи с этим возникают совершенно логичные процессы. Хаос – это разрушенная привычная жизнь. Страх и паника – это неконтролируемый выброс адреналина. И вот главное слово, возникающее после трех предыдущих, – неразбериха. Когда в порту Обок началась неразбериха, я под предлогом медицинской помощи пленному Горну высаживаюсь на берег, избавляюсь от сопровождения, захватываю рыболовецкий траулер и прямиком через канал в – Средиземное море.
Шор Кан замолчал и стал наблюдать за реакцией чиновника.
Погостини сохранял непроницаемо строгий вид. Полковник еще не знал, как серьезно его собеседник относится к безопасности. Он встал и начал ходить вдоль больших стеклянных дверей, выходящих на террасу. Потом, посмотрев на залив, произнес:
– Траулер. Надо избавиться от корабля.
– Пустить его ко дну и дело с концом, – посоветовал Кан.
– Нет. Его видели. Такую старую каракатицу невозможно не запомнить. Я найду для судна хозяина и сделаю так, как будто он владеет им уже лет десять.
Полковник должным образом оценил ум и быстроту принимаемых решений Василиска. Он подошел к хозяину дома и, чокнувшись с ним бокалами, сделал ему комплимент:
– Вы неплохо играете в войну сэр.
– Да, – подхватил чиновник, – у меня следующим словом после слова «хаос», идет слово «порядок». А знаете, Шор, какое слово после всех нами перечисленных самое главное?
Шор Кан отметил, как быстро перестроился Погостини, обращаясь к нему по имени. О звании полковник, хозяин забыл моментально.
– Нет, не знаю.
– Прибыль! Запомните его, мой друг.
– Вы хотите сказать, что я ваша прибыль?
– Нет. Вы инструмент, а академик прибыль. Его ноги уже в гипсе. Он выведен из сна, умыт, накормлен и под надежной охраной. Прибыль нужно охранять. Пойдемте, посмотрим каков потенциал у нашего приобретения.
Собеседники подошли к двустворчатой двери.
9
Створки дверей стремительно раскрылись и громко ударились о стены. Перед взором генерала, командующего объединенным штабом лиги государств континентальной Америки, предстала молодая женщина. Мешковатая форма матроса-подводника не могла скрыть ее грациозную походку. Черные развивающиеся волосы, уверенный взгляд и резкие, отточенные движения сразу приковывали внимание. От неожиданности Янг Пиглз подскочил со стула, словно приветствовал главнокомандующего. Женщина подошла к столу и остановилась. Ее легкая улыбка вернула дар речи генералу:
– Как? Кто вы? Я не вызывал представителя флота лиги.
– Меда Лейн, генерал. Вы меня не знаете. Я офицер разведки из команды полковника Шор Кана. А форму я позаимствовала на небезызвестной вам подлодке.
– Как вы узнали код моего лифта в управлении разведки?
– Шор Кан назвал мне его.
– Где он сам?
Женщина огляделась, обнаружила кресло возле окна и села, загадочно посмотрев на Пиглза:
– Вот за этим я и пришла.
Ее многозначительная улыбка свидетельствовала о превосходстве в предстоящем разговоре. Генерал как опытный тактик сразу почувствовал это:
– Если вы из его команды, то вы и должны знать, где он.
Меда сверлила Пиглза глазами и молчала. Выдерживать паузу, дать выговориться противнику, заставить сделать ошибку – так учили ее в разведшколе.
И проверенная тактика сработала. Генерал решился первым выдать информацию:
– Матрос, – обратился он к Лейн.
– Не матрос, а капитан разведки, генерал, сэр, – перебила его Меда. – Извините, продолжайте.
– Итак, капитан, если полковник сейчас не в моем кабинете, а подлодка пришла назад, то я предполагаю, что он либо погиб, либо сбежал от ответственности за проваленную операцию.
Лейн продолжала сидеть с видом триумфатора. Пиглз закончил вопросом:
– Если это так, то почему вы здесь?
– Логичный вопрос, генерал, – капитан разведки поднялась с кресла, подошла к столу, присела на край, поискала что-то под крышкой и нажала на кнопку.
– Откуда вы знаете? – опешил штабист.
– Видеонаблюдение?
– Да.
– Шор Кан догадался. Он мне рассказал. Мы ведь с ним друзья, хорошие друзья.
– Но-о…
Меда не дала договорить Янгу Пиглзу:
– То, что я вам скажу, не должен знать никто. Иначе, я не смогу оказать услугу вам и лиге.
Присядьте, генерал.
Пиглз повиновался. Лейн встала со стола, оперлась на него обеими руками и, в упор глядя на генерала, произнесла:
– Кто вам сказал, что операция в районе Марианских островов провалена?
– Это мое предположение в связи с исчезновением Шор Кана.
– Хорошо, – констатировала Меда, – значит, утечки информации нет! Раскроем карты.
Лейн по–военному развернулась на каблуках и подошла к стене, на которой висела карта.
– Я агент, внедренный на «Объект-44», бежала с грузом на «Титанике» и сообщила координаты корабля в нейтральных водах близ островов.
Командующий штаба контрразведки, казалось, был заворожен и слушал, как только слушают великих оперных исполнителей. Пальни кто-нибудь у него над ухом из пистолета, он даже не оглянулся бы.
– Мы захватили «Титан» и академика. Груз был сброшен в океан. Хитрым маневром, придуманным Шор Каном, ушли от преследования. Он убил меня у всех на глазах, так что никто не знает, что я жива.
Вопрос, застывший на лице генерала, заставил пояснить последнее:
– Полковник – мастер отвлекающего маневра, генерал, сэр. Я лежала с якобы продырявленным лбом, пока меня не отнесли на подлодку. Там вписали в реестр членов экипажа. Андроиды не задают вопросов, а боевые андроиды тем более. Ну, вы сами знаете…
– Продолжайте, – генерал поморгал глазами, как будто оторвался на секунду от очередной главы романа.
– Итак, мы дошли до Аденского залива, северо-восток Африки. Потом начались вещи, для меня непонятные. Кан, будучи командиром операции, расстреливает торпедами порт города Обок. Высаживается с небольшой командой и академиком для оказания последнему медпомощи и пропадает. То есть не только он пропадает, пропадают все высадившиеся. Капитан подлодки-андроид остается без командира и по протоколу идет в порт приписки.
Лейн замолчала. Пиглз взял со стола ручку и начал мерно постукивать ею по макету межконтинентального крейсера. Он анализировал информацию, а постукивание ручкой было чисто рефлекторным движением.
– Так значит, я оказался прав, – генерал откинулся на спинку кресла, – Шор Кан спасался от наказания после проваленной операции. Академик – это его разменная карта в будущей торговле с нашими конкурентами.
Почувствовав себя на высоте, он высокомерно обратился к капитану разведки:
– Банальная история с претензией на оригинальность, дорогая.
Меду этот поворот нисколько не смутил:
– Да. Только одно «но», дорогой генерал. Я знаю, где груз!
Пораженный Пиглз уже второй раз вскакивал с кресла:
– Попрошу подробности, капитан.
Инициатива опять была на стороне Лейн:
– Груз выбросили до захвата, но я его видела. К содержимому были привязаны пустые бочки–поплавки. Так что, он не утонул, как думал Шор Кан.
– Почему вы ему не рассказали?
– Если бы мы начали поиск груза, нас бы обнаружил конвой восточных. Не забывайте, это их груз и их ученый. Сохранение тайны, вот что главное. Нас бы распылили на атомы. Даже если бы я сказала, полковник все равно ушел бы из опасной зоны. А потом командир операции просто пропал.
Янг Пиглз нервно мерил шагами кабинет, закинув руки за спину, он шевелил губами, то закатывая глаза, то опуская их в пол:
– Если мы найдем груз, то ученый нам и не нужен. А почему вы не предприняли попытки найти груз после исчезновение полковника?
– У меня не было полномочий, генерал, сэр. Не забывайте, я числилась простым матросом.
Пиглз с подозрительностью посмотрел на Меду:
– Я уверен, вы здесь не только, чтобы сообщить мне о месте нахождения груза.
– Нет, генерал, я не собираюсь сообщать его местонахождение по одной простой причине: я сама доставлю вам груз.
– Что за причина, капитан?
Меда Лейн вплотную подошла к Янгу Пиглзу. Он понял, что сейчас она скажет, зачем пришла к нему.
– Карьера, генерал. Стремительная и быстрая карьера. Полковник сбежал с пленным ученым ради больших денег. Я же выбираю карьеру военного. Это единственная профессия в нашем мире, при которой деньги не зарабатываются, а тратятся. И при желании – отнимаются.
Меда все ближе подходила к Пиглзу.
– Сила и власть, генерал. А власть – это гарантия выживания в надвигающейся катастрофе.
Неожиданно она обхватила Пиглза руками за шею и поцеловала в губы. Страстный короткий поцелуй и стремительное отступление поразили Янга. Он забыл о субординации, о том, что находится в ЦРУ, голова немного кружилась. Давно он не испытывал таких ощущений:
– А ты, дорогая Меда, еще коварнее, чем Шор Кан, оказывается.
– Да, – отозвалась она. – Но главный мой козырь в том, что я по–прежнему одна знаю, где искать груз.
Пиглз вытянул руки и положил их на плечи Меды:
– Что ж, я могу закрыть на твое коварство глаза, ПОЛКОВНИК контрразведки Меда Лейн, мэм! Твоя стремительная карьера поразила меня прямо в сердце.
Опустив его руки со своих плеч и мягко отстранившись, Меда стала серьезной:
– Мне потребуется вертолет.
– Зачем?
– Только визуальное наблюдение с воздуха даст нужный результат. Если мы будем искать с помощью сонара, нас обнаружат.
– Ты не знаешь точно, где искать?
– Я знаю время и место сброса. А направление и скорость течения дадут координаты с точностью до десятка квадратных миль. Их и нужно прочесать с воздуха.
– Течение? – скептически спросил генерал.
– Дорогой, океаны это не реки, но и у них есть течения, у течений есть скорость и направление. Все данные находятся в штабе Военно–Морских Сил Лиги. Нам туда.
10
Карт было много, но большинство из них были разорванными, потрепанными и выцветшими. Это неудивительно, ведь бумажные карты были архаикой далекого прошлого. Но на разбитом корабле альтернативы не было. Течение было обозначено маленьким вектором и четырехзначным числом. Справочники по лоции и навигации показались Денеулу детской забавой по сравнению с чертежами торпедного аппарата. В два счета он нашел нужное обозначение. Расчет скорости и направления показал, что он все равно не достигнет островов на импровизированном катере в виде связанных бочек и торпеды вместо мотора. Но значительное приближение ему гарантировано. Надежда согревала душу. К тому же, отсутствие воды, питания и медикаментов не оставляло других вариантов.
«Нужно решаться. Каждый час, проведенный здесь – это час в океане. Час движения по течению. Эйз Горн, я иду. Если ты жив, я найду тебя. Мы еще покажем этим…»
Инникса вышел на мостик и огляделся. Несмотря на истощение, слабость и обезвоживание, его адреналин, как ураган, пронесся по артериям, затылок кольнули тысячи иголок, холодный комок сжался на уровне солнечного сплетения.