– Далась тебе она! Осталось два дня, и то бы с толком потратил! – на ходу приговаривал Феликс. И будто чуял что-то, своим шестым или седьмым чувством.
Екатерины в баре не оказалось.
Охранник-мармонит пробубнил себе в хобот что-то вроде:
– Хозяйка отлучилась по делам, когда будет – не сказывала.
На его морщинистой физиономии с большими ушами-лопухами нарисовано явное удовольствие от жизни и пренебрежение к надоедливому республиканцу и его приятелю-комиссару. Слоноподобный уткнулся в голопроектор и потерял всякий интерес к реальности, как, впрочем, свойственно работникам данной профессии.
– Ты хотя бы сетевой планетарный номер спросил! – продолжал злорадствовать Феликс. – Совсем память потерял! Гормоны в голову ударили!
– Не доставай! – бросил лейтенант. – Возможно, священник знает.
– Два раза за неделю на богомолье. Так и становятся киборгами православными!
– На чай он и тебя пригласил!
– С болтами и ржавыми гайками!
Феликс относился к моделям роботов новой формации, чей выпуск осуществляется после окончания Гражданской войны. Искусственный интеллект быстрее человеческого понимал выгоды и преимущества мирного сосуществования: кое-где между двумя государствами даже возник товарооборот и обмен информацией.
Взаимодействие осуществлялось в ограниченных количествах и с полным осознанием того, что как только патовая ситуация закончится, паритет сил будет изменен – можно и нужно брать реванш. Контакты с представителями противоположного лагеря не то чтобы поощрялись, но не приветствовались, хоть и могли служить источником дополнительных данных для обеспечения безопасности.
Робот нехотя согласился:
– Ну, пойдем! Подключимся к «святому духу» на безлимитном канале!
Эмпатия, эмоциональный интеллект считались исключительными привилегиями органических существ. Феликс, как и всякий нормальный советский робот, впитывал и изучал черты и модели поведения напарника. И как ему казалось, начинал понимать людей все больше и больше.
Человеко-машинные группы признавались крайне эффективными командами для кризисных ситуаций. Искусственный интеллект отвечал за подбор вариантов и непосредственное их выполнение, а человеческий – за определение единственно верного, правильного и эмоционально-позитивного сценария.
В восьмидесяти процентах случаев при игре по меняющимся правилам и с высокой долей неопределенности подготовленные люди обходили машину. Особенно при работе с разными расами.
Шум и крики доносились за несколько кварталов до площади Интергалактического Единства с ее временными домами-кораблями.
– Свободная любовь! Нет – ксеносексофобии! Тотальная толерантность! Долой имперских святош!.. Да здравствует гипер-пост-трансгуманизм!.. – активисты приставали к редким случайным прохожим, что-то втолковывали и заставляли подписываться под воззваниями.
Площадь между челноками оккупировало несколько тысяч манифестантов, находившихся явно в приподнятом настроении. Заводное действие, ритмичная музыка, яркие переливы красок на транслируемых голопроекторами изображениях.
На левитировавшем помосте играла инопланетная группа. Разные инструменты – ударные, струнные, синтезаторы всех мастей. Трансляция выступления велась одновременно по нескольким нейроканалам. Эмоции, чувства и порочные страсти исполнителей были доступны и открыты всем желающим.
Александр брезгливо морщился. Феликс из чувства солидарности закрыл входящий беспроводной канал.
В центр помоста выскочил безумный гитарист с инструментом в форме бластера. Тряс косматой головой с волосами-щупальцами. И после очередной зубодробильной мелодии затянул песню на староземном немецком, языке, находившемся в большом почете на планетах Конфедерации.
Посередине площади установлено несколько белых матерчатых холмов, в каждом из которых могло поместиться несколько десятков человек. Возле палаток выстраивалась очередь. Судя по мельтешению теней и выпуклостей на стенках – внутри целые группы предавались сладострастной похоти.
– О-о-о! А-а-а!
В одних частях площади манифестанты танцевали, в других общались и грелись возле импровизированных костров, употребляли дурманящие и иные психоактивные вещества, предназначавшиеся для разных рас.
Где-то неподалеку представитель средств массовой информации настраивал оборудование для съемки.
– Цок-цок! – самоходный оператор занял позицию на площади.
Неподготовленный наблюдатель видел лишь хаос и буйство толпы, синтетическую радость и накал искусственных эмоций. Человек с большим опытом и скептическим отношением к жизни мог бы точно выявить и руководителей, и заводил, тех незаметных участников в желтых одеяниях, чьими действиями координировалась вся толпа и ее отдельные группы.
– Что за нечисть! – Александр отмахнулся от надоедливых интервьюеров и зазывал, потянул за собой Феликса. Ему показалось, что у входа в храм стоит Екатерина.
– По-моему, она!
У челнока отца Бориса несколько имперских офицеров и матросов организовали импровизированную оборону. Они пытались сдержать беснующуюся толпу – словами, уговорами, несильными тычками и просто своими телами. Священник расположился на возвышении за спинами защитников. В руках держал большой крест, что еще больше раззадоривало атаковавших.
Ракообразный стронгианец, науськиваемый «госпожой» с пышными формами, буйствовал больше всех. Его щупальца несколько раз подряд с грохотом ударяли в гермоворота.
– Бумм! Бумм!
Имперцы с трудом отбивались. Они были без оружия.
Подскакивали другие демонстранты, стараясь лишний раз пнуть ворота, а то и задеть транспарантом самовольных защитников храма.
Местные полисмены важно расположились на возвышении посреди площади, изредка косо посматривали на демонстрантов. Представители власти не вмешивались, хранили натянутый нейтралитет. Оружия в их пацифистских лапах тоже не наличествовало, даже нелетального.
– Надо помочь, иначе они тут все разнесут! – лейтенант аккуратно, но умело пробивал толпу плечом, протискиваясь к челноку.
Феликс старался не отставать. В его электронных мозгах крутились странные и необъяснимые мысли. Он – вершина эволюции искусственного разума, но шел на поводу у слабого на эмоции человека, готового пожертвовать здоровьем, а возможно и жизнью, ради призрачного шанса. Да и помочь кому? Настоящему классовому врагу и олицетворению всей отсталой модели общества Империи.
Внезапно до робота достучалась простая и очевидная истина: быть человеком – значит ошибаться, поддаваться чувствам, создавать себе проблемы и с героическим упорством их преодолевать. Не цепляться за догматы и правила, а действовать: наобум, слепо, со всей страстью и энергией, повинуясь прихоти судьбы. Или не судьбы? Но чьему-то промыслу? Чьему? Ведь жизнь – тот самый великий порыв чувств, любви к миру и к людям, дающий смысл и задачи для существования.
Они почти добрались до импровизированного кольца обороняющихся, когда робот прервал размышления, почувствовав что-то неладное.
Сенсоры дальнего действия уловили небольшие, но характерные электромагнитные колебания, свойственные при зарядке полевого резонатора.
Гравидеструктор!
Возможно ли здесь такое? Оружие, стрелявшее сжатыми областями перестроенного пространства и не оставлявшее материальных следов. Малоэффективное против защищенных силовыми полями кораблей в космосе и запрещенное многочисленными галактическими конвенциями на поверхности планет.
Баллистический блок выдал направление атаки.
Робот развернулся и, поняв, что не успеет никого предупредить и спасти, отбросил Александра на несколько метров в сторону.
В следующем гигантском прыжке Феликс оттолкнул священника:
– Берегись!
Имперцы даже не успели среагировать.
– Шшшшрак!
Многотонный импульс пробил пространство насквозь.
– Ты… ты… – пыжился лейтенант и внезапно понял, что не может дышать. В легких не осталось воздуха.
Резкая ударная волна, исказившая все краски мира. Не огненной природы жар.
Защитников и демонстрантов разбросало в разные стороны остаточными гравитационными эффектами.
Основной удар пришелся в робота. Его смятое, искореженное тело лежало на пороге храма, как будто символизируя недостижимое для искусственного интеллекта блаженство бессмертной жизни.
Священника сильно посекло осколками камней и фрагментами оболочки робота. Он лежал навзничь у опоры корабля и едва дышал.
Несколько демонстрантов получили травмы разной степени тяжести, они отползали в сторону, пряча пораженные места. Стронгианец прикрыл своим телом «госпожу» – блондинку. Панцирь на его спине треснул, сочилась бурая жидкость, щупальца непроизвольно сокращались.
Человеческая женщина, придавленная ударом и немаленькой массой компаньона, жадно хватала ртом воздух. Рядом истошно кричали:
– Вааа!
Толпа продолжала буйствовать. Но от эпицентра удара быстро расходился круг панического ужаса.
Люди и нелюди бросали транспаранты и средства агитации. Они еще не понимали всей опасности происходящего.
– Что такое? Что происходит? Что случилось? – спрашивали манифестанты друг у друга.
Вспышка!
Раздались взрывы:
– Буммм! Буммм! – и в третий раз. – Бумм!
Как раз под тумбами с полицейскими.
Толпа вздрогнула. Замерла на мгновение и побежала волнами в разные стороны. Началось форменное столпотворение: разные существа метались по площади, сталкиваясь и путаясь в руках, ногах, щупальцах и хвостах друг у друга.
Вздымались клубы пыли.
Истеричный вой тысяч глоток слился в какой-то пульсирующий на обертонах рев:
– Ррррааааа!
Число жертв угрожало вырасти в геометрической прогрессии.
Кто-то догадливый из уцелевших полицейских или местной администрации запустил активатор парализующего поля.
Сначала отдельные участки толпы, потом все манифестанты попадали как подкошенные. Нервные импульсы в их телах перестали достигать конечностей.
Блондинке опять повезло: основной удар и волна осколков пришлись по обмякшей туше стронгианца. Панцирь полностью треснул, бурая жидкость брызгала во все стороны. Щупальца один раз безвольно дернулись и замерли.
Тренированный Александр держался, несмотря на слабость от контузии и дрожащие в парализующем поле руки и ноги. Встроенные в форменный костюм защитные ткани снижали воздействие нейроимпульсов. Он приподнялся и пополз к роботу.
Два имперских офицера и Екатерина занесли священника внутрь корабля. Как только они устояли на ногах?
Матросы прихватили и робота – вернее, то, что от него осталось.
Александр собрался с силами и перевалился через порог храма. Василий помог ему подняться. Внутри металлического корпуса корабля действие парализующего поля ослаблено. Республиканец уже мог более или менее твердо стоять на ногах.
Растолкав имперцев, своих невольных спасителей, Александр бросился к алтарю. На скамье напротив офицеры бережно уложили священника.
Екатерина и Василий пытались подключить Феликса к центральному кибермозгу корабля. Они перебирали кабели и разъемы, пытались активировать контур беспроводной связи.
– Что? Зачем? – севшим и охрипшим от пыли голосом спросил Александр.
Ничего не понимая, он пытался вклиниться между ними. Но Василий своим мощным корпусом преградил ему путь.
Екатерина как раз закончила подсоединять контакты, намереваясь оживить рецепторы Феликса и перезагрузить модули памяти, продублировать их на новый носитель.
Искусственные нейроны робота, миниатюрные квантовые компьютеры погибали, лишенные герметичной защитной оболочки. Охлаждающие механизмы не работали – и сверхпроводящие контуры отказывали один за другим.
Волны синусоид на экране осциллятора утихали, загорались красные огоньки. Наконец, единственный зеленый индикатор, как умирающая последняя надежда, начал желтеть. Сделался красным.
– Все… – как-то обреченно произнесла женщина:
– Не смогли! Не успели!
Василий еще раз попытался запустить прибор. На экране сканера вновь замельтешили цветные индикаторы – и утихли.
– Не успели! – подтвердил киборг:
– Скопировали основные модули… Разная кодировка… Автоматический запрет на «подселение»… Будь проклята эта война – раз мы не можем найти общение друг с другом!
Одним из последствий Гражданской войны стали жесткие протоколы оцифровки искусственных личностей. Империя не могла получить доступ к кодам и технологиям воспроизводства республиканских роботов. Ее киборги хоть и использовали одинаковую элементную базу (наследие когда-то единого государства), но тоже не способны подключаться к оппонентам как напрямую, так и через посредников.
Любые переговоры велись по старинке: посредством голосовой и видеосвязи или «скоростной морзянкой», передаваемой на расстояние лазером.
По соображениям безопасности, когда-то запретившим беспроводные сети и ограничившим применение цифровых приборов на боевых кораблях, программные оболочки двух видов разумных существ делались несовместимыми. Сохранить личность Феликса путем переноса на свободное пространство памяти кибермозга не удалось.
– Феликс… что? – Александр еще не осознал произошедшее до конца: он остался один, его товарищ мертв.
– Мы скопировали основные разделы памяти. Но теперь это всего лишь архив нечитаемой информации в несколько сотен терабайт. – Василий смотрел себе в ноги, боясь поднять взгляд. – Не спасли!
– Отец Борис?
– Оглушен. Жив, хвала Господу! И спасибо… Феликсу.
Киборг тоже с трудом сдерживал себя. В его жизни случился настоящий когнитивный диссонанс: вчерашние антагонисты, непримиримые враги пожертвовали жизнью ради спасения священника, классового врага. Он обратился к офицерам и матросам Империи:
– Отнесите батюшку на второй этаж. Там есть медицинский пункт. А нам надо разобраться с этой бесовщиной!
Ворота храма укрепили дополнительной гермозатворкой и опустили силовой экран. Несколько человек стали рассматривать окрестности через обзорные экраны.
Уцелевшие и оглушенные, раненые и погибшие лежали вповалку.
На противоположный конец площади въезжали машины экстренной помощи на гравитационных подушках.
Вой сигнальных сирен.
Следом к площади подбирались инженерные группы с техникой и кранами.
Трехгорцы быстро и со знанием дела принялись собирать уцелевших и распределять по степени полученных травм. Тележки и медицинские роботы заполонили площадь. Нетерпимые к насилию аборигены действовали молча, слаженно.
– Харламов! – такой же, как и Александр, лейтенант, но Империи, представился и протянул ему руку. – Спасибо вам! Искренне вам сочувствую.
Республиканец машинально пожал ладонь. Последствия контузии или эффекты от воздействия парализующего поля еще не прошли. Он с трудом стоял на ватных, негнущихся ногах.
Василий не унимался и развил кипучую деятельность, рассказывая и показывая, что к чему на корабле.
С корабельного терминала Харламов подключил связь с броненосцем и обстоятельно докладывал о произошедшем. Другие выходили на контакт с местной администрацией. Матросы наводили порядок внутри челнока, расставляя разбросанные близким взрывом вещи и оборудование.
Два дьячка откуда-то принесли большое белое покрывало и накрыли останки Феликса у алтаря.
Мобильный проектор видеосвязи, расположенный в налокотнике у Александра, завибрировал.
– Что у вас там происходит? По местным каналам идет какая-то полная ахинея! Столкновение с Республикой! Где Феликс? – монохромное изображение капитана «Варяга», размером не больше почтовой карточки, подпрыгивало и дрожало в такт речи.
– Феликс… он… Феликс погиб! – упавшим голосом доложил лейтенант.
– Как погиб? Опять… твои штучки, да ты у меня!.. – начал командир.
Александр взял себя в руки, перебил командира и продолжил:
– Вероятно, совершен теракт. Количество жертв неизвестно. Я на корабле Альдебаранского Патриархата.
– Святоши! Что они-то здесь делают? Теперь от трибунала я тебя не спасу!
– Взрывы на площади. В имперского священника стреляли. Задели Феликса. – Как можно проще и точнее пытался доложить лейтенант.
– Только политики нам не хватает…
На той стороне возникла пауза в несколько секунд. Капитан получал данные. Наконец, произнес:
– Твое счастье, Железнов! Вышли на связь с имперского корабля. Подтверждают, благодарят, выражают соболезнование.
– Какие будут указания?
– Оставайся на месте. От Феликса – ни на шаг. Тут на орбите собирается внушительная комиссия. Мы, имперцы, местные и даже Конфедерация, под чьей эгидой и проходил весь этот балаган. Через полчаса стартуем. Отбой!
Налокотник погас. Александр развернулся в сторону алтаря.
Дьячки перенесли останки Феликса на импровизированный помост.
Василий, как на трибуне, стоял рядом, вещал со всем своим религиозным рвением. Возможно, это была импровизированная и самая лучшая проповедь в его жизни. А может быть, просто нет рядом сдерживающего фактора – отца Бориса с его жесткой догматикой и церковной дисциплиной.
– Братия и сестры! – киборг обернулся в сторону Екатерины:
– Силы зла покусились на жизнь служителя Церкви. И истребили множество невинных душ! Религия учит нас подставлять правую щеку вместо левой, но только по отношению к недругам личным. Мы не можем ждать в безмолвии, пока расточатся и развеются враги Господа! Тем более когда мы видим явное чудо.
Три десятка пар глаз слушателей уставились на Василия. В них – немые вопросы: кто? зачем? И чины, и звания остались за стенами храма. Были только оратор и его слушатели.
Проповедник, довольный полученным вниманием, вдохновенно продолжил:
– Любовь к Богу, к Родине и семье – священна! Но более угоден Господу тот, кто возлюбит врагов и недругов пуще самого себя! Господом явлено знамение, долженствующее послужить символом прекращения смуты и раскола! Возблагодарим же Господа! Воздадим светлую память всем героям и невинным мученикам!
Василий пустился в пространное повествование о теологических причинах Смуты или Революции, о прегрешениях трех видов существ – людей, киборгов и роботов – друг против друга. Он пересыпал свою речь многочисленными цитатами из Писания, высказываниями и изречениями святых отцов Альдебаранского Патриархата.
Привычные имперцы слушали молча. Но Александра выступление стало доставать. Он только что потерял друга и товарища. Напротив стояла женщина, к которой он испытывал немалый интерес. Столкновение чувств и мыслей приводило его в полнейшее замешательство. Лишь четкий приказ: «Оставаться на месте!» держал лейтенанта в тонусе.
Шарли Горт выбрался из-под завала. Мягкое, но прочное полотно палатки укрыло и спасло его от тяжелых травм. Не считая нескольких ссадин и всклокоченной прически, порванного костюма, журналист пребывал в полном порядке.
Контузия от взрыва проходила на удивление быстро. Репортер понимал всем нутром, что на кону стоял выдающийся новостной выпуск. Он оттолкнул поспешившего к нему на помощь трехгорца в небесно-голубой униформе. Встал ровно и принялся выискивать планы для кадра.
Верный спутник, пятилапый робот, ковылял рядом, прихрамывая сразу на две конечности. Половина камер и антенн разбита, но и оставшихся хватало для работы.
– Шарли Горт! Экстренный выпуск! – журналист лихорадочно запускал протокол выхода в эфир.
– На площади Интергалактического единства и согласия взрывы. Массовая паника! Число жертв пока не установлено.
Робот-оператор сделал крупный план на самом журналисте.
В эфире зрители увидели окровавленное, посыпанное белой пылью лицо.
– Повторяю! Мирная манифестация против догматизма и нетерпимости закончилась терактом! Предположительно, использовалось неконвенционное оружие и взрывчатка! Мы ведем прямой репортаж с места трагедии! Имперские офицеры. Искусственные интеллекты Республики. Очевидно, какие-то счеты между двумя неспокойными государствами!
Журналист сделал паузу и принялся выдвигать дальнейшие обвинения:
– По неподтвержденным данным, группа вооруженных до зубов офицеров и матросов Империи попыталась силой прекратить демонстрацию. Применили гравитационное оружие. В толпе также замечены республиканские офицеры и роботы. Мы будем держать вас в курсе всех событий! С вами был ваш Шарли Горт. «Клаату барада никто» – всегда самые свежие новости! Наши души – в ваших руках. Ваши чувства – в наших сердцах!
Послание ушло в эфир. Журналист еще раз отстранил попытавшегося ему помочь трехгорца. На его исцарапанном лице с орлиным профилем сияло неземное блаженство. Теперь можно расслабиться, обдумать ситуацию и начать подготовку к следующему новостному сюжету.
Интересный кадр уже намечался: почти обнаженная блондинка с потрясающей фигурой, вся испачканная в чьей-то крови, билась и кричала в руках двух дюжих санитаров-армадиллов, пыталась броситься на белое покрывало, которым накрыли какого-то мертвого негуманоида.
«Интергалактическая любовь!» – Думал про себя журналист. Он поправил прическу, как мог, отряхнул пыль с одежды и направился в сторону трагического действа. – «Публика будет без ума от подобных сцен!»
Местный челнок грубо, по баллистической траектории входил в атмосферу. Компенсаторы перегрузок барахлили: периодически волны тяжести накатывали на экипаж и пассажиров.
Адмирал Романов брезгливо морщился: крайне неприятно видеть напротив себя капитана Громова, командира «Варяга».
Когда-то он, будучи совсем мальчишкой, попал на экскурсию на данный корабль Империи. За год до начала Смуты. И именно этот визит в прошлом предопределил его судьбу. Неприятно видеть тех «робокомми», что когда-то увели крейсер из-под власти Империи.
Тем не менее еще на орбите ему и капитану «Александра Шестого» пришлось встретиться с республиканскими офицерами и даже пожать друг другу руки.
Как всегда, инструкций от политиков не дождались! Пока дипломаты хранили молчание и отговаривалсь дежурными фразами, адмиралу предстоял разбор на месте.
Еще не спал первый вал тревожных и противоречивых новостей. Но уже вырисовывалась странная картинка: военные Империи и Республики невольно оказались по одну сторону баррикад. Даже содействовали спасению какой-то особы духовного звания.
«Черт побери! – про себя думал Романов. – Неужели и какому-то из этих пролетариев нужно будет выражать благодарности и, верх цинизма, вручать медаль? Или одному из роботов-комиссаров?»
Каким-то шестым чувством он понимал, что зря поддался на уговоры своего женсовета побыстрее покинуть курорт. Теперь, как старший по званию, он вынужден решать все эти щекотливые вопросы. Одно неверное движение – и навеки прощай высшая должность генерал-адмирала!
Офицер стиснул зубы, покрепче устроился в противоперегрузочном кресле.
Сказать, что капитан Громов в восторге от начавшегося общения с представителями Империи тоже было нельзя. Запрошенных по гиперсвязи инструкций не поступило. И он уже прикидывал, какой отчет нужно будет отправить командованию и что за выволочку, возможно понижение в звании, он получит.
Гибель робота-комиссара с важной информацией (еще одна головная боль – что делать с этими потерянными данными?) станет пятном в его послужном списке.
«Уж лучше бы под удар попал лейтенант! – как-то в несвойственной манере подумал капитан и тут же испугался своего классового бессердечия. – С гибелью человека поохают, выпишут семье помощь, да и забудут, а тут – сотрудник спецслужбы, пусть и на младшей должности. Киберсовет промахов не прощает. Так можно и самому под трибунал угодить!»
Челнок вздрогнул, включил посадочные двигатели и начал маневр предварительного торможения. Гравитационные компенсаторы сработали на сей раз безотказно: покачиваясь на подушке из силовых полей, корабль остался висеть в нескольких метрах от поверхности. Выдвинулись телескопические опоры.
На очищенной от хаоса площадке выстроилась делегация от местной власти. При параде, в орденах и цивильных мундирах-тогах.
Где-то там, на заднем плане, еще разбирали оставшиеся завалы. С помощью кранов выправляли покосившиеся дома и челноки.
Корабль-храм Альдебаранского Патриархата расположен в двухстах метрах. Он хоть и находился поблизости от эпицентра одного из взрывов, но, на первый взгляд, не получил существенных повреждений.
Рядом заходил на посадку челнок Конфедерации. Небольшой, с корпусом, несоответствующим военным функциям.
– А, Циммерлинг пожаловал! – Громов смотрел на имперцев. Наличие нейтральной стороны в деле как-то облегчало его душу. – Как всегда, опаздывает.
Кораблик приземлился в нескольких десятках метров. Откинулся трап.
Капитан «Атаульфа» разоделся крайне помпезно, насколько позволяли флотские уставы. Много золота, редких камней и статусных вещей ручной работы. Местная администрация отдавала ему явный приоритет: шеренга встречающих дружно повернула головы в его сторону.
Адмирал Романов разочарован таким пренебрежением к чинам. Он набрал поисковую информацию о капитане Конфедерации на миниатюрном терминале мундира. Пока проходила церемония встречи, он узнал предостаточно из открытых источников.
Не разбираясь в званиях, местные власти приступили к формированию протокольной комиссии и решению процедурных вопросов. Одновременно на проекторе запустили видеодоклад.
В том, что произошел настоящий теракт, никто теперь не сомневался.
Пожилой армадилл с седыми щетинками в шерстяной тоге закончил свое краткое выступление.
– Применение гравитационного орудия документально зафиксировано и подтверждено! – произнес он ровным и спокойным голосом. – Однако по имеющимся записям идентифицировать точное место и автора выстрела невозможно. Также не найдено само оружие. У нас только крупные планы и показания свидетелей.
– Полагаю, что пострадавшим оказана необходимая помощь и оповещены все близкие родственники? – Циммерлинг первым начал задавать вопросы:
– Конфедерация требует подробного расследования преступления, совершенного против ее граждан!
– Что у нас там со взрывчаткой? – адмирал Романов пытался прервать доклад. – Меня беспокоит возможность повторения взрывов!
Политика политикой, но проблемы безопасности присутствующих на месте трагедии являлись первоочередными.
– Господа, всему свое время! – пожилой местный чиновник не хотел отдавать слова:
– Уважаемый капитан Циммерлинг, все процедуры выполнены, на месте работают медицинские бригады. Пострадавшие доставляются во все окрестные госпитали и центры. Работает центр оповещения и все необходимые наземные службы. Что же касается самого теракта… Пожалуйста, Герверег!
Молодой трехгорец с портативным планшетом в руках, очевидно эксперт-взрывотехник, сделал шаг вперед.
– Уважаемые члены комиссии! В теракте использовалась пластическая взрывчатка типа «CC-9». Она применяется в горной и астероидной промышленности, стоит на вооружении ряда частных военных компаний. Производство налажено более чем на полусотне фабрик в окрестных системах. В бомбах, а всего произошло три взрыва, четвертый заряд не детонировал, использовались поражающие элементы – детали крепежной арматуры, попросту – болты и гайки.
Специалист явно тяготился вниманием к нему со стороны важных членов комиссии и старался побыстрее закончить доклад. Постоянно сбивался и путался.
– Не взорвалась? Подозрительно! Для теракта подобного масштаба предполагается качественное исполнение. – Капитан «Варяга» насторожился, как будто предчувствуя следующий вывод эксперта.
– Корпус четвертой бомбы изготовили из низколегированной стали марки GH45, производимой на заводах Республики…
– Которая продает листовой прокат половине Галактики! – не удержался Громов.
Глава местной делегации вступился за младшего коллегу:
– Уважаемые господа и… – он немного промедлил, – и товарищи! На предварительном этапе мы не можем строить никаких выводов! Тем более четвертую, самую мощную бомбу спрятали в десятке метров от челнока Альдебаранского Патриархата. Ее взрыв мог привести к тяжелым повреждениям корабля и большому количеству жертв!
– Данное совпадение может быть «умышленным», – добавил адмирал Романов, – и направленным на то, чтобы запутать следствие.
Капитан Громов с интересом посмотрел на «коллегу» по флотскому ремеслу. Такой помощи от противоположного лагеря он не ожидал. То, что в Империи (иначе бы она не выжила) на ответственных постах находились вменяемые люди, он себе представлял, но чтобы так подержать вчерашнего врага?
– Отчасти соглашусь с вашими выводами, господин адмирал! – продолжил чиновник гражданской администрации Трехгорья. – Пока нет официальных итогов следствия. Все слишком похоже на политическую провокацию. Предлагаю обратить внимание на непосредственных свидетелей и очевидцев.
«Хороши свидетели», – думал про себя Громов, глядя на странную парочку возле медицинских работников: репортер, поднявший панику на всю планетную систему и ближайшие окрестности, раструбивший о столкновении Империи и Республики и потасканного вида блондинка в наспех накинутой с чужого плеча куртке.
Женщина что-то истерично рассказывала журналисту и двум сопровождавшим ее врачам:
– Разурбэн… он такой хороший! Щедрый! И горячий во всем… О да! А теперь его нет! И наша общественная организация осталась без спонсора! Мы должны осуществить церемонию погребения по высшему разряду, по стронгианским обычаям!
Капитан «Варяга» поморщился. Насколько он знал о религии и традициях ракообразных, у них высшей почестью считалось поедание тела усопшего родственниками и друзьями. Без предварительной термической обработки.
При расследовании всех обстоятельств показания незадачливого лейтенанта Железнова более информативны, о чем он и счел долгом напомнить:
– Коллеги, я полагаю такое обращение нейтральным, давайте оставим гражданских. Им и так досталось! Пусть следователи зададут вопросы через несколько дней…
– Поддерживаю инициативу… товарищей. – Адмирал заговорщически подмигнул своему визави:
– Военные специалисты более устойчивы в кризисных ситуациях. И способны сразу дать четкий и беспристрастный ответ.
Чиновник местной администрации, подвел краткие итоги, показывая в сторону недавно прибывшего щеголя, добавил:
– Предлагаю определить главой Смешанной комиссии капитана Циммерлинга. По двум причинам. Конфедерация – пострадавшая сторона, большинство потерпевших являются ее подданными. Во-вторых, военные Империи и Республики оказались вовлечены в непосредственное столкновение с манифестантами, что не будет способствовать объективному разбирательству! Имеются ли возражения?
Ни Республика, ни Империя в лице своих офицеров не возражали. Текущий выбор устраивал всех.
«А дамочка ничего себе… в самом соку, – отметил про себя адмирал, глядя на журналиста и его спутницу, которых уводили сотрудники медицинской службы. – Но опять же почти в эпицентре разыгравшейся трагедии – и ни одного серьезного ранения!»
Мимолетное увлечение женскими формами прошло. Он опять погрузился в размышления. То, что теракт проведен крайне профессионально и грамотно, у него не вызывало никаких сомнений. Если по горячим следам не удастся все раскрыть, дело будет спущено на тормозах.
Никто не заинтересован в дальнейшей огласке и последствиях. Империя по определению не видела смысла в дестабилизации ситуации на планете, которая скоро перейдет под ее полный протекторат. Циммерлинг вряд ли сам раскроет дело. Придется включиться в работу и застрять здесь на неопределенное время. Какие могут быть версии?
Республика. Место слишком далеко от основных владений робократов. Ситуация не похожа на почерк искусственного интеллекта. От него скорее стоило ожидать орбитального штурма и попытки абордажа «Александра Шестого». Корабль линии важнее захудалой планетки.
Местных можно отметать сразу – в силу их тотального пацифизма: любые агрессивные идеи у подрастающего поколения купировались посредством психокоррекции.
«Вероятнее всего, свалят на пирата, – думал адмирал. – Слишком удачный повод и хороший жертвенный баран. Озвучить „правильную версию“ поручат тому же журналисту с его „беспристрастным“ расследованием! Почерк Конфедерации».
Адмирал посмотрел на офицеров и матросов Империи, дружно отдавших ему честь. Вот кто никогда не предаст! Да, и где тот священник? Адмирал искал фигуру в рясе, но вместо нее нашел лишь киборга и стоявшую рядом с ним женщину.
Она показалась ему смутно знакомой… Хотя нет, не может быть, прошло пятнадцать лет! Ей должно быть уже за пятьдесят. А здесь моложе и…
«Наваждение, – мысленно перекрестился адмирал. – Мне всегда не везло с женщинами, а тут мерещится всякое».
Он счел должным думать о делах насущных:
– «Конфедерация? В списках пострадавших действительно больше всего ее граждан. Весь балаган устроили по их инициативе. Стандартный прием „украшение покушением“. Попытка расширения сферы влияния. Хотя капитан Циммерлинг не кажется таким уж искушенным в политических интригах. Наоборот, позерство и показная роскошь выдают в нем человека, который слишком задержался на этапе юности и не обладает достаточно прочным внутренним стержнем. Кстати, вполне гармоничная будет пара с моей дочерью – более волевой и целеустремленной, несмотря на возраст!» – Адмирал усмехнулся и увлекся новыми планами:
«В Империи ей действительно будет трудно найти покладистого жениха. В Конфедерации, несмотря на все эти трансгендерные штучки, пара, состоящая из властной женщины и подчиненного мужчины, считалась самым стабильным вариантом, не мешающим раскрытию и реализации потенциала обоих супругов. В конце концов, все мы женатые – подкаблучники!»
Члены делегации закончили переговоры и собрались отбыть по своим местам. Отныне все частные вопросы следствия предстояло решать их подчиненным и мелким клеркам из местной полицейской администрации.
Прибывшие персональные челноки ждали руководство.
«И все же… – адмирал попрощался на автомате с другими участниками комиссии и направился к челноку, который должен доставить его на орбиту, к семье. – Мое нехорошее предчувствие лишь усилилось!»
Николай Романов, поднимавшийся по трапу, краем глаза увидел, как Циммерлинг о чем-то беседовал с той странной женщиной, вызвавшей его интерес.
– Наваждение! – вслух произнес адмирал и, обращаясь к экипажу, приказал:
– Начинайте предстартовый цикл!
Сомнения и страхи рассеял рокот маршевого двигателя. Хоть имперский транспорт выглядел не так роскошно, как конфедератский челнок, но считался крайне надежным и достаточно комфортным.
Противоперегрузочное кресло приняло в свои объятья адмирала. Офицер стремился скорее попасть на орбиту.
Подобно большинству людей, проведших в космосе большую часть жизни, адмирал Романов чувствовал себя на поверхности неуютно и со страхом ожидал того дня, когда будет вынужден окончательно оставить службу.
Отец Борис лежал в кровати одного из лучших больничных центров Трехгорья. Рядом на бессменной страже находился верный Василий.
Киборг довольно потирал руки и тихо вздыхал. Ему нравился вид из окна на дворец правителя и морскую набережную, утопающую в зелени. Он рад любой передышке. Пусть и вынужденной.
Проблемы и кризис миновали – теперь священник спал ровным сном человека, идущего на поправку.
Подручный посмотрел, все ли в порядке, и удалился из комнаты.
Пациенту снился очередной кошмар. Но находясь под действием успокаивающих препаратов, он смотрел на события будто со стороны.
Седой священник, его отец, закрывал собой мать и двух старших детей. Бетонированный подвал. Грубая мебель. Яркий, режущий глаза свет галогеновых ламп. По лестнице, клацая металлическими ступнями, спускалась расстрельная команда.
Два робота-комиссара с документами и терминалом допроса расположились у стола. Под лампой в черном кожаном плаще стоял и организатор всего действа. Покуривал сигарету.
Лица не видно. Яркие отблески ламп не давали такой возможности.
Революционный комиссар, судья, прокурор, адвокат и палач в одном лице зачитывал приговор:
– Именем Революции, осужденный Гагарин с членами семьи обвиняется в преступлениях против искусственного интеллекта. В подстрекательстве и диверсии. В работе на управление охранной канцелярии Империи. В распространении панических слухов и суеверий. В преступлениях против советской морали и нравственности. В приготовлениях к киборгизации и агитации за киборгизацию инвалидов и престарелых. В означенных преступлениях обвиняются и члены семьи.
Каждое слово обвинения как позорное клеймо. Каждая фраза – гвоздь в крышку гроба осужденных. Все знали, что произойдет дальше. Революционная тройка: два робота и один человек.
Борису всего десять лет. Он не достиг одного года до возраста, когда в молодой Советской Республике к лицам человеческой расы считалось возможным применять процедуры наказания и санкции. Его судьба незавидна: детская школа-интернат с другими воспитанниками – сиротами Гражданской войны. И воспитатели, презрительно относившиеся ко всем «бывшим».
Комиссар окончил чтение приговора. Шеренга роботов спустилась с бетонного парапета и встала напротив, держа оружие наготове…
Слушали: Дело №636546 в отношении ГАГАРИНА В.Ю., 2975 г.р., уроженца планеты Новоазовск, служителя религиозного культа. Постановили: ГАГАРИНА В.Ю. и членов семьи, достигших возраста подсудности – РАССТРЕЛЯТЬ. Личное имущество – КОНФИСКОВАТЬ!
Комиссар, единственный человек во всей команде, вещал холодным, бесстрастным тоном обвинителя. Но видно, что он нервничал, вертел в руках кусок металла, напоминавщий лошадиную подкову…
Изогнутый объект увеличивался, закрывал собой все пространство. Начал вращаться. И на его месте появился сгусток яркого пламени с шестью расходящимися лучами. И чей-то безмерно спокойный и уверенный голос произнес:
– Помни о своем долге пастыря и о врагах своих…