«От одного мудреца мне довелось услышать притчу, мудрец сказал мне: жили некогда два человека. Были они странны и непохожи, как друг на друга, так и на всех иных. При этом же людей схожих по духу и судьбе было не сыскать на всей сотворенной земле. Я бродил и искал, и знаю, что толкую. Они оба носили печальный крест и оба обличали пороки людские. Но один второго погубил, за то, что тот его со свету сжил. И оба погибли в один миг. Тогда я спросил: и к чему же причта эта? И он не ответил», – Откровение человеческое от Григория.
Два года назад в Артее. 217-ый год со дня открытия пара Земли.
Митинги и забастовки заполонили город. «Возмущение теистов» переросло в настоящую проблему, из-за которой страдали все. Уже прошёл целый год, но до сих не было известно, кто являлся инициатором этих беспорядков. Ни одна из организаций не брала на себя ответственность за содеянное. Тайный игрок, дергающий за ниточки, оставался в тени событий. Совет неоднократно принимал меры по борьбе, но каждый раз безуспешно. Ни комендантский час, ни усиленная охрана СОГ, ни волонтерские труженики не облегчали ситуацию.
Многие покинули Артею, продали дома за бесценок и уехали. Шарлотта подсуетилась и заметно обогатилась за их счёт. Рестед распространил своё влияние куда сильнее прежнего, уже к концу года на множестве мелких предприятий работали люди из организации. Лотти умудрилась спрятать огромную антиправительственную сеть у всех под носом, напрочь отрезав все связи с теистической общиной. Отныне она работала сама по себе. Рестед распался на три независимых ветви, из которых раньше состоял. Так Роза отказалась от политики и полностью посвятила себя восстановлению теистов, Фарль же пытался остановить монополизм Кол Галландов в совете и напрочь забросил идею Рестеда. Поэтому Шарлотта осталась одна, но не отчаивалась. Там, где все видели беду, она видела возможности. В этом она была очень похожа на Гришу. Смятения в народе плавно переросли в смуту совета. Оттого Григорию было очень просто сосредоточить всю власть в своих руках и сделать следующий шаг в своём плане. Почти всё для этого было готово. Каждое его действие «до» плавно подводило к заключительной части.
Вот уже несколько месяцев прошло после свадьбы Григория и Натали. Казалось, они живут счастливо и ждут скорого пополнения. УЗИ показало, что новым Кол Галландом будет мальчик, которого хотели назвать Вергилием.
– Вергилий Кол Галланд, – высказался Симон. – Звучит грозно и вызывающе. Мне нравится!
– Это всё Натали, – ответил Гриша. – Я хотел имя попроще, но убедить её оказалось сложнее, чем совет.
– В этом она пошла в мать. Признаться, первенцу я думал дать имя Амброзия, – произнёс он, наливая виски. – Даже не спрашивай почему…
– Амброзия? Серьёзно? Я бы точно не женился на девушке с именем Амброзия, – рассмеявшись, выдал аристократ.
– А что в этом имени не так?! Да, я был нетрезв, когда выбирал его. Да, возможно, Розалия подкинула мне идею назвать девочку так, – оправдывался он. – Но имя, правда, чудесное!
– То есть это Роза подначила тебя? – ехидно переспросил Григорий. – Не знал, что у неё такие вкусы.
– В её оправдание скажу, она тоже была пьяна. Тогда я только узнал о беременности Ракшасы, и мы с Розой за пару опустошили две бутылки коньяка 30-летней выдержки. Ох, как ругалась тогда мама… она планировала открыть их в день рождения Нат. Роза же пила тогда в первый и последний раз, должно быть. Не думал, что человека может так сильно тошнить.
Слушая рассказы про Розалию, Грише становилось легче на душе. Он уже давно не видел её и Лотти, после того разговора в приюте их дороги не пересекались. А Григорий хоть и желал встречи, но не мог найти для этого предлога. Они с Симоном решили отдохнуть от вечных забот и откупорили несколько бутылок хорошего виски, собираясь провести за разговорами всю ночь. В последнее время они сдружились больше обычного. Не как отец с сыном, но как друзья. Их посиделки иной раз могли оканчиваться неожиданным образом: один раз Симон с Григорием так сильно напились, что посреди ночи на спор отправились признаваться в любви к своим жёнам. Спор заключался в том, кого быстрее вышвырнут из спальни из-за перегара. В итоге проиграли оба. Их вечернюю беседу прервал телефонный звонок. Григорий поднял трубку и услышал хриплый, тихий голос:
– Прошу прощения за поздний звонок, достопочтенный Григорий.
Гриша тут же узнал свою секретаршу.
– Нам дошло известие о Вашем давнем прошении докладывать всю информацию касательно экспедиции «Новое начало». Вы просили сообщить, как только кто-либо из группы будет найден. На днях поступили данные, что в город Хелмфорт прибыл молодой человек, утверждающий, что он член этой самой группы.
Аристократ напрягся и отложил стакан.
– Не беспокойтесь о времени. Вы молодец, что позвонили. Есть ещё данные об этом человеке? И о какой больницы идёт речь?
– Главная больница Рабочего района Хелмфорта. И да, в отчёте солдат СОГ указывается, что его имя Нейтан, – Григорий сглотнул комок в горле. – К сожалению, больше ничего неизвестно. Врачи сообщают, что он находится в состоянии шока и отказывается говорить.
– Огромное спасибо за работу! – завопил он. – За эти чудесные вести я готов Вам даже премию в двойном размере выписать!
Кол Галланд быстро покинул поместье. Симон не стал задавать лишних вопросов. По одному выражению лица при разговоре сына, он всё понял. Пока Гриша беседовал, тот уже вызвал ему водителя. Уже будучи в Атмосе, парень решился позвонить Лотти. Девушка спросонья ответила:
– Шарлотта у аппарата… Гриша? Это ты?! Что тебе нужно? Ты видел сколько времени?! – бросалась вопросами недовольным тоном.
– Прости, что беспокою в такой час. Но дело срочное.
– У меня нет желания с тобой говорить, точно не посреди ночи, – обрезала она.
– Нейтан нашёлся, – Лотти замолчала, начав слушать. – Он сейчас в Хелмфорте. Я собираюсь ехать к нему. Подумал, что ты должна знать.
– Ты уже уехал? – собравшись с мыслями, спросила она.
– Ещё нет, пока на выезде из Аристократии.
– Можешь забрать меня? Я тоже поеду, – сказала, завязывая короткие волосы в хвостик.
– Без проблем, заеду в приют по пути.
– Не нужно. Я в поместье Бен Кильмани. Скоро соберусь и буду ждать у входной арки.
Через десять минут Атмос уже стоял возле ворот. Сонная Лотти забурилась в свой шарф и села в транспорт.
– Роза не с тобой? – поинтересовался Гриша.
– Её сейчас нет в городе, уехала по делам общины.
– Ясно, а что ты тогда…. Это у тебя помада на губах? – удивленно вопрошал он. – Ты же в жизни не красилась… Ох, Святая Душа! – догадавшись, выдал парень. – Ты и…
– Не нужно так на меня смотреть! – оборвала Лотти на полуслове. – Я уже взрослая девушка и могу делать, что захочу… Ах, давай просто забудем это, ладно? – попросила, вся покраснев.
– Как скажешь. Ты, и правда, имеешь полное право на личную жизнь, – повисла неловка пауза. – НО ЭДМУНД?! ТЫ НЕ ШУТИШЬ?!
– Да, ЭДМУНД! И что с того?! – завелась Лотти. – Он добрый, образованный и очень интеллигентный молодой человек! А главное не горделивый выскочка!
– Ах, мы так заговорили! – вспылил Гриша. – А ещё он богатый и влиятельный аристократ. Не состыковка получается, демократка ты наша, – произнёс, ехидничая.
– Аристократ и что? Против адекватных аристократов я ничего не имею. Мне система неугодна, а люди разные бывают, – сказала, поправив волосы. – Я же с тобой воюю, не потому что ты аристократ. А потому что ты козёл, хам, и в целом личность крайне неприятная, – перечислила, улыбаясь.
– Если мы уж так откровенничаем. В таком случае я конфликтую, чисто из-за того, что не люблю мужеподобных рыжих стерв, – ответил он, отпустив легкую улыбку. – Знаешь, пунктик из детства.
Оба оскалисто посмотрели друг на друга и рассмеялись так сильно, что слёзы потекли. Водитель Атмоса никогда не видел господина с такой широкой улыбкой.
– Почему мы можем вот так общаться лишь, когда дело доходит до Нейта? – задалась вопросом Лотти. – Как будто всего этого кошмара и не было вовсе, интересно так.
– Меня тоже волнует этот вопрос. Старые разногласия словно перестают иметь хоть какую-то значимость, и мы возвращаемся в детство. В то время всё было гораздо проще. Как думаешь у нас получиться когда-нибудь вернуть нашу дружбу?
– А ты отступишь? Я вот нет.
Они доехали до вокзала и заказали экспресс-билет до Хелмофрта. Напряжение продолжала витать возле них, правда, это не мешало им говорить. Как бы они не считали себя врагами, но ту детскую дружбу было не так просто убить. Её проблески до сих пор таились в их душах. Стоило Лотти посмотреть на лицо Григория, как она непроизвольно видела там юного Гришу Дангеля. Даже в его взрослых чертах: острому подбородку; тонкому вытянутому овалу лица, гладковыбритому настолько, что казалось оно блестит – девушка продолжала замечать те аккуратные линии, которыми славилась его молодая версия. Сейчас она могла спокойно признать, что Гриша красив и вполне в её вкусе. В детстве ей нравился Нейт за его дерзость, за дикий нрав и чистое сердце. Отголоски этих чувств не исчезли, только вот с каждым поступком Нейта они угасали. Когда он только воскрес, чувства буйным потоком взбурлили в ней, но после сошли на нет. Лотти повзрослела. Ей хотелось видеть подле себя человека, который точно знает, чего хочет, человека стабильного и уверенного. Как ни крути Нейт, которого она знала, никак не подходил под эти критерии. Чего не скажешь о Грише.
– Эх, прогадала я в молодые годы, – издала Лотти на выдохе. – Надо было на тебя засматриваться, а я всё бегала за бродягой Нейтам… вот непруха.
– К чему это ты сейчас?
– Да-а так. Не обращай внимание. Просто с возрастом многое меняется. В том числе и вкусы… Кстати, ты чего решил волосы отрастить? Не уж то под него косишь? Он всегда у нас ходил обросший.
Волосы Гриши уже доходили плеч, но были аккуратно сложены и спрятаны под цилиндр.
– Просто захотелось, – ответил, потрогав локоны. – А ты как погляжу решила поступить также, – Лотти тихо улыбнулась и потерла рыжие кудри, доходившие до плеч. – Если говорить о вкусах, то почему именно Эдмунд?
– Ах, – тяжело выдохнула она. – От этого разговора всё-таки не уйти, да?.. Нет особой причины. Он просто милый. Сам ведь знаешь, что происходит, само собой. Если бы только мы могли это контролировать… Ох, точно! Поздравляю со свадьбой! Хотела прийти, да не получила приглашения.
– Подумал, что врага приглашать как-то чересчур.
Они рассмеялись.
– Это точно. Надеюсь, ты не будешь в обиде, если не приглашу тебя на свою свадьбу? – тот отрицательно помахал головой. – Слышала, ты скоро станешь папочкой? – мило покосившись, добавила.
– Откуда ты?..
– Ой, да брось. Ты слишком сильно недооцениваешь мои связи. Я, может, и простушка, но простушка с ушами, – сказала, дернув себя за уши и показав язык. – Имя то хоть придумали?
– Натали хочет назвать его Вергилий.
Гриша с теплотой смотрел на Лотти. Их спокойный диалог уносил его в детские годы. Сейчас на мчащимся Ваппоре ехали не аристократ и революционер, а два ребенка. Рыжая девочка и синеглазый мальчик. Гриша испытывал светлые чувства к девушке, сидящей перед ним. Чтобы кто не говорил. Все те годы, разделяющие их, вся то боль и преграды растворялись в моменте. Однако парень понимал, что напротив сидит не Лотти, не та Лотти из приюта Святого Норта. Огромное различие между ними сейчас и семилетней давности – это глаза: глаза живые и яркие; и тусклые, поблёкшие. Как и он, Лотти заглушила в себе детский блеск.
– Совет ведь тоже не в курсе, кто стоит за этими беспорядками? – спросила Лотти. – Только не говори, что думаешь на Розу? А то эти угрожающие письма уже порядком поднадоели.
– Конечно же, я так не думаю. Точнее, я даже знаю, что это не она. Было бы слишком глупо для неё. В конце концов, от «возмущения» Фарль и Роза потеряли слишком много, не получив никаких выгод.
– Это так. Но ты собрал все сливки с этого, так?
– Не буду лгать. Возмущение сыграло мне на руку. Но давай в эту ночь не будем говорить о политике, ладно?
– Договорились. И чем же мы будем заниматься всю эту ночь? – кокетливо спросила, подсев к нему.
– Акстись, Лотти. Я женат, – показал палец. – У меня была идея выпить за встречу. Я всё равно сегодня планировал, не разрушать же планы.
– Тю-ю! – издала она. – Пофлиртовать уже нельзя… Эх, пить так пить. Только мне немного.
Суточный график Хелмфорта заметно отличался от Артеевского. Пусть по часам было и утро, но луна ясно властвовала на небосводе. Друзья добрались до Хелмфорта, а после на заказном Атмосе проехали к больнице. Нейт лежал под капельницей. Такое долгое и изнуряющее путешествие крайне пагубно сказалось на его здоровье. Сейчас он не мог даже встать без посторонней помощи. Так как он уже давно не ел, его кормили питательными смесями, которые Нейт считал абсолютно безвкусными и более того мерзкими.
«Густая вода с маленькими катышками», – охарактеризовал он.
Ему выделили отдельную палату с большим окном, выходящим на виды города. Пейзаж стены казался ему непривычным, холодным и подобным клетке. Он полностью отличался от Пустоши, с которой он словно сроднился. Мягкая постель, безопасность, теплый кров – всё это было таким незнакомым. Иной раз Нейтан просыпался в холодом поту, думая, что находится в той бескрайней пустоте, в ничто. В городе он ощущал страх, страх того, что больше никогда не избавится от духа Пустоши.
Григорий и Лотти шли по широкому белому коридору, там витала аура чистоты и надежды. Легкий запах лекарств въедался в ноздри, пробуждая воспоминания о приютском лазарете. Звук шагов посреди ночи разносился на много метров. Больных растасовали по палатам. Царила тишина. Медсестра по началу не желала пропускать друзей к Нейту, но Гриша смог её переубедить. Против слова аристократа аргумента не нашлось.
Они прошли в палату. Свет выключен. Лишь полумесяц освещал помещение. Из-за него белая краска стен стала серой, она смешалась с атмосферой тягучести, вязкости комнаты. Так выглядело отчаяние. Оно пропитало бетон, потолок и плиточный пол. Даже игла в вене от капельницы под его гнетом воспринималась не как лекарство, а как яд, заставляющий жить. Нейт не спал. Он сидел и наблюдал за ничем пустыми глазами. Его сознание не погрузилось в размышления, оно просто застыло. Белый халат на нём казался смирительной рубашкой, он давил на грудь, как и бинты на руках, окропившиеся красными пятнами. Дверь отворилась, и свет коридора проник внутрь. Бродяга никак не отреагировал на гостей. Лотти отдернуло стоило ей увидеть друга. Чувство радости и предчувствие неладного перемешались.
Она присела на постель и нежно погладила Нейта. Слёзы сами подступали к глазам. Гриша же не смел смотреть на него.
«Всё также, как и в детстве, – подумал он. – Почему оно так похоже? Словно один и тот же кадр. Его вырвали из прошлого и вставили в настоящее. Снова он чуть живой, снова я не могу поднять головы и произнести что-либо… и снова виню себя. Он так бледен и худ. Но что самое страшное, я отчётливо вижу, что он тоже не тот самый Нейт. Этот взгляд… эти руки… Какой ужас тебе предстояло пройти, Нейтан?».
Бродяга прервал молчание. Его низкий голос ударил по ушной раковине:
– Вы оба всё ещё враждуете?
Вопрос оказался для них неожиданностью.
– Ты что, Нейти? – тут же ответила Лотти, надев фальшивую улыбку. – Все наши разногласия давно в прошлом.
Нейт медленно повернул голову. Черные пряди скатились с макушки и опустились до шеи. Его холодный взгляд напугал Лотти до чёртиков. Он был так близко, что девушка впервые заметила: в его радужке нет никакого другого цвета, кроме голубого. Под его глазами образовались чернушные мешки, было видно, как сильно и много их тёрли.
– Ты что скажешь? – обратился к Грише.
– Давай оставим эти вопросы и поговорим о тебе, – включил дипломата он. – Уверен, нам есть, что обсудить.
Он подошёл ближе с той же рабочей улыбкой.
– Ответ, – коротко произнёс он, словно то был приказ.
Гришу передернуло.
– У нас всё по-прежнему, – ответил Кол Галланд. – В каком-то смысле даже хуже.
Лотти наступила ему на пятку, отчего тот вскрикнул.
– Вот оно как значит, – безразлично произнес Нейт. – Вы так и не поняли, что всё это иллюзия. Если хотите жить в этом выдуманном мирке, то, кто я, чтобы вас останавливать.
– Ты не должен переживать о наших разборках, – вступила Лотти. – Ты вне их, пусть так и остаётся.
– А кто сказал, что мне есть дело? – отрезал он, прикоснувшись к волосам девушки.
– Ты, – проговорил Гриша, взбесившись от его слов. – Ты сказал, что тебе не всё равно. Что с тобой случилось в Пустоши? Поделись с нами, мы же друзья. И мы видим, как тебе тяжело переживать это одному. Но ты не один и ты это знаешь.
Нейтан приподнял голову, уставившись в потолок.
– Помню. Кажется, я говорил такую глупость однажды. Но это было так давно, что уже потеряло свою значимость. Так или иначе разве ты сможешь понять меня? Даже если я расскажу.
– Смогу, – уверенно заявил. – И ты прекрасно это знаешь. Знаешь, что я единственный на всём свете, кто может понять тебя.
Бродяга усмехнулся:
– В Пустоши я познакомился со смертью во всём её величие. Она сопровождала меня, вела за ручку, как щеночка. Гриша, ты знаком с ней? Вижу по глазам, что нет. А вот ты да, – посмотрел на Лотти. – Но ты тоже лишь частично коснулась её. Хотите знать, как я добрался до города? Почему смог преодолеть саму Пустошь в полном одиночестве и выжить? Меня привёл мертвый. Я жил ради мертвеца, общался с ним, строил планы. Сама смерть вынудила меня жить, даже она не желала видеть меня в своём лоне.
– Хватит говорить так расплывчато, – попросил Гриша. – Что значит жил ради мертвеца?
Нейт рассмеялся. Нет, то было не смехом. Скорее, истерикой. Истерией по потери последней надежды. Ведь даже среди самых близких и родных, бродяга остался не понят, а потому одинок.
– А говорил, способен понять. Так и быть, я буду более точен. Это ведь моё второе «чудесное» воскрешение, да? Я проведу черту, которая покажет разительное отличие. В-первый раз, я вернулся живым. Сейчас же, мертвым. Гриша, Лотти, с вами говорит живой труп, – улыбнувшись, добавил он. – Нет во мне ничего, я пуст. У меня нет желаний, стремлений – этого никогда не было, а Пустошь забрала и то крохотное, что имел.
Лотти обняла его:
– Не говори таких ужасных вещей. Ты со всем справишься, ты ведь сильный, – говорила она. – Мы с тобой.
– Я плакать не могу, – сухо произнёс он. – Как бы не старался, слёзы не выходят. Видимо, иссяк мой запас человечности.
Дальше этого, разговора не сложилось. Нейт продолжал бросаться непонятными фразами, никак не раскрывая прошлого. Друзья ушли, оставив его одного. Они надеялись, что спустя немного времени, смогут пробиться через его броню. Гриша снял номер в отеле для себя и Лотти. Перед этим Григорий связался со своей секретаршей, приказал подготовить документы на перевоз Нейтана в лучшую больницу Артеи.
Хоть всю ночь они и не спали, но оба не могли сомкнуть глаз. Лотти заглянула к Грише в номер, бесконечные мысли не покидали её. Печаль поселилась в сердце, и ей не хотелось оставаться одной в эту ночь. Время около десяти, а солнце так и не желало восходить. Она подсела к аристократу, облокотившись о плечо. Бархатная постель смялась под их весом.
– Тебе тоже не спится? – заговорила она.
– Ага. Никогда не думал, что увижу его таким.
– Я тоже. Как же я хотела, чтобы он всю жизнь оставался прежним. Но это… это уже не Нейт. Он выглядит хуже, чем, когда вернулся впервые. Гриша, его глаза… они… они такие безжизненные, – она сдавила его рубашку. – Ты видел его руки? Неужели он пытался покончить с собой? – она зарылась в его плече. – Не верю… только не он…
– Я спросил у медсестёр, и это так. В душе он попытался перерезать себе вены бритвой. Благо, работники вовремя подоспели. Его сломали, Лотти…
– Знаешь, Гриша. Я так устала от всего этого… это больно, понимаешь?
Он слышал, как плачет Лотти, как утирает слёзы об его белую рубашку. И этот звук коробил его душу. Ни в жизнь он не хотел вновь узреть её горестный плач. Они были врагами, но ближе друг друга не знали никого. Эта тонкая связь сближала их, позволяла открыться. Гриша сам хотел заплакать. На них обоих напала тоска, дикое желание вернуть прошлое, то время, когда мир был светлее, когда они были вместе. Они обращали свой взор на настоящее, пытаясь выяснить, как оно так получилось. Где была та точка невозврата, где тот момент, когда они больше не могут быть прежними.
«Я так хочу, чтобы это наконец закончилось, – произнесла в голове Лотти. – Я так устала… давно отказалась от этих связей, от прошлого, признала, что его не вернуть. Но оно всё равно скребётся внутри, хочет выйти наружу, излиться огромной рекой. Борьба с этим противоречием отнимает столько сил. И казалось бы, я уверена в себе, в своей цели. Но стоит увидеть этих двоих, как чувства новой волной накатывают. И я больше не могу их сдержать. Я смогла перебороть их, нашла мужчину, который испытывает ко мне теплоту, который является эталоном моих фантазий… Но всё равно я сейчас зарылась в другом, в том, кто всё детство любил меня беззаветно и думаю о том, кого любила сама. Ни одной мысли о нём, лишь эти двоя. И отчего-то мне так спокойно рядом с ним, хоть при этом меня одолевает ужасное чувство. Прежде мне не доводилось испытывать такого. Было бы так прекрасно, окунуться в тот старый безмятежный мир… но я уже совершила слишком много и дороги нет… может, если на миг, только на один миг… неужели я не заслужила этого? Не заслужила утопить свою печаль».
«Я ощущаю её тепло, чувствую на себе её тяжелое дыхание и слышу, как она плачет, – размышлял Гриша. – Всё и правда, как раньше. Как в той спальне, когда она рыдала по Нейту, а я успокаивал её. Всё словно проходит один и тот же круг, только ставки повышаются. Это какая-то игра судьбы. Какой же смысл во всём, если мне приходится из раза в раз видеть, как мои близкие плачут… Я хотел создать новый мир для них, но пока я это сделаю их самих уже не станет. Почему всё так сложно… Казалось бы, я решился окончательно и бесповоротно следовать своему плану, отказаться от них ради них самих. Но всё равно я здесь, с ней и ради него. Думаю только о них. У самого есть жена и скоро будет сын, но сейчас меня это даже не волнует. Почему мне так приятно от того, что она прижалась ко мне? Это чувство совсем иное, нежели с Натали. Его я раньше не чувствовал. Может, потому что связь с Нат – порождение токсичных детских отношений. А с Лотти – чистое невинное детское чувство. Не знаю. Мир перевернулся с ног на голову за эти долгие семь лет. Стал таким мрачным, мрачнее некуда. Лучший друг желает смерти, первая любовь горюет по нему. Как же раньше было всё просто. Нам не приходилось так много страдать. С высоты полёта возраста я вижу это. Тамошние проблемы были пылью на ветру. Вот бы сейчас было также… вот бы окунуться в тот прекрасный мир. Чтобы просыпаться, видеть их радостные лица, спорить, ругаться, играть, веселиться и плакать вместе. И так каждый день. Не так ли должен выглядеть рай теистов?.. Только на мгновение… на мгновение переместиться бы туда… пожалуйста… умоляю».
Слеза прокатилась по его щеке. Её заметила Лотти и подхватила ладонью. Она прикоснулась к его лицу. Их глаза блестели от слёз, а тело дрожало. Гриша взял её за руку. Она была такой маленькой, гораздо меньше его ручище. Аккуратные тонкие пальчики легко проскользнули через его длинные персты и сжались. Неловкое молчание повисло в комнате. Обе души хотели одного: вернуться в прошлое. И они чувствовали, что их намерения схожи. Чувствовали, что желают растворить свои горести друг в друге. Воспользоваться моментом, совершить ошибку, оставить её здесь в Хелмфорте, никогда не вспоминать о ней, но сделать. Их лица были так близко. Лотти ощущала аромат его одеколона, не приторный аромат с нотками боярышника, слегка терпкий аромат. Он доносился с его шеи, с его рук и с его шелковой рубашки. Одним движением она приблизилась к нему, чтобы почувствовать аромат ещё сильнее. Дыхание Лотти тронуло его кожу и пронеслось по ней бурей. Гриша взял девушку за плечи и отодвинул, уставившись в её зеленые глаза. Она в свою очередь лишь улыбнулась, лишь немного приподняла уголки своих губ. После обеими руками прикоснулась к его лицу, нежно провела руки к затылку, а после к волосам, вызвав у него дрожь во всём теле. Тогда Гриша поцеловал её. Тысяча и одна эмоция пронеслись по их сознанию. Они скрестили губы в крепком страстном поцелуе. Лотти сильнее сдавила его рубашку, в порыве пытаясь стянуть её. Григорий опрокинул девушку на кровать, вот уже навис над ней и расстёгивает пуговицы, не прекращая целовать. Рубашка слетала с него, она валялась где-то на полу вместе с галстуком. Он обнажил перед ней свою слабость, свою боль. Шрамы, полученные ещё в детстве. Несколько отметин проходили через его спину, живот и грудь. Они словно пульсировали на его теле. Лотти провела по ним пальцами от начала до конца этих неровных линий. А после начала их целовать. Коротким касанием губ она поднялась от кубиков пресса до шеи. Гриша закопался в её волосах, вдыхая их сладкий запах. Медленно Лотти сняла кофту и лифчик. Небольшая красивая грудь немного качнулась стоило желтому белью исчезнуть. Она смущалась, показывая своё голое тело. У неё была чистая белоснежная кожа, не оскверненная ранами, но она видела в этом хрустальном теле невероятную слабость. Смотря на Гришу, Шарлотта ощущала силу времени, силу той пережитой боли. В тот момент, когда они были наги и как никогда близки, она признала, что и духом, и телом уступает ему. От этого ей стало грустно и ещё сильнее захотелось размыть это чувство в Григории. Они продолжали робко трогать друг друга и в итоге переспали. Эта ночь осталась в том отеле, в том номере. Она была их ошибкой, которую друзья понимали даже в моменте совершения. Их печали не пропали в постели, но они вместе разделили их.
Через несколько дней Нейта благополучно увезли в Артею, где с ним уже встретились Фарль, Эли, Роза и ребятишки с приюта. Однако всё было бесполезно. С каждой луной он закрывался в себе всё сильнее. Это были не те прятки в своей скорлупе, а нечто отличное. Он закрывал себя в клетке, бесконечно пожирающей его одним и тем же размышлением:
«Тибон, прости. Я всё уничтожил. Не смог сдержать ни одного обещания, данного тебя. Я даже ребёнка спасти не смог… я жалок. Ну что за горделивый ублюдок. Скольких людей погубила моя слепая вера в лучших исход. Я не могу больше это выносить. Я абсолютно бесполезен… таких как я не должно существовать. Я ошибка. То, что должно было умереть в Пустоши ещё при рождении. Я источник всех их бед. Если бы меня не было, Лотти и Гриша никогда бы не затеяли конфликт. Какой же я глупец раз думал иначе. Думал, что благодаря мне они приняли приют как дом. Возомнил себя центром вселенной за что поплатились все остальные. Всё к чему я прикасаюсь умирает. Я есть абсолютный хаос, я сама Пустошь в облике человека, как и ты, Тибон. Лишь пожираю всё на своём пути, не давая ничего взамен. Так не может больше продолжаться… это нужно закончить… нужно избавить этот мир от монстра, рожденного Пустошью».