– Все хорошо, Алиша, не переживай, – соседка, тетя Саша, пару раз выручавшая меня с Севой, улыбнулась сочувственно и пошла к двери, бормоча по пути привычное «ох, горе-то какое…».
Я проводила ее, с облегчением закрыла дверь.
Вот именно из-за этого немного показного сочувствия, вопросов, ненужных причитаний, я и не хотела никакой помощи от знакомых. Да и не предлагал никто особо. Одна тетя Саша за небольшие деньги сидела с Севой. И то, сидела на кухне, в комнату лишний раз не совалась, просто присматривая, чтоб не сделал ничего случайно. А то мало ли… Чисто технически, вставать-то он мог. Вот только не вставал.
Я прошла в комнату, посмотрела на Севу, уставившегося в экран на очередные яркие картинки.
– Привет, милый, – поздоровалась, стараясь сохранить веселый настрой и приветливость в голосе, – как ты тут? Скучал? Я скучала вот… Представляешь, сегодня в парке привидение увидела…
Я ходила по комнате, переодевалась, открывала-закрывала шкаф, закалывала волосы, что-то еще делала, такое же повседневное, привычное. И разговаривала, постоянно разговаривала с Севой.
Смотрела на него периодически, уже без той, первоначальной жадности, когда еще надеялась, что мой голос способен пробудить от сна моего любимого.
Эля говорила, что это глупо, что я таким образом лишь сильнее погружаюсь в тягучую беспросветность, что пора бы уже…
Но я не представляла себе, как можно просто выполнять свои обязанности, ухаживать за ним, неподвижно лежащим, не реагирующим ни на что. Как можно не говорить с ним. Он же… Он же живой. Он – мой Сева.
Тот самый парень, что когда-то в университете вызвал меня с пары и подарил огромный букет роз. Просто так, без повода. И я умирала от счастья, и эти метровые розы вообще не казались тяжелыми.
То самый мужчина, что так напряженно, волнением смотрел в ЗАГСе, когда я говорила «да». А мне было смешно его волнение. Неужели он боялся, что я «нет» отвечу?
Мой самый лучший, мой единственный. Первый и последний. Как можно относиться к нему, словно к неодушевленному предмету?
Как можно бросить?
Он бы не бросил.
Я что-то говорила, многословно и весело, пересказывая Севе дурацкую историю со старушкой, которая то ли была, то ли не было ее, потом делилась впечатлениями от похода в полицию, потом рассуждала, что надо приготовить перекусить.
Мой веселый голос звучал странно в тиши нашей двушки, словно я сумасшедшая и сама с собой разговаривала.
А может, так оно и было…
Я настолько привыкла к этому своему натужно-веселому щебетанию, что неожиданный звонок в дверь показался громом небесным.
Я замерла, словно куропатка перед охотничьей собакой, глупо прижала руки к груди.
Почему-то стало страшно до жути, даже в пот бросило.
Я повернулась к Севе, на автомате, по инерции, привыкнув за годы замужества, что у меня есть защитник, с которым все нипочем. Который сейчас просто пойдет и откроет дверь. И заслонит меня от всех опасностей.
Сева никак не отреагировал на громкий звук, он вообще на звуки не реагировал. Тишина, наступившая после звонка, ударила по ушам, я стояла и пыталась поймать взгляд мужа. Зачем-то. А он смотрел в экран, где кот Том в очередной раз неудачно догонял мышку Джерри.
Звонок раздался снова, и опять как-то очень громко, жутко прозвучав в могильной тиши нашей квартиры. Я повернулась к двери, потом снова почему-то к Севе. Ждала. Чего?
Бог его знает…
Когда звонок прозвучал в третий раз, а после к нему добавились еще и удары по двери, я решилась и тихонько пошла ко входу.
Аккуратно, стараясь не скрипеть полом, прокралась по узкой прихожей и заглянула в глазок.
Темный.
Совсем темный.
Словно там, с той стороны, кто-то его закрыл, залепил чем-то.
Пока я обливалась холодным потом, стараясь не дышать лишний раз, звонок начал сигналить беспрерывно, а дверь буквально затряслась от диких ударов.
Я съежилась в прихожей, боясь двинуться, закрыла глаза и принялась тихонько молиться про себя, чтоб те, кто стоял сейчас за дверью, ушли.
Пусть они уйдут, пусть уйдут, пусть… Меня нет дома. Никого нет дома. Варианта открывать дверь настолько наглым посетителям, я не рассматривала.
Звонок звенел, сверху на меня сыпалась труха из-за расшатываемого жуткими ударами косяка, и без того не особенно укрепленного.
Я поняла, что еще чуть-чуть, и мне просто выломают дверь!
И все равно шевельнуться не могла!
Там, снаружи, было что-то ужасное, настолько дикое и неконтролируемое, что я буквально в ступор впала! Моя жизнь, и без того безвозвратно поменявшаяся, сейчас подвергалась очередному, наверно, уже окончательному разрушению извне.
И я ничего не могла сделать. Только замереть и молиться, чтоб меня хоть кто-то спас.
Ну должно же что-то помешать им?
Не может же быть такого, чтоб посреди белого дня?..
– Эй, хозяйка! – грубый, наглый голос окончательно разрушил все мои надежды, – открывай давай! Я слышу, как ты дышишь!
Может такое быть… Прямо посреди белого дня. Может.
В моем мире теперь все может быть.
– Открывай! – голос еще больше погрубел, – или я ментов вызову.
Каких еще ментов? Это я сама сейчас…
Наглость, безумная, беспримерная, неожиданно заставила меня взъяриться и рявкнуть из-за двери:
– Это я уже вызвала, понятно? Уходите лучше!
– О-о-о! – обрадованно протянул голос за дверью, – дома, все-таки! Открывай, училка!
– И не подумаю! Прекратите хулиганить и уходите! – я понимала, что мои потуги откровенно жалкие, но деваться было некуда, вступила на дорогу противостояния – иди по ней, иначе совсем пропадешь.
– Деньги где, Леванская? А? Стольник сегодня, завтра будет сто пятьдесят!
– Никаких денег вы не получите! И я ходила в полицию, написала на вас заявление, вот!
Говоря все это, я очень сильно надеялась, что тот, кто стоит за дверью сейчас, испугается и уйдет. Или хотя бы засомневается, дрогнет…
Но надеждам моим не суждено было сбыться, пугающий гость только рассмеялся и еще сильнее грохнул кулаком по двери так, что с моей стороны затрещал верхний карниз. Взвизгнув, я зачем-то навалилась на хлипкое полотно спиной.
– Это я в полицию пойду, слышишь, ты, училка? – голос стал чуть ниже, словно говоривший тоже прислонился к двери с другой стороны, – у меня есть все документы, расписки твоего мужика… Ты понимаешь меня? Давай решать по-хорошему, а то потом я с тебя все неустойки взыщу. И если надеешься, что тебе помогут в полиции, то зря. Состава преступления с моей стороны никакого. Я свое требую. А вот с твоей – полный набор…
– Ничего не знаю, – опять повторила я, хотя еще сильнее испугалась именно сейчас, когда непрошенный гость прекратил напирать силой и заговорил спокойно и рассудительно. Логично. За этой логикой ощущалась вся пропасть, в которой я оказалась. И глубины еще, похоже, еще не достигла. Надо было что-то делать, что-то говорить, но я ничего не могла придумать, а потому лишь твердила, словно заведенная, – ничего не знаю. Сева болен. Вот придет в себя, с ним и поговорите… Любой банк примет это, как форс-мажорные обстоятельства…
– Мы не банк, дура, – рассмеялся мужик, – нам плевать на форс-мажор! Нам бабки нужны. Моему хозяину все бабки нужны. И мне мой процентик – тоже. Так что последнее китайское тебе, училка. Потом будут другие методы.
Он еще раз стукнул в дверь напоследок и ушел.
Я прислушивалась к удаляющимся шагам на лестнице, а затем без сил сползла по двери прямо на коврик.
Дно пропасти… Да…
Мыслей не было никаких, сил встать и доползти до комнаты, хотя бы до дивана, тоже.
Вспомнились слова старушки из парка про то, что мы не знаем, что нас ждет за поворотом… Вот я теперь знаю. Ничего хорошего.