Ольга не позвонила, и Максим слегка расстроился, так как уже выстроил в мечтах воздушный замок будущих отношений и поверил, что все сложится.
– Сам позвони, – посоветовал проницательный Пахомыч, когда они вышли ранним утром из дома, и Максим вгляделся в окна соседней хаты.
– Пусть спит, – с сожалением проговорил Одинцов. – Не все девушки любят настырных парней.
– Тогда неча пялиться на ихние стены.
Прошли мимо, одетые по-походному: на Максиме была модная сизая ветровка с искрой и джинсы, на ноги он натянул взятые специально походные непромокаемые кроссовки; лесник же всегда по лесам ходил в старом брезентовом плаще и сапогах. Оба надели головные уборы: Пахомыч кепку, Максим серую бейсболку с длинным козырьком.
Оружия Пахомыч не взял, хотя ружьё у него было.
Максим тоже вооружился только ножом, взяв его с собой из Сыктывкара. Нож был специальный, из особого сорта стали с нарощенным с помощью нанотехнологий прочнейшим «алмазным» слоем, закалённый, острый, и мог протыкать даже кевларовые бронежилеты. Кроме того, он был идеально уравновешен, и его можно было применять для метания на значительное расстояние.
Прошагали мимо крайней усадьбы, по территории которой бродили поселенцы, собираясь на охоту.
– Поинтересовался бы, кто это к нам припёрся, – кивнул на них Пахомыч. – Охота по закону запрещена, а они будто не слышали об этом.
– Плевали они на законы, – поморщился Максим. – Вернусь в Сыктывкар, выясню, кто балуется, прикрываясь званием генерала.
Перебрались через насыпь узкоколейки, углубились по тропинке в лес, уже пронизанный трелями проснувшихся птиц.
Было прохладно, не более плюс пяти градусов, между деревьями ещё висели полосы тумана.
Максим заметил несколько грибов-зонтиков, шагнул к ним, но Пахомыч остановил:
– Не суетись, белых наберём, рыжики есть, подосиновики.
– Зонтики тоже классные грибы, особенно молоденькие. Я из них отбивные сделаю.
– Согласен, но так мы полдня прошастаем по лесу, если начнём отвлекаться на всякие мухоморы.
– Зонтик – не мухомор.
– Ну, родственник съедобный.
Через полчаса вышли к речке, прошлись вдоль берега, свернули к югу.
Пахомыч остановился у бугра, почти спрятанного завалом соснового бурелома.
– Берлога. Медведица исчезла, а ейную мелюзгу надо бы в зоопарк сдать.
Максим обошёл берлогу, посветил фонарём в отверстие на вершине бугра, принюхался к запахам.
– Не потревожено.
– Вот и я о том же, – кивнул лесник. – Шёл туда – медведица была, иду обратно – нету. Куда девалась, непонятно, однако пугать её здесь некому.
– А фотографа где встретил?
– Тут неподалёку, дважды. Получается, что медведица пропала после того, как я её встрел.
– А лось?
Пахомыч сдвинул пальцем кепку.
– Не помню. Хотя должон был позже пропасть, после встречи.
– Странно.
– Ага.
– Покажи, где он стоял.
Они двинулись от берлоги к низинке, переходящей в болото.
Где-то в паре километров от них послышался нарастающий гул вертолётных винтов.
Оба остановились, прислушиваясь.
– Летят охотнички, – проворчал Пахомыч. – Интересно, найдут кого или нет? Я предупреждал егеря, что лоси ушли, волки тоже.
Вертолётный гул отдалился.
– К зимнику полетели.
– Хрен с ними, они нам не приятели и не родственники.
Двинулись вдоль низинки, остановились у муравьиной кучи.
– Вон там он стоял, между соснами.
Максим сосредоточился на восприятии «невидимого», порыскал между деревьями, нашёл несколько свежих отпечатков подошв на траве, на слое опавших сосновых иголок и на мху. Отпечатки были странные, с рифлёным рисунком каких-то иероглифов, и пахли чужеродно.
– Что откопал? – подошёл к нему Пахомыч.
– А ты разве не видишь? Ты же лесник.
– Не подначивай, лесник я, да не охотник и не следопыт. Вижу, отпечатки ненашенские, на берегу такие же.
– Да уж, следы странные.
Послышался нарастающий гул вертолёта, слева над деревьями мелькнули сине-белый корпус, гул стал отдаляться и ухнул куда-то вниз, будто винтокрылая машина провалилась в яму. Стало тихо.
– Упал он, что ли? – пробормотал Пахомыч.
Максим прислушался к своим ощущениям.
– Вроде бы нет. Пошли посмотрим, они где-то недалеко, в полукилометре сели.
– Сдались они тебе!
– Не нравится мне…
– Что? Команда?
– Мистика.
– Какая мистика? – не понял старик.
– Просто так звери не пропадают. Их либо браконьеры убивают либо ловят для продажи. В нашем случае происходит нечто необычное, согласен? Следов-то и в самом деле никаких нет, кроме отпечатков фотографа.
– Никаких.
– А отпечатки его подошв вообще невозможно идентифицировать. Такую обувь не носят ни китайцы, ни японцы, ни американцы, зуб даю. Ладно, разберёмся.
Максим определил предполагаемое место посадки вертолёта, быстро направился в ту сторону, лавируя между деревьями и валежником.
Пахомыч поспешил за ним, позавидовав лёгкости, с какой племянник передвигался по лесу.
Минут через двадцать вышли к ровной прогалине между деревьями и кустарником, тянувшейся к реке длинным языком.
Вертолёт стоял на краю прогалины, двигатель не работал, винты не вращались.
Максим остановился, принюхиваясь и приглядываясь к мирному пейзажу, достал бинокль.
– Странно… никого… и пилота не видно.
– Может, на берегу сидит, рыбу ловит?
– Пилоты, как правило, свои машины без присмотра не бросают. Пошарь по берегу, я вокруг полазаю.
Пахомыч устремился было к берегу речушки, однако заметил мельканье пёстрых пятен в кустах за прогалиной и присел в траву, почуяв непонятное опасение.
Ветки ольховника перестали качаться, пёстрые пятна исчезли.
Пахомыч посидел на корточках, млея, вглядываясь в пляску листьев до рези в глазах, потом рысью, пригибаясь, догнал Максима.
– Там кто-то ворочается в кустах!
Максим прижал палец ко рту.
– Постой здесь, никуда не ходи.
Пахомыч оглянулся, спиной ощущая чьё-то незримое присутствие, а когда повернулся к спутнику, никого не увидел. Одинцов словно в воздухе растворился. Лишь на траве осталось стоять его грибное лукошко.
Сухих сучьев здесь, в редколесье, было мало, поэтому бесшумный бег удался.
Максим сделал небольшой крюк и вышел к излучине прозрачной, как слеза, реки, берег которой в этом месте был каменист и свободен от кустарника. Фотографа он увидел сразу.
Высокий, как баскетболист, незнакомец в пятнистом балахоне стоял у комля упавшей лиственницы и смотрел на хорошо видимый с этой позиции вертолёт. Точнее – смотрел на человека, кружащего вокруг вертолёта.
Максим выругался про себя: старый пень! сказал же – жди!
Но это был не лесник.
Вертолёт осматривала недавняя знакомая Ольга, отказавшаяся давеча идти утром по грибы. Одета она была в защитного цвета куртку со множеством кармашков и такие же штаны, на ногах красовались высокие, чуть ли не до колен, отсвечивающие перламутром сапожки, волосы накрывал такого же оттенка берет. И весь этот модный комплект назывался на армейском языке КОНЗ-12ТС – костюм особого назначения защитный для операций в тайге и на Крайнем Севере. Или на жаргоне спецназа – «лягва». Разработанный с помощью нанотехнологий он мог делать хозяина практически невидимкой.
Ни фотографа, ни Максима Ольга не видела, а почему оказалась в месте посадки вертолёта охотников, да ещё одетая в «лягву», недоступную для простых смертных, догадаться было сложно.
Фотограф направил на девушку тубус своего навороченного аппарата.
Максим испытал всплеск тревоги.
Слишком нестандартными были обстоятельства, связавшие множество не касающихся друг друга событий, в результате которых соединилось в один узел знакомство самого Одинцова с охотниками, исчезновение животных и появление фотографа и Ольги в «лягве». Случайными такие события быть не могли, майор знал это совершенно точно.
Рефлекс сработал раньше сознания.
Трёхсантиметровый камешек удобно лёг в ладонь, вырвался на волю серебристой рыбёшкой и попал фотографу в затылок.
Раздался тихий изумлённый всхлип, фотограф клюнул носом, часть берега с кустами и проплешинами песка исчезла.
Ольга оглянулась… и растворилась в воздухе!
Фотограф тоже оглянулся – на камнеметателя, пригнулся и тоже исчез.
На противоположной стороне поляны шевельнулись ветки тальника, появился Пахомыч с двумя лукошками в руках. Ольгу он, судя по всему, не встретил.
– Максим!
Одинцов метнулся к тому месту, где стоял фотограф, ошеломлённо уставился на шрам, проделанный в береговом откосе неизвестным способом. Фотографа нигде не было видно. Он тоже умел быстро бегать и скрытно передвигаться, что говорило о неплохой подготовке этого типа.
– Никого? – задал вопрос лесник, напрочь не понимая ситуации.
Максим прислушался к тишине вокруг и вдруг понял, что и в самом деле никого они не найдут. Охотники исчезли не сами по себе, им помогли исчезнуть, как помогли исчезнуть крупным зверям в лесу. И свидетелем этого процесса являлся таинственный фотограф.
Или виновником, пришла пугающая мысль.
Максим двинулся к старику.
– Никого не видел?
– Никого, прошумело где-то, и всё. – Старик заволновался: – Что будем делать? С меня же спросят.
– Ты-то тут при чём? Но звонить в райцентр придётся.
Одинцов посмотрел на пустой вертолёт и решил не говорить леснику о появлении Ольги. Пахомычу этот факт был ни к чему, а у самого Максима появлялся козырь в рукаве, который можно было предъявить в случае необходимости.