За день он принял двенадцать клиентов. Провёл три операции, поставил шесть прививок и три капельницы. К концу рабочего дня пачка денег на столе заметно припухла. У клиентов сегодня округлялись глаза, когда он озвучивал свои новые цены, но Виталя уже освоился с имиджем дорогого врача и даже язвительно приговаривал: «Дёшево только людей в поликлиниках лечат!» Народ послушно раскошеливался и обещал обязательно появиться ещё раз для повторной консультации.
Гранкин пересчитал купюры – десять тысяч пятьсот восемьдесят рублей. В любой другой день он пришёл бы в восторг от такой выручки и даже устроил бы себе на следующий день выходной – сгонял на озеро на рыбалочку, – если бы не новые обстоятельства.
От этих «новых обстоятельств» хотелось соорудить из малинового галстука петлю, и повесится прямо здесь, на рабочем месте. Виталий попытался перевести заработанные рубли в баксы, но не смог – не знал точного курса.
Оставалось дождаться двенадцати часов ночи, написать записку, в которой упросить похитителей дать ему чуть больше времени на поиски денег, а также вымолить снисхождения к кормящей матери и получше её кормить. Потом предстояло добраться до старого парка, отыскать там заброшенную танцплощадку, два переплетённых между собою дерева и опустить в дупло записку.
Странный способ общения выбрали похитители. Насколько Виталя знал, те, кто промышлял этим гнусным делом, всегда звонили по телефону, а не посылали писульки, пусть и выведенные на принтере. Почему на вкус послание отдавало изысканными духами?! Почему это случилось именно с ним, бедным ветеринарным врачом, недельный доход которого не составлял и трёх тысяч рублей?! Они даже фамилию его переврали – Ганкин! Дилетанты! Глупые, напыщенные уроды!
«Многоуважаемый во всех отношениях В.С.!»
Он мог без запинки повторить текст письмеца.
«Искренне ваши Доброжелатели».
Сколько их – двое, трое, четверо? Может, подкараулить одного их них у дупла, оглушить дубиной, взять в заложники, а потом обменять на Галку с младенцем? Гранкин сильно сжал виски пальцами. За весь день он не съел ни крошки, хотя обычно всегда обедал в типографской столовой.
Виски заломило, пальцы тоже заломило, всё тело заболело, засвербило в носу, глаза стало резать, и слёзы вдруг полились ручьём. Так полились, что деньги на столе намокли. Виталий вдруг понял, что это был правильный и единственно верный выход – заплакать. Что это нужно было сделать сразу, как только он понял, что произошло, и тогда бы он не грохнулся в обморок, и сердце бы так не саднило, и голова бы работала лучше, и он придумал бы что-нибудь пооригинальнее, чем продавать квартиру, занимать у друзей и задирать цены на свои услуги. Он придумал бы что-нибудь получше – например, грабануть инкассаторскую машину.
В дверь осторожно постучали.
– Приём закончен! – крикнул Виталий сорвавшимся голосом, но дверь приоткрылась и в щель просунулась голова Петровича.
– Добрый доктор Айболит допоздна у нас сидит, – схохмил Петрович. Он всегда плоско, но от души шутил. – А как насчёт «по маленькой»?!
– Никак, – пробормотал Гранкин и быстро, сначала кулаками, потом подолом халата, утёр лицо от слёз. Но от Петровича было трудно что-нибудь скрыть. Он носил очки с толстыми линзами в роговой оправе и очень гордился тем, что всё всегда замечает.
– Э-э-э! – протянул Петрович. – Ты что здесь, лук шинкуешь? – опять пошутил он. – Кролика на операции зарезал? Птичку жалко? Сопли, слёзы, ты чего?..
Петрович пошёл на Виталия, широко раскинув руки, округлив под очками глаза и, всем своим видом демонстрируя глубочайшее изумление.
– Петрович, я больше... того, не пью, – шмыгнул носом Гранкин. Он встал, снял халат и, скомкав его, основательно вытер им лицо, словно гигантским носовым платком.
– Да ну?! – ещё больше удивился Петрович. – Совсем?
– Совсем, – Гранкин отбросил халат на дерматиновую кушетку.
– Язва? Сердце? Камни в почках?! – ужаснулся Петрович.
– Нет.
– Рак?!! – Петрович со всего маха плюхнулся на смятый халат.
– Типун тебе на твоё помело!
– Подшился? – не угомонился Петрович.
– Петрович, мне нужны деньги, – Гранкин сел рядом с ним на кушетку, поймал во объятия свою всклокоченную голову и стал раскачиваться из стороны в сторону.
– О, делов-то! – хохотнул Петрович. – На! – Он вытащил из-за пазухи смятую тысячную купюру и сунул её Виталию в карман брюк. – Отдашь, когда будут. Давай по маленькой! Мне сегодня шикарный заказчик позвонил! Шикарный! Нужно обмыть, а то не дай бог, заказ сорвётся. Сначала фуфырик – потом сделка!
– Не, – Гранкин сунул смятую тысячу ему обратно за пазуху. – Мне, Петрович, нужно много денег!
– Много?!
– Да, много.
– Ну ладно, – вздохнул Петрович и стал, как фокусник, вытаскивать из карманов и выкладывать на диван мятые-перемятые купюры. Были там и доллары, и рубли, и даже, кажется, евро. Все деньги, несмотря на разность их достоинств, выглядели одинаковыми смятыми комочками и вместе образовали на кушетке довольно внушительную неопрятную кучку. – Бери, – кивнул на кучку Петрович и пододвинул её поближе к Гранкину. – Деньги – мусор. Вот до тебя тут хмырь сидел, так он никогда бы ко мне за помощью не обратился. Потому что брезговал он со мной по маленькой...
Гранкин посмотрел на купюры.
Триста пятьдесят тысяч долларов!
Сколько не собирай по крупицам, эта чёртова сумма не уменьшается. Ну возьмёт он эту кучу, ну продаст квартиру и барахло, ну возьмёт кредит и заберёт последние деньги у Кирюхи, отложенные на покупку дачи, что останется?! Триста тысяч вместо трехсот пятидесяти?
– Не, Петрович, – простонал Гранкин. – Меня это не спасёт. Не спасёт меня это! – он опять ощутил жжение в горле, слёзы хлынули сами собой, будто кто-то внутри открыл краник, и Гранкин не мог оказать на этот процесс никакого влияния.
– Ну и дела! – Петрович звонко хлопнул себя по коленкам. – На тебя, что, наехали? Так давай помогу! Есть у меня ... знакомая бригада. Деньги из моих должников выколачивает! Если я попрошу, они и твоим вопросом займутся.
– Нет! – заорал Гранкин. – Только не это, не надо бригады! Надо триста пятьдесят тысяч долларов!
Петрович присвистнул, почесал затылок и развёл руками:
– Деньги – мусор, но столько у меня нет! Да и зачем тебе столько?!
– Сказать не могу, не спрашивай. Вопрос жизни и смерти.
– Ну, если жизни... Слушай, давай по маленькой! Такие вопросы на сухую не решают.
Виталий пожал плечами. Он совершенно не знал, как решают такие вопросы.
Пивнушка называлась «У камелька». Было в этом названии что-то милое, уютное, трогательное и музыкальное. Вспоминалось о доме, тапочках, жене в халате, невынесенном мусорном ведре, семейном ужине и Петре Ильиче Чайковском[1]. Правда, после первой кружки отличного, бочкового пива мысли эти бесследно испарялись. Закуска здесь тоже была отличная, а при желании можно было заказать и водку.
– Слушай сюда, – сказал Петрович Виталию, когда она уселись за столиком. Это был их первый поход в подобное заведение. Гранкин заказал большую кружку пива и пиццу, а Петрович графин водки и бутерброды с икрой. – Слушай, я уж не знаю, во что ты там вляпался, но море выпитых вместе крепких напитков не позволяет мне остаться равнодушным к твоей судьбе. Всю сумму я тебе, конечно, не организую, но кое-чем помочь смогу. Я тут новые печатные станки собрался покупать, да денег всё не хватало. А тут... индус на мою голову свалился, Сандипом зовут. Богатый, как падишах! Он решил у нас в России бизнес делать. Ему из Индии презервативы очень дешёвые без упаковки гонят, а он тут упаковку штампует, изделия заворачивает и по аптекам рассовывает. У них там в Индии типографские услуги – жутко дорогая вещь, зато презервативы копеечные. Вот он и хочет наладить тут такое прибыльное дело. Его товар самый ходовой в аптеках, потому что самый дешёвый, его оптовики тоннами хватают. Тиражи упаковки ему нужны бешеные! И он, представляешь, хочет со мной сработать! А ещё он собирается у меня печатать огромные, миллионные тиражи игральных карт. У него они какие-то особенные – очень оригинальный дизайн! В общем, на днях он мне должен предоплату внести, так я тебе тысяч тридцать долларов отстегнуть могу. Не буду пока станки покупать. Мои шалопаи-печатники пока на старых потрудятся, они и на них чудеса вытворяют!
– Спасибо, Петрович, – промямлил Гранкин, отхлебнул пива и подсчитал: минус тридцать, значит надо нарыть ещё двести семьдесят тысяч долларов.
Пиво показалось омерзительным, а пицца отвратительной. – Спасибо, Петрович. Я отдам тебе эти деньги, не сразу... но отдам! Заработаю...
– Ладно, – махнул Петрович рукой. – Деньги – мусор, главное – дружба. Давай по маленькой!
Они чокнулись, Гранкин огромной кружкой, Петрович маленькой стопочкой.
– Может, всё-таки скажешь, что у тебя стряслось?!
– Не могу, – замотал головой Виталя, словно лошадь, пытающаяся скинуть поводья. – Не могу, Петрович! Потом... как-нибудь.
– Ну ладно, давай о нейтральном. Жена у тебя родила?
Кранчик внутри опять кто-то открыл, и слёзы хлынули прямо в пиво, пробивая в плотной пене ощутимую брешь.
– Родила, – кивнул Гранкин.
– Э-э-э, худо дело, – Петрович забрал у него кружку и поставил её на стол. – Что, ребёнок урод?!!
– Какой урод?! – заорал Гранкин. – Какой урод?! Девка, красавица, Сашка! Талия осиная! Все четыре кило и рост как у манекенщицы – пятьдесят восемь сантиметров!!! Сам ты урод!!! – Гранкин беззвучно и судорожно зарыдал, уткнувшись носом в сложенные лодочкой ладони. – Триста пятьдесят тысяч долларов! – прошептал он. – Триста пятьдесят!
– Этому пива больше не наливать, – приказал Петрович подбежавшему официанту и тот деликатно, словно скользя на коньках, отъехал к соседним столикам. Петрович накапал из графина водки в столовую ложку, подсел поближе к Виталию и стал спаивать её как ребёнку, приговаривая:
– Давай, давай, за папу, за маму, за сестричку, за котика, за пёсика, за птичку, за девку Сашку-манекенщицу, за урода Петровича, за индуса-падишаха, за...
Внутри у Виталия потеплело, отошло, краник закрылся, горло перестало першить, глаза резать, ситуация показалось смешной.
Ха! Всего-то триста пятьдесят тысяч долларов! У него куча верных друзей! Они займут ему денег и никогда не поторопят с отдачей! Недостающую сумму он тоже займёт. У кого? Да у «барина», у соседа! У него денег куры не клюют! Виталя вылечит ему собаку и займёт. А коли отдавать будет нечем, то просто грохнет этого соседа – так, кажется, поступают с теми, кому много должен.
– Ха! – сказал Гранкин весело и хлопнул себя ладонью по лбу. – Ха-ха!
– Уже лучше. Уже гораздо лучше! – похвалил его Петрович, погладил по голове и налил в ложечку ещё водочки. – За «ха-ха»! Дай, я тебе галстук нормально завяжу, а то ходишь как Дмитрий Нагиев по программе «Окна».
Внутри у Гранкина стало ещё теплее, ещё лучше. Захотелось плясать и спать одновременно. Он даже топнул ногой и хлопнул в ладоши, но глаза закрылись, Виталя провалился в сон, успев пристроить прозрачно-лёгкую голову на сцепленные на столе руки.
Когда он очнулся, Петровича рядом не было. Графинчик водки был пуст, закуска съедена, на спинке стула висел пиджак Петровича, но самого его нигде не было видно.
– Эй, Петрович! – позвал Гранкин и заглянул под стол. – Ты мне баксы обещал! – Под столом валялись только скомканные салфетки и пепел, Петровича там не было. Судя по количеству ног, просматриваемых в перспективе за другими столиками, народу в зале было немного. Три ноги – три человека, подсчитал Гранкин. Нет, полтора. В поисках правды, Гранкин разогнулся и подсчитал количество голов. Четыре. Он снова нырнул под стол и пересчитал ноги – три. Разогнулся, пересчитал головы – четыре. Снова полез под стол – три ноги. Стало так обидно, что захотелось в туалет. Хватаясь за столики, он пошёл искать дверь с буквой «М».
У писсуаров никого не было, но Гранкин никогда ими не пользовался, когда не был уверен в координации своих движений. Он по стеночке дошёл до кабинки и тихо, как мышка, нырнул в первую же свободную.
– Будет лучше, если ты расплатишься сразу, – услышал он вдруг голос Петровича. Покрутив головой, Гранкин понял, что голос несётся из соседней кабинки. Он хотел крикнуть: «Петрович, я здесь!», но не успел.
– Да, там получается не такая уж и большая сумма, – совсем рядом сказал Петрович. – Если притащишь всё чёрным налом, то за всё про всё прошу двести тысяч зелёных. Скидка хорошая, мне станки нужно новые покупать, потому и стопроцентная предоплата понадобилась!
«Двести тысяч зелёных!» – Гранкин прикусил губу и припал ухом к тонкой перегородке. Петрович говорил тихо, но Витале казалось, что слух у него усилился в несколько раз, что не уши у него, а локаторы, которые ловят каждое колебание воздуха.
– Ну что? Согласен?! Тогда слушай меня внимательно, Сандип!
«Сандип! Индус, богатый, как падишах! – вспомнил Гранкин. – Делает в России бизнес на презервативах и игральных картах!»
Мозги вдруг прояснились. Хмель как рукой сняло.
– Значит завтра вечером, часиков в одиннадцать подгребайся ко мне с бабульками в кабинет. В типографии уже никого не будет, только рабочие, но они в цеху. Да, давай! Что значит все твои бабульки в Индии? Ты же сказал, что ты согласен?! Тьфу! Бабульки – это деньги, а подгребайся, значит, подъезжай! Усёк? Да нет, «усёк» – это значит, понял ли ты, что завтра вечером, в двенадцать ночи, я жду тебя в своём кабинете со всей суммой наличных?! Припаркуешься у чёрного входа, где кустарник густой растёт. Машину там где-нибудь брось, не хочу афишировать нашу встречу. Усёк? В смысле, понял?!
«Двести тысяч зелёных!» Гранкин сильно сжал руками голову, чтобы крамольная, преступная мысль перестала оформляться в пьяном мозгу. Но всё же она оформилась и выглядела примерно так. Вечером в типографии никого нет, кроме пяти-шести рабочих, которые катают срочные заказы. Но они находятся в цеху, где очень сильно шумят станки и ничего не слышно, даже если орать друг другу в ухо. Здание типографии никто не охраняет, кроме двух безобидных дворняжек, которым скармливают объедки из столовой. Объедков так много, что собаки сильно разжирели и пребывают в вечно благостном расположении духа. Петрович, человек по натуре не жадный, почему-то решил сэкономить на охране. «Толку от этих дармоедов!» – заявил он и уволил даже дедушку-сторожа, оправдывая это тем, что в цеху всё равно круглые сутки толкутся рабочие.
Если Сандип подъедет с чёрного входа, припаркует машину в тени густого кустарника, то...
На голову нужно натянуть чёрный чулок, в руку взять детский пистолет и внезапно выскочить из кустов. Индус вряд ли будет кричать и сопротивляться, скорее всего, он молча отдаст деньги.
Судя по звукам за тонкой перегородкой, Петрович стал использовать туалет по прямому назначению. Гранкин, забыв о своей нужде, на цыпочках выскользнул из кабинки и пошёл за столик.
Когда Петрович вернулся, Виталий с видом примерного ученика пил минералку.
– О! – удивился Петрович, и тут же «пошутил»: – Да ты молодец-огурец! Проспался, оклемался, посвежел, повеселел! Ну, что я говорил? Всё будет зашибись! Продолжим банкет?
– Не, Петрович, ты оставайся, а мне пора, – Гранкин посмотрел на часы. До полуночи оставался час и двадцать минут.
Дома, взяв ручку и лист бумаги, он понял, что понятия не имеет, как обратиться к похитителям.
Господа? Товарищи? Друзья? Мерзавцы?
Нет, не мерзавцы, конечно. У Виталия мурашки по коже пошли при мысли как они могут отыграться на Галке с младенцем за «мерзавцев».
«Уважаемые!» – написал он и снова задумался. Что дальше? «Я не располагаю всей суммой наличных, но, думаю, что в течение десяти дней её соберу». Нет, слово «думаю» лучше не употреблять.
«Я обязательно выдам вам всю сумму выкупа через десять дней!» – написал он и почувствовал, что вспотел. А вдруг он не сможет быстро продать квартиру? Вдруг ограбление не удастся? Вдруг его убьют или посадят? Нет, права на ошибку у него нет. Он сделает это – ограбит индуса. И даже думать не будет о морально-нравственной подоплёке этого дела – ведь на другой чаше весов жизнь Галки и Сашки.
«Я обязательно выдам вам всю сумму выкупа, – жирно обвёл он слова и дописал: – Умоляю, кормите Галку получше, ведь она же кормящая мать!» Подумав, он приписал: «С уважением, Гранкин В.С.»
Приписка показалась глупой, но что ещё было писать: «Ваш Гранкин»?
Всё-таки, странные они были ребята, эти похитители. Где это видано: общаться записочками через дупло? И потом, кому могла прийти бредовая мысль похитить женщину с новорождённым ребёнком? Это хлопотно, шумно и неудобно. Как они умудрились украсть Галку вместе с коляской?! Ни на один вопрос Гранкин не смог найти более-менее подходящий ответ.
Он сложил лист пополам и вложил в продолговатый конверт. Заклеивать или не заклеивать? Он жутко боялся допустить какую-нибудь ошибку и разозлить похитителей. Конверт он всё же заклеил, облизав его край языком.
В старом парке оказалось темно, безлюдно и страшно. Гранкин проплутал с полчаса в поисках заброшенной танцплощадки и уже подумал, что не смог выполнить условие похитителей – положить письмо ровно в полночь, как вдруг наткнулся на это странное дерево. Два ствола так тесно переплелись между собой, что казалось – это одно огромное дерево с большой, раскидистой кроной. Виталий пошарил по стволам на высоте своего роста и действительно обнаружил дупло – трухлявое, узкое и тёплое внутри. Он быстро сунул туда конверт и длинными прыжками, как заяц, помчался прочь от страшного места, путаясь ногами в высокой траве.
Никакой танцплощадки он там так и не заметил, и всю ночь промучился мыслью: то ли это было дупло, то ли дерево? Чувствуя себя самым несчастным человеком на свете, он забылся тяжёлым сном только под утро.