Есть ли жизнь на Марсе?
Нет ли жизни на Марсе?
Науке это неизвестно.
Наука еще не в курсе дела.
– Я вас последний раз спрашиваю – чьё это художество? – Трынделка вышагивала по проходу, нависая над партами. – Советую признаться по-хорошему!
Я хмыкнул, развалился за партой, посмотрел на стенку, где по нежно-салатовой умиротворяющей краске кроваво-огненными буквами было написано:
Как у нашей у Трынделки
Во-о-от такие буфера,
В сладких грёзах о которых
Не усну я до утра.
«Художество» было моё, но признаваться я не собирался. Ещё чего.
– Что тут за улыбки? – Трынделка вперила в меня свои глазища. Того и гляди, сканирование начнёт. Это без допуска-то? А, пускай начинает – у меня мозги как надо прошиты. Только сканер себе обломает…
– Твоих рук дело! – шипит Трынделка, и глазами в меня – тыц-тыц. Ну, давай-давай! Посмотрим, кто кого.
– Кто это сделал? Ты? Я последний раз спра…
– Извините, но врать нехорошо.
– А! Кто сказал?!
Трынделка выпрямилась, словно арматуру проглотила. Я вздохнул с облегчением. А сканер у нее ничего… Вполне себе сканер. И откуда только такой взялся? Поднажми она немного, и первая линия защиты точно бы накрывалкой накрылась.
– Это я сказал, – поднялся над классом мальчик-одуванчик с третьего ряда. Белобрысенький, щупленький, глаза в кучку, чёлка по линейке подстрижена. Это что еще за забагованный? Новенький, что ли? Может быть… Учитывая, что в школу я захожу, когда совсем делать нечего, и только за тем, чтоб с Трынделкой поцапаться, ничего удивительного, что в классе всякие новенькие без моего ведома завелись.
– Это я сказал, – спокойно повторил новичок. – Пять минут назад вы утверждали, что задаете вопрос в последний раз. А теперь вы задаёте его снова. Значит, ваше заявление было ложным, а врать нехорошо.
Трынделка покраснела. Потом побледнела.
– Вон из класса! – Её узловатый палец уткнулся в новичка, а потом, описав окружность, указал на дверь. – И без опекуна в школе не появляйся! И ты, – она резко оборотила ко мне пылающий взгляд, – тоже вон! По тебе давно депрограммирование плачет! Куда только опекуны смотрят! Был бы ты под моей опекой…
– Вы действительно этого хотите? – Я поднялся, взглянул с высоты своих почти двух метров прямиком в разрез ее платья. – Или жаждете, чтоб я вас поопекал, а?
– Убирайся сейчас же! И без опекунов…
– В школу не приходи, – закончил я за нее и покинул класс.
Бедная-бедная Трынделка! Мне её иногда жалко – такая она злющая. И зачем только в социальную школу пошла? Сидела бы себе дома – мозг в Канал – да обучала бы нормальных детишек нормальным способом. Нет же, принесло её сюда, к нам – деткам избранным, усиленно социализируемым, тем, «кому в будущем суждено взять на себя тяжкую ношу управления человеческим ресурсом, бла-бла-бла…» Впрочем, хорошо что принесло – без нее тут была бы вообще скукотень полная, хоть вой, а так – всё разнообразие в жизни.
Кстати, о разнообразии. Что это тут за выскочка выискался? Наглеть в школе – это моё единоличное право. Совсем однокласснички без меня распустились, раз всякие новички на мою лапочку-Трынделку покушаются… Надо с этим разобраться, ох надо.
Парнишка стоял в коридоре, белёсыми ресницами хлопал и по сторонам пялился.
– Ты кто такой, а? – начал я разговор сразу и всерьёз. Припёр его к стенке и навис угрожающе – всем своим нехилым ростом. Страшно, да?
Оказалось – ни фига не страшно. Он уставился прямо на меня и спросил вежливо до одури:
– Что именно вас интересует? Моё имя? Род занятий? Социальный статус?
– Выделываешься? – Я сомкнул брови на переносице так, что уши затрещали. Обычно это действует безотказно…
– Нет. Просто я не понимаю и хочу уточнить… Кстати, что у вас с лицом? Это нервный тик?
– Ща как по лбу дам, узнаешь, что у меня такое с лицом!
– Извините, я не понимаю взаимосвязи между этими событиями…
И тут я не выдержал и захохотал. Вот кто бы мог подумать, что типчик с внешностью «дурачок типичный» может так изысканно выражаться?
– И откуда ты только такой взялся… – только и мог сказать я сквозь смех.
– С Марса.
Он что, чокнутый? Или притворяется?
– Ага, а я с Венеры.
– Этого не может быть. Колония на Венере была уничтожена девяносто лет назад… Или вы… Вы… Вы тоже – Сохранённый?!
И прежде чем я успел понять, что за тут такое творится, он мне на шею бросился. То есть собирался броситься. Потому что охранная система у меня безотказно работает. Любое несанкционированное физическое вторжение в персональную зону воспринимается моей боевой прошивкой как враждебное. Мальчонку чуть по стенке не раскатало.
– Эй, ты там как, жив? – Я наклонился к нему и, отключив охранку, протянул руку, помогая подняться.
– Вроде…
– На будущее. У меня кибер-мозг нехилую защитную функцию имеет. Сунешься без спросу – мало не покажется. Жизнь у меня, понимаешь, трудная, полная невзгод и опасностей…
– За вами тоже клерки охотятся? – Парнишка смотрел на меня понимающим взглядом. А я на него непонимающим вытаращился.
– Кто-кто? Что еще за клерки?
– Неужели вы не знаете? Если вы действительно Сохранённый с Венеры, то…
– Так, – решил я сразу расставить все точки и запятые. – Во-первых, хватит «выкать». Во-вторых, ты пошутил – я пошутил. И прикроем лавочку. На Марсе жизни нет. На Венере – тем более. Хватит бредятину нести.
Он уставился на меня таким же взглядом, какой был у моего щенка перед форматированием. С тех пор год прошёл, но я до сих пор его глаза помню… А еще говорят, псевдозверушки ничего не понимают. Да они все лучше нас чувствуют – и близость небытия и боль предательства… Но тогда у меня выбора не было. А сейчас…
– Эй ты, Марсианин! Хватит дуться – лопнешь, – сказал я примирительно. – Ты что, действительно с Марса?
– Да.
– И хочешь сказать, что там земная колония есть?
– Да.
– И давно?
– Около ста тридцати пяти лет, со времён Третьей Мировой.
– Это невозможно.
– Почему ты пришёл к такому выводу?
– Да потому! Если бы люди жили на Марсе, об этом бы по Каналу трещали… – начал было я и осёкся. Потому что кто, как не я, не далее чем вчера, вопил на всю Оперу, что каждое слово, сказанное по Каналу, – ложь, а правды там столько же, сколько ноликов в цифре «три».
– Ну, всё равно, – не сдавался я. – Если на Марсе есть жизнь – должен же хоть кто-то про это знать! Корабли же должны туда летать! Космодромы для этого нужны! И всё такое! Разве можно было бы всё это пропихнуть незаметно…
И я снова осёкся. Потому что кто, как не я, не далее чем позавчера, вопил на всё Кладбище, что люди – как свиньи. Уткнут глазёнки в землю и дальше собственного рыла не видят. Даже если сейчас начнётся Четвёртая Мировая или пришельцы прилетят Землю захватывать, всех будет беспокоить только одно – не отменят ли из-за этого вечернее шоу с Виски Фью? Да что там пришельцы! Вон, Бренцкая зона уже больше сотни лет прямо возле города раскинулась – и кто про неё знает? Так что с Земли каждый день могут по сто ракет стартовать – никому до этого никакого дела не будет.
– Ладно, – сказал я решительно. – Значит, есть жизнь на Марсе. А ты – настоящий Марсианин. А чего ты тут делаешь?
– Не знаю.
– Ну, ты вообще! Прилетел с Марса на Землю – и сам не знаешь зачем?
– Да. Я не помню. Мне провели частичное форматирование памяти в психиатрическом отделении Центрального Госпиталя, где я находился последние полгода.
– В психушке? Форматирование памяти? – Вот тут мне всё стало окончательно понятно. Стоит только неделю школу прогулять, как в классе обязательно какой-то псих заведётся. Ну всё, в самом деле, пора прикрыть лавочку. У меня своя дорога, у этого забагованного – своя. И всё-таки…
– Эй, Марсианин, ты чего делать собираешься вместо уроков?
– Не знаю. На скамейке возле дома посижу, пока опекун не вернётся.
– Пошли, лучше по городу пошатаемся… Достопримечательности Земли тебе покажу.
– Буду премного признателен, – ответил он с вежливым поклоном. Он что, это серьёзно? Ну, точно – Марсианин!
В Опере было прохладно, хотя на улице за сотню градусов зашкаливало. Асфальт чуть не дымился. И это уже сентябрь…
– Хорошо! – Я с наслаждением растянулся на креслах шестого ряда – единственного, на котором еще сохранились кресла. – Эй, Марсианин, присаживайся. Чувствуй себя как дома. Круто здесь, да?
– Что это? – Он так и не присел, стоял в проходе, крутил головой, рассматривая барельефы и роспись на потолке – единственное, что еще более или менее сохранилось от былых красот.
– Оперный театр. Что, нет у вас на Марсе таких, да? Впрочем, на Земле тоже нет. Раньше были. Видишь ту хрень впереди? Это сцена. Там раньше всякие дядьки-тётьки бегали и дурными голосами вопили… Что-то вроде: «Меня не любишь, но люблю я, так берегись любви моей!»
– Зачем? – Марсианин снова обвёл глазами зал.
– Как зачем? Искусство было такое… Ну, до того, как единственным видом искусства была признана Многоканалка.
– Нет, я понимаю, что искусство. У нас на Марсе есть театры, хотя и не такие… Но зачем любви – беречься? Я не понимаю смысла этого песенного высказывания. Один из атрибутов искусства – его способность отражать реально существующие проблемы. Неужели проблема опасной любви является настолько актуальной для землян?
Хрюк! – это был единственный звук, который я смог выдать после подобного высказывания.
– Я сказал что-то смешное? – Марсианин был невозмутим как… как марсианин. И от такой невозмутимости очередной «хрюк» у меня в горле застрял.
– Ага. Очень смешное. Я тебе только что человеческим языком объяснил: единственное искусство, которое на Земле есть, – это Многоканалка. Там все актуальные проблемы отражены, заражены и выражены. Ты, хоть и Марсианин, но не нежить, кибер-мозг есть, к Каналу подключаться можешь. Поэтому должен иметь представление – и о проблемах, и об искусстве. А любовь… – Я поёжился. – Любовь – это действительно штука опасная. Хуже водородной бомбы. Стоит только зазеваться – в размазню размажет.
Марсианин задумался так, что едва мозги не заскрипели.
– Если Канал действительно является единственным для землян способом творческого самовыражения, то получается, что главная проблема людей – это игнорирование проблем?
Хрюк! – Похоже, такая реакция на его изречения скоро для меня станет естественной. А впрочем, это действительно было бы смешно, если бы не было так в точку.
– Угу, – мрачно хрюкнул я. – Да здравствует безпроблемное процветающее общество, где каждый получает по потребностям, а потребность существует только одна – лежать дома на диване, вперив мозги в Канал. Что, у вас на Марсе разве не так? – Я с усмешкой посмотрел на него.
– Нет, – ответил он просто.
– А вообще, как у вас там? Какая она – жизнь на Марсе?
Он всё-таки сел, ещё раз покрутил головой, словно мысли туда повкручивал, а потом произнёс со вздохом:
– Хорошая жизнь. Не похожая на вашу.
– Это я понял. У вас, наверное, даже Канала нет…
– У нас есть Коммутатор, но это средство обмена информацией, не имеющее никакого отношения к искусству.
– Ага, а для искусства у вас есть настоящие марсианские театры, – сказал я с насмешкой. – В каждом городе по сотне, поди…
– Нет, конечно, – Марсианин был по-прежнему невозмутим. – Во-первых, город у нас только один, Арей, всего двадцать тысяч жителей. Он под землёй находится, в недрах Тарсиса, естественные пустоты которого мы приспособили для своих нужд. Во-вторых, театров у нас не сотня, а чуть больше четырёх десятков.
На этот раз мне даже хрюкать не хотелось. Привык уже. Спросил почти с марсианской серьёзностью:
– Четыре десятка на двадцать тысяч человек? Как-то жирно вы там какаете…
– Не понимаю, каким образом выделительный процесс связан с количественным соотношением театров и жителей? Но у нас действительно любят театры. Мне театр стерео-тени очень нравился. Сидишь в темноте, а вокруг тебя возникают очертания образов. И ты сам достраиваешь их до полноценной картины восприятия. И каждый в театре смотрит собственный спектакль. А ещё – кристаллический театр. Но это очень сложно, когда зрители сами воссоздают недостающие грани, по решётке мыслеобразов актёров. Хотя и классические театры, вроде этого, у нас есть. Оперный, драматический, театр танца. Но я их не очень любил. Они слишком малого требуют от зрителя.
– Ха, разве зритель не должен просто на актёров пялиться и свою развлекушку развлекать, мозги отключив?
– Нет. Цель искусства – не отключить мозг, а позволить ему реализовать невостребованные в повседневности потенциалы.
Бух!
Это я упал. С кресел – в проход. Не, серьёзно, этот забагованный – точно Марсианин. Земляне так не могут рассуждать по определению. Даже после полугода в психушке.
– Ладно… А чем вы там дышите? И лопаете что? Или вы там одним чистым искусством питаетесь?
– Конечно, нет. Уровень нашей науки позволяет нам использовать материальный синтез для получения воздуха, воды и других необходимых нам веществ из вулканических пород Тарсиса. Это энергоёмкий процесс, но наши технологии позволяют решить проблему. С органическими соединениями было хуже. Поначалу мы зависели от поставок с Земли, но после войны за Независимость наши отношения с бывшей метрополией значительно ухудшились. И нам пришлось развивать своё сельское хозяйство… Сейчас проще, у нас есть преобразователи органики. Но многие марсиане до сих пор имеют сады и фермы, поскольку единение с природой приносит успокоение и позволяет достичь внутренней гармонии…
Я только головой мог покачать. Несмотря на бредовость, история становилась всё занятнее. Хотя тон Марсианина по части эмоциональности мог дать фору информаториуму.
– Значит, у вас с Землёй война была?
– Да, около ста лет назад.
– А почему я про неё ничего не слышал? Я же не только в открытых помойках Канала рылся, и закрытые зоны хакать приходилось. И там только про Третью Мировую, которая сто сорок лет назад была, данные есть. Разве можно целую войну закроить?
– Можно. Ты же и сам это понимаешь…
И мне ничего не оставалось, как кивнуть. Потому что я знал: закроить можно всё что угодно. Информация – вещь послушная, что хочешь с ней, то и делай. Хочешь – стирай что было, хочешь – выдумывай чего не было. Кругом – ложь и ничего, кроме лжи. Правды вовек не сыскать, да и никого она не интересует…
– Ну и кто в вашей войне победил? – спросил я, чтоб что-нибудь спросить.
– Мы, но наша победа была относительной, – Марсианин вздохнул, что выглядело забавно – этакий вздыхающий справочник. – Нам не удалось утвердиться на Венере, к которой у нас был свой интерес. Но наша Марсианская Колония смогла избавиться от пагубного земного влияния. И теперь мы строим наш собственный мир, мир торжества разума.
Тут я рот где открыл, там и закрыл. И попытался представить себе этот мир «разумного торжества», где сельским хозяйством занимаются для достижения «внутренней гармонии», где есть «кристаллические театры» и нет Канала. Где люди даже на отдыхе думают о раскрытии «потенциалов своего мозга». Б-р-р-р! Я в такую сказку даже поверить не могу. Такую идиллию можно выстроить только внутри своей черепной коробки, когда лежишь на уютной кроватке в психиатрическом отделении Центрального Госпиталя. Нет жизни на Марсе. Нет, и не было никогда. А Марсианину этому давно мозги перепрошить надо.
– Эй, Джокер, ты здесь? – раздалось со сцены.
Я повернул голову. Ребята пробирались в зрительный зал как обычно – из-за кулис. Пончик с двумя кульками в руках, Призрак Оперы как всегда какое-то барахло из реквизита на себя нацепил, а Зубастик сидит, свесив ноги в оркестровую яму и руками машет. Да ещё улыбается – всеми своими зубищами.
Я тоже рукой махнул достаточно равнодушно – нечего их баловать.
– А это ещё кто? – Зубастик – прыг да скок – в один момент возле нас оказался, ткнул пальцем в новичка, обошёл его кругом, со всех сторон оглядел. Разве что не обнюхал. Впрочем, что с Зубастика взять? Собачья натура.
– Это – Марсианин. Знакомьтесь.
– Он что, теперь с нами будет? – спросил Призрак Оперы.
– Ага.
– А у меня еды на пятерых не хватит… – виновато протянул Пончик, разглядывая свою поклажу.
– Значит, посидишь на диете. Давно пора, – я вытащил из пакета кусок протопастилы и зачавкал на всю Оперу.
Пончик обиженно запыхтел.
– А он что, правда, с Марса? – Зубастик всё ещё нарезал круги вокруг новичка.
– Ага, а ты – с Луны! – фыркнул Призрак Оперы. – Ты давно мозги диагностировал? На Марсе жизни нет.
– А вот и есть! – Зубастик выпрямился, руки в бока упёр. Гордо засиял всеми зубами. – Я у своего опекуна ту, заблокированную зону памяти хакнул! И мы такое узнали! Оказывается, он раньше на космодроме работал. Диспетчером на линии Земля – Марс. Там раз в два года движение – как трафик на Канале во время «Субботнего вечера».
– А почему – раз в два года? – спросил Пончик, глотая слюну.
– Потому что период между противостояниями Земли и Марса занимает семьсот восемьдесят дней, – это уже сам Марсианин голос подал. – По-вашему – чуть больше двух лет. А по-нашему – год. Мы года по Противостояниям меряем.
– Нехилый у вас годик! – Зубастик уставился на гостя с уважением. – А сколько тебе лет тогда?
– По-нашему – восемь лет и четыре месяца.
– Во круто!
А я грыз протопастилу, стараясь не скрипеть зубами от злости. Это что такое получается?! Весь этот бред – правда, что ли? И ещё – почему это я обо всём узнаю в последнюю очередь?! Ну, Зубастик… Ну, погоди!
– Так-так, – я в упор посмотрел на Зубастика. – Что ты ещё знаешь такого, о чём мне знать не положено?
– Я… Это… Ну… – Зубастик потупил взор и всем видом изобразил хомячка с гранатомётом. – Я хотел сказать, честно, Джокер… Я просто забыл… Я только позавчера его хакнул, и сразу же тебе сказать хотел… Но ты тогда такой злой был… Сразу нас на Кладбище потащил, с вампирами драться. А потом из головы вылетело… Ну просто вылетело – и всё… Забыл…
Я ещё минуту сверлил его взглядом, пока хомячок с гранатомётом не превратился в хомячка с пылесосом. Такого виноватого и полностью сознававшего всю тяжесть своего преступления. Так-то лучше.
– Значит, на Марсе действительно есть колония? – спросил я, делая вид, что меняю гнев на милость, – настоящей милости от меня Зубастик не скоро дождётся, это точно.
– Похоже на то! – Простодушный Зубастик облегчённо продемонстрировал свой кошмарный оскал. – И они даже торгуют с Землёй, товары всякие возят… Во всяком случае, когда Кэш там работал пять лет назад, так было.
– И сейчас – так же, – снова встрял в разговор Марсианин. – Почти восемьдесят процентов марсианской продукции уходит на экспорт – к вам. Кибер-мозги, например, те, которые альфа-класса, – они все на Марсе произведены. На Земле пока таких технологий нет.
– Ха! – Я чуть пастилой не подавился. – Хочешь сказать, у меня мозги марсианские?
– Если альфа-класс, то да.
Это надо было переварить. Вместе с пастилой. Мало того что на Марсе есть жизнь, так я ещё этой жизни своим мозгом обязан!
– Кстати, похоже на правду, – задумчиво сказал Пончик. – Заметили, что раз в два года цены на кибер-мозг и прошивки к нему сильно падают, а потом снова вверх ползут? И обновления и патчи для мозгов появляются раз в два года…
– Да бросьте вы! – Призрак Оперы фыркнул. Во время всего предыдущего разговора он стоял, привалившись к бортику, отделяющему зал от оркестровой ямы, и тихонько насвистывал арию дона Хосе – что свидетельствовало о его плохом настроении. В хорошем он обычно свистел «Тореадора». – Вам в мозги спам заливают, а вы и рады…
– Значит, ты не веришь, что я Кэша хакнул?! – Зубастик от злости чуть не затявкал.
– Что ты его хакал – верю. А что хакнул – нет. Его блок даже Джокер взломать не смог, что тут про тебя говорить? – презрительно изрёк Призрак, а я довольно кивнул. Вот-вот, и я о том же!
– Но как же?! – Зубастик изобразил обиженного хомячка во весь рост. – Я же видел! Сам видел! И космодром, и диспетчерскую…
– Ты про ложные блоки слышал? – сказал Призрак Оперы голосом моей любимой Трынделки. – Это когда настоящую память прячут за стенкой, а на стенке красивую картинку малюют – такую сказочку. А потом ставят ещё один блок. Вот, ты верхний блок снял, сказочку увидел и радуешься. Только и всего.
– Да ну? А он, – Зубастик снова ткнул пальцем прямо в нос Марсианину, – тоже врёт?
– Конечно. Захотел Джокеру в доверие втереться, вот и заливает…
Зубастик рот открыл, но что сказать с ходу не придумал, то на меня, то на Марсианина возмущённо зыркал. Это уже становилось скучно.
Я отправил в рот последнюю пастилку и кинул пакет Призраку – когда набито генеральское брюхо, наступает время кормёжки солдат. А он сегодня свой паёк честно заслужил. В отличие от Зубастика.
– Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе – какая, на фиг, разница? – Я втиснул в голос столько равнодушия, сколько туда могло влезть. – У нас дела поважнее имеются. Лопайте давайте, и айда на Кладбище, а то вампиры уже заждались. И ты, – я повернулся к Марсианину, – с нами пойдёшь. Посмотришь, как у нас на Земле развлекаются.
– Но я… – начал было он. И замолчал. То, что мои приказы не обсуждаются, даже забагованной марсианской голове стало понятно.
Я пришёл домой, когда «детское время» давно закончилось. Рухнул на диван в гостиной, закинул ноги на спинку и глубоко – до самого основания кибер-мозга – задумался. О возможности жизни на Марсе.
Ерунда это всё, конечно. Сказки только в сказках бывают. Невозможен такой мир, про который этот забагованный рассказывал. Или всё-таки возможен? И хотел бы я жить в таком мире? В мире разума? Не знаю…
Наш мне точно не нравился. Социально-адаптированный. Информационно-обеспеченный. Уткнутый носом в Канал. Где до реальности никому и дела нет, кроме нас – старьёвщиков, да наших закадычных противничков – вампиров. Хотя вампиры – ребята неплохие, даром что нежить. Нет, именно поэтому и неплохие, что нежить. Официально их называют НСНИ, или «внесистемники». Живут себе спокойно, никто их не «социализирует», никто не «информатизирует» по двадцать четыре часа в сутки. Без Канала как-то обходятся. Впрочем, некоторые вампирчики, такие как Дракула, и с консоли могут куда угодно влезть, получше, чем иные – напрямую. Поэтому он очень даже «И», хотя всё равно не «С». Но кто из нас полный «С»? Уж никак не я с моим альфа-мозгом и тремя спецпрошивками…
Мы с вампирами уже много лет «в делёж территории» играем. Им – Кладбище, нам – Опера. Им – развалины сталелитейного завода, нам – заброшенный торговый центр. Им – канализация, нам – метро. Вот так и забавляемся старыми игрушками человечества. Хотя делить там нечего – ненужные объекты по городу тысячами разбросаны, бери – не хочу. Но нужно же нам развлекушку устраивать? Чтоб не в Канале, а в реальности воевать.
На прошлой неделе мы за Старое кладбище бились. Нравится оно мне – посмотришь на годы на могилках – и мурашки по коже: тысяча восемьсот, тысяча девятьсот, две тысячи… Сидишь и думаешь: как люди тогда жили – в этих «тысяча восемьсот» и «тысяча девятьсот», когда еще трупики на кладбищах складировали, а не в компанию «Танатос» на переработку отправляли? О чём они думали, к чему стремились? Неужели к тому, к чему мы сейчас притопали? Впрочем, разве мы могли притопать к тому, к чему никто никогда не стремился? Наверняка они только о том и мечтали, чтоб всё было тихо и спокойно, чтоб ноги в потолок и думать поменьше. Неужели мечтали? А может, они были такими же, как мы – ненавидели «сегодня», грезили «вчера» и стремились изменить «завтра»? Кто сейчас знает… Сейчас они трупиками на кладбище лежат, а мир… Мир катится не пойми куда. Эх, прошить бы нашей Земле-матушке Мировую Революцию во все сектора!
Я усмехнулся, вспомнив нашу сегодняшнюю революционную деятельность. Когда мы с вампирами, вместо территориального дележа, решили магазинчик секс-услуг в Коммерческом Канале хакнуть. И не столько для того, чтоб из кассы на вампирский счёт деньги перекачать, сколько для того, чтоб скины у выставленных на продажу ботов поправить. Причём таким образом, чтоб никто и понять не мог, что был подлог. До тех пор, пока озабоченный клиент не увидит в своих объятиях вместо грудастой блондиночки беззубого старичка с бензопилой. Ха! Вполне себе революционная акция – может, получив такой подарочек, правильные СИ-личности с испугу решатся из своих диванных норок вылезти и найти себе настоящих блондинок. Как там Кэш говорил? «Канал не должен быть способом реализации всех человеческих потребностей. День, когда это произойдёт, станет последним днём человечества».
При мысли о Кэше злость в меня клыками вгрызлась – грызь, грызь, грызь. Эх, почему это Зубастику так повезло в жизни! И он даже нормально взломать блок не может! Ух, как это меня всё бесит! Три дня назад – и ни слова мне?! Был бы Кэш моим опекуном…
Да ещё Марсианин… Во время наших развлечений он себя прилично вёл. На подрывную деятельность смотрел без удивления, а когда стража нагрянула – драпал без суеты. Даже Пончик и то больше нюнек обычно разводит, чем этот пришелец забагованный. Ух, бесит! Потому что так спокойно на опасность реагировать могу только я! Люблю острые ощущения, это позволяет чувствовать себя живым, а не каким-то придатком к Каналу. Я вечно лез, куда не надо. Ещё до того, как Кэша встретил и про Мировую Революцию узнал. А уж после того, как узнал, – тем более. Но это – я. А этот пришелец откуда такой взялся? Разве что и в самом деле с Марса.
– О, ты, наконец, соизволил прийти… – Прядки пушистых волос пощекотали моё лицо.
Ну вот, что за жизнь! Ни подумать, ни расслабиться.
– А что, не надо было? – огрызнулся я, закрывая все приложения внутри и открывая глаза снаружи.
– Не груби старшим, – Кисонька нависала надо мной пышногрудой нависалкой. А вот интересно, у кого бюст больше – у Трынделки или у моей законной опекунши? Воспоминание о Трынделке пришлось кстати.
– Тебя в школу вызывают. Хотят моё поведение обсудить. Сходи завтра, ага?
– О боже! – Кисонька наклонилась ещё ниже, и её светлые локоны колечками устроились на моих щеках. – Можно подумать, мне больше нечем заняться, как обсуждать твоё поведение с этими… – И она губки сделала пышным бантиком. – Зачем тебе вообще школа? Ты уже сейчас можешь вместе со мной на Канале работать. Через пару недель ты всё равно совершеннолетним станешь, а с твоими мозгами…
– Ага, с моими альфа-мозгами марсианского производства, – ухмыльнулся я.
У Кисоньки сразу система зависла. Глазёнки выпучились, губочный бантик развязался, даже грудь перестала соблазнительно колыхаться. Во, всегда б она была такая – неподвижная. Проблем было бы меньше.
Но отвисла Кисонька быстро.
– Так, дорогой, что это за новая выдумка? – Она шумно втянула ноздрями воздух.
– Выдумка? Дорогая, а вот фигли ты бы психовала из-за какой-то выдумки? Давай-давай, выкладывай, моя радость, что ты знаешь про жизнь на Марсе?
– Жизнь на Марсе?! Какой бред! Где ты только такого нахватался? – Кисонька перестала давить на меня своим весом, скинула конечности с дивана, присела рядышком. И лицо от меня отвернула. Ха, будто бы я не знаю, чем она сейчас занимается! Наверняка уже к Каналу подключилась, это даже по голосу понятно – такая насыщенная эмоциями безучастность бывает только тогда, когда взаимодействуешь с миром и внутри, и снаружи.
– Где я могу чего нахвататься, как не в школе?
– Больше в эту школу ни ногой! – В голосе Кисоньки от обычного мяуканья и следа не осталось, только скрежет железными когтями по стеклу. Не зря подчинённые её Стальной Гадюкой величают. Впрочем, такой она мне даже нравилась.
Я тоже сел на диванчике, за плечики её приобхватил.
– Ну и чего ты взъелась?
– Ничего… – ответила она после минутного подвисания. – Сложный был день. Да и ты тоже проблем добавляешь… Опять мне пришлось со Стражей Правопорядка ситуацию разруливать. И когда тебе только это надоест? Я, конечно, понимаю, подобное поведение – обратная сторона избыточной социализации. Поэтому и терплю. Но всё же нормальные дети так себя не ведут…
– Давай не будем про «нормальных детей», а? А то так и к вопросу о «нормальных опекунах» подойти недолго… – огрызнулся я.
За свою жизнь я семь раз менял условия опеки. Никого из тех, на чьём попечении я находился, нельзя было назвать в полном смысле «нормальным». У каждого был свой задвиг – то на один мозг, то на другой, то на оба сразу. Как там Кисонька сказала? «Обратная сторона избыточной социализации»? Ага, видимо, оно самое – что поделать, если сейчас в мире существует всего два типа людей. Либо адекватно социализированные трупики, удовлетворяющие все свои потребности через Канал. Либо избыточно социализированные «управители человеческим ресурсом и бла-бла-бла», которые от своей избыточности бесом бесятся. Как Кисонька. Как все мои бывшие опекуны. Как я. Вот кто тут больший «внесистемник» – вампиры несчастные или те, кто во главе системы стоят? Впрочем, ещё есть Кэш.
– Ну что с тобой происходит, а? – Рука Кисоньки прошарила по ёршику моих волос. – Может пора заканчивать с детскими выходками? Ты просто губишь свою жизнь среди этих… отбросов! Будь ты немного серьёзнее, давно мог бы вести свою программу, не хуже чем этот клоун Виски Фью!
– Я ненавижу Канал…
– Конечно. Если бы ты его любил, ты был бы среди обычных «подключённых», а не среди тех, кто будет руководить подключением других и…
– … и бла, бла, бла, – закончил я за неё, а потом потянулся и сказал примирительно: – Пошли лучше баиньки.
Кисонька снова взлохматила мои вихры, а потом, испустив вздох, эквивалентный ста граммам тротила, покорно кивнула.
Хакнуть спящую утомлённую Кисоньку оказалось делом не хитрым. А что, не одному Зубастику опекунов взламывать!
Что у неё в мозгах творилось – мама, не горюй! Похоже на старую трансформаторную будку. На каждой извилине знак «Не подходи, убьёт». Блок на блоке. Я, чуть ли не на ощупь, продирался сквозь закрытые зоны памяти, пытаясь отыскать ссылки на слово «Марс». В какой-то момент мне показалось, что я потянул за нужную нить – она уходила в блок «Корпоративные проекты». Заархивированный с паролем блок.
Ух, как я к нему ни подбирался – и так, и этак. И никак! Тут злость, до этого момента меня лишь слегка подгрызавшая, все внутренности едва не выгрызла. Явно моя дорогая опекунша что-то про Марс знает! Вот только что?! И откуда?! Нет, надо ещё раз пароль подобрать попробовать!
И только я собрался это сделать, когда в голове кукукнул звоночек вызова. Сообщение? Чёрт, как не вовремя.
«Очень срочно. Открой дверь, пожалуйста» – вот такой фразочкой порадовал меня красивый красненький конвертик. Лучше бы не радовал. Сообщение было с незнакомой линии, но я пребывал в слоновой уверенности, что отправитель не кто иной, как пришелец с Марса.
Я зевнул. Потом ещё раз зевнул, отключился от Кисоньки, натянул джинсы и черепашкой поплёлся вниз – срочно систему безопасности отключать и двери открывать.
Как и ожидалось, моим ночным гостем оказался Марсианин.
– Прости за беспокойство, – заявил он с порога с невозмутимостью кирпичной стенки. – Но мне больше идти некуда. У меня проблемы.
– Ага. Тебя хотят убить злобные… как ты их там называл? Во, вспомнил – клерки, – хохотнул я.
– Не думаю, что мне грозит полное устранение, но суть происходящего ты выразил верно.
– Ты это шутишь так?
– Нет. У меня отсутствует чувство юмора. И я не стал бы приходить в гости среди ночи без веской причины. Мне нужно спрятаться, но не здесь. Ты знаешь какое-нибудь укрытие в городе?
– Знаю… Но давай я утром тебя туда отведу? Я спать хочу. Ночь сейчас, понимаешь? А здесь – безопасно. Поверь, никто не будет ломиться в дом к Стальной Гадюке. Разве что зелёные человечки с Марса.
– Если ты имеешь в виду меня, то я не зелёный. А укрыться здесь – не самая лучшая идея. В силу определённых обстоятельств я не могу доверять твоей опекунше.
– А мне – можешь? – Я насмешливо посмотрел на его непробиваемое лицо.
– Я никому не могу доверять. Но из всех, с кем мне довелось встретиться на Земле, ты внушаешь меньше всего опасений. Поэтому, да, можно сказать, я тебе могу доверять.
– А я – тебе? – На этот раз я обошёлся без насмешливых взглядов. – Я тебе могу доверять?
Марсианин вздохнул так, словно собирался выиграть у Кисоньки соревнование по самым тяжёлым вздохам, и всем видом изобразил озабоченную устрицу.
– Ты по-прежнему не веришь в то, что я с Марса?
– Ну-у-у, – протянул я. Хороший вопрос, однако. Простой такой – проще уже некуда. Я ещё раз прогнал в мозгу всю полученную информацию, размышляя размышлялку, сопоставляя сопоставлялку и… сам изумился собственному выводу.
А Марсианин всё так же стоял в дверях, глазами хлопал.
– Ладно, пошли, – сказал я, подхватывая куртку. – Отведу тебя в одно место, там и поговорим. Только разговор будет долгим. Про жизнь. На Марсе.
Мы шли вдвоём по пустынному переходу между станциями «Центральная кольцевая» и «Центральная», практически в полной темноте, не считая света от встроенных в мою куртку люменов. Неяркий зеленоватый огонёк выхватывал из темноты разбитые стёкла, защищавшие истёртые плакаты, – как я понимал, это были средства наглядной агитации тех времён, когда внедрять агитки напрямую в мозг ещё не умели.
– А здесь приятно, – сказал Марсианин, глазея по сторонам. Круть – туда, круть – сюда. Как только голова от шеи не открутилась?
– Мне тоже нравится. Раньше здесь была станция метро. Когда еще метро существовало.
– Метро? Как я понимаю, речь идёт о части земной транспортной сети?
– Ага, – я подошёл к краю платформы, свесил ноги вниз, кивнул в темноту. Видишь туннель. Там раньше поезд ходил, людей возил – на работу, погулять или ещё куда. Раньше люди любили погулять…
Я плюнул вниз, на рельсы, прибавил освещения – чтоб лучше было видно огромный зал, длиннющую платформу…
Как-то раз Призрак Оперы притащил уникальнейший артефакт – подборку старых фильмов на допотопных дисковых носителях. После того как Кэш нашёл нам переходник для извлечения информации, мы почти неделю на улицу не вылезали. Сидели всей компанией и смотрели старое кино – совсем не такое, как современные «сериалы подключения». Во время киносеанса глаза у нас были квадратные, рты – открытые, а из них слюна капала. И нервным хохотом то и дело заходились. Потому что нормально воспринимать это невозможно. В той жизни, которую нам показывали, всё было не так, всё наизнанку. Так, как просто не бывает и быть не может! Больше всего меня впечатлила сцена в одном из фильмов: забитая людьми станция метро. Герой пробирался сквозь толпу, а она всё толпела и толпела. Люди входили в поезд и выходили из поезда, поднимались по движущимся лестницам, стояли в очереди у турникетов… Столько людей в одном месте я никогда уже не видел, даже на общих собраниях в воспиталке. А герой фильма бежал и бежал – между людей, касаясь их, расталкивая их локтями. Это было по-настоящему жутко, настолько, что у Пончика даже рвота началась. Да и мне не по себе стало, хотя это было то самое прошлое, о котором я думал так часто и бурно, что оба мозга чудом в один не сплавлялись. И каждый раз, оказываясь здесь, в больших подземных залах с высокими потолками, я вспоминал тот фильм. И представлял себе перрон, народом утыканный… От таких представлялок даже дрожь пробивает!
Я поёжился. Поскольку дрожь меня пробила в самом прямом смысле. Это на поверхности – всё ещё под сто градусов, а тут… Словно в холодильную камеру залез. Апчхи!
– Ты замёрз? – участливо спросил Марсианин.
– Ещё чего! – Я поплотнее закутался в куртку.
– А мне прохладно… Система кондиционирования воздуха здесь не работает?
– Ну ты скажешь тоже! Кто станет заниматься обогревом заброшенного объекта? Люди уже лет тридцать как подземными поездами не пользуются. На фига они кому сдались? Сейчас большинство работает по Каналу, не вставая с дивана. А для тех, кто куда-то ещё таскается, наземного транспорта более чем достаточно. Невыгодно такую махину содержать… Вот и забросили, как всё остальное. А у вас на Марсе есть метро?
– Если учитывать, что мы проживаем в подземных тоннелях, то у нас весь транспорт можно назвать «подземкой», – отчеканил Марсианин. Будь у него чувство юмора, подобную фразу можно было бы счесть попыткой пошутить. – Только у нас в тоннелях светлее. И теплее намного.
– Не бойся, я тебя тут до смерти морозить не собираюсь. Там дальше служебные помещения – мы одно из них под запасной штаб оборудовали. Там у нас тепло, светло и даже кофеварка есть. Айда!
Я уверенно пошёл вперёд, ёжась от холода. Впрочем, метро – это такое блюдо, которое можно подавать и холодным. И пусть здесь раньше толпы толпились, сейчас было пусто и загадочно. Отовсюду тянуло стариной, романтикой древности.
Еще в младшей школе мы с Зубастиком и Пончиком все городские подземелья облазили… И плевать на то, что обвалы туннелей случались всё чаще и чаще. Это только придавало остроту нашим приключениям. Может, именно тогда я полюбил «игры со смертью». Когда реальная опасность на каждом шагу паслась. А уж после истории с колодцем…
До сих пор не могу это забыть. Два дня кромешной темноты, пробирающий до костей холод, голод, жажда, боль в сломанной ноге… И одиночество – такое завораживающе жуткое, что хуже всего остального вместе взятого, и в то же время – такое желанное. К Каналу подключиться нельзя – сигнал в подземелье не проходил. Тогда я впервые осознал, что возможна она – жизнь без Канала, без постоянного зудения внутри кибер-мозга. Тогда я впервые почувствовал себя собой. Свои собственные мысли делать научился. Своими собственными ни к чему не подключёнными мозгами. Словно нежить какая-то! Или человек из того самого прошлого, которое для меня как сказка волшебная.
Потом мой тогдашний опекун долго глотку драл на тему: «Вот теперь ты понимаешь, что значит лезть куда ни попадя! Это будет хорошим уроком!» Уж не знаю, чего он в виду имел, но с тех пор меня из метро и вовсе стало не выманить. Что я там искал – а фиг его знает. Воспоминания о своей сказке-мечте? Свидетельства того, что наш мир скоро откинет копыта? Возможность быть самим собой? Да какая разница! Это был мой мир – не внедрённый Каналом внутрь моего кибер-мозга, а тот, который я сам для себя нашёл. И сейчас я, как король, шагал по своим владениям – к теплу, свету и кофеварке.
В каморке было уютно. А уж когда заработал обогреватель и кофе закипел, стало совсем хорошо. Словно мы не в глубоком подземелье, а в чистенькой Кисонькиной гостиной. Тьфу-тьфу, не к ночи будь помянута.
– Итак, – я развалился в кресле и в упор посмотрел на Марсианина, – теперь поговорим о делах наших скорбных. Мы закончили на том, что тебя хотят поймать злые Клерки. И кто же они такие?
– Агенты Конторы.
– Той самой Конторы, которая из шоу-подключения «Отважные герои»?
– Почти. Видишь ли, всё, что показывают на Канале, является отражением существующей реальности в сильно искажённом или упрощённом виде. И Контора – яркий тому пример.
– Ты хочешь сказать, на самом деле есть секретная организация, которая охотится за пришельцами, разоблачает заговоры и управляет миром?
– А ты хочешь сказать, что на Земле миром никто не управляет?
Тут я и сел бы, если бы уже не сидел.
Про управление миром я кое-что знал – в качестве «новой смены управляющего персонала». Хотя мне казалось, что эта работа – фигня полнейшая. В нашем мире все настолько социализированы и информатизированы, что сами по себе управляются. Впрочем, для особых случаев у руководства Канала наверняка спецотдел есть. Почему бы им не назваться Клерками?
– И зачем же Конторе понадобился маленький невинный марсианин? Или ты сюда с поработительскими целями прилетел и угрожаешь земной безопасности?
– Ты всё ещё считаешь это шуткой? – спросил он с какой-то тоскливой безнадёжностью в голосе. О, у нас наметился прогресс! Тоскующий Марсианин – это нечто! И я решил сбавить обороты. Сказал честно, глядя ему в глаза:
– Знаешь, если бы я был уверен в том, что это шутка, я бы тебя сюда не притащил. Так что ты давай, рассказывай, а я уж как-нибудь разберусь с этим простым вопросиком – верить тебе или нет.
Он немного помолчал, мысли в кучку собрал, а потом выдал:
– Видишь ли, дело в том, что я – не просто Марсианин. Я – вдвойне Марсианин.
– Это как?
– Понимаешь, до того как люди колонизировали Марс, там была другая, нечеловеческая цивилизация.
Я быстренько подобрал отпавшую челюсть. Ну да, конечно! Финт ушами в духе «Отважных героев», разве что дружного фонового возгласа «Вау!» не хватает.
– Ага, и в лучших традициях подростковых шоу земные поселенцы начали истреблять ни в чём не повинных зелёных человечков!
– Нет, нас не люди истребили. Наша цивилизация уже несколько тысяч лет не существует в материальном облике. Всё, что осталось от истинных марсиан, – это базы данных. Информационные копии. Я, точнее, мой мозг, является местом последнего сохранения одной такой копии уже четыре марсианских года. Таких, как я, называют Сохранёнными.
– То есть восемь с лишним земных лет назад ты – был не ты?
– Это утверждение достаточно точно отражает истину.
– А где тогда тот ты, которым был раньше? Паразитируешь на чужом мозге, тварь марсианская? – ухмыльнулся я.
– Тот я, который не я, существует внутри меня. Это не паразитизм, это симбиоз. Хотя вначале, во время первых контактов, нас воспринимали как агрессоров, и многие данные были стёрты из-за человеческого страха перед потерей личности. Но потом люди поняли всю выгоду сотрудничества с нами. Был достигнут компромисс, в результате которого появились Сохранённые. Нас немного – не больше десятка осталось. Мы являемся хранителями новой цивилизации, возникшей на стыке двух культур. После того как данные истинных марсиан объединились с опытом поселенцев, была разработана базовая модель общества, в основу которой был положен античный период Земли, конечно, если говорить о его лучшей стороне. Наивысшей ценностью у нас считается Разум, а прообразом современного марсианина стала личность Сократа…
Я зевнул так, что челюсть свело.
– Бегунок на шкале «пафос» перемести вниз, ага? А то уже зашкаливает. Бр-р-р! Целая планета Сократов – рехнуться можно! Для Земли и одного много оказалось… Или Земли для него – слишком мало. Как вы только там уживаетесь?
– Уживаемся. Хотя, я понимаю, трудно поверить в мир, где во главу угла ставится гармоничная и всесторонне развитая личность, а не отлаженная система, как было во все времена на Земле. Мы вообще не уверены, что такой мир можно построить. Пока наша цивилизация искусственная, она существует только благодаря Сохранённым. Мы относительно бессмертны – после гибели физического тела мы переписываем данные на другой носитель. И мы можем веками служить хранителями общественных ценностей, и не даём обществу скатиться в стагнацию или саморазрушение. Но это не выход. Наша цель – саморегулируемое общество. Именно такую модель мы хотим получить в результате эксперимента.
Марсианин вещал с всё более возрастающим энтузиазмом, а я уши развешивал – и одно, и другое. Так и слушал в оба уха, как в далёком детстве сказки про жизнь до Третьей Мировой. И злился всё больше, может, потому, что и верить во всё это больше начинал.
– И отчего же вы тогда подохли, если вы были такие разумные?
– Я не знаю… Первичная цивилизационная матрица, в которой хранилась вся информация о нашем прошлом, была повреждена. Мы пока не нашли способа разархивировать данные. А потом матрица и вовсе была утеряна… И я не могу дать точный ответ на этот вопрос… Наверное, мы просто себя исчерпали… Я знаю, что мы пытались реорганизовать нашу систему, развивать колонии на Венере, Земле, спутниках Юпитера, но…
Я поперхнулся. Бог с ними с Венерой и Юпитером, но Земля-матушка…
– Ты хочешь сказать, ваши зелёные человечки и на нашей планете были?
– Да. Мы колонизировали Землю около пяти тысяч земных лет назад. Но даже в новых условиях нам не удалось остановить деградацию…
Я перетряхнул базу данных по истории в своём мозгу и уставился на Марсианина.
– То есть ваша марсианская житуха накрылась медным тазом уже тогда, когда на Земле людишки начали активно копошиться?
– Да, некоторое время две цивилизации сосуществовали вместе: наша – умирающая и ваша – зарождающаяся. Но, учитывая, что истинные марсиане к тому времени утратили свой физический облик, они могли существовать только в том же виде, как я сейчас – записывая свои данные на подходящий носитель.
– Подходящий носитель? Ха! Только не говори мне, что пять тысяч лет назад у людей уже существовал кибер-мозг! – сказал я, отхлебнув кофе и ещё поудобнее развесил уши.
– Естественный человеческий мозг гораздо лучше приспособлен к симбиозу с информационной копией. Конечно, я не знаю, как всё было на самом деле, но думаю, что те, кого древние люди называли «богами», как раз и являлись такими Сохранёнными, как я.
От этой новости я чуть не подавился. То Сократы, то боги… Я бы всё это счёл шуткой, если бы мог поверить в то, что Марсианин умеет шутить.
– И куда же делись добрые марсианские боженьки?
– Не знаю. Скорее всего, их данные были утеряны по неизвестным нам причинам. В настоящее время мы не имеем сведений ни о земных Сохранённых, ни об информационных копиях.
– Ну и хорошо! Нам на Земле только таких сволочей не хватало!
– Почему ты так агрессивен? – искренне удивился он. Удивление было вполне человеческим, но сейчас мне было на это наплевать.
– Да потому, что люди – не кролики подопытные, чтоб на них модели идеальных обществ строить! Свою цивилизацию угробили, теперь новую башенку из человеческих кубиков собираете?
– Ваша цивилизация тоже скоро выродится, причём без всякой нашей помощи. Мы не хотим, чтоб вы повторили наши ошибки… А ты всё меряешь земными мерками.
– Других не имею! Скажи, что за компромисс такой вы нашли, благодаря которому в сформировавшуюся личность восьмилетнего ребёнка подсаживают чужеродного монстра? Я помню себя, каким я в младшей школе был. Я был – человек! И даже целый человечище! Да, можешь считать меня собственником, но совсем не хочу делить своё сознание с какой-то тварью, даже во благо общества!
– Но ты и сейчас делишь! У тебя есть кибер-мозг, это не просто удобный имплантат, а полноправный сожитель человеческого сознания…
– Хватит оправдываться! – Я шлёпнул чашку об стол так, что она чуть не треснула, навис всей тушей над приютившим Марсианина диванчиком, рявкнул во всю глотку: – Эй, ты! Ты, человек! Я к тебе обращаюсь, а не к твоей вторичной прошивке! Тебе это нравится, да? Таскать в себе чужое сознание? Что, никогда освободиться от благодетеля не хотелось, а?
– Не кричи, пожалуйста, – сказал Марсианин настолько же тихо, насколько громко я орал. И от этой тишины у меня самого громкость чуть не до нуля упала. – Он тебя не услышит. Потому что его сознание давно стало частью меня. И потом… Ты не знаешь всего, а я не хочу об этом говорить. Это слишком личное.
– Ах, личное, да?!
– Ого, какие вопли! Спешите видеть, Джокер разбушевался! – раздался ехидный голос за моей спиной. – Чего делаешь?! Больно!
Конечно, больно! Моя охранка среагировала мгновенно, прежде чем я обернуться успел, силовым лучом по двери шарахнуло. От испуга. Ладно, всё-таки в последний момент я узнал голос и сдержался, а то было бы гораздо больнее.
– Сам виноват, – сказал я, отключая систему. – Какого хрена ты сюда припёрся, Дракула?
Глава вампиров ухмыльнулся, отлепился от стены, поднял опрокинутую кофеварку, демонстративно пыль со штанишек отряхнул, волосёнки разлохматившиеся поправил. У, хлыщ манерный, чтоб тебя отформатило! Упс, о чём это я? Он же – нежить, им форматирование не страшно.
– Если я помешал вашей интимной беседе, то могу удалиться. Но… мне казалось, или тут кто-то прячется? Если так – вам лучше поискать другое место для воркования. Здесь скоро будет слишком людно.
– О чём ты?
– Джокер, ты тупишь. Включи кибер-мозг, если обычным соображать разучился! Вас, ребята, выследили. И скоро поймают, как мышек в мышеловке. Ну что, за мной пойдёте или тут сидеть будете?
Я посмотрел на Дракулу, потом – на Марсианина. Потом – снова на Дракулу. И почему мне так везёт на подозрительных личностей? И опять приходится решать один простой до одури вопрос: верить или не верить.
– Ладно, пошли отсюда, – сказал я и шагнул за дверь.
Луч прожектора резанул по глазам.
– Стоять, не двигаться, руки за голову! Стреляем без предупреждения! – гулко разлетелось по огромному залу подземной станции.
Реальность откровенно подтормаживала. Не лента бытия, а слайд-шоу. Как иначе объяснить, что столько событий могло в считанные секунды уместиться? Я успевал: а) честить Дракулу на чём свет стоит своим основным мозгом; б) сканировать зал, прощупывая точки нахождения скрывающихся в темноте бойцов своим кибер-мозгом; в) генерировать силовое поле в полутора метрах вокруг себя своей охранной системой; г) кричать Марсианину, чтоб держался как можно ближе и не отставал; д) двигаться вперёд, на прорыв, с достаточно высокой скоростью, да ещё и удары силовым лучом раздавать.
Марсианину надо отдать должное – хорошо шёл, вплотную ко мне, не высовываясь. И Дракула тут же пристроился, на халяву. Впрочем, от него и польза была – он свой нейро-шунт как хлыст мог использовать, а в деле прорыва это вещь весьма не лишняя.
Первая мысль была – прорываться по туннелю. Там всё знакомо. Немного вперёд, потом отворот – на закрытую коммуникационную линию. А оттуда можно хоть на поверхность выбраться – в районе заброшенного сталелитейного завода, хоть перебраться на другую ветку, а потом, в обход завала, выбраться в канализацию. А уж в канализации меня никто не поймает.
Мысль хорошая, но… только я хотел на полотно дороги прыгнуть, как почувствовал – на путях засада. И с той, и с другой стороны станции. Поэтому рванул вверх, к эскалатору. Сделал вид, что в город хочу прорваться. А на самом деле – прыг-препрыг – и на другую, кольцевую ветку. А там – на пути. А там – впереди провал. А там – старое бомбоубежище. А там – вентиляционная шахта. А дальше – спасение. Только бы сил хватило… Только бы олухи эти не отстали… Только бы силовое поле не отключилось… Успеть бы, успеть…
А в глазах уже темнело.
Ресницы не разлипались, словно мёдом обмазанные. В голове гудело. Кибер-мозг завис, приходилось своим родным начинать соображать… Ой, как туго процесс-то идёт…
– Эй, спящий красавец, ты уже проснулся? Или тебе поцелуй принца нужен? – Дракула склонился надо мной. И тут же получил хорошего тычка.
– Сволочь, ты какого хрена меня прямо под пули выставил, а?
– Во-первых, нужно было меньше копаться, – невозмутимо ответил он, потирая ушибленное плечо. – Во-вторых, на открытом пространстве шансов у тебя было больше, чем в том уютном гнёздышке, разве не так?
– А предупредить о том, что меня за дверью ждёт – никак, да?
– Ну, тогда бы это было не так интересно.
Логика в этой фразе была несокрушимая, и мне ничего не оставалось, как констатировать:
– Ладно, оправдание засчитано. Кто следующий на очереди? Где эта наглая марсианская морда?
– Не уверен, что эпитет «наглый» является точной характеристикой моей личности… – раздался серьёзный голос Марсианина у меня из-за спины. Я крутанул головой. В голове зашумело. Это кибер-мозг начал процесс перезагрузки. Оу, хреново-то как!
Минут пять спустя, вытерев с подбородка остатки переваренной прото-пастилы, я, наконец, смог как следует осмотреться.
Мы были там, куда я и собирался вывести нашу маленькую команду, – в научно-исследовательском комплексе «Андромеда». То есть в том месте, которое во время Третьей Мировой называлось «Комплексом «Андромеда»». Военная подземная лаборатория. Заброшенная и ненужная, как всё остальное. Часть базы основательно разрушена, часть – и вовсе погребена под обвалом. Но административные помещения и часть лабораторий оказались нетронутыми, даже система жизнеобеспечения работала – умели всё-таки в прошлом веке военные лаборатории строить! Вентиляция, обогрев, освещение – всё начинало функционировать, когда в комплексе появлялись люди. Мы. Других людей «Андромеда» уже сто лет не видела.
Нашли мы это чудо чуть больше двух лет назад – когда очередной обвал открыл выход в вентиляционную систему замурованного под землёй комплекса. Вот это была всем находкам находка! Правда, повоевать с базой вначале пришлось по-настоящему – система безопасности там вполне себе была. Небезопасная для пришельцев из вентиляции. Но мы, совместными с вампирами усилиями, её месяца в два усмирили, настроили, перенастроили и выстроили. И сейчас я мог с полной уверенностью именовать себя тутошним главнокомандующим. А Дракуле – так и быть – милостиво разрешал считаться моим замом. Что по этому поводу думал Дракула, меня интересовало меньше всего на свете.
Комната, где мы находились сейчас, раньше была чем-то вроде конференц-зала – стол, стулья с кибер-шлемами (в те времена приходилось пользоваться этим старьём для подсоединения – кибер-мозг ещё не изобрели), проектоэкран на стене… Хорошее помещение, удобное. Сколько раз мы тут с ребятами играли!
Но сейчас мне было не до игр.
– Вопрос первый, – сказал я, поворачиваясь к Дракуле, – как ты узнал, что мы в метро? И как ты узнал, что нас ловят?
– Это два вопроса, Джокер. На какой же из них мне ответить? – Он приставил палец ко лбу, изобразив глубокую задумчивость.
– На какой хочешь, только не выделывайся! У меня и так после перезагрузки голова трещит!
– Видишь ли, тут дело какое… – начал Дракула, намеренно растягивая слова во-о-о-о-о-от в такую растягушку, – после вчерашнего знакомства с твоим новым приятелем я всерьёз озаботился вопросом: есть ли жизнь на Марсе? Долго ли, коротко ли думал – того не ведаю. Скорее долго, чем коротко, – сам понимаешь, мозг-то у меня один, а ему за двоих работать приходится.
– Слушай, нежить, давай уже короче! А то я тебе твой единственный мозг вышибу.
– Как прикажете, мон дженераль, короче, так короче. Кто же спорит. Буду настолько краток, насколько могу. На чём я там остановился?
Я скрежетнул зубами, просверкал глазами, чуть разряд молний между бровей не проскочил. И Дракула сдался.
– В общем, хакнул я социальную сеть опеки, – сообщил он попросту. – И такую интересную информацию оттуда выудил, что захотелось мне до дома Марсианина прогуляться. А там суета сует. Все бегают, кричат, руками машут. Тут меня и вовсе любопытство разобрало. Присосался нейрошунтом к одному из бегающих и машущих, да мозг у него весь и выпотрошил. Так и узнал – и про метро, и про оцепление. А пробраться к вам – это раз плюнуть. Нам, вампирам, подземелья – дом родной. Вот и весь мой сказ.
Вот тебе и нежить, ругнулся я про себя. Вот тебе и один мозг… Мне, в мои два, даже мысль об опекунской сети не пришла! Ни в тот, ни в другой! По всему Каналу искал ссылки на «Марс», а о личности своего знакомого Марсианина и не задумался.
– Ну и что ты об этом типчике узнал? – спросил я зло.
– Прошу прощения, – вмешался Марсианин. – Но обсуждение чужой личной жизни, да ещё в присутствии самого обсуждаемого – действие не совсем этичное…
– Уж кто-кто, а ты бы об этике помалкивал, детоубийца.
И тут я первый раз увидел вышедшего из себя Марсианина. Он даже на ноги вскочил. И глазёнками не хуже меня засверкал. Ха, справочный автомат разбушевался! Впрочем, «ха» тут лишнее. Поскольку его злость была такой настоящей, что аж страшно стало.
– Ты… Ты не имеешь права! Ты ничего не знаешь! Ни обо мне… Ни о нём… Ты даже представить не можешь, что значит так жить! Ты…
– О-о, кажется, кого-то по больному месту стукнуло, – мрачно прокомментировал Дракула. А потом поочерёдно бросил на меня и Марсианина внушительно-воспитательный взгляд. – Хватит уже, а? Есть более насущные вопросы, чем тренировка голосовых связок. Я предлагаю начистоту играть. Сам расскажу, что выяснил. Остальным советую следовать моему примеру. Согласны?
Марсианин шмыгнул носом и кивнул, сел на своё кресло, отвернулся от меня, взгляд в угол комнаты засунул. Словно обиженный ребёнок. Сейчас, как и при первой встрече, он напомнил мне моего щенка, и мне даже немного стыдно стало. Поэтому я изобразил головой кивок и уткнул глаза в другой угол.
А Дракула начал говорить.
– Итак, как я уже имел честь вам сообщить, я взломал опекунскую сеть. Ввёл все известные мне данные вон на то инопланетное существо, которое сейчас скромно засело в уголочке. И вскоре выяснил: всё, что в его школьном личном деле написано – родился, воспитывался, учился, – ложь полнейшая. До прошлого года его вообще не существовало в сети опеки. Никаких данных. А потом он всплыл неожиданно в Бронерском воспитательном центре – типа переведен туда из Кривской колонии. Но в Кривской колонии о нём никто слыхом не слыхивал, хотя данные о его пребывании там действительно прописаны – заплаточкой поверх всего остального. И сразу же после отметки в воспиталке был отправлен в Центральный Госпиталь с диагнозом «утрата чувства реальности». Для психокоррекции и установки патчей на проблемные зоны кибер-мозга. Но! В Госпитале о нём тоже никто слыхом не слыхивал и в глаза не видывал. Когда я поглубже больничные базы копнул, то наткнулся на такой блок, который явно не врачи ставили. А месяц назад его выписали, вернули в воспиталку, опекуна подобрали, в школу отправили. И оказался перед нами мальчик-одуванчик с гладеньким личным делом. Вот такие дела получаются…
– Ну, – я повернулся-таки к Марсианину, – что ты на это скажешь?
– Боюсь, мне нечего добавить, – буркнул тот в ответ. Он, проигнорировав кресла, сидел в углу прямо на полу, обхватив руками колени, голову вниз опустил, глаза чёлкой занавесил. – Я уже говорил, что почти ничего не помню. Жил на Марсе, а потом оказался в Центральном Госпитале с частично отформатированной памятью и пропатченым мозгом. Мне сказали, что у меня «потеря чувства реальности». Что я, якобы, безосновательно считаю себя пришельцем с другой планеты, в то время как являюсь воспитанником Бронерского центра. Показывали мне мою биографию, приводили людей, которые знают меня с рождения. Они говорили, что у меня «ложная память» из-за эмоционального стресса. Иногда я даже сам сомневался – вдруг это всё так и есть. Но… Я не могу оперировать понятиями «верю» и «не верю». Я собирал доказательства, ловил противоречия. А потом тоже догадался взломать опекунскую сеть. И узнал, что меня раньше на Земле не существовало. Поэтому я знаю: то, что я помню о Марсе, – это мои истинные воспоминания. Я – Марсианин. И у меня сейчас две задачи – выяснить, как и зачем я оказался на Земле, и вернуться обратно. А пока я старался адаптироваться к имеющимся обстоятельствам. Но… вчера, когда я пришёл домой, то… – Он запнулся, подбирая слова, – очевидно пытаясь найти те, которые могли быть достойны наших ушей, не иначе. – Я стал свидетелем разговора моего опекуна и другого человека. Из этого разговора я кое-что понял. А потом кое-что вспомнил. И решил, что мне лучше покинуть на время дом моего опекуна. Остальное вы знаете. Я прошу прощения, что по моей вине вы оказались в подобной ситуации, но я и сам не думал, что всё будет настолько серьёзно. Я бы никогда к тебе не пришёл, если бы знал, к чему это приведёт.
Его голос был виноватым-превиноватым. И куда только делась невозмутимая справочная система?
– Из-за этого можешь не страдать, – ухмыльнулся Дракула. – Готов поспорить, что Джокер сейчас на седьмом небе от счастья – такое приключение ему выпало.
Ага, приключение знатное, но… Не нравилось мне многое в этой истории. Слишком много в ней было недоговорюшечек и уклонялочек. Я только хотел рот открыть и спросить Марсианина напрямую, как в разговор опять вмешался Дракула.
– Ну, Джокер, теперь твоя очередь. Готов к исповеди? – Он весело мне подмигнул.
– К какой ещё исповеди? – огрызнулся я. – Жил себе, никого не трогал, ничего не делал. И вдруг на мою голову это чудо-юдо марсианское свалилось.
– Просто так и свалилось? – Дракула подмигнул другим глазом – ещё веселее.
– Слушай, ты, нежить, хватит уже намеки размазывать! Хочешь что-то сказать – говори, а нет – так звук выключи!
– Молчу-молчу! – Дракула в улыбке от уха до уха лицо растянул. – Просто я подумал, что вдруг ваша встреча была предначертана самой судьбой…
– Да пошёл ты… – сказал я вяло. Ругаться не хотелось. Да и вопросы задавать – уже тоже. А хотелось просто спать. Я зевнул во всю глотку и отдал приказ:
– Взвод, слушай мою команду. Всем отбой – кроме Дракулы. Ты сегодня в караул пойдёшь, нежити по ночам бдеть положено. Через три часа меня разбудишь, поменяемся. Под утро – Марсианин дежурит. Вопросов нет? Значит – на боковую.
Я положил голову на соседнее кресло и уснул так крепко, как только мог.
Проснулся я от того, что услышал явное и громкое:
– Ты чем кроешь! Вини винями, сказано же было! Во дурья марсианская башка!
– Тише, тише, командира разбудишь, на месте убьёт раньше, чем глаза протрёт.
– Нервный у вас командир, однако. Может, в мою банду подадитесь, а? Я вот ещё ни одного своего вампирчика и пальцем не тронул… Станете нежитью, это не сложно: хрясь, хрясь – и нет кибер-мозга.
– Вот ещё, нас и здесь неплохо кормят… Кстати, о еде… Пончик, забацай чего-нибудь, а? У меня сейчас живот слипнется…
– Джокер проснётся, тогда и позавтракаем…
– Какое «позавтракаем»! Обедать давно пора! Эй, ты опять что делаешь? Это, по-твоему, что? Это дама! Ты на фига на неё десятку кладёшь?
– Извините, но разве дама – это не три очка? Три – меньше десяти…
– Ты тупой, а? Мы сейчас в дурака, а не в очко играем!
– Эй, тише, тише, командира раз…
– Разбудили! И два – будили! – рявкнул я так, что даже закашлял. – Это какого сбойного тут творится, а? – Я обвёл взглядом всю группу товарищей: и Призрака Оперы, лицо картами прикрывшего; и прижимающего палец к губам Зубастика; и всё ещё не знающего, что со своей десяткой делать, Марсианина; и хихикающего Дракулу; и Пончика, колдующего над кофеваркой… Так… Значит, все в сборе… А я – ни сном ни духом? То есть – как раз сном и одним только духом? – Кто посмел мой приказ о смене караула нарушить?!
– Не кипятись, Джокер, – Дракула собрал карты и принялся тасовать колоду. – Ты вчера слишком много энергии потратил. Так долго держать поле, да ещё такого диаметра, а потом – стихийная перезагрузка… Как ты вообще разговаривать мог после такого – удивляюсь. Твой мозг лучше, чем я думал, но от усталого тебя пользы столько же, сколько от файла битого. Только обузой на нас повиснешь.
– Ладно, допустим… А эти что здесь делают?
– Э т и, если я не ошибаюсь, называются «Командой Джокера». А где быть команде, как ни со своим командиром?
– А откуда они узнали, где я?
– Я Зубастику сообщение кинул.
– Что ж ты ещё свою кладбищенскую ораву не позвал? Чтоб до кучи было?
– Надо будет – позову.
Я вздохнул, снова обвёл взглядом свою команду. Призрак Оперы был невозмутим и от ощущения собственной невозмутимости чуть не лопался. Пончик сиял – довольнешенький – очевидно тем, что скоро завтракать будем… или обедать? Зубастик разве что хвостом не вилял и глазами спрашивал: «Ты же не сердишься, что мы пришли? Не сердишься?» Ну и Марсианин в уголок примостился – всё ещё несчастную десятку в руке тискает. Команда, блин…
– Вот что, Дракула, давай-ка в коридорчик выйдем – на два слова, ага?
– Как вам угодно, мон дженераль, в коридорчик так в коридорчик.
И шутовской поклон мне отвесил. Ох, он точно сегодня наскребёт…
– Слушай сюда, нежить, – заявил я сразу, как только мы за дверью оказались. – Я заботу о моей персоне ценю и всё такое… Но у тебя своя банда – там и выделывайся. А здесь – я хозяин. И моё слово – закон! Каким бы оно ни было. И решения принимаю только я. Поэтому давай без самоуправства. Либо ты прикидываешься плесенью, либо валишь отсюда к своим вампирам. Мы и без тебя справимся.
– Ни сколько в этом не сомневаюсь, – Дракула лучезарно улыбнулся. – Но разве я могу пропустить такое шоу! Здесь гораздо интереснее, чем на субботних программах Виски Фью.
– В таком случае, будем считать, что ты временно переходишь под моё командование. Рта без моего приказа не раскрывать, самодеятельность не устраивать.
– Слушаюсь, мон дженераль! – Дракула отсалютовал мне своим нейрошунтом. – Моё оружие будет верно служить вашему превосходительству.
Я презрительно хмыкнул и пошёл было назад в Конференц-зал. Но в дверях столкнулся с Призраком Оперы.
– Джокер, можно мне тоже с тобой поговорить? В коридорчике? – спросил он, глядя на меня в упор. Так смотреть мог только Призрак – серьёзно, не мигая и ни сколько не сомневаясь, что на его вопрос будет дан утвердительный ответ.
И мне ничего не оставалось, как кивнуть.
Пропустив Дракулу внутрь Конференц-зала, Призрак направился по коридору к холлу, где зияли пустотой шахты лифтов, ведущих на нижние уровни. Самих лифтов не было давно, но это не помешало нам с ребятами спускаться вниз по тросам и обшаривать всё, что годилось для обшаривания.
Призрак дошёл до лифтовой площадки, подождал, пока дверь закроется. А потом спросил резко:
– Ты ему доверяешь?
– Это ты про Дракулу?
– Чёрт с ним с Дракулой! Нежить – он и есть нежить, ему доверять по определению нельзя. Но мы его всё-таки сто лет знаем. А вот этот псевдомарсианин…
– Значит, ты в его сказочку про Марс не веришь?
– Ещё чего! Джокер, только не говори, что ты в эту фигню поверил! Впрочем, с тебя станется… Ты иногда бываешь до смешного наивным! Просто дитя малое…
Тут я чуть и не сел. Это кто наивный?! Это я – наивный?! Это я – дитя малое?! Я, знающий о настоящей жизни почти всё, что можно узнать?! Да я со своей детской наивностью распрощался ещё в младшей группе воспиталки! Сказани такое Зубастик или Пончик… Ох! Один точно без зубов бы остался, а другому пришлось бы изрядно похудеть. Но Призрак Оперы – это дело другое. Если ту парочку мне пришлось тащить на себе и воспитывать нещадно ещё с ползуче-грызучего возраста, то с Призраком мы познакомились всего года три назад. До этого он был совсем сам по себе. Я ещё никогда не встречал таких «самопосебешных» личностей. Всю жизнь я видел только один тип отношений: либо ты за кем-то идёшь, либо ты кого-то ведёшь. Обычно вести приходилось мне – или волочь на своём горбу. Защищать, утешать, вытирать сопли, раздавать оплеухи, пинками вперёд погонять… Из всей нашей воспитательной группы только Зубастик и Пончик были хоть чуть-чуть на людей похожи, остальные – адекватно-социализированные, самостоятельно даже пукнуть не могут. В школе ребята побойчее немного – всё-таки будущее бла-бла-бла. Но тоже готовы идти туда, куда их тащат. Скучно это.