…Осень. Лист последний самый
В небе прочертил строку.
Меркнет световая гамма.
Скоро ветер – зверь упрямый –
Бросит снегом на скаку.
Осень тихо входит в душу.
Не врывается, как лето.
Желтизна пророчит стужу.
Просится тоска наружу.
Не люблю ее за это…
Не люблю ее за грусть,
Что светла и бесконечна.
Что похабно и беспечно
Раздевает девку-Русь…
Да, годика этак два назад, примерно в это же время дня, вот такими стишатами разродился обуянный спонтанным припадком лирической грусти боевой брат пресловутого Пса – Ваня Соловей, мастер ратного труда и вообще мастер на все руки.
Стишок, сами видите, получился претенциозным и неотесанным. Ежели бы, допустим, фугас поставить, из гранатомета влупить по движущейся цели, пулемет починить, по-тихому зарезать кого-нибудь в ночи или, на худой конец, собаками загрызть – милое дело!
А стишок… Это было некое божественное откровение. Представьте себе: сосновый бор, благоухающий чудодейственным хвойным экстрактом, каракулевые облачка, неспешно ползущие по неправдоподобно синему сентябрьскому небу… Подготовка к самому любимому с первобытных времен мужскому занятию – охоте на дикого зверя. А где-то неподалеку ходит юная, вечно желанная женщина, которую можно в любой момент отловить промеж сосен и с разбегу подвергнуть исполнению супружеских обязанностей в одной из замысловатых позиций, рекомендуемых индийскими затейниками. А можно и не в одной… В общем, бабье лето со всей атрибутикой, в самом полном смысловом объеме, который знающие люди вкладывают в это понятие.
Ваня – по жизни малослов и педант – этого дикого для него приступа лиризма страшно стыдился и делиться своим огрехом поэтическим ни с кем не собирался, даже с той самой вечно желанной – женой Ниночкой. Но вредоносный егерь Василий (страхолюга волосистый!), удостоившийся чести соприсутствовать при божественном откровении, отчего-то вдруг стишок тот запомнил, записал и моментально растиражировал среди своих. Читайте, завидуйте – вот с таким пиитом, мать его за ногу, две недели жили под одной крышей и на кабана совместно охотились! Есть чем гордиться…
Теперь, два года спустя, ситуация узнаваемо повторяется – с небольшими, правда, разночтениями. Вместо соснового бора – раскинувшийся на необъятных просторах могучий разлапистый ельник, подковой окаймляющий подернутые ряской просторы Дарьина болота. Но все равно тут хорошо, привольно и покойно, потому что на днях заморозки шарахнули и гнус весь передох. Неделей раньше я бы с огромным удовольствием посмотрел, как вы тут на приволье попробовали бы справить надобность и визжали бы, как порося недорезанное, когда вашу белую рыхлую задницу, исковерканную офисным креслом, синхронно атаковали бы минимум три взвода кровососучих гадов.
А сейчас – прелесть! Сдохли гады, заморозка не вынесли. И такая благодать кругом! Тишина, ветерок паутинки таскает – бабье лето, одним словом. Хочется валяться возле костерка с шашлычком, поглаживать запотевший бок пивного бочонка и, мечтательно глядя в небо, слагать стишки. И охота присутствует в полном объеме – да такая увлекательная и азартная, куда там той, кабаньей, двухгодичной давности! Только вовсе не подготовка, а самый что ни на есть финал. Мы с вами проспали основную часть и угодили к развязке…
По извилистой тропинке, петляющей в ельнике, топали трое. Вернее, собственно, топал один, второй висел, едва подавая признаки жизни, а третий прогуливался налегке, с непривычки запыхавшись и вспотев.
Высокий плечистый мужик лет сорока, в изодранной окровавленной футболке, сквозь прорехи которой хорошо просматривались великолепно тренированные мышцы, тяжкой поступью двигался в сторону болота, сильно хромая на левую ногу. На его правом плече висел голый по пояс экземпляр Homo sapiens ненамного меньших размеров, судя по отменно развитой мускулатуре, также не склонный к сидячему образу жизни. Знающий человек сказал бы, что экземпляр сильно контужен и нуждается в оказании квалифицированной медпомощи – простреленные руки безвольно болтаются, голова окровавлена, из разверстого рта изредка вырывается слабый стон в обрамлении кровавых пузырей.
Впрочем, сам «буксир» также пребывал в плачевном состоянии. Левое бедро его под располосованной повдоль брючиной было туго перетянуто пропитанной кровью тряпкой, сквозь которую просачивались крупные темные капли, а в левую голень хищно впился редкими зубами волчий капкан, при каждом шаге зловеще позванивавший волочившимся следом обрывком цепи. С точки зрения любого нормального индивида, человек с такими повреждениями должен мирно лежать без сознания либо заходиться в предсмертном вопле, пребывая в состоянии полноценного болевого шока. Но «буксир» с упорством боевого робота, запрограммированного на определенный алгоритм, размеренно пер свою нелегкую ношу к болоту, шумно всасывая напоенный хвойной субстанцией воздух и словно бы игнорируя присутствие идущего следом «охотника».
«Охотник», двигающийся в пятнадцати метрах сзади, сильно отличался от своей «добычи». Был он субтильного телосложения, очень молод, с умненьким личиком сугубо университетского розлива, облачен в дорогой кожаный пиджак, подранный в нескольких местах в результате путешествия по колючим кустам. В руке молодой человек не очень умело держал любимца присной памяти Солоника – 9-миллиметровый семнадцатизарядный «глок», на боку у него болталась сумочка с упакованной в поролоновый чехол цифровой видеокамерой, а покрытое градинами пота румяное личико, приукрашенное незатейливыми на вид очками «S.T.Dupont» в золотой оправе, выражало усталое торжество, слегка разбавленное досадливым удивлением.
Торжество было заслуженным, можно сказать – выстраданным. Молодой человек являлся полным профаном по части ратных забав и, будучи наделен весьма незаурядным умом, прекрасно понимал, что, дебютируя на неизведанном для него поприще «охотника» за такой «дичью», он вряд ли может рассчитывать на успех.
Тем не менее успех место имел. И был он особенно сладок от того, что к финалу «охотник» вышел один на один с серьезно раненным «хищником», скованным к тому же волчьим капканом, а сам при этом не пострадал, хотя и потерял всех своих людей в ходе преследования.
Досаду вызывало аномальное поведение преследуемого. Для гармоничного завершения картины «хищник» должен был уже давненько валяться на пожухлой траве, моля о пощаде или, на худой конец, о быстрой и безболезненной смерти. А «охотник», с беспощадной мудростью глядя сверху вниз на поверженного врага, тихим голосом вел бы с ним скорбную беседу, более напоминающую проповедь…
«Хищник» валяться не желал. Позади, метрах в ста пятидесяти, остались лежать два теплых трупа – результат заблуждения «охотника» по поводу падения боевых качеств жертвы ввиду ее плачевного состояния. Желая прекратить бессмысленную прогулку, молодой человек пять минут назад проявил вполне оправданное в данном случае нетерпение и отправил двоих «бойцов» – последних оставшихся у него людей – остановить «хищника».
Задача виделась вполне ординарной: сильный толчок в спину, несколько умелых пинков (только, ради бога, ребята, не по ране – не хватало еще, чтобы он вот так запросто окочурился от болевого шока!) – и готово. Пожалуйте читать проповедь, наслаждаться заслуженным упоением финального акта затянувшейся расплаты и снимать все это на видеокамеру…
«Хищник» расправился с ребятишками походя, в прямом смысле слова – одной левой. Не замедляя ни на миг своего неуклюжего топа, неуловимо прянул в сторону, пропуская вперед «бойца», вознамерившегося толкнуть его в спину, и снайперским ударом вогнал ему под левую лопатку свой боевой нож. Второго, не успевшего должным образом среагировать на неожиданную прыть явно «готового» «объекта», рубанул наотмашь ребром ладони в горло. Удар оказался настолько сильным, что «охотник», двигавшийся сзади в пятнадцати метрах, отчетливо услышал страшный хруст шейных позвонков, по всем канонам анатомии надежно защищенных толстыми мышцами от травмирующего воздействия спереди…
– Ты не устал, терминатор? – юношеским баском крикнул «охотник», чуть сокращая дистанцию и неумело целясь на ходу в ноги удаляющегося «хищника». – Пора тебе отдохнуть…
Чпок! Чпок! Две пули впились в еловые стволы, третий выстрел вообще не получился – неопытный стрелок от напряжения перекосил указательный палец на спусковом крючке. С недоумением уставившись на дорогую австрийскую игрушку, молодой человек вспомнил, что говорил Денис на инструктаже: капризная штучка – этот кусок пластмассы, выстрел возможен только при правильном нажатии на спусковой крючок.
– Ах, да, конечно… – пробормотал «охотник», догоняя «хищника», никак не отреагировавшего на бестолковую пальбу. Морща чистый лобик, подсчитал в уме оставшиеся патроны и слегка опечалился. Чуть раньше, поддавшись нездоровому азарту, молодой человек использовал впустую девять патронов, плюс два – сейчас. Запасная обойма осталась у Дениса в кармане… Разумеется, это мальчишеская глупость – зря жечь боеприпасы, оставшись один на один с таким чудовищем. Но ближе подходить нельзя – задавит в один момент. Кроме того, «хищник» движется не абы как, хотя и хромает неимоверно – он умудряется неуклюже изображать движения маятника, хаотично качаясь в узком пространстве меж еловых стволов. Вывод: ежели не споткнется в течение последующих нескольких минут да не рухнет, придется быстро подскакивать и стрелять-таки в корпус. А в этом случае вполне может случиться так, что пули неумелого стрелка поразят жизненно важные органы и таким образом убьют «хищника» сразу. Вот этого молодой человек как раз хотел меньше всего на свете. Во-первых, нельзя награждать такого мерзавца столь легкой смертью – он этого не заслужил. Во-вторых, обязательно нужен видеорепортаж с места событий. В противном случае все титанические усилия последних дней просто теряют смысл…
Еловые лапы неожиданно расступились, открывая заросший невысоким камышом берег Дарьина болота. Несмотря на солнечную погоду, над казавшейся бесконечной пустошью, источавшей гнилостный запах, витала легкая серая дымка, придававшая этому, в общем-то, заурядному местечку некий мистический оттенок.
Молодой человек про болото знал: будучи существом прагматичным и высокоорганизованным, он отправился на охоту вовсе не с разбега, что называется, на авось, а прежде всего тщательно изучил особенности местности по карте и пообщался с незаинтересованными аборигенами.
Если верить этим самым аборигенам, болото – место гиблое и опасное, сплошь топь, с редкими глухариными островками, на которые никто давненько не шастает: тропинки забыли, да и соваться туда – себе дороже… Дарьиным его якобы обозвали в честь комсомолки-энтузиастки Даши, которая в далеком 1942-м, глумясь над дебиловатыми потомками норманнов, завела оных в самую топь. Обещала, шалунья ветреная, партизанами развлечь простодушных вестфальских крестьян. Пленясь красотой комсомолки, крестьяне послушно потопали за Дашей, почесывая от вожделения огрубевшие на ветрах Европы лики и распевая вполголоса «Полет Валькирий» – самую популярную «кричалку» болельщиков мюнхенской «Баварии» сороковых годов. В итоге после полного драматизма барахтанья в коричневой жиже все супостаты благополучно утонули. И Дашу с собой прихватили, разумеется.
С тех пор якобы по ночам на болоте кто-то орет болезненным голосом с тевтонским акцентом и ветки трещат необоснованно – особенно в полнолунье. И хотя некоторые местные скептики утверждают, что это полусумасшедший егерь шалит, опоенный некачественным самогоном, однако тутошний суеверный люд на болото действительно не шастает – даже в дневное время…
«Охотник», всегда отличавшийся незаурядной сообразительностью, нервно сглотнул и, замедлив ход, выставил перед собой пистолет. Нет, в мистические бредни он не верил – до мозга костей дитя своей индустриальной эпохи, молодой человек сейчас об этом даже и не подумал. Для своих младых лет он неплохо разбирался в психологии, поскольку немало времени уделял самостоятельному освоению этой во всех отношениях полезной науки.
Раненый зверь опасен вдвойне. Вне всякого сомнения, «хищник», обнаружив, что перед ним непроходимое болото, развернется, бросит свою ношу и постарается умереть с максимально возможным коэффициентом полезного действия. То есть другого пути, кроме как напасть на преследователя, у него не остается…
«Хищник», не сбавляя темпа, вломился в камыши и двинулся по болоту – при этом каждое его движение сопровождалось странным деревянным стуком.
– Что за чудеса?! – пробормотал «охотник», устремляясь вслед за своей жертвой и быстро преодолевая широкую просеку, оставленную раненым. – «…а спаситель ходил по воде…»?! Нет, вы только посмотрите, что они тут придумали!
«Хищник» топал по мосткам. Этакий хлипкий тротуар в две дощечки, пробитый на полусгнивших осклизлых столбцах сантиметрах в тридцати над уровнем ряски и уходящий куда-то в глубь болота. Мостки тонули в серой дымке, вечно парящей над болотом, и потому со стороны не были видны даже с расстояния в пару десятков метров.
Ступив на ненадежные дощечки, пропитанные влагой, «хищник» заметно сбавил темп и теперь двигался с крайней осторожностью, прощупывая плененной капканом ногой каждые полметра, прежде чем ступить.
– Прогулка по болоту в наши планы не входит, – процедил сквозь зубы молодой человек, поудобнее устраиваясь на мостках для стрельбы с колена и целясь в спину уходящей жертве. – Вот же негодяй! Все испортил…
Стрелять, однако, не пришлось. Очередная доска, на которую тяжело ступил «хищник», с сырым треском лопнула: болотная жижа радостно ухнула, принимая два обрушившихся в нее тела, и коричнево запузырилась вокруг, быстро засасывая свою добычу. В последний момент «хищник» успел левой рукой ухватиться за оставшуюся доску, правой поймал под грудь своего контуженного товарища и затих, давя преследователя свинцовым взглядом.
– Ох-хо-хо-хо! – с невыразимым торжеством в голосе продекламировал «охотник», осторожно приближаясь и усаживаясь на мостках метрах в трех от «зависшего» «хищника». – Вот это подарок! Значит, есть нечто… нечто такое… Свыше, как говорится. Вот теперь совсем другое дело. Теперь мы с тобой поболтаем…