Дмитрий Федорович Ланской
– Заходи, Вересаева. Добро пожаловать в ад, – рычу.
Реально, в эту минуту готов устроить этой белобрысой бандитке преисподнюю вместе с чистилищем – выставила меня идиотом перед всем офисом.
Представляю, какие уже разговоры пошли – что у меня встало на эту… кобылу.
Рявкаю на застывшую столбом секретаршу:
– Ася, меня ни с кем не соединять! Никого ко мне не пускать!
«Вересаевой мозги лечить буду», – добавляю про себя.
Захлопываю дверь перед обиженно выпяченными секретарскими губами и сиськами. Поворачиваюсь и не спеша подхожу к стоящей у моего стола стерве.
Стоит, руки на груди сложила и носком мужицкого ботинка по полу нетерпеливо постукивает – мол, говори, чего звал?
Смотрю ей в глаза и начинаю раздеваться. Расстегиваю ремень на брюках. Вытаскиваю его из шлевок и отбрасываю на кресло. Железный стояк, появившийся непонятно откуда и не думает отпускать.
Куда там! Под заинтересованным взглядом этой Амали он, кажется, только крепнет, окончательно меня выбешивая.
Оставив штаны в покое, делаю к ней еще шаг. Нависаю, пытаюсь подавить своим ростом и свирепой мордой. Это всегда срабатывает. Любая, самая дерзкая цыпочка в таких случаях начинает смущаться: бледнеть-краснеть, отводить глазки и кусать губки.
Любая, но не эта. Бандитка смотрит и, кажется, про себя ржет. Точно, в светло-зеленых глазах черти прыгают.
Да над ней и не нависнешь особо – роста в этой кобылице не меньше метра восьмидесяти, а то и больше. Плечи, как у борца – стоит, расправила их, и ни грамма страха на лице.
Наглая. Невоспитанная. Необразованная. Здоровая, как мужик. Курит, ругается через слово. Короче, полный набор всего, что я терпеть не могу в женщинах. Отстой, а не баба.
Одно достоинство, что натуральная блондинка. Хотя и это по мне херня, а не достоинство, я всю жизнь брюнеток предпочитаю.
– Вересаева, – рычу в спокойное лицо, – давай, приступай к ликвидации своих художеств.
– Каких именно, Дмитрий Федорович? Можно конкретики? – и на мой пах пялится. А меня, бля, от этого взгляда еще больше распирает. Это, вообще, что такое? С какого перепуга у меня встало, стоило этой лошади прижать к моей ширинке стопку салфеток?!
Ведь не на нее же. Да у меня от одного вида таких, как она, наоборот, все опадает.
Расстегиваю пуговицу на поясе штанов. Вынимаю запонки из манжет и кладу на стол. Берусь за верхнюю пуговицу на рубашке и смотрю в нахальную физиономию – хоть на миг появится смущение?
Ни фига. Склонила набок голову и смотрит, будто ждет, когда ей фокус покажут. А у меня уже натуральная катастрофа в паху.
– Сейчас возьмешь мои брюки и рубашку и отнесешь в химчистку. Чтобы через два часа вернула обратно с чистыми и выглаженными. Поняла, Вересаева? – рычу ей в лицо.
Хмыкает и мотает головой.
– Дмитрий Федорович, я в курсе, что наглость – лучшая компенсация отсутствия ума. Но давайте вы свои нелогичные команды секретарше будете отдавать, а я в домработницы не нанималась.
– Что?! – рявкаю ей в лицо, окончательно охренев. Вот ведь стерва! – По твоей вине мои брюки испорчены, значит, тебе и исправлять ситуацию.
– Твои брюки испорчены, потому что ты заорал у меня под ухом. Я дернулась, кофе выплеснулся. Оп, и ты с пятном на передке, Дима. Короче, сам дурак.
Ехидно улыбается, крутит ладонью, будто подгоняет:
– И продолжай, продолжай раздеваться, мистер будущий стриптизер! Чего замер-то? Давай уже, снимай рубашонку, посмотрим, чем под ней похвастаться можешь. А то скоро начнешь для меня стриптиз танцевать, а у тебя там и глянуть не на что. Окажется, что по факту ты никакой не мачо, а сушеный Геракл. Я буду страшно разочарована в таком случае, – добавляет светским тоном. Губешки выпячивает и ресницами глупо хлопает. Точь-в-точь силиконовая кукла из моей приемной. Только у этой стервы белобрысой губы свои, как налитые.
– Вересаева, ты к тридцать первому хоть в салон сходи и эпиляцию между ног сделай, – говорю брезгливо. – А то кусты твои трахать никакого желания нет. Стошнит еще.
Говорю все это дерьмо и вижу, как бандитка вдруг краснеет. Совсем немного, но это охренеть какое достижение!
Тяну руку, провожу пальцем по порозовевшей щеке и спрашиваю с деланным изумлением:
– Ты что, смущаться умеешь, Вересаева? В тебе есть что-то женское? А так и не скажешь – с какой стороны ни посмотришь – мужик мужиком: что фигура, что характер.
В зеленых глазах вспыхивает злость и что-то еще, непонятное. Отталкивает мою руку и выплевывает:
– Лучше бабе быть мужиком, чем мужику Димой-мудаком!
Поворачивается и вылетает из кабинета, хлобыстнув дверью так, что та чуть с петель не слетает.
Забыв про мокрые брюки, смотрю на качающуюся дверь. Ну что же, этот раунд остался за мной. Только вот дерьмово как-то все вышло…