В его глазах не остается и намека на смех. Взгляд жесткий, совершенно спокойный, как будто мы обсуждаем какой-то пустяк и речь не идет о человеческих судьбах.
– Месяц… – повторяю глухо за ним.
Нет, я не могу поверить, что он это всерьез. Не могу представить, зачем ему это нужно. Не могу понять, зачем ему я.
– Месяц? – смотрю на него.
А вот он теряет ко мне интерес. Ну да, он все четко озвучил, а я повторяю одно и то же, как будто он действительно передумает.
Устремляет взгляд на экран монитора, начинает что-то быстро печатать. А я не могу ни прийти в себя, ни выдавить хоть еще одно слово, ни просто уйти. Слежу за тем, как его пальцы порхают над клавиатурой, и не могу представить, что, если я соглашусь, он прикоснется ими ко мне.
Так же быстро, легко, не задумываясь, потому что будет иметь на то право.
Не могу представить даже одной ночи с ним – у меня и сейчас голова начинает кружиться, стоит только об этом подумать. А тридцать ночей…
А потом мне становится смешно.
Смешно так, как, наверное, не было даже ему. И я не могу успокоиться – смех выплескивается, резвится, отбивается от холодных стен. Таких же холодных, как хозяин этого кабинета.
Тимур оставляет в покое ноутбук, откидывается на спинку кресла и внимательно за мной наблюдает. Как будто ему нравится то, что он видит. Нравится то, что он слышит. Не перебивает, не выражает удивления, просто смотрит, как я смеюсь.
Успокоившись, встречаюсь с ним взглядом.
Нет, не дрогнул, не передумал.
– Если я соглашусь на твое нелепое предложение, это будет твоей самой провальной сделкой.
– У меня нет ни одной провальной сделки, и я не собираюсь открывать этот счет.
– Ты понятия не имеешь о том, что просишь.
– Не помню, чтобы я о чем-то просил.
– Хорошо, – выдыхаю. – Ты понятия не имеешь о том, что тебе принесет эта сделка.
– И ты опять ошибаешься, – возражает спокойно. – Перед любой сделкой я всегда все тщательно изучаю и взвешиваю.
Не всегда.
Если я соглашусь, он сам это вскоре поймет.
И тогда вряд ли в его взгляде останется то, что он не озвучил сейчас: «Я всегда все тщательно изучаю и взвешиваю, в отличие от твоего мужа».
Отбрасываю мысли о Максе. Если бы он только знал, что мы сейчас обсуждаем с Тимуром… если бы мог только предположить, что может дойти до такого…
И если бы я еще знала, что делать.
Свекровь права: я бесполезная. От меня никакого толка. Мой максимум – это салоны и кухня. А когда надо принять решение, сложное, непростое, у меня тысячи «но», сотни «я не смогу» и с десяток «а вдруг обойдется?».
Вздрагиваю от резкого стука в дверь кабинета. Когда вижу на пороге незнакомого мужчину с папкой под мышкой, по спине ползет холодок. Понятия не имею, кто это и почему я чувствую опасность. Причем не далекую, а которая уже нависает.
– Тимур Константинович, – говорит мужчина в строгом костюме. – Все материалы собраны. Вот полный отчет. Можно пускать дело в ход?
А вот теперь понимаю.
Понимаю, что он держит в руках.
И вся неуверенность исчезает. Времени на сомнения больше нет. В голове проясняется, привычно отключаю эмоции, пожалуй впервые радуясь, что все-таки этому научилась.
– Я хочу ознакомиться с документами.
Тимур кивает, и мужчина кладет папку с документами ему на стол. Без лишних вопросов уходит.
А я сажусь в кресло для посетителей и с молчаливого согласия хозяина холдинга принимаюсь за изучение документации. Пока еще документации, но которая действительно может стать делом. Уголовным делом против моего мужа.
Фирмы-однодневки, в которые переводились суммы за выполненные работы и материалы. Липовые акты, накладные и доказательство, что этого не было. Предоплаты в счет свежих договоров. Акты с показателями убытков, которые понесла компания за простой техники и отсутствие запланированных по графику работ. Подписи директора – Макса. Данные о том, что каждый электронный платеж также подтверждался не только бухгалтером, но и им. Двойная подпись – обычное дело в бухгалтерском деле. Общая сумма…
Сжимаю в пальцах листок, еще раз всматриваюсь в цифры, но чуда не происходит: она не меняется.
Дом, две квартиры, машины – все это пыль в сравнении с тем, какая сумма ушла со счета компании.
В голове тут же проносятся возможные варианты. Продать все это, быстро, теряя за срочность в деньгах, – не спасет. Взять в банке кредит? Опять же под залог недвижимости, и сумма будет куда меньше, чем даже от спешной продажи. Попросить взять кредит и родителей Макса…
Его отец только что вложил крупную сумму денег в развитие бизнеса. Бизнес и успехи сына – вот его слабость. Об этом знаю не только я, но и Макс, он не станет к нему обращаться за помощью.
Если бы хотя бы рассматривал этот вариант, уже бы с ними поговорил. Он знает, что все серьезно. Он переписал на меня всю недвижимость, потому что готовится к худшему раскладу в чьей-то игре.
Чьей-то, несмотря на его подписи на всех документах, я не верю, что он действительно польстился на деньги компании. Потому что не мог не понимать, к чему это приведет. Надеяться на дружбу с Тимуром и что тот спустит на тормозах? Смешно. Он знает Тимура куда лучше меня и сам же дал ему четкую характеристику.
– Если я соглашусь, у меня будут условия. – Отодвинув от себя документы, смотрю на Тимура, хотя его взгляд выдержать нелегко.
Но он молчит, поэтому продолжаю.
– Я не хочу, чтобы он узнал о нашей сделке. Не знаю, как ты это сделаешь, с учетом, что мы с ним муж и жена и живем в одном доме, – невесело усмехаюсь. – Но я хочу, чтобы это осталось только между мной и тобой. Еще. Ты не только не возбуждаешь дело против моего мужа, но и дашь ему возможность доказать, что он невиновен.
Черная бровь Тимура взлетает вверх, а губы изгибаются в подобии усмешки – пожалуй, это самые сильные эмоции, которые он демонстрирует так открыто.
– И самое главное, если я соглашусь… – продолжаю я, несмотря на легкое удивление от моей наглости в серых глазах.
Но это важно.
Действительно важно.
– Если ты захочешь разорвать нашу сделку раньше срока, это никак не отразится на прежних договоренностях.
Я полагала, он хотя бы удивится и спросит: «Думаешь, я могу захотеть разорвать ее раньше срока?» Но он удивляет меня.
– Для человека с юридическим и экономическим образованием у тебя слишком много сомнений, фантдопущений и неизвестных в простом уравнении.
– Не думала, что ты помнишь о таких незначительных фактах.
– Не думал, – отвечает он в тон, – что тебя еще раз придется убеждать в том, что у меня хорошая память.
Поднимаюсь, потому что дальнейший диалог бесполезен.
– Мне нужно подумать.
– Хорошо. Я отложу решение вопроса до завтра, – очерчивает он сроки и кивает на стопку визиток в массивном наборе. – Позвони. Я не всегда нахожусь в кабинете.
Мои пальцы такие же деревянные, как эта подставка, визитку удается взять далеко не с первого раза.
Не прощаясь, направляюсь к двери.
Чувствую, как спину прожигает пристальный взгляд, и не спрятаться, не закрыться, лучше привыкать потихоньку. Привыкать, если я соглашусь.
– Хорошо, что ты не стала прокурором, как собиралась, – раздается голос Тимура. – Даже имея на руках все факты преступления и прекрасно зная, какой нужно требовать срок, ты все равно пытаешься всех оправдать.
Помнит.
Даже это он помнит, хотя сама я забыла: слишком все давно, эфемерно, как будто не про меня.
– Не всех, – говорю, обернувшись, – только тех, кто мне дорог. Что будет с тем юристом, который подсунул на подпись эти договоры, мне откровенно плевать. Даже если она сядет или будет отрабатывать долг куда дольше меня.
Тимур хмурится.
И по мере того, как я говорю, все больше и больше.
Ему не нравится то, что мне плевать на постороннего человека, который не мог быть таким идиотом, которым хочет казаться? То, что, несмотря ни на что, Макс мне все еще дорог?
Или то, как я обозначила цель нашей сделки?
Вряд ли такой взрыв эмоций у него был от моего предположения, что юрист может еще не раз постоять перед ним на коленях, и оттого, что я вовсе не против.
Выйдя из кабинета, даю себе пару секунд отдышаться. На автомате спускаюсь в холл, выхожу на улицу, сажусь в машину, делаю длинный вдох, буквально проталкивая в легкие воздух, и сжимаю кончиками пальцев глаза, которые почему-то начинает покалывать.
Усталость, это просто усталость, не страх перед безнадежностью. Потому что пусть даже такой, но выход есть.
Эти мысли помогают собраться. Правда, я надеюсь, что у меня будет куда больше времени, чтобы все обдумать и взвесить, но Макс неожиданно оказывается дома.
Я так привыкла к тому, что он поздно возвращается, что даже от этого факта не жду ничего хорошего. И вскоре убеждаюсь, что правильно. Он сидит в гостиной на диване, вытянув ноги, смотрит какую-то несмешную комедию.
Заметив меня, улыбается и предлагает присоединиться. Врать, где была, не приходится. Сегодня так точно. Полагаю, он думает, что вернулась после массажа или посиделок с подружками.
Останавливаюсь в проеме двери, смотрю на него, и от его улыбки становится грустно. Если я соглашусь на сделку с Тимуром, для нас все изменится. Смогу ли я потом выдержать на себе тепло его взгляда?
Не знаю.
Но и позволить ему тонуть не могу. В этом я точно уверена, и сейчас это перевешивает все мои «но», «не могу» и «как будет потом».
– Ты сегодня рано, – замечаю, усаживаясь рядом с ним и бездумно, как и он, глядя в экран.
Медлит.
Взвешивает: говорить или нет.
– Бессмысленная поездка. Меня отстранили. Доступа к документам, которые мне нужны, теперь нет. – Он обнимает меня, тянет на себя и еще же пытается утешать. – Ну-ну, не грусти. Я что-нибудь обязательно придумаю.
– Например?
– Попытаюсь договориться с помощником бухгалтера. Девочка молодая, но смышленая, деньги не помешают.
– Ты понимаешь, что хочешь намотать себе срок?
– Нет, если никто не узнает.
Меня поражает его самоуверенность. Он просто не хочет слышать, не хочет признать, что его план может лишь все усложнить. И окончательно убедить Тимура, который и об этом узнает, что Макс не останавливается ни перед чем.
Пытаюсь ему пояснить, что мало кто в здравом уме пойдет против такого хозяина, но муж уверенно твердит, что деньги решают все.
Он это сделает.
Действительно сделает.
На чьей стороне захочет играть смышленая девочка? На стороне директора, которого отстранили? Или на стороне хозяина, которому опасно переходить дорогу? Ответ очевиден. И даже если раньше она в этом еще могла сомневаться, теперь, на примере другого, уже знает точно.
Макс решительно закрывает тему. Досмотрев фильм, мы обедаем, пытаясь сделать вид, что у нас все в порядке. Вкусная еда, хорошее вино, улыбка Макса – ничего не помогает расслабиться.
И я понимаю, что мне нужно выплеснуть напряжение. Нужно перестать прятаться и хвататься за призрачное, пока не стало еще хуже, чем есть. Нужно просто озвучить ответ, который я знала еще в кабинете Тимура.
Макс закрывается у себя, а я захожу в нашу комнату, достаю телефон, визитку, вбиваю номер и нажимаю на вызов.
– Да, – раздается мужской голос спустя три долгих гудка.
– Да, – повторяю, как эхо, за ним.
До меня запоздало доходит, что мой голос сейчас странно звучит и он может меня не узнать, тем более что у него нет моего номера.
– Жду тебя завтра в своем офисе в девять утра, – инструктирует он, сметая мои опасения.
– Так рано?!
Мало того, что он назначает встречу в своем кабинете, так ему еще и настолько не терпится?!
– По-моему, я внятно озвучил: в моем полном распоряжении, на моих четких условиях, – напоминает он сухо. – Не находишь, что поздно оспаривать?
– Я просто не уверена, что смогу как-то убедительно пояснить Максу свой отъезд. Тем более что он сейчас дома.
– Тебе нужно еще раз хорошенько подумать над условиями сделки, Аня. То, о чем ты переживаешь, – твое условие, а значит, моя забота. Завтра утром у тебя проблем не возникнет.
Пауза.
Неужели он правда дает мне время одуматься, отступить?
– Хорошо, – озвучиваю решение.
– Не опаздывай, – советует он.
Связь обрывается.
Откинув телефон, долго сижу, глядя просто перед собой и не различая предметов, которые меня окружают.
А потом замечаю на полке часы. Те самые песочные часы, которые подарила свекровь, с застывшим песком на дне. Тянусь к ним, встряхиваю и наблюдаю, как оживают песчинки. За этим занятием меня и застает Макс, который входит в комнату.
– У меня будет допуск к документам, специалисты и время, чтобы доказать, что я ни при чем, – говорит он, садясь рядом со мной.
– Это хорошо. Я знаю, что у тебя все получится.
Он целует меня в висок.
А я еще раз переворачиваю часы.
Иногда бессмысленность завораживает и в ней прячется куда больше смысла, чем кажется.
Падая, песчинки не разбиваются.