Дивноморск был городом небольшим, но важным в стратегическом отношении. Как всякий портовый город, он был полон иностранных матросов и туристов. В районах, близких к порту, днем и ночью светили прожектора и слышался гул кранов. Здесь не было выходных и праздников. Люди, приезжающие сюда отдохнуть, редко забредали в порт и доки, хотя примыкающие к ним улицы были весьма живописны. Когда Женя совершенно случайно, еще не зная города и не обзаведясь картой, попала сюда, ей показалось, что она очутилась в Альберт-доках, этом известном английском портовом районе. Вообще-то Пчелинцева успела побывать только в Лондоне, до Ливерпуля не доехала, но известные доки видела на фотографиях. «Да, похоже, только масштаб меньше», – подумала Женя, обходя квартал за кварталом.
Да, масштаб Дивноморска был невелик. И город не рос в ширину, не поглощал зеленые прибрежные пустоши. Он как-то умудрялся расти внутри своих старых границ. Конечно, этому было объяснение – еще со времен войны оставались ветхие здания, был советский долгострой и имелись пустыри – следы бомбежек. В этом месте история как-то сильно задержалась, и облик города не спешил меняться. Женя после первой прогулки поняла, что город ей нравится – уютный, европейский, с узкими улочками и малюсенькими скверами. Но главным, конечно, было море. Поездку к нему Пчелинцева отложила на более спокойное время – хотелось насладиться вполне и без помех.
А пока она готовилась к своему первому рабочему дню.
Телевизионное агентство, куда пригласили Женю, было абсолютно новой структурой. Местные каналы вещали скучно, однообразно, а фильмы гоняли из разряда дешевых и пошлых. Конечно, здесь были центральные каналы, но местная жизнь, весьма насыщенная и интересная, почти не отражалась. Одним словом, в городе, где был крупнейший порт и важные исторические события не успели превратиться в летопись, современного телевидения практически не имелось. И создание новой телевизионной структуры, которая бы информировала, обучала и развлекала так, как это положено делать в двадцать первом веке, было делом важным и срочным.
Олег Бояров по профессии был историком. Но так сложилось, что сразу после университета он попал в одну из программ на телевидении. Выступил он интересно, к тому же там оказались знакомые, которые убедили его, что лучшего места для работы нет.
– Да не хочу я мелькать на экране, – морщился Олег.
– А тебя никто не зовет мелькать! Тебя зовут организовать и раскрутить программу. Это совсем другое дело.
– Да? Попробую!
Он попробовал, ему понравилось, остальным – тоже. Передачи, которые делал Бояров, были интересными, собирали большую аудиторию и имели высокий рейтинг.
– Рекламодатель на тебя идет! – завистливо качали головой коллеги.
– Так получается, – разводил руками Олег.
Он не лукавил, он просто, сам того не подозревая, заражал идеей других. А, как известно, правильно поданная идея вершит чудеса.
Через некоторое время, когда Олег Бояров стал известен не только среди коллег, но и среди зрителей, а в его останкинском кабинете на полочке образовалась приятная коллекция наград, в его жизни случились перемены.
Однажды Олег получил письмо, из которого следовало, что в Софии заболела его дальняя родственница. Бояров понятия не имел, что у него есть родственники за границей.
– Мама, а с какой стороны эта тетя? – позвонил он родителям.
– С отцовской. Не смейся, но Бояровых в Болгарии почти столько, сколько в Москве Тимофеевых.
– Что ж вы скрывали?
– Ну… – протянула мама.
Олег понял, что боялись. Они росли, учились и работали, когда про родственников за границей особо не распространялись.
– Тебе надо съездить, – сказала мама после раздумий, – нехорошо, может, помощь нужна.
Олег взял отпуск и полетел в Софию. В аэропорту в толпе встречающих он заметил табличку со своим именем.
– Я вас жду и отвезу к мадам Иванке.
– Хорошо, спасибо, – поблагодарил Олег.
Он удивился не тому, что его встречают, а шикарному лимузину, на котором они ехали. И дом его тоже удивил – это был особняк в розах, вдоль дорожек высажены дельфиниумы.
– Вот и мой племянник! – встретила его в огромном холле пожилая женщина. Олег сразу же увидел сходство с отцом.
– Э… вы – папина сестра?! – растерялся Олег.
Женщина засмеялась:
– Нет, если быть точной – я не родственница твоего отца. Я вторая жена его двоюродного брата. Он умер несколько лет назад. И все время говорил о том, чтобы я отыскала его родню.
– А… – протянул Олег, – теперь понятно…
– Зови меня Иванкой.
– Хорошо, – улыбнулся Олег.
– А это моя дочь от первого брака. – Тетя указала на девушку, которая стояла позади.
Олег непроизвольно наморщился – он пытался высчитать возраст собеседницы и вообще вникнуть в эти семейные детали.
– Не удивляйся, Лиля родилась, а ее отец через месяц разбился на машине. Выпить был большой охотник. Ну, а второй раз я замуж вышла, когда Лиле было три года. Кстати, это она письмо написала от моего имени. Мне тяжело – и руки болят, и глаза плохо видят.
– Что ж, очень жаль, будем надеяться, что вы пойдете на поправку.
– Будем, – весело сказала тетя Иванка, – но все же я думаю, что большая семья – это хорошо. И славно, что ты приехал.
Олег все понял. Тетя Иванка боялась, что умрети ее дочь останется одна. Кому можно поручить двадцатилетнюю сироту? Правильно, родственнику. Пусть и далеко проживающему, пусть даже и не вполне родственнику.
– Я тоже очень рад, что увидел вас. И, повторюсь, надеюсь, сиротой никто не останется, – улыбнулся Олег девушке. Та улыбнулась в ответ, и вдруг Бояров понял, что неспроста он отложил в Москве все дела, взял неурочный отпуск и примчался в Софию. Судя по внешнему виду, тетя Иванка была достаточно бодра, а дочь ее Лиля оказалась красавицей.
Через пять дней Олег уже не помнил, что приехал сюда, чтобы внимать жалобам больной тетушки и оказывать всяческую помощь для облегчения ее состояния. Мир в лице двух новоявленных родственниц и их многочисленных знакомых завертелся вокруг него. Устраивались экскурсии, приглашались гости, были пешие прогулки по городу, вкусные ужины в саду и обеды в ресторанах, на которых присутствовали очень солидные люди. Олег это сразу понял, увидев машины и охрану. Он подчинился этой круговерти и удивлялся всему: энергии этих людей, их готовности окружить его (и тетю с Лилей) заботой и вниманием, а еще тому, как тетя Иванка, несмотря на гипертонию, подагру и кучу других болячек, умудряется быть такой веселой.
– Мама всегда была такой, – пояснила как-то Лиля, – болезни сделали ее еще более активной. Говорит, что хочет успеть всем насладиться.
– Это удивительное свойство. Обычно в таких случаях человек теряет интерес к жизни. И меня очень удивило письмо.
– Простите, что мы так бесцеремонно и так неожиданно к вам обратились. Но, понимаете, маме то хуже становилось, то лучше. И в такой ситуации она то бросалась завещание писать, то бежала к целителям, то искала родственников, чтобы я одна не осталась. А родственников у нас-то и нет. Мы ведь с вами не родня… Но маме так хотелось, чтобы из Москвы кто-то приехал. В ее воспоминаниях Москва была гостеприимной, доброй, и людей там близких, по ее словам, было много.
– Москва – хороший город, хоть и тяжелый для жизни. София – меньше и такая уютная. И я очень рад, что приехал к вам. Только жалею, что толку от меня мало. Это вы окружили меня заботой, – улыбнулся Олег.
– Это вам кажется, что вы ничего не делаете. С вашим появлением мама просто ожила. Может, ей как раз и не хватало того, что потребует внимания и суеты.
– А что врачи говорят?
– Врачи никаких прогнозов не дают. Но если вдруг начнет прогрессировать одна их ее хронических болезней – финал…
– Я понял, давайте надеяться на лучшее. И, если нужна помощь, врачи, только скажите, я все сделаю. Москву переверну, но помогу вам.
– Спасибо!
Лиля была веселой, бойкой, нежно любила мать, а к суматохе, которая порой царила вокруг них, относилась с легкой ироничной благодарностью. Среди толпы, которая иногда вдруг появлялась в их доме, выделялся моложавый человек с седой прядью. Прядь была «сделана» – это Олег сразу понял, хоть и не разбирался в парикмахерском искусстве. Этот моложавый человек не упускал Лилю из виду, старался во всем ей угодить, помочь и вел себя иногда как очень близкий человек.
– Кто это? – не удержался от вопроса Олег.
– В женихи к нам метит. Когда-то работал у мужа в подчинении, – вздохнула Иванка.
Бояров еще раз присмотрелся к этому человеку и понял, что ему совсем не хочется, чтобы Лиля вышла замуж за этого господина. Впрочем, за любого другого – тоже.
В Москву Бояров улетал через три недели.
– Вы мне даете слово, что приедете на мой день рождения! Всего какой-то месяц – и мы будем гулять, пить вино и есть кебабчаты, – сказала ему Иванка.
Бояров рассмеялся было, но тут же поспешил заверить, что постарается приложить максимум усилий и вырваться на пару дней.
– Да, пожалуйста, постарайся, – добавила Лиля. Они давно уже перешли на «ты».
В Москве Бояров ушел с головой в работу – готовился новый проект, шли переговоры с инвесторами, подбирали актеров и ведущих. За всей этой суетой солнечная София с ее уютом и запахом кофе отошла куда-то в глубь памяти. Конечно, Олег помнил Лилю, писал ей письма, рассказывая подробно о своей жизни, но все же московская реальность была ближе. Она захватывала и засасывала, не давая возможности задуматься о недавнем прошлом. Однажды утром Олег проснулся, посмотрел на будильник, стоящий у кровати, и охнул. День предстоял тяжелый – намечался генеральный просмотр программы. Весь материал был отснят, теперь оставалось слово за самым высоким начальством и теми, кто спонсировал все. Бояров планировал приехать пораньше на работу, но усталость предыдущих дней взяла свое. Олег быстро собрался и уже через час был в телецентре.
Просмотр назначен был на два часа дня. К этому времени приехали все важные персоны, и начальство, заметно нервничая, бродило по студии.
Олег нервничал не меньше остальных – от сегодняшнего дня зависело многое. Например, будет ли в ближайшие полтора года выходить цикл передач о молодежных неформальных объединениях. Бояров лелеял эту тему – жизнь подростоков и людей чуть постарше двадцати. Это и музыка, и литература, и профессии, сленг, мемы. Он сам хотел писать сценарий к этому циклу, главное требование – это отсутствие спешки и развернутый показ. Не хотелось скомканности. Если сегодня все понравится, то финансирование «молодежного» цикла будет обеспеченно. Бояров изучил историю – со времен бурных 90-х эту тему никто не поднимал. Словно и не было никаких течений в молодежной среде.
После первых кадров стало ясно, что программа пришлась по душе. Нет, конечно, для вида были сделаны замечания, попросили поправить то и это, посетовали, что ведущая немного скованная, но в общем и целом все одобрили.
– Бояров, ты победитель! Теперь мы можем просить и даже требовать! Запомни этот день! – шепнуло ему «высокое» начальство.
– Конечно! – согласился Олег и машинально посмотрел на часы. А посмотрев, он чертыхнулся – сегодня был день рождения Иванки.
– Сергей Николаевич, беру неделю за свой счет.
– А, бери, – махнул рукой Сергей Николаевич.
Через три часа Бояров сидел в самолете, а еще через четыре вручал огромный букет роз Иванке.
– Господи! Да я уже думала, что ты не приедешь!
– Как же я мог не приехать! – Олег посмотрел на Лилю, которая сегодня была чудо как хороша. – Я должен был приехать.
Неделя пролетела быстро – гости сменяли друг друга. Если утром в доме еще было пустынно, то к обеду подъезжали люди, а к вечеру в комнатах и в саду было уже тесно.
– У вас как в усадьбе русского помещика девятнадцатого века, – заметил как-то Олег.
Лиля рассмеялась:
– Маме это скажи. Она будет в восторге. Она Россию любит и все русское.
– А ты? Ты хотела бы побывать в Москве?
– С удовольствием. И по городам маленьким поездить.
– Тогда – договорились. Скажи, какое время тебе удобно, и я организую поездку.
– Я маму не могу оставить.
– Можно и маму взять, – согласился Олег, но в душе ему хотелось, чтобы Иванка отказалась от поездки. Ему хотелось поехать вдвоем с Лилей.
Пока они обсуждали детали возможной поездки и принимали участие в таком длительном праздновании дня рождения, Иванка наблюдала за ними. Ей давно стало ясно, что дочь влюблена в этого своего московского родственника. «Интересно, не зря ли я то письмо продиктовала?» – не раз спрашивала себя Иванка. Олег Бояров ей нравился, но что-то смущало ее, и очень велик был страх, что дочь будет несчастливой в результате легкомысленного романа. В Олеге чувствовалась успешность. Иванка была умна – она метко ее определила: «московская» успешность. Бояров демонстрировал ум, умение себя вести, достаток и ту самую уверенность, которая заставляет проникнуться к человеку уважением. Иванке он нравился, но она боялась, как бы дочь не стушевалась, не заняла подчиненную позицию в возможном союзе. Как-то она заметила дочери:
– Лиля, он слишком… Он вообще «слишком»…
Та в ответ рассмеялась:
– Мама, ты так рассуждаешь, словно он – олигарх. Президент корпорации или судовладелец. Он обычный журналист. Только на телевидении…. Он, конечно, не рядовой сотрудник, но не слитками же золотыми ворочает. Он же мне все рассказывал.
– Он тебе нравится?
– Да, – Лиля обняла мать, – но мы же просто дружим…
Это она сказал, чтобы Иванка не напряглась и не предприняла какие-то шаги, чтобы как-то отдалить молодых людей друг от друга. Лиля уже сталкивалась с решительным материнским характером. И еще она уже однажды ссорилась с матерью из-за предложения руки и сердца со стороны того господина с седой прядью. Тогда, полтора года назад, этот господин приехал к Иванке, попросился переговорить с глазу на глаз.
– Тебе тяжело, Иванка. Я уважаю тебя. Как уважал и любил твоего мужа. Он ведь был не только моим начальником, но и учителем. И я полюбил Лилю. Отдашь ли ты ее мне в жены? Сама знаешь, я человек надежный во всех смыслах. Ты давно меня знаешь.
Иванка ждала чего-то подобного.
– Я тебя знаю, и спасибо тебе за поддержку и дружбу. Но что касается твоей просьбы… Тут надо Лилю спрашивать.
– Ты же мать. Ты сама знаешь, что лучше для дочери.
– Но не в этих вопросах. Я сама по любви выходила. Зачем же я своей дочери буду диктовать, как ей поступать, тут дело деликатное. Она тебя безмерно уважает, – смягчила отказ Иванка, – но в семье нужна любовь.
– А разве я не сказал, что люблю ее? – удивился господин.
Иванка только вздохнула. Она понимала, что Лиля откажет старому знакомому, но на всякий случай разговор завела хитрый:
– Атанас сватался к тебе. Представляешь? Такой тихий, так долго о своей любви к тебе рассказывал. Он – хороший человек, отец к нему прекрасно относился, хвалил его. Да и после смерти отца он был близок к нам, поддерживал.
Лиля внимательно выслушала мать и ничего не сказала. Иванке пришлось повторить вопрос:
– Что ответить ему, Лиля?
– Ответь, что я не выйду за него. И не потому, что он плох или не нравится мне. А потому, что он с этим разговором пришел к маме, а не ко мне. А ты, мама, не должна была это все обсуждать с ним. Неправильно это.
Иванка пыталась возражать, но Лиля не стала слушать. Она надулась и не разговаривала с матерью неделю, что при их очень близких и доверительных отношениях было сродни катастрофе.
Теперь Лиля была осторожней. В разговоре она отделывалась полуправдой, особенных подробностей не упоминала, да и вообще старалась обходить стороной эту тему. Она недооценила мать – уже только по этой осторожности Иванка поняла, что между Олегом и Лилей отношения становятся все серьезнее.
Вместо одной недели Олег пробыл в Софии две с половиной и улетал уже в качестве жениха. Более того, улетал он, обсудив все детали скорого свадебного торжества.
Свадьбу Лили и Олега играли в Софии – тетя Иванка по-прежнему «ужасно» себя чувствовала. Впрочем, с приездом родителей Олега она уверенно пошла на поправку. Всю организацию она взяла на себя, Бояровы только и успевали обижаться – им было неловко от этой щедрости будущей сватьи. Олег тоже переживал. Однажды он серьезно поговорил с Иванкой:
– Я так не могу. Я не привык, чтобы на меня, мужчину, тратили деньги. Я – глава семьи и хочу заботиться об этой семье.
Результатом была покупка солидной квартиры в старом благоустроенном районе Софии.
– Здесь всегда жили очень представительные люди, – сказала Иванка, – мы тоже когда-то жили тут. Но потом переехали в этот пригород. Друзья уговорили нас быть поближе к природе.
Олегу нравился и дом, где они собирались жить, и район. Был в нем столичный блеск и в то же время печать времени.
– Эти дома строили еще до войны. Здесь «табачные короли» селились.
Только после свадьбы, месяца через три, Олег с удивлением узнал, что отец Лили занимал высокий государственный пост. И что в семье есть достаток – и пенсия Иванки от государства, и земли, и два очень приличных дома.
– Я даже не подозревал об этом! – воскликнул Олег.
– Видишь ли, наше окружение – это или друзья отца, или его коллеги и соратники. У мамы всего две подруги. Я более общительный человек, и круг людей у меня разношерстный. Хотя…
– Ты окончила университет, ты работала где-нибудь? – как-то, еще в первые дни знакомства, спросил Лилю Олег. Она тогда ответила, что не может, должна быть рядом с матерью. И Олега подкупил такой ответ, он счел Лилю чрезвычайно заботливой дочерью. Но теперь совместная их жизнь показала, что помимо искренней заботы о матери, Лилей движет нежелание работать. Это открытие было горьким, потому что уже спустя очень короткое время Бояров страшно затосковал по московскому драйву и работе.
Его родители волновались.
– Сын, а что твоя работа? У тебя же там проект должен пойти? – спросил Боярова отец.
– Ну… – смутился сын.
Разговор продолжения не имел. Про любовь к Лиле Олег вслух постеснялся сказать, вместе с тем отец затронул болезненную тему. В глубине души Бояров был уверен, что как-то договорится с будущей женой и можно будет совместить нормальную семейную жизнь с работой. Пока же Лиля и слышать не хотела о делах – она жила любовью и предстоящим торжеством. Олег сделал еще пару попыток и отступил – он решил полностью насладиться таким важным моментом своей жизни. «В конце концов, и свадьба не каждый день, и медовый месяц. Почему я не могу спокойно, по-человечески, жениться. Да и остальным – родителям, Иванке, Лиле – это важно», – думал Олег. И еще он про себя решил, что после упорной и нервной работы имеет и средства, и моральное право пожить жизнью сибарита. А жизнь в Софии к этому располагала.
Лиля безумно была рада такому решению – в Москву она не очень хотела. Работать – тоже. После окончания торжеств она с энергией взялась за обустройство дома.
Молодые жили радостно и беззаботно. Приятные хлопоты в новой квартире. Гости к ним и они в гости, небольшое путешествие в Италию, опять гости, вечера на широком балконе за чашкой кофе. Олег смотрел на большой бульвар, на неспешные толпы людей, на этот южный город и сам себе удивлялся – ему, вечно куда-то бегущему, пропадающему допоздна на работе и по вечерам ведущему бесконечные телефонные разговоры, вдруг удалось остановиться и наслаждаться этой непривычной ленивой жизнью. А еще рядом была Лиля – любящая, веселая, вечно что-то придумывающая. Олег смотрел на нее и опять сам себе удивлялся. Скажи ему кто-то, что от начала знакомства до семейного новоселья пройдет чуть больше полугода, он бы только рассмеялся. Бояров в плане личных отношений был очень сомневающимся человеком.
И только звонки из Москвы нарушали эту идиллию. А звонили с работы. Тот самый Сергей Николаевич, который когда-то отпустил его на неделю, через несколько месяцев стал проявлять нетерпение. В Москве Боярова ждали – запускался тот самый большой проект про молодежь. А поскольку Бояров был и генератором этой идеи, и ее вдохновителем, и автором сценария, в Москве с нетерпением ждали его приезда. Бояров тянул время – договориться с Лилей на скорый, пусть и временный, переезд в Москву не удалось. Лиля пускала в ход ласку, слезы, ссылалась на здоровье матери. Бояров отступал – он и сам не очень сейчас хотел окунаться в работу. Что-то завораживающее было в этой его теперешней жизни. И Лилю он любил, не хотел с ней спорить. Так прошел еще месяц, и еще один. Бояров стал работать удаленно – благо связь с редакцией была круглосуточной. Он писал тексты, утверждал ведущих и актеров, отсматривал готовый материал. Однажды поздно вечером позвонил Сергей Николаевич:
– Олег, так продолжаться не может. Ты должен выйти на работу не позднее понедельника.
Бояров глянул на часы – была глубокая ночь. Он посмотрел на Лилю – та спала на своей половине кровати. Олег представил, как он уезжает, а она остается, и ответил:
– Знаешь, я в понедельник не смогу. Если надо – напишу заявление об уходе.
Сергей Николаевич повесил трубку. Бояров уволился, и именно с этой минуты на него навалилась страшная тоска. Словно он потерял что-то такое, что вернуть никогда, ни при каких обстоятельствах уже невозможно. Он почувствовал, как ему стало неинтересно и тоскливо в этом покое. Как раздражают улицы, толпы гуляющих людей, вечные завсегдатаи ближних кафе. «Когда они все работают?!» – неоправданно злился Олег. Он и на Лилю стал злиться.
– Ты должна была поехать со мной в Москву. Там моя работа. Это мое дело, которое я люблю. И люди меня там ждали, – выпалил он однажды за завтраком. Лиля за секунду до этого приставала с вопросом, что приготовить на обед. «Мы же еще не позавтракали, что уж об обеде думать!» – хотел ответить он ей, а вместо этого упрекнул в том, что она пренебрегла его интересами.
– Ну хорошо, если надо, поехали… – нерешительно сказала Лиля, уловив в интонациях мужа нечто непривычное.
– Поздно, – злорадно ответил тот, – я уволился, чтобы сидеть здесь и ничего не делать!
Лиля заплакала.
Они прожили два года. Жили по-разному, тем для разговоров было немного, интересов общих тоже. Олег писал статьи в разные издания, готовил сценарий для документального фильма – надеялся предложить его на телевидении. А еще он стал чаще звонить в Москву – матери, старым друзьям. Он не звонил только на свою бывшую работу – боялся, там догадаются о его сожалениях и подумают, что он нуждается в работе. Он нуждался, но гордость и успешность, которые были всегда рядом с ним, мешали признаться в этом. И однажды он позвонил Суржикову. Позвонил, чтобы пожаловаться так, как никому не жаловался.
– Я задыхаюсь. И бросить ее не могу. И жить здесь мне тяжело, и работать хочу так, чтобы с нуля и до победного конца. Понимаешь, Вадим?
– Понимаю, – ответил тот. Чем мог успокоил, развеселил, рассказал московские новости и сплетни. Когда они закончили разговор, Олег сказал:
– Спасибо тебе. А я тут совсем что-то с ума схожу. Как бы пить не начал.
Суржиков позвонил Олегу через две недели и сказал, чтобы он собирался в Дивноморск, где создается новое телевизионное агентство и туда ищут руководителя. «Молодого, энергичного и не боящегося проблем. Потому что проблемы будут», – добавил Суржиков.
– Неужели ищут? Неужели охотников мало? – поинтересовался Олег.
– Мало охотников. Именно ищут, потому что дураков нет на такое подписаться. Там не только надо сломать старое, там надо создать такое, чтобы людей от экранов за уши оторвать нельзя было. И особый упор надо сделать на новостные программы. Понимаешь, это такой политический проект, но при этом нужно, чтобы обертка у него была самая привлекательная.
– Вылетаю! – только и ответил Олег. Он даже ни минуты не раздумывал. Ему было плевать, что он возвращается не в Москву, не на свой прежний уровень, и для него это в какой-то степени карьерный шаг вниз. Об этом и мысли не было. Он думал о том, что у него будет любимая работа, в которой ждет его масса трудностей.
Семья – Лиля и Иванка – переполошилась. Иванка потребовала, чтобы Олег приехал к ней для разговора. Олег, доселе покладистый и охотно выполнявший все распоряжения болезненной тещи, вдруг заартачился.
– Я не смогу сегодня, и завтра тоже очень много дел. Давайте все обсудим по телефону? – сказал он твердо.
Иванка охнула:
– Я не могу, ты же, Олег, отлично знаешь, у меня от телефонных разговоров поднимается давление.
– Иванка, я вас очень уважаю и люблю, но я не смогу вырваться к вам в ближайшие два дня.
– Скажи, ты правда уезжаешь? В Москву?
Олег улыбнулся про себя. Иванка все отлично знала, Лиля ей сообщила, но сейчас надо было на него, Олега, надавить. И упор будет делаться на то, что возвращается он не в столицу в Останкино, а в небольшой городок.
– Иванка, вы же знаете все. Лиля вам рассказала. Поэтому не будем тратить время. О чем вы хотели поговорить? Чтобы я не уезжал? Но я должен работать. Понимаете, у меня профессия, я ее люблю, у меня отличные программы выходили. Я все оставил ради Лили. Но, вы понимаете, мужчина должен двигаться вперед. Лиля сама через какое-то время обвинит меня в том, что я не добился ничего.
– Ты можешь работать здесь! У нас есть связи. Язык ты быстро усваиваешь.
– Иванка! Мне не нужны связи! Я сам должен всего добиваться! И… понимаете, София – это город прекрасный, но тут не мой ритм! Я не могу жить здесь и ничего не делать. Мне недостаточно сидеть и писать статьи, я должен что-то еще делать, организовывать, двигать, пробивать! Понимаете, я по-другому не смогу. Я честно пробовал. Но не получается. И я надеюсь, что Лиля поедет со мной.
– А… Да, конечно, вы уже говорили с ней? Как же я? Я же остаюсь… – вдруг как-то смутилась Иванка, и Олег понял, что никакие уговоры не заставят Лилю покинуть Софию и уехать в Дивноморск. Она будет говорить про любовь, про семью, будет плакать, уговаривать его остаться, но не поедет с ним.
Бояров попрощался с Иванкой и занялся делами – он созвонился со всеми, кто ждал его приезда в Дивноморск, заказал билеты, позвонил родителям и объявил им о своем решении. Родители отреагировали радостно – они-то чувствовали, что Олегу в последние полгода приходится нелегко. Отец уважительно крякнул, когда Олег рассказал ему детали своей новой работы, и еще больше удивился, когда узнал, что сын будет жить в Дивноморске.
– Это же такой интересный город! И важный сейчас для нас, – заметил отец. Как всякий пенсионер, он следил за политикой и внешней расстановкой сил.
Мать спросила про Лилю. Олегу пришлось выкручиваться и врать – расстраивать мать не хотелось.
– Конечно, она тоже приедет. Но только позже, я же не знаю, где я буду там жить. Конечно, мне предоставят жилье, но надо будет обустроиться там. А вообще ей там будет интересно…
Мать поддакнула, но Олег чувствовал, что ему не особенно верят. Сам же он принял уже решение и менять его не собирался. С какой-то долей обиды он вспомнил реакцию жены на сообщение, что его приглашают возглавить новую телевизионную структуру. Лиля тогда наморщила носик и сказал:
– Знаешь, это же какой-то малюсенький городок, какое там может быть телевидение.
Олег сначала обиделся, а потом сказал:
– Дивноморск очень живой город, в котором кипит жизнь. И телевидение тоже там есть, но мы его сделаем лучше.
Ему хотелось, чтобы жена с ним обсуждала будущее, чтобы она расспрашивала его, чтобы они вместе что-то планировали. Но в этот важный для него момент Бояров остался один. И, слегка расстроившись, он через какое-то время махнул рукой. «Я не могу заставить ее поступать так, как мне хочется, но и дальше подстраивать под нее свою жизнь я не буду», – решил он.
За сборами время пролетело моментально, и вот наступил день, когда Лиля его отвезла в аэропорт.
– Знаешь, я буду ждать тебя! Прилетай в любой момент! – Он поцеловал жену.
Та вздохнула и ответила:
– Конечно, я посмотрю, как мама.
Олег заглянул ей в глаза и все понял – она не приедет, и вся дальнейшая история ей не так уж интересна.
Из Софии Олег прилетел в Москву. Он должен был пробыть здесь несколько дней, посетить руководство, которое в Москве отвечало за организацию телевещания в Дивноморске, оформить необходимые документы и уже поездом выехать на место работы.
Остановился он у родителей, а те безумно рады были его видеть и не могли наговориться. Олегу было совестно, что, пока он жил в Софии, они так мало и редко виделись. Он помнил, как все собирался приехать, потом пригласить родителей к ним с Лилей в новую квартиру, но как-то не получалось, откладывалось, переносилось. А потом родители уже почти не расспрашивали его ни о чем, только про здоровье, и о своих делах рассказывали. «Они не хотели ставить меня в неловкое положение. Думали, что в ответ на расспросы я вынужден буду их пригласить, а я не могу по какой-то причине…» – догадался Олег, и ему стало стыдно. Тайком он купил родителям билеты в Дивноморск и заказал там гостиницу в самом центре города. Уезжать они должны были с разницей в один день – сначала родители, потом Олег.
О том, что они едут отдыхать на две недели на Балтийское море в Дивноморск, он объявил им за сутки до отъезда. Родители растерялись и растрогались. Да так, что отец просто молча гладил его по спине, а мама расплакалась:
– Так мы с тобой там будем? Ох, как хорошо!
– Со мной. Днем я буду на работе, а вечером стану приезжать к вам, и будем гулять по городу или на море. А сейчас собирайтесь! – скомандовал он, растрогавшись сам не на шутку.
Родители кинулись собирать чемоданы, а Бояров поехал на встречу с Суржиковым.
– У меня всего час, – огорченно развел руками Вадим Леонидович, – ученый совет и заседание кафедры.
– Спасибо тебе, Вадим, я там уже подыхал тихо.
– Не за что. Думаю, рано или поздно ты бы сделал какой-то шаг.
– Какой-то, – улыбнулся Бояров, – а благодаря тебе я получил такое интересное место.
– Там тяжело будет. Понимаешь, трудно человеку, поработавшему в столице, привить свои взгляды в провинции. Там сопротивление пассивное, но очень сильное.
– Понимаю. Я постараюсь.
– Да. И еще подумай, на кого будешь опираться. Это очень важный момент. Ты – варяг там. Там твоих людей нет, и они вряд ли появятся. То есть, может быть, кто-нибудь, но связи местные будут сильнее. Ты же можешь уехать в любой момент, а им оставаться. Они будут держаться «своих»… Поэтому сколачивай команду из таких, как ты.
– Ты хочешь сказать, надо из Москвы переманивать?
– Желательно. Таких, борзых.
– А я как-то об этом не подумал, – серьезно отвечал Бояров, – но ты же понимаешь, из Москвы переманить будет сложно. Если люди нацелились на столичную карьеру, с места их не сдернешь.
– Согласен. Надо подумать, – произнес Суржиков.
Они еще немного поговорили, вспомнили общих знакомых и расстались. Олег подумал о том, что давняя дружба с Суржиковым относилась к тем человеческим отношениям, которые не требовали каких-то ярких подтверждений. Она не была ярким, но быстро прогорающим костром, она горела тихо, исправно давая тепло обеим сторонам. «Как давно мы знаем друг друга? Когда же мы познакомились?» – вдруг задумался Бояров. И вспомнил, что Суржиков стал преподавать на кафедре, когда он, Олег, защищал диплом. «Разница в годах у нас небольшая, интересов общих много, а главное, помним, что надо поддерживать другу друга, – с каким-то почти юношеским умилением подумал Олег и тут вспомнил о родителях: – Они, наверное, все чемоданы уже собрали. Господи, как славно, что им – хорошо!»
На этой благостной ноте он покидал Москву.
О том, что у него есть на примете толковая «барышня из наших», Суржиков сообщил по телефону Олегу через пару месяцев.
– Из наших? – не понял Бояров.
– Ну да. Выпускница факультета. Очень умная и толковая. Очень энергичная. Умеет бороться. Характер – отвратный.
Бояров рассмеялся.
– Такие здесь и нужны! – Он уже успел на месте вникнуть в некоторые детали и проблемы.
– Тогда даю твои контакты ей. Жди.
– Спасибо тебе! – сказал Бояров и добавил: – Ты бы приехал, что ли? Тут есть чем заняться. И поговорим обо всем. Я же развожусь, похоже.
– Как? Ты даже не дашь шанса человеку?
– Дал бы, коли приняли. Но, мне кажется, никому не нужен этот шанс.
– Знаешь, я бы еще раз попытался поговорить, – посоветовал Суржиков, который вспомнил свой развод.
– Ну, я буду в Софии по делам на следующей неделе. Попробую.
– Да, вдруг человек уже пожалел, что не поехал с тобой. А признаться в этом сложно… Характеры же у них, понимаешь… Ладно, давай сколачивай команду, если соберусь к тебе, позвоню предварительно. А твой телефон передам моему человеку. Ее зовут Евгения. Фамилия Пчелинцева.
Так Пчелинцева попала в команду к Боярову. В этой команде уже были люди, которые, подогреваемые профессиональным любопытством, желанием сделать карьеру, сменить место жительство, переехать в Москву и заработать приличные деньги, бросили привычные дела, насиженные офисные кресла и теперь вовсю старательно «креативили». Конечно, были дела каждодневного порядка, но в первую очередь Бояров попросил всех коротко изложить свое видение структуры, которую им предстояло организовать.