До сих пор мне казалось, что живая очередь – это тогда, когда тебе говорят:
– Вы последняя? Я за вами.
Однако я глубоко ошибалась.
Через неделю после переезда у входа в домоуправление я увидела настоящую живую очередь. Целая вереница владельцев четвероногой живности ожидала вызова на пастеровский пункт.
В настоящей живой очереди вызывали по порядковому номеру квартиры:
– Квартира одиннадцать – кот Черемшанский.
Укол сделан. Остолбеневшего от испуга кота принимает на руки хозяин.
– Квартира двенадцать – шпиц Гай.
«Да, – решила я, – у кота имя было очень благозвучное, но для дрессировки лучше покороче. Кличка играет важную роль. Вот шпиц Гай – быстро и хорошо».
Пока я об этом раздумывала, подошла моя очередь.
– Квартира пятнадцать – собака Дурова.
– Что? – оскорбилась я.
– Да, да, простите, здесь сказано: кот и собака Дуровы.
– Но ведь у животных есть клички, – возмутилась я.
– Выездную пастеровскую станцию клички не интересуют. Они только замедляют работу. Справка выписывается на фамилию владельца. Человеческим языком объясняю… Следующие! Квартира семнадцать – овчарка Меерсон и легавый Охрименко.
Быть может, и разгорелись бы страсти оскорблённых владельцев, если бы не крики, донёсшиеся со двора:
– Ага, поймал… держу! Теперь его и убить-то мало!
Вскоре в домоуправление вбежали мальчишки и девчонки, а за ними шествовал солидный мужчина, державший за шкирку извивающегося тигристого кота.
– Извините… разрешите… виноват, – протиснулся он вперёд. Дети косяком двинулись за ним.
– Факт налицо! – проронил мужчина, брезгливо опуская кота на стол, и, приподняв шляпу для приветствия, трагически добавил: – Помоечник!
– Одну минутку, сейчас запишем, – привычно ответил инспектор пастеровского пункта.
– Обратите внимание, он пятится от чернил, – испуганно прошептала женщина, пряча под жакет дрожащую крохотную собачонку.
– Да, кот в крови. Теперь скажите, случайность или преднамеренность?
Третий голубь в лапах злодея. – Гражданин обессиленно опустился на стул. – Ведь это бешенство! Я требую немедленного уничтожения кота и изоляции ему подобных из стен нашего нового дома.
При этих словах ряды очереди явно уменьшились.
– Не в наших функциях, – ответил инспектор.
– Люди добрые, тогда что делать? Поймите – закон! Об охране природы! А голубь, – лицо мужчины тотчас приняло ласковое выражение, словно он смотрел на своего ребёнка, – птичка-то какая! Символ мира! – тут он повысил голос и гневно покосился на кота. – Мы должны охранять счастье голубей.
– Дяденька! А вы дайте нам кота, мы его для войны противником сделаем! – азартно подскочил к мужчине один из мальчишек.
– Значит, вы не посодействуете? – снова начал тот, обращаясь к инспектору.
– Но ведь вам же сказали человеческим языком, – устало протянул инспектор. – Право, людям лучше сделали. На дом приехали. А вы спокойно работать не даёте.
– Хорошо. Дети, берите мародёра, он достоин медленной и мучительной смерти.
Разморенный после сытного обеда, кот перешёл в руки мальчишек, и те с воинственными воплями пытались выскочить из домоуправления.
– Нет, стойте, как же так? – не выдержала я.
– Как видите! – отчеканил мужчина.
– Среди них есть ваш сын? – Я преградила детям дорогу.
– Внук, уважаемая! Иннокентий, подойди ко мне, я тебе сколько раз говорил – не ввязывайся в войну.
– Дедушка, но ведь я же выследил кота! – захныкал внук.
– Чтобы это было в последний раз! Следопыт нашёлся! А вам, уважаемая, лучше не вмешиваться, – обратился он ко мне.